"Тайны ушедшего века. Власть. Распри. Подоплека" - читать интересную книгу автора (Зенькович Николай)

Глава 19 БЫЛА ЛИ АЛЬТЕРНАТИВА ГОРБАЧЕВУ?

Не утихают и, наверное, еще долго будут кипеть страсти вокруг обстоятельств, связанных с избранием последнего в истории КПСС генсека. Интерес к тем дням обостряется всякий раз, когда в России начинаются предвыборные кампании. Честолюбивые молодые политики тщательно изучают яркие карьеры, восхищаясь феноменом Горбачева. Скромный периферийный работник, и вдруг такой невиданный взлет!

Одни, благодаря версии, запущенной Борисом Олейником, считают, что без оккультных сил здесь не обошлось, другие видят длинную руку Ватикана, третьи — масонский вселенский сговор.

Закономерен или случаен рывок Горбачева к вершинам власти? Были ли другие претенденты на этот пост, позволявший бесконтрольно править самой большой в мире державой?

«Сов. секретно. Экз. единственный. Рабочая запись»

Генеральный секретарь ЦК КПСС, Председатель Президиума Верховного Совета СССР Константин Устинович Черненко скончался 10 марта 1985 года в 19 часов 20 минут в Центральной клинической больнице 4-го Главного управления при Министерстве здравоохранения СССР.

Пришедшие в его кабинет за документами сотрудники ЦК остолбенели. Все говорило о крайней степени деградации недавнего хозяина. Вместо секретных бумаг в личном сейфе генсека обнаружили пачки денег. Ими были заполнены и ящики письменного стола. Паркет, на котором возвышалось опустевшее кресло, был заплеван до невероятной степени — видно, восседавший в нем мог дышать из-за душившей его астмы только постоянно прочищая носоглотку.

Для срочно вызванных в Кремль членов высшего партийного руководства весть о кончине генсека не была неожиданной. Все видели неотвратимость третьих похорон. Черненко был так плох, что без посторонней помощи не мог передвигаться. А потом и вовсе слег, и пришлось в больничной палате сооружать декорацию избирательного участка, куда будто бы прибыл генсек, чтобы опустить в урну бюллетень.

Собравшиеся по вызову поднимались на третий этаж старого кремлевского здания Совета Министров. Там, еще при Брежневе, был устроен кабинет генерального секретаря и большой зал для заседаний Политбюро. Леониду Ильичу больше нравилось сидеть здесь, чем в здании ЦК на Старой площади. Брежневскую традицию не нарушали ни Андропов, ни Черненко.

Обсуждая порядок предстоящих похорон, партийные патриархи не подозревали, что в недрах истории России растворялась еще одна эпоха. Всходила звезда человека, которому суждено будет поставить в этом деле жирную точку.

Однако такое тогда не могло прийти ни в одну даже самую дерзновенную голову. Осанну Горбачеву пели как многомудрые престарелые члены Политбюро, так и молодые секретари ЦК. Рассекреченный документ с грифом «Сов. секретно. Экз. единственный. Рабочая запись», хранившийся в святая святых — архиве Политбюро — доносит до нас атмосферу, в которой проходило обсуждение кандидатуры на пост генсека.

Формально их избирали на партийных пленумах.

И только ХХVIII съезд изменил многолетнюю традицию — генсека и его заместителя решено было короновать на съездах. Однако на самом деле все решало Политбюро. Одиннадцать самых недоступных, самых таинственных кремлевских небожителей выдвигали из своей среды очередного выдающегося ленинца.

После сообщения Чазова о диагнозе болезни, которая привела Черненко к смерти, приступили к обсуждению вопроса о Генеральном секретаре ЦК КПСС.

Первым взял слово Громыко:

— Скажу прямо. Когда думаешь о кандидатуре Генерального секретаря ЦК КПСС, то, конечно, думаешь о Михаиле Сергеевиче Горбачеве. Это был бы, на мой взгляд, абсолютно правильный выбор.

Обосновывая свое предложение, старейший партийный патриарх отметил важнейшие черты выдвинутой им кандидатуры. Первое — это неукротимая творческая энергия, стремление сделать больше и сделать лучше. Второе — у Михаила Сергеевича никогда не превалируют взгляды личного свойства, у него всегда на первом плане интересы партии, интересы общества, интересы народа. И третье — Горбачев обладает большим опытом партийной работы.

Глава правительства Тихонов:

— Мнение мое безоговорочное: человеком, который годится быть Генеральным секретарем ЦК КПСС, является Михаил Сергеевич Горбачев.

Руководитель Московской городской парторганизации Гришин:

— Мы сегодня решаем исключительно важный вопрос. Речь идет о продолжении дела партии, о преемственности руководства. Генеральный секретарь ЦК — это человек, который организует работу Центрального Комитета. Поэтому на таком посту должно стоять лицо, которое отвечает высоким требованиям.

Вы насторожились, читатель? Преамбула вполне отвечает роли, которую народная молва отводит главному конкуренту Горбачева. Как в воду глядел Гришин, произнося вещие слова о продолжении дела партии и преемственности руководства. Неужели предвидел?

Но и он закончил на мажорной ноте:

— На мой взгляд, Михаил Сергеевич Горбачев в наибольшей степени отвечает тем требованиям, которые предъявляются Генеральному секретарю ЦК. Это широко эрудированный человек. Он окончил юридический факультет Московского университета и экономический факультет сельскохозяйственного института. У него большой опыт партийной работы. Поэтому, я думаю, что у нас нет и не может быть другого предложения, кроме предложения о выдвижении М. С. Горбачева для избрания на пост Генерального секретаря ЦК КПСС. Что касается нас, то мы каждый на своем посту будем активно его поддерживать…

Вопрос преемственности руководства, судя по документу, беспокоил и Романова. Однако вопреки ожиданиям, навеянным все той же народной молвой, приписывавшей Романову роль соперника Горбачева, в рабочей записи заседания Политбюро не содержится даже намека, подтверждающего эту распространенную в народе версию. Наоборот, Романов заявил, что именно Горбачев является тем единственным среди них человеком, который способен полностью обеспечить преемственность руководства в партии.

Кунаев:

— Как бы здесь не развернулось обсуждение, коммунисты Казахстана будут голосовать за избрание Генеральным секретарем ЦК КПСС Михаила Сергеевича Горбачева…

Пономарев:

— Для такого поста исключительно важна теоретическая подготовка человека, его идейная выдержанность, его умение поддерживать связи с массами. Всеми этими качествами в полной мере владеет Михаил Сергеевич Горбачев…

Кузнецов:

— Полностью поддерживаю предложение, которое внесено сегодня на заседании Политбюро… Мы желаем Михаилу Сергеевичу Горбачеву больших успехов…

Демичев:

— Уверен, что мы делаем сегодня совершенно правильный выбор…

Что касается молодых членов партийного руководства, то они выдавали такие заливистые трели — впору самым голосистым соловьям.

Лигачев:

— Михаил Сергеевич Горбачев, несомненно, обладает всеми чертами крупного политического деятеля… Его выдвижение вызовет чувство гордости в нашем народе, поднимет авторитет Политбюро ЦК КПСС.

Рыжков:

— Я считаю, что мы сегодня принимаем совершенно правильное решение. М. С. Горбачев хорошо знает вопросы общей экономики. Это исключительно важно для Генерального секретаря ЦК КПСС… Мы, Михаил Сергеевич, будем всегда вашими верными помощниками.

Долгих:

— Я целиком и полностью согласен с товарищами, внесшими предложение о выдвижении кандидатуры М. С. Горбачева на пост Генерального секретаря ЦК КПСС. Все мы едины в том мнении, что у него за плечами не только большой опыт, но и будущее…

Выступили также Соломенцев, Алиев, Воротников, Чебриков, Шеварднадзе, Зимянин, Капитонов, Русаков. И каждый привносил в коллективный портрет генсека свою черточку. Кто отмечал «острый аналитический ум», кто «огромный и разносторонний опыт», кто «скромность и простоту».

Выслушав дифирамбы в свой адрес, Горбачев сказал, что воспринимает все слова с чувством огромного волнения и переживания. Он отметил: самое главное и самое важное состоит в том, что заседание Политбюро проходит в духе единства.

— Нам не нужно менять политику, — произнес Горбачев. — Она верная, правильная, подлинно ленинская политика… Заверяю вас, что я сделаю все, чтобы наладить нашу дружную работу…

Вы удивлены, читатель? Разочарованы? Получается, что не было никакой борьбы за пост генсека? И то историческое заседание Политбюро, оказывается, прошло в обстановке единства и сплоченности? А как же разговоры насчет Гришина и Романова, которых якобы прочили на место скончавшегося Черненко, насчет яростной борьбы, о которой рассказывал Лигачев на XIX партконференции в 1988 году?

Судя по совершенно секретному документу, исполненному в одном экземпляре, ничего подобного на Политбюро не происходило. Так ли это?

Вот и верь после этого документам!

У русского человека неистребима святая вера в документ. Особенно в архивный. А если он имеет гриф секретности, да еще пометку, что исполнен в единственном экземпляре, да еще касается переломных моментов, связанных с переменой власти в Кремле, — замри и ляг!

Увы, абсолютно объективных документов не бывает. Их тоже сочиняют люди. И нередко в угоду сиюминутной политической ситуации. Как запоминающе выразился один современный философ, абсолютно беспристрастна лишь таблица умножения, но и в ней одни любят четные числа, а другие, наоборот, нечетные.

Политика, конечно, несколько сложнее, нежели таблица умножения. В этом убеждаешься при внимательном прочтении документа, от грифов которого захватывает дух.

Итак, выслушав своих соратников, Горбачев подвел итоги обсуждения первого вопроса:

— Здесь высказались все присутствующие члены Политбюро, кандидаты в члены Политбюро и секретари ЦК. Поэтому, насколько я понимаю, мнение ваше единодушное, и мы можем выйти на Пленум ЦК КПСС, который откроется через 30 минут, с единой рекомендацией.

«Который откроется через 30 минут…». Прошу обратить внимание на эту деталь, свидетельствующую, что заседание Политбюро проходило за полчаса до пленума. На документе стоит дата проведения Политбюро — 11 марта 1985 года.

— Правильно, — одобрили члены Политбюро заключительные слова Горбачева.

— Видимо, будет целесообразно, учитывая, что А. А. Громыко выступил сегодня первым, поручить ему внести одобренное Политбюро предложение на рассмотрение Пленума ЦК КПСС, — сказал Горбачев.

И снова рабочая запись заседания фиксирует одобрительные возгласы членов Политбюро:

— Правильно, можно это поручить Громыко.

После принятия постановления по первому вопросу, перешли к обсуждению второго — о внеочередном Пленуме ЦК КПСС. Сообщение Горбачева в рабочей записи имеет такой вид:

— Есть предложение созвать внеочередной Пленум ЦК КПСС 11 марта 1985 года. На рассмотрение пленума внести один вопрос — об избрании Генерального секретаря ЦК КПСС. Я думаю, мы сделаем таким образом: рассмотрим все подготовленные организационные вопросы до начала пленума, а в 17 часов начнем пленум в зале заседаний пленумов ЦК. К этому времени, я думаю, все участники пленума смогут прибыть в Москву.

Вы что-нибудь понимаете, читатель? Если заседание проходит 11 марта, а именно эта дата стоит в документе, то как можно вносить предложение о созыве внеочередного пленума… тоже 11 марта? К тому же при обсуждении первого вопроса Горбачев сказал, что пленум откроется через 30 минут, и в оставшиеся полчаса предлагает рассмотреть все подготовительные организационные вопросы и полагает, что за это время, т. е. за 30 минут, в Москву смогут прибыть все участники пленума.

Здесь явно что-то не так. Ощущение абсурдности усиливается при ознакомлении с обсуждением третьего пункта повестки дня — об организации похорон Черненко. В документе зафиксированы произнесенные Горбачевым следующие слова:

— Вносится предложение передать извещение по телевидению и радио 11 марта в 14 часов и опубликовать в печати 12 марта…

Позвольте, спросит внимательный читатель, как можно назначать время оповещения страны о кончине главы государства на 14 часов, если известно, что этот вопрос обсуждался не ранее 16.30 того же дня?

В самом деле, как такое могло случиться? Ответ один: заседаний Политбюро было несколько, и проводились они в разное время. А документ составили один, второпях не обратив внимания на нестыковку и прочие несуразности.

Значит, было что скрывать? Схватка все-таки имела место? А слащаво-сиропная рабочая запись — для истории, для потомков: вот, мол, как любили Михаила Сергеевича уже тогда, единственного и неповторимого?

Что было в Ореховой комнате

Высшее партийное руководство в Советском Союзе было трехступенчатым.

Людьми нижней, третьей ступеньки являлись «рядовые» секретари ЦК — не члены и не кандидаты в члены Политбюро. На 10 марта 1985 года, когда скончался Черненко, их было пятеро — Зимянин, Капитонов, Лигачев, Русаков и Рыжков.

Вторую ступеньку составляли кандидаты в члены Политбюро. Во время описываемых событий их насчитывалось шестеро: секретари ЦК КПСС Долгих и Пономарев, грузинский руководитель Шеварднадзе, министр культуры Демичев, первый заместитель Председателя Президиума Верховного Совета СССР Кузнецов, председатель КГБ Чебриков.

Десять человек относились к людям первой ступеньки. Членами Политбюро были два секретаря ЦК — Горбачев и Романов, три местных партийных лидера — Гришин, Кунаев и Щербицкий, председатель КПК Соломенцев, премьер Тихонов, его первые замы Алиев и Громыко (последний одновременно и министр иностранных дел), председатель Совмина России Воротников.

Эта десятка во главе с генеральным секретарем и была той могучей кучкой, которая определяла все стороны жизни шестой части земного шара. Менялся ее состав, но роль оставалась неизменной. Как и ритуал, заведенный с незапамятных времен.

Люди второй и третьей ступенек — кандидаты в члены Политбюро и секретари ЦК — строго блюли ранжир и собирались в «предбаннике». Так молодые называли между собой официальную приемную перед залом заседаний Политбюро на третьем этаже здания Совмина в Кремле. По другую сторону «предбанника» располагалась так называемая Ореховая комната, где отдельно — опять же по ранжиру! — собирались только члены Политбюро. Эта комната получила такое название потому, что была обставлена мебелью из орехового дерева. Она разделяла зал заседаний и кабинет генсека.

Первыми места в зале заседаний занимали лица второй и третьей ступенек. Нередко им приходилось ждать появления священного ареопага довольно долго. Обычно перед началом заседания генсек заходил в Ореховую комнату, и именно там происходило главное обсуждение вопросов. Договорившись наедине, святейшая десятка во главе с генсеком направлялась в зал заседаний, где томились в ожидании младшие коллеги. Люди второй и третьей ступенек вставали и, как с юмором рассказывал Рыжков, две «команды» вежливо здоровались за руку — каждый с каждым, как футболисты на поле перед игрой. Наверное, Николай Иванович прав: со стороны эта сцена выглядела забавно…

Так было и в тот раз. Вызванные по тревоге кандидаты в члены Политбюро и секретари ЦК толкались в «предбаннике», ожидая, когда их пригласят в зал заседаний. Это зависело от тех, кто скрылся за дверью Ореховой комнаты. Время тянулось мучительно медленно. Томящиеся в «предбаннике» понимали, что в Ореховой комнате решается судьба страны.

Наконец им сказали, что можно заходить. Прошло еще несколько минут, и дверь Ореховой комнаты распахнулась. Первым стремительно вышел Горбачев. За ним гуськом шествовали старцы, пергаментные лица которых были непроницаемы. Обмен ритуальными рукопожатиями, и члены Политбюро заняли свои места. Одно оставалось свободным — Щербицкого, который находился с визитом в США. Его место будет пустовать и 11-го, когда Политбюро вновь соберется накануне открытия пленума. Нет, пустовали все-таки два кресла. По уточненным данным, не успел приехать и Кунаев. Свою пламенную речь в поддержку кандидатуры Горбачева он произнесет назавтра, 11-го.

В председательское кресло между тем по-хозяйски уселся Горбачев. Он и начал заседание, которое, как мы знаем из рассекреченной рабочей записи, приступило к обсуждению кандидатуры генерального секретаря.

Поразительное единодушие, которое проявили присутствовавшие в отношении Горбачева, наверное, сначала было достигнуто узким кругом членов Политбюро, собравшихся накануне в Ореховой комнате. Они вошли в зал заседаний с единственной кандидатурой. Были ли другие мнения, когда партийные патриархи одни вырабатывали общую позицию?

По одной из версий, разногласия между старцами возникли еще на стадии обсуждения вопроса о похоронах Черненко. По традиции председатель комиссии по организации похорон очередного скончавшегося генсека автоматически становился его преемником. И вот, к изумлению Горбачева, поднялся Гришин и предложил Тихонова:

— Они с Константином Устиновичем были очень близки.

— Разумное предложение, — якобы поддержал Романов.

Согласно закивали головами и другие старики. Горбачев вынужден был ставить вопрос на голосование, и в этом раунде проиграл. Большинство подняли руку за 79-летнего премьера.

Но положение можно было еще спасти. Необязательно каждый раз слепо следовать традиции, установившейся с похорон Брежнева, когда Андропов, возглавивший комиссию по похоронам Леонида Ильича, занял его пост, а потом точно так же произошло с ним самим и сменившим его Черненко. Шанс выиграть еще был, и им не преминул воспользоваться Громыко. Своим известным всему миру еще со времен Сталина глуховатым голосом Андрей Андреевич рекомендовал избрать генсеком молодого и здорового Горбачева.

— Михаил Сергеевич фактически полтора года руководит страной, — якобы сказал Громыко. — И вообще, мы, старики, свое отруководили. Надо давать дорогу молодым.

Громыко вроде удалось убедить коллег, чтобы и они изменили мнение в пользу Горбачева. Передал ему свои полномочия и Тихонов. Объяснение неожиданным симпатиям, которыми воспылал к Горбачеву один из самых старых членов советского руководства, найдут… в родственных связях. По Москве одно время гуляла прелюбопытнейшая бумаженция о тщательно скрываемом родстве среди партийно-государственной верхушки. В оном сенсационном документе утверждалось, что Громыко и Горбачев приходятся родственниками по линии своих взрослых детей.

Существует и вторая версия, представляющая собой вольный пересказ передаваемой из уст в уста одной из первых политических биографий Горбачева, написанной индийским журналистом. Ее мало кто читал, но пересказывали все. Переведенная на русский язык в 1986 году, она предназначалась для узкого круга руководящего состава. Каждый ее экземпляр был пронумерован и рассылался по специальному списку.

Интерпретация событий на Политбюро выглядела там следующим образом. Кто-то из старейших членов высшего партийного руководства предложил на пост генсека первого секретаря МГК Гришина. Однако с этой кандидатурой не согласился председатель КГБ Чебриков:

— Гришин связан родственными узами с семьей Берии. Как воспримут партия и народ генсека, чьим родственником является столь зловещая личность?

Гришин заявил самоотвод. И предложил избрать генсеком Романова. Минутное замешательство. И чей-то спасительный голос:

— Тоже не выход. У Романова непопулярная фамилия — царская. Народ не поймет. Пойдут смешки, анекдоты…

И тут поднялся Громыко, доходчиво показавший, что, кроме Горбачева, кандидатуры нет. Ко всему прочему, его знают и за границей. Поездки в Англию, Канаду, Италию произвели благоприятное впечатление. Особенно в Англию. С легкой руки индийского журналиста пошла гулять его хлесткая фраза о том, что Горбачев, взяв в компанию собственную жену (неслыханное дело!), совершил в декабре 1984 года паломничество в Лондон к Маргарет Тэтчер, где успешно, по мнению этой более чем разборчивой невесты, прошел «смотрины» на роль потенциального жениха для Запада. Молодой, контактный, хорошо улыбающийся Горбачев выгодно смотрелся на фоне сутулых, бесцветных, тоскливых соратников по Политбюро.

Мог ли разговор на Политбюро получить именно такой оборот? Вполне, если бы не одно обстоятельство — Чебриков. Он ведь в ранге кандидата в члены Политбюро пребывал, следовательно, по этой причине не мог принимать участия в узких совещаниях руководящей десятки. Однако знающие люди утверждают, что Чебриков — единственный из кандидатов в члены Политбюро, который в порядке исключения заседал наравне с «полными» членами. Слишком большой властью обладал глава спецслужб, чтобы его игнорировать.

И, коль уж зашла речь о КГБ, мнение которого всегда имело определяющее значение, не обойтись без свидетельства генерала М. С. Докучаева, занимавшего в ту пору пост заместителя начальника 9-го управления КГБ СССР — знаменитой «девятки», обеспечивавшей безопасность высших партийных и государственных деятелей страны и в силу этого посвященный в самые сокровенные тайны власти.

— В день смерти Черненко состоялось заседание Политбюро, — рассказывает Михаил Степанович, — на котором решалась судьба Горбачева. С предложением о выдвижении на пост Генерального секретаря ЦК КПСС первым тогда выступил Романов и, согласно завещанию Черненко, выдвинул кандидатуру Гришина. После этого встал Громыко и заявил, что хватит нам гробы носить и пора выдвигать молодые кадры с перспективой на ближайшие десять и более лет. Он настоял на кандидатуре Горбачева, который большинством в один голос и был рекомендован на пост генерального секретаря.

Обычный дворцовый переворот?

М. С. Докучаев, авторитетный человек из «девятки», утверждает: вопрос о новом генсеке рассматривался в день кончины Черненко. Константин Устинович скончался 10 марта в 19 часов 20 минут. Об этом свидетельствует и главный кремлевский врач Чазов:

— Помню, что уже темнело, когда я позвонил Горбачеву на дачу, так как это был выходной день, и сообщил о смерти Черненко. Он был готов к такому исходу и лишь попросил вечером приехать в Кремль на заседание Политбюро, чтобы рассказать о случившемся. Был поздний вечер, когда я поднимался на третий этаж известного здания в Кремле… Охрана была, видимо, настолько удивлена моему сосредоточенному виду и появлению в столь неурочный час, что даже не проверила пропуск…

Рыжков называет точное время начала заседания Политбюро — 22.00, воскресенье, 10 марта. Это время, когда обе «команды» поприветствовали друг друга рукопожатиями и заняли свои места в зале заседаний. «Полные» члены Политбюро, как мы знаем, совещались в Ореховой комнате еще раньше. Значит, нового генсека избирали через два часа после кончины предшественника. Побит рекорд марта 1953 года, когда Берия, Маленков и Хрущев делили портфели у неостывшего еще тела Сталина?

По некоторым сведениям, в Ореховой комнате предпринимались попытки отложить решение вопроса о генсеке. Кто-то из стариков, стараясь выиграть время, прошамкал, что сейчас неподходящий момент для выборов и что хотя бы для приличия следует подождать похорон, назначенных на среду, 13 марта.

И тут якобы снова положение спас Чебриков, заявивший, что выборы генсека — не узкопартийное дело, что генсек еще и председатель Совета обороны страны. Нельзя оставаться без верховного главнокомандующего.

Рыжков, возвращаясь к тем минутам, когда они взволнованно толклись в «предбаннике», с нетерпением поглядывая в сторону Ореховой комнаты, тоже вспоминает:

— Кто-то спросил неуверенно: не слишком ли быстро собираемся, может, стоит хотя бы из приличия выждать денек? А кто-то ответил: нельзя терять ни минуты, надо такие вопросы решать с ходу, промедление смерти подобно…

Восстанавливая ныне подробности того воскресного вечера, нельзя не восхищаться Горбачевым. Операция была проведена блестяще! Он не потерял впустую ни одной минуты! Железо куют, пока оно горячо. У его соперников не было времени, чтобы обсудить ситуацию и сговориться. От последнего вздоха Черненко до начала выборов нового генсека прошло всего два часа! Срок невероятный, если учесть, что было воскресенье, вечер, члены Политбюро спокойно проводили выходной на дачах. Пока собрались, пока приехали в Кремль, пока поднялись на третий этаж. Они не успели даже словом обмолвиться между собой, не говоря о большем.

Не прояви Горбачев невиданную оперативность, кто знает, как бы все обернулось. Не зря многомудрые старцы настаивали на переносе обсуждения вопроса, взывая к совести, к соблюдению правил приличия. Однако власть слишком серьезное дело, чтобы опытные политики обращали внимание на подобные мелочи.

Рвался ли Горбачев на кремлевский Олимп? Судя по составленной для потомков рабочей записи того судьбоносного заседания Политбюро, — нет. А в действительности?

— Он никого не видел на посту генсека, кроме себя, — говорит бывший член его команды Рыжков. — Внешние атрибуты власти всегда радовали Горбачева… Он любил быть первым и умел им быть. Телевидение впоследствии многократно и подробно показывало всем и каждому эту его черту характера.

В последнее время опубликовано достаточно много свидетельств закулисной работы по подготовке замены Черненко, угасавшего на глазах. Кроме осмеянных поползновений Гришина, неожиданно начали возникать детали, уже не косвенно, а прямо подтверждающие участие Горбачева в подготовке к решающей схватке за власть.

Однажды Рыжков, по его словам, не выдержал и поделился с Горбачевым своим тайным желанием — уйти со Старой площади снова на производство.

— Ни в коем случае не торопись, — сказал он Рыжкову доверительно, будто знал нечто такое, о чем Рыжков и не подозревал. — Найдем способы продолжить нашу работу. Кто ею займется, если не ты?

Николаю Ивановичу показалось, что Горбачев предчувствовал третьи похороны. Позже станет ясно, что это было не предчувствие, а достоверное знание, основанное на информации о состоянии здоровья Черненко. Эту информацию регулярно поставлял главный кремлевский врач Чазов. В силу сложившейся традиции здоровье генсека считалось государственной тайной особой важности, и, благодаря Чазову, Горбачев был единственным человеком в руководстве, посвященным в эту тайну, что, безусловно, давало большие возможности для маневров по сравнению с другими соперниками.

И когда Лигачев на XIX партконференции в июне 1988 года назвал те мартовские дни тревожными, что могли быть абсолютно другие решения, он был прав. И не зря он сказал, что «единственно правильное решение» было принято благодаря не только твердой позиции, занятой членами Политбюро Чебриковым, Соломенцевым и Громыко, но и большой группы секретарей обкомов, считавших, что второго Черненко партии не пережить. Победа Горбачева стала во многом возможной благодаря поддержке Лигачева, который, исходя из ленинского постулата о том, что промедление смерти подобно, немедленно приступил к срочному вызову членов ЦК в Москву и их соответствующей обработке.

Многие из них вылетели в столицу в ту же ночь. В аэропортах их встречали люди Лигачева, по дороге в гостиницы проясняли обстановку. Потом с каждым из них Егор Кузьмич беседовал лично. Оперативность потрясающая: от последнего вздоха Черненко до единогласного избрания Горбачева на пленуме прошел всего 21 час. И это — с учетом огромных расстояний, которые пришлось преодолеть периферийным лидерам. Не обошлось, разумеется, и без привлечения военных самолетов.

И куда подевалась решительность в 1991 году?

Сторонники и соперники

Как назвать то, что произошло в марте 1985 года, — революцией, которую ждали и с ликованием восприняли люди, или очередным дворцовым переворотом?

Ответ на этот непростой ответ могут дать откровения бывшего президента Франции Жискара д'Эстена:

— В разговоре наедине Герек сказал мне по секрету следующее. Хотя Брежнев еще достаточно здоров, но уже начинает подыскивать себе замену, что совершенно естественно. Думаю, вам полезно будет знать, кого он наметил. Разумеется, это должно остаться между нами. Речь идет о Григории Романове. Он еще молод, но Брежнев считал, что Романов успеет набраться опыта и что он самый способный человек.

Прочитав эти строки, многие недоверчиво улыбнутся: как же, о Романове мы наслышаны. Одна свадьба дочери с посудой из Эрмитажа чего стоила. Наберитесь терпения, послушайте мнение непредвзятого свидетеля:

— Эта информация воскресила в моей душе одно воспоминание — мой визит в Москву в июле 1973 года. Глава советской делегации Кирилин организовал в нашу честь традиционный завтрак, на который был приглашен ряд высоких советских руководителей. Один из них поразил меня своим отличием от остальных, какой-то непринужденностью, явной остротой ума. Он выделялся на общем сером фоне. Я спросил, кто это такой и, вернувшись в посольство, записал: Григорий Романов.

А дальше экс-президент Франции сообщил нечто вообще из ряда вон выходящее:

— Когда на смену Брежневу пришел Андропов, я понял, что в системе произошел какой-то сбой и к власти пришел не тот, кто намечался. А когда четыре года спустя Михаил Горбачев, придя к власти, положил конец и так уже ограниченным функциям Романова, я сказал себе, что его поступок объясняется желанием устранить одного из тех, кто мог стать его потенциальным соперником в сложном и рискованном по своим результатам процессе модернизации Советского Союза.

Деликатный француз прямо не называет ни особенностей характера советского лидера, ни способов, которыми он устранял соперников. Жискар д'Эстен поведал лишь о своей беседе с шахом Ирана, который задумал нечто подобное горбачевской перестройке — превратить Иран в третью мировую военную державу. Французский президент сказал тогда иранскому коллеге, что его страна не готова еще для подобного рывка, что она аграрна и бедна, и если он попытается подтолкнуть этот процесс, то невольно подготовит революцию. «Но у меня нет времени, — воскликнул шах, — модернизация Ирана моя задача, и я исполнен решимости ее осуществить».

Параллель с Горбачевым угадывается легко, не так ли? У него тоже не хватало времени, он гнал и гнал лошадей. Знаете, что сказал д'Эстен шаху Ирана? Что эволюцию нации невозможно подчинить личному графику. Однако шах умного совета не послушался, а чем закончилась его попытка модернизировать Иран, хорошо известно.

Горбачев тоже стремился подогнать историю под свою биографию, поэтому его попытка в одночасье модернизировать такую гигантскую махину, как наша страна, закончилась гигантской катастрофой — гибелью государственности. Впрочем, это уже другая тема.

Кто же был тот таинственный альтернативный кандидат, факт существования которого подтвердил Горбачев на XIX партконференции, поддержав выступление Лигачева о тревожных мартовских днях 1985 года?

Романов? Он отвечал в ЦК за оборонно-промышленный комплекс, до того тринадцать лет был партийным наместником в Ленинграде. Романова представляют сторонником неосталинизма и имперства. Всем своим поведением он демонстрировал эффективность, оправданность и необходимость командно-административных методов руководства. Горбачев на восемь лет был моложе своего соперника, и в силу этого многое воспринимал по-иному, хотя и мечтал о реформах, но о весьма скромных, экономических, частично памятных ему с бурных хрущевских времен. На большее он не замахивался. Резкость и даже жесткость Романова острее выглядела на фоне уклончивости и покладистости Горбачева. Карьера давалась Романову тяжкими трудами, и баловень судьбы Горбачев, легко сходившийся с людьми, обладавший умением столь же легко вести любой диалог на любую тему, вызывал естественную неприязнь. С другой стороны, можно себе представить, какие чувства овладевали приземистым, плотным, эдаким симпатичным колобком-провинциалом, прожившим двадцать лет в пыльном Ставрополе с единственной асфальтированной улицей, без канализационной системы, когда он ловил на себе насмешливые взгляды соперника, тринадцать лет властвовавшего над городом старинных дворцов, центром русской культуры и науки. Раздражение было обоюдным.

Гришин? Горбачев, как и все провинциальные секретари, недолюбливал руководителя Московской парторганизации, работавшего, как они полагали, в привилегированных условиях, привыкшего получать все, что захочет, реальной жизни за пределами кольцевой автодороги не знавшего. Оскомину набило постоянное — в течение пятнадцати лет! — восхваление МГК, который всегда ставили в пример провинции. Горбачев не мог не насторожиться из-за возросшей активности Гришина, о чем свидетельствовали и знаменитые телекадры с полумертвым Черненко, возле которого парил самоуверенный московский партсекретарь. Очевидцы утверждают, что Горбачев тогда сильно нервничал — ведь Гришин был хозяином Москвы. Поговаривали, что он имел чуть ли не готовый список нового Политбюро и нового распределения ролей.

Кто был в действительности альтернативным кандидатом, остается тайной. Ни один из «бывших» не приоткрыл даже ее краешка. Догадки можно лишь строить по дальнейшей судьбе тогдашних партийных патриархов. Те, кто получил повышение, правда, недолговременное — Громыко, Чебриков, Соломенцев — естественно, были сторонниками Горбачева. Ну, а двое из стариков, временно оставшихся в составе Политбюро, подверглись такому остракизму, что сомнений в подоплеке травли не оставалось.

Правильно, эти двое — Гришин и Романов. Только теперь становится ясно, что та кампания была отголоском борьбы за верховенство в ЦК. Не подтвердилась усиленно муссировавшаяся история со свадьбой дочери Романова, где гости якобы пили и ели из царской посуды, доставленной из запасников Эрмитажа. Ложными оказались и слухи об алчности и коррумпированности Гришина — после смерти, настигшей его на стуле в очереди в райсобесе, у него не обнаружили ни сберкнижек, ни дачи, ни машины, ни иных ценностей. Более того, сегодня все громче говорят о подозрительной поспешности, с которой раскручивалось знаменитое торговое дело, ищут скрытую подоплеку невероятно быстрого приведения в исполнение смертного приговора директору «елисеевского» магазина. Строят догадки, кому было выгодно представить Москву и городское руководство рассадником преступности.

И еще один каверзный вопрос не дает покоя любознательным гражданам: почему Горбачев до самой смерти Черненко не получил вожделенного решения Политбюро о том, что в отсутствие генсека он ведет заседания высшего органа партии? Да, по вторникам Горбачев постоянно и по-хозяйски вел заседания Секретариата, но официального мандата на это не имел. Аналогичные решения принимались об Андропове — во времена Брежнева, о Черненко — во времена Андропова. Традиция прервалась на Горбачеве. Хотя проект постановления был подготовлен и даже вынесен на Политбюро, но старая гвардия воспротивилась. Получается, что обязанности второго секретаря ЦК он исполнял как бы нелегитимно, де-факто, но не де-юре? Неужели старые ленинцы не доверяли ему, нутром чувствуя чужака? Или все проще: держали круговую оборону против молодого выскочки, стремясь продлить свое пребывание на кремлевском Олимпе?

Одиннадцатого марта 1985 года в 17.00 открылся Пленум ЦК КПСС. По предложению Политбюро, от имени которого выступил неутомимый Громыко, генсеком было рекомендовано избрать Горбачева.

Проголосовали единогласно, без обсуждения, и великая держава получила то, что она получила.