"Том 7. Приключения Таси" - читать интересную книгу автора (Чарская Лидия Алексеевна)

Глава пятая

— Эй ты, лежебока! Вставай сию минуту и ставь самовар. Мне надо идти с хозяином повторить к вечеру мои упражнения, а Андрюшка опять болен и не может встать с постели! — Роза изо всех сил тормошила Тасю за плечи.

Тася открыла глаза, со сна не соображая, что с нею и где она.

— Ну, ну, нечего прохлаждаться! — крикнула Роза, — иди, когда приказывают, а то будет плохо.

И она вытолкала Тасю из каморки прямо в грязную, маленькую, полутемную кухню, крикнув ей вдогонку:

— Да не забудь сапоги вычистить мужчинам! Слышишь?

Ставить самовар! Чистить сапоги!.. Думала ли Тася, что ей придется это делать, когда подставляла, бывало, няньке свои ножки, чтобы старуха обувала ее, взрослую, девятилетнюю девочку! И вот как зло судьба посмеялась над нею! Ей самой приходится исполнять тяжелую работу. Но делать было нечего. Из соседнего помещения раздавался сердитый голос хозяина, наводивший трепет на бедную девочку. Она видела однажды, как ставила самовар няня, и, с трудом перетащив тяжелую посуду с полки к печке, принялась за дело. Однако не легким оказалось это дело для Таси! Уголья отсырели и не загорались. Самовар был холоден по-прежнему, а из жилой комнаты избы слышался грозный вопрос хозяина:

— Ну что же, ты намерена оставить нас без чая, гадкая лентяйка?

Тася была в отчаянии.

В ту самую минуту, когда она, окончательно упав духом, готовилась пойти уже признаться хозяину Злыбину, что не в силах справиться с работой, дверь в кухню отворилась, и вошел Андрюша, едва передвигая ноги от слабости.

— Я пришел помочь тебе, — произнес он глухо, с трудом выговаривая слова.

— Но ты упадешь сейчас! На тебе лица нет! — Тася бросилась к Андрюше навстречу, чтобы поддержать его.

— Нет, ничего, мне лучше чуточку. Вот я и пришел к тебе. Дай, помогу, — успокаивал он ее, хлопоча у самовара.

— Ну теперь готово, неси! А я сапоги почищу за тебя в это время, — тихо, чтобы не быть услышанным в соседней комнате, сказал добрый мальчик.

Тася благодарно взглянула на него и, с трудом подняв самовар, потащила его в горницу.

— Ага! Наконец-то, — сердито встретил ее хозяин, и глаза его насмешливо блеснули. — Что, сообразила, что тут капризами ничего не добьешься? Смирилась, небось!

И потом, помолчав, добавил:

— Пока я буду с ними, — он кивнул на Петьку и Розу, — в балагане готовиться к вечернему представлению, чтобы ты у меня и комнату прибрала, и полы вымыла, и обед сготовила. Андрюшка болен, не сегодня завтра умрет, так чтобы ты у меня живо все это проделала, если не хочешь познакомиться с моею плеткою.

Он накинул на плечи порыжевшее от времени пальто, надел на голову старый, помятый цилиндр и в сопровождении детей вышел из избушки. Три собаки поплелись за ними. Они знали, что пришел час их работы.

Едва только дверь захлопнулась за хозяевами и ключ повернулся в замке снаружи, Андрюша спросил:

— Ты есть хочешь?

Тася сейчас только, при напоминании о еде, почувствовала голод. Со вчерашнего обеда в пансионе у нее не было во рту ни росинки.

— Ужасно хочу! — откровенно созналась она.

— Так налей себе чаю и поешь хлеба с колбасой; там на столе все лежит со вчерашнего дня, — сказал он и пошел из кухни в горницу.

На столе действительно валялись черствые куски хлеба и заплесневелые остатки копченой колбасы.

Тася, никогда в жизни не ела ничего подобного. Несмотря на отвращение, голод заставил бедную девочку съесть все, что было на столе.

Когда последний кусок был съеден, Тася вспомнила, что не поделилась с Андрюшей своим скудным завтраком. Вспомнила и покраснела.

— Как же ты-то будешь! Я все съела, — с сокрушением произнесла она.

— Не беспокойся! — поторопился утешить ее добрый мальчик, — мне ничего не надо. Грудь у меня так ломит, что и думать не приходится о еде. А ты теперь принимайся за работу. Постой-ка, я налью тебе в ведро воды и отыщу мыло и тряпку. Ты полы вымой прежде всего.

Вымыть полы! Ей, Тасе Стогунцевой, мыть полы в этом грязном закоптелом домишке! Но долго раздумывать не было времени. Андрюша с трудом притащил ведро в горницу и показал Тасе, что надо делать. Мальчик охотно исполнил бы за нее работу, но едва он опустился на пол, как боль в груди заставила его вскрикнуть.

— Нет, не могу! — простонал Андрюша.

Тася помогла подняться и отвела в крошечную полутемную каморку, где он спал на грязной сырой подстилке из соломы. Но мальчик, казалось, меньше думал о своих страданиях, нежели о делах Таси.

— Как-то ты справишься? — спрашивал он между приступами мучительного кашля, — как-то удастся тебе приготовить обед и прибраться к приходу хозяина, бедняжечка.

И тут же он подробно объяснил Тасе, как надо жарить картофель и варить молочную похлебку.

Покончив с мытьем полов и уборкой, Тася присела отдохнуть. Ей казалось, что ноги и руки ее готовы отняться от усталости. Все суставы болели, спину ломило, а между тем снова приходилось браться за работу. Теперь ей надо было сготовить обед. Тася, руководствуясь указаниями Андрюши, налила молоко в кастрюлю, положила туда муки и соли и поставила все это на плиту, заранее разожженную заботливыми руками ее нового друга. Обжигая себе пальцы, девочка справилась кое-как с этой задачей, и похлебка была готова. Тогда, отставив ее на край плиты, Тася поспешила в комнату — перемыть посуду и приготовить все нужное к обеду.

Накрыв стол и покончив все приготовления к обеду, Тася вернулась в кухню. На плите не было горшка с похлебкой, а с кухонной полки раздавалось какое-то подозрительное чавканье. Тася подняла голову кверху и обомлела. Под самым потолком кухни, свесив ноги с полки и обвив руками горшок с похлебкой, сидел Коко и с аппетитом уничтожал кушанье. При этом его обезьянья мордочка расплылась в счастливую и довольную улыбку.

Очевидно, кушанье пришлось по вкусу обезьянке. Но что будет теперь с Тасей? Как поступит Злыбин, когда узнает, что все они по ее милости остались без обеда? Он, наверное, безжалостно накажет ее, ни в чем неповинную Тасю! Девочка затрепетала при одной мысли о том, что ее ожидает.

Надо во что бы то ни стало заставить Коко отдать горшок с похлебкой.

И Тася, осторожно приблизившись к обезьянке, подставила табурет, влезла на него и протянула руку, стараясь поймать проказницу. Но Коко был не промах. Прижимая к груди свою драгоценную ношу, он пересел на другое место и выплеснул мимоходом из горшка добрую половину содержимого. При этом он, как ни в чем не бывало, поглядывал на девочку, строя ей самые милые и уморительные рожицы.

Еще один подобный прыжок, и в горшке не останется ничего.

— Коко, милый, дорогой Коко! — ласково произнесла девочка, — сойди сюда и отдай мне горшочек!

И она для большей убедительности с мольбой сложила руки на груди и посмотрела на обезьянку. Обезьянка живо отставила горшок в сторону и, сложив передние лапки, уставилась на Тасю с таким же умоляющим выражением, очевидно, передразнивая девочку. Это было, очень забавно, и Тася не могла не улыбнуться проделке проказницы. Но когда Коко снова принялся за еду, ей уже было не до смеха.

— Противная обезьяна! Отдашь ли ты мне горшок! — гневно вскричала девочка, разом потеряв терпение и, топнув ногою, она погрозила кулаком обезьянке.

Каково же было ее негодование, когда злополучный Коко поднял лапу и, уморительно гримасничая, передразнил ее снова.

— Ну, постой же, глупая обезьяна! Я проучу тебя!

Тася вскочила на стол, откуда было легче достать Кокошку. Но обезьяна не дремала. Она быстро подняла обеими лапами горшок и, прежде чем Тася успела остановить ее, надела его себе на голову наподобие шляпы. Остатки похлебки потекли белыми ручейками по лапам и мордочке. Гримасничая и пофыркивая, обезьяна стала поспешно утираться и охорашиваться, как избалованный капризный ребенок, снова затем схватилась лапою за горшок и, приподнимая его, как шляпу над головою, стала расшаркиваться перед Тасей с самым уморительным видом.

В ту же минуту ключ звякнул в замке, дверь скрипнула. С замирающим сердцем Тася приготовилась к расправе.

Вошел Злыбин и дети. Девочка ждала, что они сейчас же потребуют обед и, не получив его, примутся за нее. Но ничего подобного не случилось. Лицо старого фокусника было очень сосредоточенно и серьезно. Очевидно, что-то важное произошло с ним в это утро. Так, по крайней мере, предполагала Тася и не ошиблась.

— Слушай, девочка, — сказал он, едва переступив порог комнаты, — сейчас мы уедем отсюда в большой город. Но в твоем настоящем виде тебе ехать нельзя. Поэтому вот тебе платье: пойди, надень его и возвращайся как можно скорее. Нельзя терять ни минуты. Поезд отходит через час.

И он бросил в руки Таси небольшой сверток тряпья.

Девочка удалилась с узелком в клетушку и когда вернулась оттуда, то вряд ли кто из знакомых и друзей узнал бы теперь Тасю. Вместо простенького, но изящного платьица пансионерки на ней были надеты заплатанные во многих местах панталоны, стоптанные рыжие сапоги и куртка с чужого плеча, рукава которой едва доходили до кистей рук. На голове была мужская фуражка с помятым козырьком. Роза, помогавшая девочке одеваться, хохотала при виде забавно-жалкого наряда Таси. Но и Злыбин, кажется, остался вполне доволен своей выдумкой.

— Только волосы выдают. Кудри, как у девочки, — пробурчал он, оглядывая Тасю. — Ну, да это легко исправить. — Он схватил со стола большие ножницы, какими обычно кроят портные, и вмиг от красивых кудрей девочки не осталось и следа.

Теперь ее вряд ли узнали бы даже самые близкие. Тася Стогунцева исчезла бесследно, уступив место тоненькому черноглазому мальчику с испуганным личиком и коротко остриженными кудрями.

— Ну а теперь, — сказал Злыбин, — изволь забыть раз и навсегда свое имя, фамилию и прочее. Отныне ты мой племянник, брат Андрея, и зовут тебя Толька, Анатолий, понимаешь? А на афише ты будешь называться маленький Тото, фокусник Тото. Слышишь?

— Слышу! — робко проронила Тася.

— И чтобы тебе в голову не пришло жаловаться кому бы то ни было на хозяина или разыскивать родных и друзей! Слышишь? По дороге не смей ни с кем вступать в разговоры! За первое слово, обращенное к чужим, я тебя так отхлещу моей плеткой, что у тебя навсегда отпадет охота бежать.

Так гласила ярко размалеванная афиша, прибитая к дверям небольшого круглого здания, находившегося в предместье столицы.

В то время как толпа зевак рассматривала афишу, на которой, помимо заманчивого объявления, были изображены прыгающие через обручи собаки, стреляющая из револьвера обезьянка и человек, глотающий шпаги, внутри круглого здания шла обычная работа.

На земляном полу круглой площадки, где давалось представление, были воткнуты два шеста, между которыми чуть трепетала протянутая на две сажени от земли проволока. Под проволокой были положены матрацы и густо насыпаны опилки на случай падения акробатов.

Злыбин стоял у одного из столбов, держась за него рукою. Перед ним находился мальчик, с мольбою смотревший на своего хозяина большими испуганными глазами.

Всего две недели прошло с тех пор как Тася попала в руки Злыбина, но никто бы не узнал в этом кротком, измученном ребенке прежнюю дерзкую и капризную девочку. Постоянный страх наказания, тяжелая домашняя работа и, наконец, головоломные упражнения, которыми полдня занимался с нею хозяин, все это окончательно изменило тяжелый характер девочки. Всегда прежде блестевшие задором глазки Таси теперь приняли грустное выражение; губы, надувавшиеся поминутно на все, что приходилось не по нраву их владелице, научились улыбаться теперь тихой, покорной улыбкой.

Девочка только теперь поняла, как не права она была и дома, и в пансионе, сколько горя причиняла она окружающим, каким она была злым, нехорошим ребенком.

Каждый вечер, ложась в постель или попросту на жесткую лавку в одной из каморок циркового балагана, Тася горячо молила Бога простить ей ее былые грехи и сделать чудо — вернуть ее к ее милой мамочке, Лене, няне и всем тем, кто ее так любил и кому она причинила столько огорчений. Даже m-lle Marie казалась ей теперь ангелом доброты в сравнении с жестоким хозяином и злыми Петькой и Розой. Один Андрюша скрашивал ее тяжелое существование своими ласковыми разговорами, но он с каждым днем делался все слабее и слабее и почти не поднимался с кровати. И все бы вынесла Тася без ропота, смиренно, как наказание за свой дурной нрав, но одного вынести была не в силах: она не могла научиться тем фокусам и акробатическим проделкам, которым обучал ее ежедневно хозяин. Она научилась стряпать обед, мыть и убирать посуду, приводить в порядок их балаган, который был известен в квартале под громким именем цирка, но стоять на шесте на высоте двух саженей от земли, или, балансируя руками, скользить по тонкой проволоке, этому долго не могла выучиться Тася. Многих усилий стоило хозяину заставить девочку выполнить упражнения. Много синяков и рубцов появилось на теле Таси, прежде чем она решилась исполнить желание своего мучителя. Но хозяин достиг своего: Тася ходит по проволоке и выкидывает разные акробатические фокусы на шесте. Завтра она выйдет в первый раз перед публикой, в качестве «чудо-ребенка», о чем торжественно гласит афиша.

Сегодня Злыбин требует повторить упражнения несколько раз. А Тася как нарочно так устала! Ей хочется забиться в какой-нибудь темный угол и уснуть крепко-крепко. "Ах, если бы можно было отказаться от этих упражнений!" — думает измученная Тася. Но нет: надо снова взбираться по шесту и проделать все то, что требует ее мучитель. И беда, если она не исполнит требуемого. У хозяина всегда его плетка с собою…

Сегодня, к счастью, он доволен Тасей. Он помог слезть с трапеции робевшей девочке и, погладив по головке, отпустил ее отдыхать.

Тася со вздохом облегчения направилась в свою каморку соснуть хоть с полчаса, но внезапно ее внимание было привлечено шумом в комнате плясуньи Розы.

Этот шум показался подозрительным девочке. С трудом поднявшись со своего жесткого ложа она пошла туда и остановилась на пороге, пораженная странным зрелищем: в углу, на убогой, но чисто прибранной кроватке благодаря стараниям той же Таси, которая заведовала уборкой балагана, крепко спала, утомленная утренней репетицией, Роза. Но что сталось с густою черною косою девочки! Она была отрезана до шеи, и черные пряди глянцевито-блестящих локонов валялись на полу около постели. А на комоде, стоявшем тут же, в углу, опрокидывая банки с пудрой и помадой, строя перед зеркалом рожицы, Коко плясал какой-то неведомый танец, потряхивая в воздухе рукою, вооруженною большими портняжными ножницами, теми самыми, которыми две недели назад обстриг хозяин Тасю. Тася поняла все. Обезьянка, присутствовавшая при стрижке Тасиных локонов, пожелала проделать то же и с головою Розы и с успехом исполнила свой замысел.

— Роза! Роза! Проснитесь! — закричала Тася. — Она отрезала вам волосы! Она отрезала вам косу!

Маленькая плясунья открыла заспанные глаза и посмотрела на Тасю.

Вдруг взгляд ее упал на отрезанную косу, валявшуюся на полу.

Потом Роза посмотрела на обезьянку. Маленькая преступница была налицо.

— Постой ты у меня, скверная зверюшка! — в бешенстве вскричала Роза и, схватив валявшуюся на полу палку, она замахнулась на Коко…

Обезьяна издала пронзительный крик, и бесчувственный Коко, перевернувшись в воздухе, мягко шлепнулся на пол.

— Ага, не нравится! — кричала рассвирепевшая девочка и снова замахнулась палкой.

— Ради Бога, не троньте его! Вы разве не видите! Ему худо! — Тася с трудом удерживала руку плясуньи.

— Не говори вздора! Эта хитрая обезьяна умеет притворяться, чтобы избежать наказания, — кричала Роза.

Но тихий стон маленького зверька остановил ее вовремя. Тельце несчастного Коко встрепенулось, глаза широко раскрылись в предсмертной муке, он вздрогнул еще раз и, вытянувшись во всю свою длину, остался неподвижным посреди комнаты.

— Он умер! — сказала испуганно Тася.

— Вздор! — возразила Роза и изо всех сил подкинула тело обезьяны ногою в воздух.

Но обезьянка снова неподвижно, как мешок, распростерлась на полу. Тогда наступила очередь Розы прийти в ужас. Она металась по комнате и, хватаясь за голову, стонала:

— Она убита! Она убита! Что делать? Что делать? Хозяин дал большие деньги за Коко! Эта обезьянка редкой породы! Он прибьет теперь меня за нее до смерти! А это все ты! — неожиданно накинулась она на Тасю, — пришла бы ты вовремя, и мои волосы были бы целы, и Коко остался бы жив! Все ты, гадкая, скверная лентяйка! Небось, спала себе сладким сном и нимало не заботилась о нас… Ну так и отвечай сама! Слышишь? Ты убила Коко, а не я! Так и скажу хозяину, когда он кончит заниматься с собаками. Пусть он разделается с тобой хорошенько! Ты стоишь этого, дрянная, гадкая лентяйка. Не сумела усмотреть за обезьяной и пеняй на себя за это. Ты ее убила! Ты ударила ее палкой, а я ничего не знаю! Я в это время спала! Да, да, спала! Так и скажу хозяину и пусть он бьет тебя сколько угодно… Пусть! Пусть! Пусть!

Тася знала, что маленькая плясунья сдержит свое обещание и оклевещет ее, Тасю. Знала и то, что от Злыбина нечего было ждать пощады. За потерю Коко он до смерти забьет ее, Тасю.

Она не вынесет больше побоев; у нее от них и так все тело ноет. Она вся в синяках и рубцах от плетки, и новые колотушки доконают ее. А ей, Тасе, так хочется жить, она еще такая маленькая, ей так хочется повидать дорогую маму, сестру, брата, милую няню, всех, всех, всех. Она не вынесет нового наказания! Нет, нет, она не вынесет его и умрет, как умер Коко от удара Розы.

Ей надо уйти во что бы то ни стало из цирка. Сейчас! Сию минуту, пока Роза не успела еще пожаловаться хозяину и еще не хватились Таси. Сейчас все так заняты своим делом, что ее не заметят, пожалуй. Собаки повторяют свои штуки на арене, Петька и Злыбин с ними, Роза пошла туда же… Самый удобный для бегства момент. Только Андрюшу жалко. Жаль уйти, не простившись с больным мальчиком, который был так добр к ней. Но нельзя медлить ни минуты!

Тася, бросив прощальный взгляд на мертвое тельце обезьянки, которая так часто потешала ее своими ужимками и огорчала проказами, быстро пробралась к выходу, как была, в своем легком костюмчике мальчика, позабыв даже надеть старенький картуз.

Был холодный декабрьский вечер. На городских часах пробило шесть, но зимой дни коротки, и неудивительно, что на дворе стояла настоящая ночь. Холодный ветер пронизывал насквозь одежду Таси, но, не обращая внимания на холод, она бежала дальше.

Балаган стоял почти в конце квартала, и за ним сразу начинался большой старый парк, примыкавший к городу. Летом, должно быть, чудно хорошо в этом парке, но теперь сугробы снега сплошь покрыли его аллеи и дорожки. Деревья стояли серебряные от инея, а над ними темнело зимнее небо, осыпанное звездами.

Девочка смотрела на звездное небо, на белые сугробы и шла все тише и тише. Силы оставляли ее.

"Я, кажется, больна! — подумала она. — Уж не вернуться ли назад! — мелькнула нерешительная мысль, но она тотчас же прогнала ее. — Нет! Нет! Ни за что! Там ждут побои и муки, а здесь, кто знает, может быть, я встречу кого-нибудь, кто укажет мне дорогу на вокзал. Упрошу посадить меня в поезд и довезти до нашего города, где пансион. А оттуда к маме! К милой, дорогой маме, чтобы уж никогда не разлучаться с нею, никогда не огорчать ее дурными, злыми выходками… Никогда! Ты слышишь, Господи! — прошептали посиневшие от холода губы девочки, и она подняла исполненный мольбы взор к небу".

Вдруг ноги ее подогнулись, и Тася обессиленно опустилась в мягкий сугроб. Глаза ее тотчас же закрылись, скованные дремотой.

Сладкий сон приснился Тасе. Точно она идет по саду в их чудном Райском и никого не находит там — ни мамы, ни Марьи Васильевны, ни няни с Леной.

— Где наши? — спрашивает она мальчишку-садовника, попавшегося ей на дороге. — Где наши, Васютка?

— А разве вы не знаете, барышня: мамаша вас поехали разыскивать, — отвечал тот, страх как напужались оне! Из пансиона нам прислали сказать, что будто вы пропавши… А вот и барышня и нянюшка идут.

— Леночка! Нянечка! — кричит Тася и бросается к ним.

Поцелуи… объятья… смех и слезы.

— А мама, мама где же? — спрашивает Тася Леночку.

— Мама? Да ведь она тебя ищет. Только она вернется скоро, я чувствую, — говорит Тасе ее милая старшая сестренка. — Да вот она, разве ты не видишь?

Тася смотрит вперед и видит: к ней бежит мама по дорожке цветника, счастливая, радостная, взволнованная.

— Мама! — кричит Тася, — милая, родная, я исправилась, я другая стала теперь, — и падает в объятия мамы.

Но это был только сон.

— Так вот вы где изволили схорониться! — слышит Тася сквозь сон грубый, хорошо знакомый голос, и кто-то больно дергает ее за руку.

Она с трудом открывает отяжелевшие веки. Перед ней Злыбин, Петька и три собаки, сумевшие напасть на ее след и разыскать ее.

Тася тихо вскрикнула и сложила с мольбой руки.

— Не бейте меня, не бейте! — простонала она.

— Ну об этом мы поговорим дома! — грубо оборвал ее хозяин. — А теперь, без разговоров, марш вперед! Живо!

Девочка попробовала подняться, но тотчас снова опустилась в сугроб.

— Я не в силах идти!

— Ну коли идти не можешь — отнесем тебя. А только не думай у меня прикидываться больной! Я отлично понимаю все твои хитрости. Ты мне Коко извела, убытку принесла сколько, разыскивать себя заставила да еще хочешь пустяками отделаться! Ну, нет, голубушка моя, я тебя научу, как моих зверей травить да тревогу поднимать! Петька, бери принцессу-недотрогу на руки и тащи домой. Погуляла голубушка вволю!

И он со злым смехом передал бесчувственную Тасю Петьке.

Голова девочки по-прежнему ныла. Все тело ломило, и она едва сознавала действительность. И только когда Тася согрелась, она поняла, где находится.

Петька внес ее в помещение, находившееся при цирке, где они поселились на время их приезда в большой город, и тяжело, как вязанку дров, бросил на пол. В тот же миг перед ней мелькнуло искаженное гневом лицо хозяина. Плетка со свистом взвилась над нею… Тася в ужасе закрыла лицо руками.

— Остановитесь! Что вы делаете! Девочка еле дышит! Она больна! — послышался голос Андрюши. Он бросился на помощь Тасе и вырвал плетку из рук рассвирепевшего дяди.

Андрюша взглянул на дядю и сказал ему недетски серьезным голосом:

— Если вы тронете хоть пальцем этого ребенка, я пойду жаловаться в полицию. Лучше оставьте нас в покое. Не забудьте, что завтра она должна выходить перед публикой. Ей нужен продолжительный отдых. Ведь вам же будет худо, если маленький Тото не понравится зрителям.

— Ты прав! — сказал Злыбин, — я ее не трону сегодня, но завтра после представления, клянусь, дрянная девчонка узнает, что значит приносить убыток своему хозяину и убегать от него.