"Москва – Филадельфия" - читать интересную книгу автора (Уланов Олег Владимирович)Глава 4Помахав Мальцевым сквозь немытое окно, Олег и Мэри начали размещаться в купе. Поезд уже тронулся, когда к ним зашел запыхавшийся молодой человек с бесцветными глазами навыкате, как у пресноводной рыбы. Буркнув дежурное: — «Добрый вечер», — он закинул на вторую полку свой нехитрый багаж, состоявший из небольшой черной сумки и целлофанового пакета. Затем он вышел в коридор и уставился в окно напротив открытой двери в купе. У Олега с Мэри были нижние места, поэтому Умелов сразу же убрал их вещи под спальные полки. Рассчитавшись с проводницей за бельё, Олег вышел в коридор и поинтересовался у попутчика, будет ли он застилать свою постель сейчас или сделает это позже. Тот посмотрел куда-то мимо Умелова, и сказал, что не будет им мешать, поскольку хочет сначала сходить поужинать в вагон-ресторан. Судя по крепкому винному «выхлопу», исходящему от мужчины, последние несколько часов он принял немалое количество спиртного. Олег подождал, пока Мэри переоденется и, получив от неё условный сигнал, зашел внутрь. Сняв с себя свитер и носки, он лег поверх простыни, потом, чуть ослабив ремень на джинсах, перевернулся на бок. Мэри тоже лежала на боку, укрывшись простыней, поверх которой было байковое одеяло, и глядела на Олега. — А ты почему не раздеваешься, — прошептала она. — Я еще в туалет, наверное, пойду, — так же шепотом ответил Умелов. — Тогда я сплю, — почти беззвучно прошептали её губы. — Спокойной ночи, любимая, — Умелов на несколько секунд крепко зажмурил глаза, показывая ей, как он ее любит. Мэри также моргнула ему в ответ и, перевернувшись к стенке, шумно выдохнула. Олег выключил общий свет. Лежа на спине, он прикрыл глаза согнутой в локте рукой и, расслабившись, погрузился в приятные раздумья о предстоящей встрече с родителями. Под монотонный стук колес мягкая дрема обволакивала сознание, унося тело и душу в таинственный мир сновидений. Умелову снилось, что он рыцарь, лежащий в необычных доспехах, сделанных не из железа, а из каких-то кожаных лоскутов, очень походивших на рыбью чешую. Вот кто-то склоняется над ним, дыша смердящим духом. Может, это дракон? Вот Умелов с трудом тянется к факелу, торчащему из стены над головой. С его помощью можно выхватить из сумрака мерзкую тварь. Когда вместо факела Олег нащупал плафон, до него, наконец-то, дошло, что никакой он не рыцарь, и это всего лишь сон. «Приснится же такое», — подумал он, потянувшись к полке Мэри, чтобы нащупать её руку. Неожиданно Умелов наткнулся на чьи-то колени, обтянутые джинсами. Отдернув руку, он немедленно включил свет над головой. В ногах у Мэри сидел их пьяный попутчик, поверх одеяла оглаживая её ноги. От включенного света Мэри развернулась и интуитивно потянулась руками к сидящему рядом, полагая, что это Олег ласкает ее. Увидев около себя чужого мужчину, она громко вскрикнула и быстро села, убрав ноги о незнакомца. В тот же миг Умелов вскочил со своего места и с силой швырнул мужчину к двери¹. Незнакомец сильно ударился о дверь, едва не снеся ее с направляющих (как только зеркало не разбилось!), и сразу же обмяк. Босиком, в одних джинсах Умелов распахнул дверь и, приподняв незадачливого «Казанову» за пояс брюк, потащил, как тюк с мусором, к туалету. Испуганный крик Мэри остановил его от дальнейшей расправы. Бросив бедолагу посреди коридора, Умелов быстро вернулся в купе, чтобы успокоить любимую. Усадив Мэри на колени, он вдруг почувствовал неимоверную усталость. Как будто он один вмиг разгрузил целый вагон угля. Мэри, всхлипывая, прижималась к груди Олега, а он гладил ее по голове, боясь пошевелиться. Так они просидели почти до самого утра. Незадачливый любитель женских прелестей в купе больше не появился. Каждое утро в поездах по маршруту «Москва — Нижний Новгород» всегда начиналось с одного и того же. После станции «Дзержинск» во всех вагонах поезда начинала звучать музыка, а дежурные проводники обходили купе, чтобы разбудить спящих пассажиров. — Вставайте! Скоро буду закрывать туалеты! Вставайте, — монотонно выкрикивала проводница, идя от одного купе к другому и стуча в пластик двери металлическим спецключом с круглым набалдашником. Умелов резко поднялся и, включив свет, недоверчиво посмотрел на верхнюю полку. Судя по нетронутым вещам и не распакованной постели, незнакомца не было всю ночь. — Маруся! Вставай! — Олег погладил любимую по роскошной копне волос. — Да, да. Сейчас, — промурлыкала она спросонья. Взяв полотенце и зубную щетку с пастой, Умелов выглянул в коридор. У обоих туалетов уже были небольшие очереди. Внимательно изучив одну и другую, Умелов направился к той, в которой было меньше женщин. Через пару минут к нему присоединилась Мэри. Когда подошла их очередь, Умелов пропустил ее вперед, а затем сам быстро умылся и почистил зубы. Вернувшись в купе, он защелкнул за собой дверь, чтобы им можно было спокойно одеться и привести себя в порядок. Присев на дерматиновую поверхность нижней полки, он отодвинул занавеску. За окнами в свете утренних неоновых фонарей мелькал перрон железнодорожной станции «Сортировочная». «Сортировка», — с щемящей тоской подумал Умелов. Когда-то давно в больнице этого рабочего железнодорожного поселка он появился на свет. И где-то там, на одной из маленьких улиц с частными домами, стоящими вплотную друг к дружке, прошли первые месяцы его жизни, когда родители Олега снимали угол у своей родни. — Ты что? — Мэри тронула Олега за рукав, заметив в его глазах неожиданно появившуюся грусть. — Мы сейчас проезжаем место, где я на свет появился. Мэри недоверчиво посмотрела в окно. Там виднелась железнодорожная «горка», опутанная металлическими опорами, светофорами и стрелками. — Поселок с другой стороны путей, — заметив недоумение девушки, пояснил Олег. Открыв дверь купе, он показал на окно в коридоре, за которым мелькали пятиэтажные дома с уже зажегшимися утренними огоньками окон. — Это — «Сортировка». Минут через десять мы уже прибудем. Олег и Мэри с вещами вышли в коридор. Продвигаясь к выходу, Умелов краем глаза заметил их попутчика, воровато наблюдавшего за ними из-за стеклянного окна двери возле туалета. Сурово посмотрев на него еще раз, Умелов продолжил путь к выходу из вагона. Олег назвал таксисту адрес своих родителей. — А мы не рано? Вдруг они еще спят? — робко поинтересовалась Мэри. Умелов удивленно посмотрел на неё. — Ты это серьезно? — Что серьезно? — переспросила Мэри. — Насчет родителей. — Я что-то не так спросила? — А сама ты как думаешь? — Умелов укоризненно покачал головой. — Если бы я даже в два часа ночи приехал, они все равно бы не спали и ждали меня. Повернув на виадуке, машина выехала на Московское шоссе. В этот ранний час широкая улица была практически пустой. Они мчались на такси под желтые мигающие сигналы светофоров. В какой-то момент Мэри показалась, что они едут по какой-то промышленной зоне, потому что с левой стороны дороги тянулся бетонный забор, за которым виднелись обшарпанные стены производственных зданий. — Это — металлургический завод, — пояснил Умелов, глядя в ту же сторону, что и Мэри. — Вот это все — заречная часть города. Здесь сосредоточены почти все промышленные предприятия. А, еще есть нагорная часть. Там находится исторический центр города и Нижегородский Кремль, — продолжил свои пояснения Олег. — Как в Москве? — поинтересовалась Мэри. — Почти. Только раза в два поменьше. После очередного виадука начались родные и знакомые места Олега, где прошли его детство и молодость. Вот с левой стороны мелькнули желтые стены родной школы. А вот забор завода, выпускающего якорные цепи. Въехав на просыпающуюся улицу, такси притормозило около крайнего подъезда кирпичной пятиэтажки. Выгрузив вещи из багажника и рассчитавшись с водителем, Умелов повернулся к дому и картинно поклонился. — Ну, здравствуй, дом родной! Мэри смотрела на его дурачество, не понимая: шутит он сейчас или на самом деле в этом городе так было заведено. На всякий случай, она тоже тихонько поклонилась серому зданию. Пропустив невесту вперед, Умелов шагнул за ней следом в подъезд. Проходя мимо свежевыкрашенных чугунных батарей, расположенных под первым лестничным маршем, Олег вдруг вспомнил, как в далеком подростковом возрасте он стоял здесь в толпе таких же, как и он сам, дворовых друзей и подруг, и грел свои руки не только между чугунными секциями, но и под пальто некоторых особо смелых девчонок. — Куда? — спросила Мэри. — На второй этаж, — Олег прошел вперед и, быстро преодолев последний лестничный марш, поставил сумки на бетонный пол перед металлической дверью. Нажав на черную кнопку звонка, он махнул Мэри, чтобы она быстрее поднималась. Вслед за щелканьем замков дверь распахнулась, выпуская изнутри квартиры яркую полоску света на бетонный пол лестничной площадки. — А вот и мы, — с этими словами Умелов шагнул внутрь квартиры, прихватив тяжелую поклажу. Мэри шагнула следом. Поскольку в крохотной прихожей было не развернуться, Олег прошел чуть дальше, почти до самой кухни. Опустив сумки, он первым делом обнял и расцеловал мать, а потом, пожав руку отцу, тоже притянул его в свои объятия. Развернувшись к смущенной Мэри, он взял ее за горячую ладонь. — Знакомьтесь, это — моя невеста. Её зовут Мария. Или, если хотите, Мария Ивановна. Мэри смущенно вышла вперед. — Здравствуйте, — тихо произнесла она. Первым нашелся отец Олега. Он протянул ей руку и неловко пожал ладонь девушки. — Зрасьте, — в привычной для себя манере поздоровался он. Умелов представил Мэри своего отца: — Знакомься. Это — мой батя, Умелов Виктор Иванович. И, повернувшись к матери, сразу же продолжил представление: — А это — моя мама, Алевтина Ивановна. — Очень приятно, — Мэри протянула женщине руку. — Ну, что ж мы в дверях топчемся, — немного растерянно произнесла Алевтина Ивановна. — Раздевайтесь, проходите. Сейчас завтракать будем. Через мгновение началась привычная суета, которая сразу расставила все по своим местам. Уже через час Мэри казалось что, она знает родителей Олега всю свою жизнь. Как и предполагал Умелов, вместо простого и спокойного общения в кругу своих родителей, начались бесконечные смотрины невесты со стороны его многочисленной родни. К Умеловым почти каждый час либо кто-то звонил, либо кто-то невзначай заезжал в гости. Если учесть, что только у Виктора Ивановича в Нижнем Новгороде проживало четыре родных сестры, то вместе с многочисленными племянниками, племянницами, двоюродными сестрами и братьями, в итоге выходил не один десяток человек. Все они естественно знали, что Умелов приехал к родителям не один, а со своей невестой. Да, не с простой невестой, а американской. Интерес увидеть живую американку пересиливал все нормы приличия. Конечно, все понимали, что Умелов ехал на встречу с родителями, а не с многочисленной родней, но все же… После очередного, как бы случайного, посещения родственниками квартиры Умеловых, Олег серьезно обратился к матери: — Мам, они что — с утра до вечера к нам ездить будут? — Сынок, мы ж никого не приглашали, — попыталась оправдаться Алевтина Ивановна. В дверь снова позвонили. Умелов развел руками, показывая Мэри, что он здесь не причем. Поднявшись с дивана, он поплелся встречать очередного гостя. «Интересно, кого на этот раз принесло»? — думал Умелов, подходя к двери. — О-па, о-па. Срослась та-ра-ра-ра-ра. Вот уж кому век не пропасть! Николай Михайлович Котов собственной персоной! Бабник, гуляка, а по совместительству ещё и муж Катерины, двоюродной сестры Олега по отцовской линии. — Ты не исправим, — Олег подвинулся, пропуская в квартиру шумного гостя. — Привет, журналист столичный! Ну, давай показывай свою жену американскую, — бесцеремонность Котова была его отличительной чертой. За полтора десятка лет, совместно прожитых с Николаем, Катерина хлебнула немало бед. Став женой этого, с виду неприметного, лысого мужичка, она и представить себе не могла, каким неимоверным либидо он обладает. Он волочился за каждой новой юбкой, и первым делом после свадьбы «перепробовал» всех её подруг, от чего Катерина потеряла с ними все контакты. Потом, словно мартовский кот (видимо фамилия все-таки влияет на человека), он стал уходить на несколько дней, раздаривая себя очередным «жертвам» его сексуальной агрессии. Первое время Катерина пыталась с этим как-то бороться. Несколько раз даже уходила к своим родителям. Но всегда возвращалась, потому, что у них с Николаем уже были две маленькие дочки, растить которых в одиночку было тяжело. Но была у сестры и другая причина, тянувшая ее обратно к мужу. Несмотря на то, что Николай разбрасывал свою энергию направо и налево, видимо для Катерины оставалось ещё достаточно, для того, чтобы она чувствовала себя рядом с ним полноценной женщиной. Со временем она смирилась с натурой Николая и стала выжимать из этой ситуации все, что только можно было выжать. Как-то Умелов спросил сестру об их странных отношениях, сказав, что может быть у Николая это какая-нибудь болезнь, и наверняка существуют какие-нибудь медикаментозные способы лечения. На что Катерина совершенно серьезно ответила, что единственный способ остановить этот разгул — просто его кастрировать. Но, поскольку он ей тоже нужен для нормальной женской жизни, то пусть будет все так, как есть. Выслушав сестру, Умелов тогда совсем не понял её. Возможно потому, что он сам был мужчиной, а не женщиной. Судя по последним рассказам его родителей, Катерина сейчас жила вполне нормально. В последний приезд Умелова в Нижний Новгород, почти год назад, он объезжая многочисленную родню, заехал и к ней. Катя была дома как обычна одна, Николай естественно отсутствовал. На вопрос: «где муж?», она ни капли не смущаясь, ответила: — А, членоножка! Гуляет, наверное, где-то. — Почему — «членоножка»? — спросил её Олег. Определение, которое дала Катерина этому слову, Умелов даже записал, чтобы использовать потом в каких-нибудь журналистских материалах. А ответила она просто, но очень точно: — Потому, что у него мозги в члене. Вот куда у него член захочет, туда его ноги и понесут. «Членоножка» — одно слово. Неожиданно вспомнив все это, Умелов снова посмотрел на улыбающуюся физиономию Котова. — Она мне ещё не жена, а невеста. И если увижу, что ты ей какие-нибудь вещи непристойные говоришь, я тебя на изнанку выверну. Понял? — шутливо пригрозил Олег. — Да ты что? Я же воспитанный человек, — не понял юмора Котов. — Ладно, знаю я тебя. Давай проходи в комнату. Олег помог Николаю снять куртку и подтолкнул его вглубь квартиры. — А я ведь не просто так заехал, — Николай хитро подмигнул Умелову, сидящему рядом с Мэри, напротив него. Олег напрягся, предчувствуя неладное. Чего хорошего можно было ожидать от такого гостя? — Давай, не тяни, — Умелов нервно забарабанил пальцами по столу. Котов залез в нагрудный карман пиджака, и вытащил оттуда красочную открытку. — Это тебе, вернее вам, приглашение от крестницы! Олег развернул протянутое ему приглашение и начал читать вслух: — Уважаемые, Олег и Мария! Приглашаем вас на торжественный вечер, посвященный нашему бракосочетанию, который состоится в 18 часов в актовом зале школы поселка Зиновьево. Ирина и Владимир. Уставившись на Котова, Умелов ждал объяснений. — Что так смотришь? Крестница твоя любимая замуж выходит, — снова подмигнул Николай Олегу. — Иринка? — А кто же ещё? — Что же раньше не сообщили? — Умелов посмотрел на родителей. — Да мы сами только два дня назад, как узнали, — виновато призналась Алевтина Ивановна. Все это время Мэри в недоумении смотрела то на Олега, то на его родителей, то на очередного гостя. Она не понимала, о чем они говорили между собой. Что это было за бракосочетание? Увидев её замешательство, Олег снова развернул приглашение и уже в полголоса объяснил Мэри, что Ирина — это его крестница. А по родству она ему — двоюродная племянница, то есть дочь его старшего двоюродного брата Олега. В Филадельфии у Мэри тоже было много родственников, но она, ни разу не сталкивалась с подобными родственными переплетениями. — В общем, нас сегодня на свадьбу пригласили, — резюмировал Олег свои объяснения. Мэри подвинулась ближе к Умелову и чуть слышно прошептала ему на ухо: — Но я ведь там никого не знаю. Олег ответил ей довольно громко: — Ну и что. Я там тоже многих впервые в жизни увижу. Мэри снова вопросительно посмотрела на Олега. — А подарки невесте? — У нас, в России, лучший подарок на свадьбу — это конверт с деньгами. Правильно я говорю? — Умелов посмотрел на родителей. — Это точно, — кивнул Виктор Иванович, впервые за последние полчаса включившись в разговор. — Кстати, заодно посмотришь, как проходят у нас свадьбы. Наверняка иначе, чем в Америке, — сказал Олег решительным тоном, будто все было уже решено. — А, что это за поселок такой — Зиновьево? — обратился он к Николаю. — Это родной поселок жениха в Семеновском районе. Он оттуда родом. Я сам толком не знаю, мне Катерина сказала, что нас в Семенове¹ встретят. Умелов обратился к родителям: — А вам где приглашение? Алевтина Ивановна поднялась и, подойдя к серванту, взяла с полки такую же открытку. — Не беспокойся, сынок. Иринка вчера вместе с женихом заезжала и нам приглашение вручила. Про тебя спросила, а я ей взяла, да и сказала, что ты сегодня со своей девушкой в гости приедешь. Теперь стало понятно, откуда в день свадьбы появилось это приглашение. — А как мы туда доберемся? — снова обратился он к Николаю, предполагая, что он-то точно должен был все знать. — Все просто. Я за вами заеду на микроавтобусе в три часа. Садимся и едем. — Кто ещё поедет с нами? — решил выяснить все подробности Олег. — Никого. Водитель, я с Катюхой и вас четверо. Котов на удивление был лаконичен: — Да, чуть не забыл! Ещё гармошка будет. Умелов знал, что Николай когда-то учился в музыкальной школе по классу толи фортепьяно, толи аккордеона. От тех лет у него сохранился хороший слух и старая гармошка, доставшаяся ему от какого-то предка. И на всех совместных посиделках, свадьбах или иных массовых мероприятиях, где встречалась многочисленная умеловская родня, Коля Котов был душой компании. Веселым балагуром, гармонистом, бабником и скабрезным шутником. |
||
|