"Приходи в полночь" - читать интересную книгу автора (Форстер Сюзанна)

Глава 13

Резкий шум, донесшийся из интеркома, возвестил о подключении помощницы Ли.

— Доктор Раппапорт? — задыхаясь, поинтересовалась Нэнси. — На первой линии мистер Рид, звонит в ответ на твой звонок.

— Спасибо, Нэнси. — Палец Ли повис над мигающей кнопкой.

— Постой! — вмешалась Нэнси. — Твой клиент тоже здесь. Ник Монтера. Попросить его подождать?

Ли легонько постучала по кнопке. Она ждала этого звонка. Им с Доусоном надо было поговорить. Она, как, без сомнения, и он, была завалена работой, но надо было что то делать. Ей не удалось связаться с ним после ее разговора с Полой Купер накануне.

Огонек настойчиво мигал. Ли почти ощущала нетерпение Доусона, которого заставляли ждать, но убрала руку. Сейчас не время для разговора, который может осложниться, а ей надо сконцентрироваться на предстоящем сеансе.

— Узнай, сможет ли Доусон поужинать со мной сегодня, ладно? — попросила она Нэнси. — И если да, закажи столик в итальянском ресторанчике на нашей улице. Спасибо.

— А назначенная встреча?

— Пригласи его ко мне через минуту.

Как только интерком отключился, Ли соединила подушечки большого пальца и мизинца и как следует сжала их, применяя технику постгипнотического самовнушения, разработанную для обретения спокойствия. Через несколько секунд она почувствовала, что дыхание стало глубже, а мышцы плеч расслабились. Она уже много лет не пользовалась этой техникой. По счастью, она ей по прежнему помогала. Теперь Ли чувствовала себя готовой даже к встрече с Ником Монтерой.

Она уменьшила количество тестов, которые собиралась дать Монтере, до стандартной анкеты и двух проективных тестов, одним из которых был тест Джонсона — Раппапорт. Анкету обрабатывать будет Нэнси, на компьютере.

— О… — прошептала Нэнси, — готова ты или нет, но он идет.

Ли положила локти на подлокотники кресла и выжидательно посмотрела на дверь, радуясь тому, какой расслабленной и профессионально готовой она себя чувствует. Она почти не удивилась, когда Монтера открыл дверь и вошел. Первым ее впечатлением было ощущение высоты и мощи, яркого контраста. На нем был темный костюм, двубортный, отличного покроя, с кремовой водолазкой, воротник которой касался его крепкой, твердо очерченной челюсти.

Костюм, по всей видимости, от европейского дизайнера, должен был бы придать ему деловой вид, но он лишь подчеркнул красоту его сильного тела и синеву глаз. Густые черные волосы были забраны в свободный хвост, и от этого он казался учтивым и зловещим, умеющим себя держать гангстером. Он был мужчиной того типа, к которому женщины поползут на коленях по битому стеклу, неохотно признала Ли, хотя не созналась бы ему в этом под страхом смерти.

Ей стало интересно, почему он так прилично оделся. Он менял свой облик, как хамелеон, но был ли это просто инстинкт защитной окраски или симптом какого то более глубокого расстройства, например, социопатии? Когда нужно, он мог быть очаровательным и, без сомнения, был умен. Ключом к этому были его криминальная юность и явное отвращение к властям. Тут таилось много интересных особенностей, но Ли решила не делать выводов, пока не получит результаты тестов.

— Садитесь, пожалуйста, — проговорила она, водружая на нос свои огромные очки в роговой оправе, чтобы еще раз проверить материалы для первого теста. — Я бы хотела начать.

— Хорошо… я тоже.

Она глянула на него поверх очков, ничуть не сомневаясь, что его улыбка отдает сарказмом или ярко выраженной сексуальностью. Но ничего подобного не заметила. Он улыбался с той вежливостью, какую в потенциально неловкой ситуации один взрослый человек демонстрирует другому. От неожиданности она моргнула и улыбнулась в ответ. Вероятно, им предстояло разыграть образцового пациента и внушающего благоговейный страх психолога. Приятное разнообразие.

— Я покажу вам несколько картинок, мистер Монтера, — сказала Ли. — Я хочу, чтобы по каждой из них вы написали историю, короткую историю, подходящую к данной картинке, так сказать…

Она ясно осознавала, что он наблюдал за ней, пока она говорила.

— Пишите, что приходит в голову, — попросила она. — Не останавливайтесь, чтобы детально проанализировать. Мне нужна ваша первая реакция, хорошо?

— Ваша сережка, — произнес он.

— Что? — Ли ощутила нервные окончания своей ладони. Ник откинулся на стуле, словно для того, чтобы рассмотреть Ли.

— Вы не дотронулись до своей сережки. Мне всегда казалось, что вы делаете это, когда ощущаете угрозу, чтобы как то обезопасить себя. Это значит, что сегодня вы чувствуете себя в безопасности?

Хамелеон сменил окраску, поняла Ли, но не свое поведение.

— Здесь я врач, мистер Монтера. Пожалуйста, постарайтесь не забывать об этом, пока мы будем работать.

Она сняла очки и положила их на стол, затем подняла первую карточку. На рисунке был изображен мальчик, пристально рассматривающий скрипку. Ли положила рисунок на стол перед Ником.

— Что приходит вам на ум, когда вы смотрите на эту картинку?

На его лице промелькнуло выражение боли.

— Вы могли бы найти художника, обладающего большим воображением.

— Воображение должны проявить вы, мистер Монтера. Вот. Напишите о том, что видите. — Она передала официальный бланк и остро отточенный карандаш. — Пусть эстетический аспект вас не волнует. Я оцениваю не ваш художественный вкус. Опишите, что чувствует мальчик, о чем он думает.

Ник писал быстро, сосредоточенно, удивив и порадовав ее. Он не задавал вопросов и не отпускал замечаний насчет того, что видел. Монтера просто писал то, что приходило ему в голову, как она и просила. К тому моменту, когда он покончил с комплектом карточек, в комнату приник густой аромат свежезаваренного кофе, и Ли предложила сделать перерыв.

— Может, выпьем по чашечке перед следующим тестом? — спросила она. — По моему, Нэнси сварила целый кофейник.

Он улыбнулся:

— Пахнет шоколадными трюфелями.

— Орехи… ее любимые.

Ли вышла за кофе, а когда вернулась, Ник стоял у окна, рассматривая террариум.

— Вы любите животных, да? — спросил он, когда она шла к нему с чашкой дымящегося кофе.

— Почему вы так думаете? — Ли постаралась, чтобы их пальцы не соприкоснулись, когда она передавала ему чашку, затем немедленно ретировалась к своему письменному столу.

— Просто догадка, — ответил он. — Вы похожи на человека, который подбирает бездомных животных. И кого же? Кошек или собак?

Ли сделала глоток кофе, не совсем понимая, куда он клонит.

— У меня нет никого, кроме черепах, — сказала она. — Но я действительно люблю животных. В этом вы правы.

— Каких то в особенности?

— Думаю, всех.

Он смотрел на нее, и его черные волосы блестели на свету.

— Выберите для меня, назовите одно.

— Ладно… — Все, что угодно, лишь бы объект был доволен, подумала Ли. Особенно учитывая, что ему надо пройти еще один тест, а ей хочется сохранить атмосферу доверия. — Ястребы, наверное. Да, ястребы… мне нравится, как они парят в воздушных потоках. Они не прикованы к земле. Они полностью свободны.

— Интересно… а лошади?

— А что лошади? — расслабившись, рассмеялась она. — Вы проводите маркетинговое исследование для производителей кормов для лошадей?

— Неблагодарная работа, но… — Он пожал плечами, подтверждая.

— Я очень люблю лошадей. — Она обхватила чашку ладонями, наслаждаясь теплом, проникавшим в ее озябшие пальцы. — Но если уж речь зашла о четвероногих, то я скорей неравнодушна к львицам.

— Королевам джунглей?

Ли наклонила голову, словно выдавая давно хранимый секрет.

— Никто не станет связываться с матерью львицей.

— Ястребы, львица и?.. Кто еще?

— Мы составляем какой то список?

— Доставьте мне удовольствие. Назовите еще одно животное.

— Ладно, — согласилась она, подавляя вздох. — Наверное, крот.

— Крот? Да почему, ради всего святого?

— Они такие некрасивые, несчастные зверушки. Мне кажется, их никто не любит, даже собственные матери.

Улыбка Монтеры сказала Ли, что она его заинтриговала.

— Я прошла тест? — спросила она.

— Не знаю, доктор. Это вы мне скажете. — Он воспроизвел ее позу, прислонившись к стоявшему позади него столику и взяв чашку с кофе в ладони. — Первым вы назвали ястреба. Это то как вы хотите, чтобы вас воспринимали другие. Второй была львица — так вы видите себя сами. А крот… Извините, но такая вы на самом деле.

Ли ухватилась за полу своего пиджака, почти не осознавая, что собирается застегнуть его на все пуговицы. Смех ее прозвучал, пожалуй, излишне резко.

— Понятно… значит, я претендую на ястреба или, может, львицу, но в душе на самом деле крот?

Его синие глаза насмешливо прищурились.

— Забавно, но на крота вы не похожи.

— Боюсь даже спросить, на кого же я похожа.

— Вам нечего бояться насчет себя, доктор.

Она видела, что Ник изучает ее прическу, словно ему было любопытно, как с помощью гребней она подобрала с обеих сторон свои светлые волосы, выпустив несколько золотистых завитков. Она почти ощущала исходивший от него жар. Взгляд Ника скользнул по внушительным подплечникам ее пиджака, потом по ее узкой юбке.

Сегодня Ли как следует постаралась, чтобы выглядеть женственной, надев вместо брюк юбку. Она сказала себе, что сделала это из за ожидаемой встречи с Доусоном, но теперь начала сомневаться. Не было ли здесь другой, более веской причины? Не для того ли надела она юбку, чтобы Ник Монтера мог посмотреть на нее именно так, чтобы он мог увидеть ее ноги, а затем сделать то, что могут сделать любые другие мужчины в подобных обстоятельствах, — представить, как он раздвигает их?

Ли мысленно одернула себя. Что это с ней творится? Неужели она так изголодалась по мужскому вниманию, что опустилась до обольщения своего клиента? Но как бы эта мысль ее ни беспокоила, она не могла отрицать, что замечания Монтеры по поводу ее внешнего вида не оставили ее равнодушной. Его одобрение было ей небезразлично. Это было совершенно ясно. И ей было важно заслужить это одобрение. Он ненавязчиво, но настойчиво пользовался своими чарами, добившись, чтобы Ли настолько привыкла испытывать удовольствие от его мужского внимания — или его интереса, — что она начала ожидать его, искать его.

— Поверьте мне, доктор, — сказал он. — Вы красавица. Если бы я мог вас сфотографировать… если бы мог придать вам нужную позу, одеть вас, причесать ваши волосы именно так, как я хочу… — Он не закончил предложение. Это за него сделали его глаза.

Ли воспротивилась настоятельному желанию дотронуться до сережки, хотя этот импульс просто потряс ее. В детстве она чаще всего чувствовала себя кротом и до сих пор не переросла этот образ, несмотря на свою потрясающую внешность. Повзрослев, она в душе оставалась одной из этих некрасивых зверушек, только никто этого не знал. До самого недавнего времени, да, точно… пока не познакомилась с ним.

До встречи с Монтерой она никогда не становилась объектом столь пристального интереса, за исключением одного случая в ее жизни, и это было в детстве. Поэтому она оказалась такой уязвимой перед ним? Потому что очень хотела, чтобы ее заметили, хотела в чьих то глазах выглядеть особенной? Он давал Ли ощущение, что видит в ней нечто, чего не видит никто другой, качества, не видимые простым человеческим глазом, и только он один обладает волшебной способностью распознавать их.

Все это, конечно, прекрасно, говорила она себе. Прекрасно для других женщин. Но не для нее. Это просто здорово, когда какой то парень обращает на тебя внимание, но не тогда, когда тебя наняли оценить его криминальные наклонности.

— Это научный тест? — спросила она, зная, что скорее всего это не так. — Вы провели подтверждающие исследования?

— Я придумал его специально для вас. Это достаточно научно?

Она соскользнула с края стола, одернула пиджак и, обойдя стол, села в кресло.

— Вернемся к делу, — произнесла Ли бодрым профессиональным тоном, как только уселась.

Монтера и не подумал последовать ее приглашению. Он продолжал сидеть там, где сидел, глядя на нее.

— Я жду вашего мнения о своем тесте, — сказал он.

Ли выждала пять секунд, прежде чем снова выказать насмешливый интерес:

— Полагаю, вы совершили огромный прорыв в области психологии.

Их взгляды скрестились, и хотя Ли очень хотела бы одержать победу в этом поединке, ей это не удалось. Синева его глаз поглотила ее. Когда она перевела взгляд на оклеенные обоями стены кабинета, на материалы тестов на своем столе, то увидела все это словно через синий фильтр. Казалось, комната находится глубоко под водой.

— Другими словами, я попал в точку, — мягко проговорил Ник.

Ли уронила ладонь на колено и, соединив подушечки большого пальца и мизинца, сильно нажала, преисполненная решимости покончить с неудобством в желудке. Лихорадочное биение пульса, отдававшееся в пальцах, сказало ей, что уже слишком поздно. Успокаивающая техника больше не помогала.

— Давайте все таки продолжим, — резко произнесла она, указывая на стул, который он покинул. — У меня есть еще несколько картинок, которые я хотела бы вам показать. Это репродукции живописных работ. Из числа вполне серьезного искусства. Думаю, воображение этих художников вас порадует.

Когда он сел, Ли включила магнитофон, стоявший на столике у ее письменного стола, и села на стул рядом с Монтерой. Этот тест требовал доверия и взаимодействия, которых нельзя было достичь, если остаться за столом. Пришлось пойти на риск. Может, именно поэтому она и ощущала нервозность.

Ли уже опробовала технику проведения этого теста в тюрьме, на осужденных. Она показывала им подборку картин, специально подобранных, чтобы вызвать бессознательные сексуальные и/или бессознательные импульсы насилия по отношению к женщинам. Эти картины она собиралась использовать и сегодня, некоторые были откровенно эротического содержания.

— Расскажите мне об этих женщинах, — попросила она, передавая ему репродукцию «Падающего листа», работы начала века, изображающей трех стройных обнаженных женщин, в экстазе распростертых на куче опавшей палой листвы. Спины женщин изгибались, как луки, руки были раскинуты, лица искажены то ли мукой, то ли наслаждением.

Монтера откинулся на стуле и стал рассматривать их, прижав большой палец к губам, чтобы не улыбнуться.

— Всегда этого медвежонка Смоуки нет, когда он нужен, — язвительно заметил он. — Эти малышки так разгорячены, что могут поджечь лес, и кто же станет его тушить?

— Они разгорячены сексуально? Или разозлены?

— Разгорячены в ожидании долгой трудной ночи. — Он поднял глаза, впившись взглядом в Ли. — В этом не может быть никаких сомнений, доктор. Злостью тут и не пахнет. Тут пахнет совокуплением.

Кресло Ли скрипнуло, словно она собиралась встать. И снова комната наполнилась синим светом, а локти Ли резко уперлись в жесткие, обтянутые кожей подлокотники кресла. Она напомнила себе, что его ответ вполне типичен и совсем неудивителен. Тест был составлен так, чтобы расшевелить тестируемых, предлагая им сначала самые очевидные и легко объяснимые картины. Грубые ответы были обычны, особенно среди респондентов мужчин. Значение имела реакция на репродукции со скрытым смыслом, показываемые обычно позднее.

Если бы любой другой тестируемый заявил то, что сейчас сказал Монтера, это ее вовсе не обеспокоило бы.

— Если бы вы набрели на этих трех женщин в таком состоянии, что случилось бы дальше? — спросила она. — Опишите, пожалуйста.

Он хрипло рассмеялся:

— Если бы я продавал вибраторы, то устроил бы аукцион и разбогател.

Такие же неуместные ответы он дал и к следующим нескольким картинам, среди которых было изображение сидящей женщины и огромного, обожающего ее волкодава, стоявшего рядом с ней и положившего голову ей на колени. Его морда, несомненно, самая длинная в мире, была интимно зарыта в складках ее юбки.

— Интересно, кого она назвала бы вторым и третьим? — пробормотал Ник, имея в виду свой тест с животными.

И только когда Ли показала ему репродукцию с картины Германка Мэста «Судьба красавицы», он посерьезнел. Художник изобразил красивую молодую женщину, обнаженную. Она безжизненно лежала на белых простынях, а на одеяле, прикрывавшем ее ноги, распростерся молодой человек.

— Что здесь произошло? — спросила она у Монтеры, передавая ему репродукцию. — Можете мне рассказать?

Монтера сделал движение, чтобы взять картинку, но помедлил, увидев, что на ней. Щеки у него ввалились, резко обозначив контуры скул, пока он рассматривал трагическую сцену.

— Что то не так? — спросила Ли.

Глаза его сузились до щелочек, но что то жаркое и страшное промелькнуло в их глубине, когда он поднял взгляд на Ли.

— Почему вы мне ее показываете?

Ли постаралась не выронить картинку. «Держи ровно!» — приказала она себе, но руки у нее дрожали. Она снова увидела тот мрак, что жил внутри его, темную страсть, настолько пропитанную болью, что становилось страшно.

— Это — часть теста, — ответила Ли, стараясь, чтобы не дрожал голос. — Пожалуйста, постарайтесь дать ответ. Что, по вашему мнению, произошло между этими двумя людьми?

Он поднял голову, словно не мог вынести вида картины, но в то же время не мог отвести от нее глаз.

— Мужчина в отчаянии, — ответил он.

— Почему?

— Он считает, что убил ее.

— И он действительно… убил ее?

Когда он наконец ответил, его медленный кивок заставил сердце Ли подпрыгнуть с такой болезненной силой, что она почти потеряла способность соображать. Она не представляла, что означает это простое обдуманное движение. Соглашается ли он с этим выбором? Или сам признается в чем то?

— Я не понимаю, — сказала она. — Если он в отчаянии, тогда он не мог желать ее смерти.

— Он и не желал.

— И как же это случилось?

— По глупости.

— По глупости? Тогда это был несчастный случай? — Ли хотела, чтобы Ник согласился. Она ждала от него подтверждения этому.

— Нет. Он потерял голову. Поддался.

— Чему?

— Гневу, жадности… своему нездоровому эго. — Картинка весила, кажется, тысячу фунтов. Ли положила ее на колени и минуту молчала. Нервы у нее были на пределе, но теперь продолжать надо было осторожно. У нее возникло ощущение, словно она наткнулась на какое то тайное знание, таившее в себе огромную силу, но она не знает, как с этим знанием обращаться, или не знает, таит оно в себе добро или зло.

— Этот мужчина на картине… — начала Ли. — Расскажите мне о нем. Вам кажется, он испытывает огромное раскаяние?

— Я бы назвал его огромным, да. И еще я бы назвал его невыносимым.

— Что он теперь сделает? Что с ним будет?

— Не знаю. Наверное, умрет из за своих грехов. По своему, но умрет.

Картины на этом не кончились. Ли как раз подходила к подборке, призванной вызвать бессознательные ответы, но не могла продолжать. Внутри ее происходила борьба. Монтера с самой первой беседы был проинформирован, что сеансы тестирования будут записываться на пленку, и если защита не найдет способа запретить представление этих записей в качестве улик, они могут быть даже использованы против него. По настоящему толковый обвинитель сумеет подать это как признание вины, и на присяжных они, без сомнения, произведут впечатление, так же как и на нее. Она ощутила желание остановить Ника, не позволить ему больше ничего сказать. Она может уничтожить запись…

Резкий стук привел ее в чувство. Она барабанила своими очками по столешнице, как будто могла каким то образом найти решение вставшей перед ней дилеммы. Уничтожение записи неэтично и непрофессионально, и хотя ей становилось дурно при мысли о том, что она передаст эту запись в контору окружного прокурора, есть вещи, с которыми приходится считаться. Если запись будет содержать что то, что можно использовать для доказательства вины, Ли внесет неоценимый вклад в работу обвинения. Более того, ее тест будет оценен так, как ей и не снилось. Все годы борьбы и самоотречения — тяжелой и нудной работы, по мнению ее матери, — окажутся ненапрасными.

Похоже было, что она стояла на перепутье — либо погубить свою карьеру, либо дать ей новый толчок.

Когда она подняла глаза, то увидела, что Монтера отвернулся и смотрит в окно. Ли стало интересно, что предстает перед его внутренним взором, когда сознание вот так отвлечено.

— Может, нам стоит прерваться? — предложила она.

— Нет, — спокойно отозвался он, — думаю, нам следует продолжить. Я хочу посмотреть следующую картину.

Ли поставила коробку с материалами между ними. Картина, о которой он говорил, изображала весенний сад, заросший цветами, женщина викторианской эпохи раздевалась перед зеркальным прудом. Она явно собиралась искупаться, никем не замеченная, а рядом находился свирепого вида черный доберман, который стерег ее одежду, а возможно, и добродетель.

— Почему эта?

— Потому что женщина похожа на вас.

Густые золотистые волосы женщины были заколоты гребнями, а молочно белая кожа и стройное, с полными грудями тело просвечивали сквозь тонкую кружевную рубашку на ней. Но более всего поражало выражение ее лица, пока она раздевалась, — осторожная сдержанность, выдававшая греховное наслаждение. Ей, совершенно очевидно, даже хотелось поежиться от восхитительного возбуждения, от имевшейся у нее тайны, и эта мысль вызвала у Ли такое же желание поежиться.

— Мне так не кажется… — твердо сказала она.

— Правда? — Ник наклонился и, взяв картинку, стал рассматривать ее с многозначительной улыбкой. — Ну, тогда, возможно, я почувствовал себя охраняющим ее зверем.

— Что вы хотите этим сказать?

— Посмотрите на него… он возбужден.

Монтера передал ей репродукцию, и хотя Ли совсем не хотелось ее брать, выбора у нее не было. Блестящий черный доберман весь напрягся, каждый мускул застыл, обещая физическое действие. Он походил на сжатую пружину. От него веяло мужской чувственностью, пока он наблюдал за своей хозяйкой и ждал ее приказаний. И его мужской пол не вызывал никаких сомнений.

— Он действительно выглядит свирепо, — согласилась Ли, — но не в том смысле, в каком считаете вы.

— Это в каком же таком смысле? Вы хотите сказать, что он не возбужден, потому что его не стимулируют… физически?

Ли вспыхнула:

— Да, именно это я имею в виду.

— Интересно, если бы все было по другому, если бы он был мужчиной, скажем, шофером дамы… мускулистым молодым парнем, которого заставили стоять на страже и смотреть, как она раздевается? — Монтера задумчиво потер нижнюю губу. — Ваше мнение клинициста, доктор? Будет ли считаться, что в этой ситуации молодой человек получит физическую стимуляцию?

Ли почувствовала себя неловко. Все в ней дрожало. Напряжение, нараставшее внутри ее, было непомерно велико. Следовало прекратить эту линию вопросов. Как женщина она чувствовала себя скомпрометированной и запугиваемой. И в то же время клинический опыт побуждал ее действовать дальше, раскрутить Монтеру и узнать, к чему он клонит.

— Возможно, но не все мужчины воспользовались бы подобной ситуацией, — сказала она. — Некоторые нашли бы это морально…

— Но любой мужчина захотел бы, — оборвал ее Монтера. — Особенно если женщина похожа на нее… на вас.

Ли поднялась и отошла к окну, не желая, чтобы он заметил, какое воздействие на нее оказывает. Она повернулась к нему:

— Мне действительно не хотелось бы, чтобы вы…

— Не хотелось бы, чтобы я не делал чего, доктор? Говорил подобные вещи? Но разве я здесь не для этого?

— Вы здесь не для того, чтобы говорить обо мне.

— А почему нет? Почему я не могу говорить о вас, если эта женщина напомнила мне вас? — Голос его сделался тихим и хриплым. — Вы никогда не задумывались, на что это похоже, когда мужчина хочет вас до такой степени, доктор? Что у него встает только потому, что он на вас смотрит?

Ли обхватила свои запястья и отвернулась, глядя на город за окном. Она не ответила. Пусть ответом ему станет молчание. А она получит немного времени, чтобы разрядить напряжение и подумать, как ей закончить встречу.

Но мгновение спустя она услышала, как скрипнул стул, а затем резкий щелчок сказал ей, что случилось, — Ник Монтера выключил магнитофон.