"Нарисуем" - читать интересную книгу автора (Попов Валерий)Глава 5. Лучший конецЖена вдруг заплакала. – Ну что еще? Она утирала кулачком слезы, потом, сопя, открыла кулачок и показала в нем какую-то желтую косточку. – Вот. – Что это? – Зуб. Сломался. – Молодец! Ты когда-нибудь что-нибудь хорошее сделала? Снова заплакала. – Ладно, не плачь, – погладил ее по маленькой головке, уже седеющей (от предыдущей главы этой повести три года прошло). – Будет тебе зуб! Быстро оделся, выскочил из последних сил. – Скажи, а ты не пробовал, – сказал я сам себе, – все это подальше послать – жить так, как хочется тебе? Вот и попробуй! Пора. Хватит! – нащупал деньги в кармане. – Вперед! И только лишь подошел к трамвайной линии – у стекляшки очередь змеится. Так и есть: дают овсяные хлопья «Геркулес» – во как они нужны! – и для дочки, и для собачки… И вот уж час от загула отнял, со старушками в очереди простоял. Ну ничего, – злорадно думаю. За это будет отдельная месть! Изрядную, правда, сумму пришлось вбухать. Двадцать пачек. Вот и считай! И куда денешься теперь, когда такой груз на руках? Домой? Сдаваться? Ну нет уж! До Московского вокзала давился в трамвае, подбородком пачки удерживая. Вышел, балансируя, подбородком пачки удерживая, до камеры хранения медленно шел, открыл автоматическую ячейку, стал злобно запихивать туда «Геркулес»… Ты у меня весь туда влезешь, мой милый, хоть ты и «Геркулес»! Утрамбовал, захлопнул. Стряхнул ладонь о ладонь. Вот так вот!.. Теперь бы только номер ячейки и шифр не забыть – на всякий случай надо бы записать. Бегу через Лиговку – у зоомагазина народ… так и есть – дают червячков для рыбок. Месяца два они у меня червячков не ели – полиняли, скуксились… Что делать, а?! Теща осталась одна – там у себя с ума сходит. Непонятно, что делать с ней… собственной маме позвонить некогда. Дочь подросток уже, пятнадцать лет, где-то там шляется, пытаюсь аквариумом ее привлечь. С червячками в бумажке выскочил из магазина. С ненавистью на них посмотрел: вряд ли какой-нибудь хорошенькой девушке понравятся мои червячки. Копошатся, буквально что сапфирами переливаются в бумажке. И в камеру хранения их не засунешь – настоящий друг червячков разве может так поступить? Иду с червячками по Невскому, мимо идут красавицы, навстречу им – стройные красавцы, и руки, что характерно, у них свободны, никаких червячков. Господи, думаю, до чего я дошел – какие-то червячки командуют мной! Ну нет, не поддамся им! Свернул в какую-то сырую темную арку, нашел там ржавую консервную банку, положил червячков туда, сверху заткнул куском газеты – чтобы не разбежались, накрыл неказистым ящиком – чтобы не похитили. Рука об руку стряхнул… Вот так вот! Выскочил на проспект, но на всякий случай все-таки обернулся: надо номер дома записать, а то не найду потом червячков – пропадут! Кругом праздничная жизнь бурлит, на Невском уже новогодняя иллюминация светит, а я бормочу, чтобы не забыть: «Червячки – дом номер сто девятнадцать, под аркой налево, Геркулес – ящик пять-шесть-семь-восемь, шифр один-два-три-семь…» «Нет, – думаю, – это не гульба!» Зашел быстро на почту, взял телеграфный бланк, четко записал: «119, 5678, 1237». Засунул в портмоне – ну вот, теперь легче, теперь мозг и душа распахнуты навстречу свободе! А вот и бар. Красота! Поднимаюсь по ковровым ступенькам, приглядываюсь в полумраке… Жизнь бурлит! Подхожу к освещенной стойке бара – и в ужасе отшатываюсь! Чудовищная провокация! Стоят, поблескивая, банки растворимого кофе. Полгода ищу. Не иначе как к Новому году выкинули. У жены давление пониженное – кофе помогает, особенно этот. На всякий случай спрашиваю у бармена: – Это что у вас? – Растворимый кофе. – И продаете? – Пожалуйста! – Две банки, пожалуйста! Вот и считай. Червонец остался на всю гульбу! В следующий раз, когда вот так соберусь погулять, деньги уж лучше сразу же в урну выброшу – приятнее будет. Купил пачку сигарет, пять коробков спичек – то и дело дома спичек не оказывается. Элегантно выкурил сигарету, высокомерно глядя по сторонам. И все! Пора, видно, в обратный путь, клады мои расколдовывать. Еле расколдовал!.. Уже на подходе к дому (в руках пачки «Геркулеса», за пазухой холодные банки, червячки во рту – больше некуда!) вижу – у пивного ларька народ гуляет. Пошел мелкими шажками, придерживая пачки подбородком, говорю неразборчиво: – Не в службу, а в дружбу – в нагрудном кармане у меня деньги должны быть, достань, пожалуйста, купи маленькую пивка и в рот мне влей. – У тебя рук, что ли, нет? – говорит. – Есть, да видишь, все заняты. – Ну хорошо. Взял маленькую, вылил мне в рот – я хотел червячков с пивом проглотить, но удержал большим усилием воли. «Спасибо!» – хотел кивнуть, но не получилось: подбородок упирался в пакеты. Подошел к парадной, гляжу – валяется газовая плита, вместе с трубами вырванная. Вот это люди гуляют – не то что я! Поднялся домой, ссыпал всю эту дребедень на стол, червячков с омерзением выплюнул в аквариум… Все! – А, это ты, – жена равнодушно зевнула. Не оценила дары! «Нормально» – не более того! А дочь до полуночи так и не появилась. Не привлек!.. Зато рассказ, кажется, написал. Сидел, кумекал. Звонок! Схватил трубку. – Алле! – Что ты сделал с нашим Митькой? «С нашим Митькой»? Инна! – Привет! Запасная жизнь? – Что я сделал… с нашим Митькой? – с удовольствием произнес. – Он сошел с ума! Даже не знаю – радоваться ли? – Он сейчас в больнице. – ?!! – Вырезали аппендицит. Слава богу. – Читает твоих «Горемык» и хохочет на всю палату! Врачи опасаются – разойдется шов. Говорю ему: хоть шов придерживай. – Лечу! В аэропорту, распарясь, опрометчиво бросил пальто в багаж – какое пальто, если меня ждет такой жаркий прием! Малость не рассчитал. К Митьке лечу! Если не сын… то, во всяком случае, сын духовный – а это еще важней! Да, тут другое. По приземлении все стали вытаскивать из верхних багажников куртки, дубленки… Погорячился! Горячусь всю жизнь. Чем и горжусь. Чем же еще гордиться? Выскочил первый… Снег! В аэропорту грязный язык багажного конвейера пополз и остановился. Раздался здоровый смех. Самолетный багажник на высоте замерз – никак не открыть! «Ждите, пока освободится специальная разогревательная машина – она обслуживает другие рейсы»!.. А вертолет на Пьяную Гору уже лопастями шевелит. А, выбежал в пиджаке. Радость не ждет! Вертолетчик слегка удивленно на меня смотрел. А что такого? Тепло! Вот и знакомая вертолетная площадка появилась внизу. Сердце прыгало… – Ну-ну! – Пека мрачно произнес, когда я перед ним появился. Желания накинуть другу знаменитую свою шубу длинного искусственного ворса – не изъявил. Не поделился также и шапкой. Ну-ну! Сели в его замызганное авто. – А Митька где? Почему-то был уверен, что он встретит меня. – В больнице. – Так зайдем! – Карантин, – он вяло ответил. – Увидимся хоть? Пека пожал плечами. Еле завелся. Мотор времен недоразвитого социализма… Мрак. В это время года я к ним не приезжал. И правильно, видимо, делал. В шесть вечера уже полная тьма. – Это у нас еще не настоящая ночь! – мрачно Пека произнес. Похоже, семейное счастье доконало и его. Как-то стало смутно: зачем я прилетел? Во тьме мелькали лишь белые березки вдоль дороги. – Комсомольцы посадили еще, – сказал Пека словно с издевкой. – Ну а что в этом плохого? – вступился я. – Было такое время. Теперь, видно, другие времена… Комсомолом я никогда не увлекался, но и нельзя все, что было, во мрак погружать. – Нарисуем! – бодро смотрел по сторонам. Картина довольно странная открывалась. – А чего чуть не на каждой березе венки? – Так бьются все! В основном бандовня нынче ездит. Им что чужая жизнь, что своя. – Прям какая-то аллея героев! – вырвалось у меня. – Угадал. – Пека впервые усмехнулся, хоть и невесело. – Так все и зовут. Навстречу пер какой-то черный катафалк с темными окнами. – Аккуратней рули! Но Пека, видно, не собирался уступать. Судя по состоянию его – не прочь и наш с ним венок тут повесить. – Ты что делаешь?! – Пришлось мне самому схватиться за руль. Стояли, отдыхивались… Похоже, поездка сюда не такой уж радостной может получиться. И не такой длинной. – Разъездились тут! – просипел Пека. Как видно – враги! Наконец-то дома… и какие-то пьяные толпы. И что особенно жутко – молодежь. – Выходной, что ли? – У нас теперь выходные сплошь. Стоит все! – Скучаешь по работе? – вырвалось у меня. – Да хер ли по ней скучать? Это я для тебя тут художества рисовал. А на самом деле так… потное однообразие. – И то кончилось. – Ну это мы еще будем смотреть. Горизонты глубже восьмисот закрыть хотят. Невыгодно им! Хотят сверху наскрести себе, а остальное все кинуть. Не выйдет у них! А я боюсь – выйдет. И поселка не узнать. Хотя при первом знакомстве казалось – куда ж хуже? Всегда есть куда. То там, то сям окна вынесены вместе с рамами, внутри следы пожарища, копоть по фасаду. Построил Пека… ранний ренессанс! «Тут будет город-ад!» «Да, выжигают тут… неугодных», – подумал я. И вряд ли Пека в числе «угодных». Оставшиеся окна, вплоть до верхних этажей, в грубых решетках. – Это от воров, что ли? – Нет, от комаров! – Мне кажется, Пека мне не рад, – высказал я, когда Пека, напившись, рухнул. Да, и Инна усохла. Усохнешь тут! – Почему не рад? – усмехнулась она. – Для любимого дружка из могилы вылез! – Как? – Так. Сели с дружками в руднике, давно отключенном, и не выходят! Будто кому-то есть дело до них. Тут теперь другие дела. – Но какие же? – А какие везде! «Шахты стоят – мерседесы ездят»! – Встретили тут один… Инна обмерла. – Таранить он его не пытался? – Нет. – Ну, видимо, пожалел тебя… для первого раза. Да нет. Не пожалел. – Ну и сколько он еще пробудет тут? В смысле, на поверхности? – Спроси у него. Надеюсь, пока ты тут… Ясно. Затем и позвала! Вытащить мужа из «могилы». – А Митька что? – Аппендицит сделали. Теперь карантин у них там… по гепатиту. И слава богу! – вдруг вырвалось у нее. – Что ты такое говоришь?! – Здесь нечего Митьке делать! – затряслась. – О сыне он не думает! Совсем уже ошалела от отчаяния… Конечно, про то, как Митя хохотал над моей книгой, придерживая шов, она уже не скажет. Теперь ни к чему. Да-а, прилетел на праздник! Праздников не напасешься на тебя. – Так точно Пека не скроется, пока я тут? – тактично тему переменил. Она пожала плечами. – Тут мы еще избу-читальню открываем. Все книги, что он копил, отдали туда. И твои, что ты нам дарил, – тоже. Раньше он увлекался книгами. Надеюсь, хоть это вытащит его! Откуда именно это его «вытащит» – она не уточняла. Но и не надо уточнять. Отовсюду! – Сколько сил он в нее вложил! Задним числом узнала: свои ртутно-золотые бляшки растапливал, чтобы материалы купить. То-то он зеленый такой. – Все говорил: «Вот приедет к нам Попик!» – Она смутилась. – Так он называет тебя. Не знал? – Нет. – Знай теперь. «Вот приедет к нам Попик – будет где выступить ему»… Библиотеку-то поселковую сожгли… – Господи! Библиотеку-то за что? Она пожала плечами. – Зато теперь вот! – подвела к окну. За окном (из щелей торчит вата… да, особо аккуратной хозяйкой она не была никогда) простирался бескрайний темный двор – как я понимаю, до Северного полюса… Прямо под окнами был детский городок, качели, карусель… тоже слегка обожженные, и рядом с ними поднималась избушка в четыре окна… и ее тоже сперва воспринял как часть детского городка. А это, гляди, центр культуры! – Вот тут ты сегодня и будешь выступать. «Да, – подумал я, – зал исключительный. В таком я еще не выступал». Но откликнулся, как всегда, с энтузиазмом: – Молодец! Это явно она все затеяла. Идея явно ее. Мне бы такую… в смысле – не идею, а жену! Проехали. Выбрал другую судьбу. Уступил, как я и все уступаю в жизни. Это я только в литературе лют! – Ты, надо понимать, это придумала? – Ну, не совсем я. Она всегда тут стояла… точнее, остов ее. Считается, что якобы декабрист один, довольно сомнительный, в сущности, для диссертаций сочиненный, отбывал тут. Ну я и уцепилась: мне много ли надо? Через свои связи в Министерстве культуры отбила ее. Кому что! – горько усмехнулась. – Некоторые дворцы хапают. А нам – это… – Но мне изба эта дороже дворца! – Пека тоже душой вложился. Какую-то особую бак-фанеру достал. Все мечтал: «Вот приедет Попик… Такой бак-фанеры он не видал!» И вряд ли уже увижу где-то. – Спасибо вам! – Тебе спасибо, – проговорила она. – Но хотелось бы заранее побывать там. Освоиться. – Не волнуйся. Теплую атмосферу я обещаю тебе. Я растаял. Но в некотором смысле – замерз. Особенно когда стоял у окна, любуясь местом своего будущего триумфа. Я зябко поежился… и в комнате колотун. – Да, кстати о тепле, – вскользь заметил. – Я тут сдуру, – повел плечами, – по-московски к вам прилетел, налегке. Нет ли чего накинуть… потеплей? – Сделаем, – кратко сказала она, вновь уже погруженная в какие-то мысли. – А Митька неужели ж не сможет прийти? – высказал я свое, но, как часто мне «везет», угодил в самую больную точку. – Нечего ему делать тут! Папа звонил: похоже – последний шанс устроить Митьку в нормальную школу! – Что, в Москве? – пролепетал я. Вот тебе и изба-читальня! – Ты с Луны? Что сейчас творится в Москве!.. В Англии! – Конечно, конечно, – растерянно забормотал я. – В Англии – о чем речь! Для этих слов, видимо, и был вызван. – Так заставь этого хрена ж..у поднять! Что он расселся тут… навеки, что ли? Вот и моя роль! А изба – это так… декорация первого акта. Расстроился я. Ну ничего! Выступлю нормально. И после посещения больницы я выступал… и непосредственно после посещения морга… и никто не заметил абсолютно ничего. Публика хохотала. Выдюжим. – Папа говорит: еще что-нибудь он отмочит, и любая страна мира будет закрыта для нас! – А наша? – вырвалось у меня. – А что здесь делать? – А что мы все здесь делаем? Зря? – Сутулишься ты у меня. – Она смотрела на меня с жалостью… и с любовью! – Я у всех сутулюсь. Инна лишь махнула рукой. Из маленькой спаленки доносился храп. Пошла будить. – Вставай, морда! Может, помнишь хоть, у друга твоего выступление сегодня. – Когда? – прохрипел Пека. – В восемь. Пека тупо молчал. – Могу и не выступать! – вырвалось у меня. Пека стал одеваться… – Рано еще, – подвиг его я оценил. – У меня совещание, – заносчиво Пека сказал. – Знаю я эти ваши совещания! – рявкнула Инна. – С прошлого принесли тебя! – Так мы это… делаем бизнес-план, – пробормотал Пека. – Рудник им закрыть я не дам! Да. За Англию с ним трудно будет пропаганду вести! – Кому ты не дашь? Ты знаешь хоть, с кем борешься? – Получше тебя! А если не врубятся – снова заляжем в рудник. – Да кого это трогает! Павлунько убили – мало тебе? Ты-то хоть останешься со мной? – вдруг повернулась ко мне. – Нет, к сожалению. Куда он – туда и я. Пусть и не думает никто, что я сюжет этот бросил. Самый разгар! – Пойду прогуляюсь перед выступлением, – мягко пояснил я. – Голова что-то побаливает… После прогулки она несколько сильнее побаливала… но я забегаю вперед. – Ну иди. – Взгляд ее окончательно угас: и этот безнадежен. Но и тут не сломалась она, продолжала командовать: – Ну ты, друг! – к Пеке обратилась. – Может, дашь шубу свою драную, которую уже на помойку пора, своему другу? Внимания не обратил? Он в костюмчике появился. – Шубу не дам! – мрачно Пека отвечал. Конечно, такой «прикид». Пека и шуба неразделимы! – Климкостюм могу дать. Не хватало еще мне какого-то непонятного «климкостюма». – В климкостюме пусть полярники ходят. Тогда я ему дубленку твою дам. Пека сопел обиженно. Видимо, и дубленку жалко. Предпочел бы, наверное, чтобы я замерз. Но все же к дубленке спокойно отнесся – видимо, не так прикипел. Вышли вместе. Мимо бывшего магазина прошли. И он выжжен! Да, кончились тут молочные реки. Выжженная земля! Я, конечно, понимал, что совещание будет не в Доме правительства, но горячо надеялся – в «Шайбе». Однако Пека и «Шайбу» миновал. – Уйгуры ненадежны, – сказал кратко, как настоящий вождь. К гаражу подошли… Конспиративно. На ржавой боковой стенке было мелом написано: «Секс-вагон». – Как это понимать? – надписью заинтересовался. – Да молодежь сбивает замок, оргии тут устраивает. Потом шприцы выгребать. Машину угоняли три раза! Да, Мите не надо тут. Отомкнули. Посередине темноты сереет его «Москвич», по стенам скамьи. Видимо, для членов правительства. Пека булькнул канистрой. – Надеюсь, тут не бензин? – я предположил. Он мрачно, но утвердительно кивнул. – А где ж участники совещания? – Я потер руки. – Подойдут. Но пока… не хотел при ней… пиши! – властно скомандовал. – Слушаюсь! – Я выхватил блокнотик. – За два года в рудник ни копейки не вложено. Проржавело все. По фигу им! – Ну а как же… руда? – У них тут свои дела – деньги перебрасывать. «Компьютерное обеспечение рудничной логистики» – это тебе как? – Неплохо. – Кому-то да. Гуня по этой части большой специалист. Главное мастерство тут – вернуть девяносто процентов тому, кто дает. Поэтому и назначают бессмысленное… на что тратиться не надо. – Так чего же ты не берешь?! – вырвалось у меня. – Так мне не дают. Знают – работать начну. Для них это страшней чумы!.. Так что готовим сопротивление! Он разлил в алюминиевые стаканчики. Бр-р! – Значит, так вот и готовятся государственные катаклизмы? – Я оглядел гараж. – Катаклизму нам всем вставили уже! Но не все согласны! Несогласные стали подходить. Опилкин! Прежнего щеголя не узнать! Другие усаживались… Да, в «Шайбе» пошикарней гляделись они. – А ты сдал что-то, – Пека мои комплименты опередил. – Ну, что делаем, шеф? – Опилкин довольно нагло проговорил. Видимо, делегат от народа к вождю. – Снова на заглубление? Пека, как настоящий вождь, зову народа поспешно не внимал, больше внимания обращал на высокого гостя… хотя я в этой роли чесался и потел. – Кладбище тут планируют, – сообщил он мне главный секрет. – Так есть уже, вроде, оно? – Глобальное, для всей цивилизации! На тысячелетия рассчитано, – культурный Опилкин сказал, потирая руки. – А где оно? – Да там, где мы с тобой были, – мрачно Пека произнес. – Конец света помнишь? А, вместо радиолокационной станции и зверобойного промысла. Умно! Хотя пить еще крупно не начали, но уже похоже на пьяный бред. Почему безумцы эти решили, что их богом забытый угол станет вдруг центром цивилизации, пусть даже могильной? Я все же приехал сюда писать реалистический роман. – Объясните. – Не понял? – Пека снисходительно произнес. – Так во всем мире на кладбищах гниют… а у нас в мерзлоте все свеженькие будут лежать, как огурчики! Кошмар. – Только волосы и зубы растут, – добавил вездесущий Опилкин. Представляю этих красавцев. Я, конечно, ждал тут каких-либо ужасов, но таких!.. – И знаешь, кто за этим стоит? – произнес Пека почему-то хвастливо. Он? Но тогда почему он же с этим беспощадно борется? Инна? Но тогда, наверное, надо соглашаться? – Рада! – произнес Пека и самодовольно захохотал. – Кто? – Ну Рада! Помнишь, еще копали у нее? Да, рыли для нее могилы, но чуть не вырыли для себя. Был потрясен ее размахом, и вообще – масштабами жизни. Казалось, тут страшно, а тут, оказывается, лакомый кусок! – Да как же она проникла сюда? Пека молчал многозначительно. Мол, не без моего влияния, ясное дело! Подчиненные смотрели восторженно, снизу вверх – большими половыми связями начальник обладает там, наверху! – Ну и что не устраивает тебя? – Забываться начинает! Распустила тут бандовню… умных людей не слушает. Рудник вовсе не обязательно закрывать. Обязательно! По литературе знаю. Чтобы мертвечину везде насадить – надо предварительно выморить все живое. И в литературе это идет! Выпили. – Так что объявляем войну! – Пека властно на Опилкина глянул. Тот с натугой поднял тяжеленную сумку на стол. Я думал: там патроны и гранаты… Нет, бутылки с «зажигательной смесью», слава богу. Умно. Маскировать революционные маевки под обычные пьянки, как Ленин учил! Вдруг распахнулась железная дверь, хлынул свет. Оглушительный металлический голос: – Выходи по одному! Стволы, ножи на снег, руки в гору! Милиция тоже играет в какой-то фильм. Последним вышел и я, щурясь, в надежде – может, отделят? Поймут, что я не из этой оперы? Достаточно вжился! А через час мне уже выступать. – Чего стоишь? Залезай! – Это вы ко мне? Упаковали меня вместе с моими героями. Большая честь. Ну а где бы ты хотел сейчас быть? Отдельно? Так не напишешь никогда. Привезли, что характерно, не в отделение, а в какой-то спортивный ангар. Сердце мое упало. То есть эта работа у них не надоевшая, обыденная, а сверхурочная, видать, неплохо оплаченная – так что будут работать с душой. Характерная деталь: тут же в этом бункере спортивные тренировки шли. Лысые мордовороты штанги толкали, другие настойчиво, обливаясь потом, гребли на условной железной лодке, не отвлекаясь на наши крики и стоны, которые вскоре тут раздались. Но этих еще можно понять: им вскоре, возможно, точно такая же работа предстоит – чего отвлекаться? Более поразительно, что девочки-ангелочки с обручами и лентами танцующие под музыку Чайковского, извлекаемую из белого рояля интеллигентной очкастой женщиной, тоже не обратили ни малейшего внимания на побоище, что нам учинили тут. Решили, видимо, что это какой-то турнир по боям без правил и со связанными руками у одной из сторон, по моде времени. Афиши такие висят. Характерно, что и исполнители вовсе не тушевались, даже милицейская форма не смущала их – наоборот, как бы подчеркивали жестокость и цинизм. Да, милиция тут полностью переменила ориентацию! Тоже напоминает какой-то фильм. «Из всех искусств для нас важнейшим является кино!» – Ну что, сука? Скоро ты уберешься отсюда? – волосатая лапа сжала Пекино горло. – Зоя! А давай стоя! – смело Пека прохрипел. Удар! И тут же – божественное «Лебединое озеро». Вынесло все оно! Похоже, что при такой всеобщей терпимости нам хана. Но голос все же раздался. Сначала гулко хлопнула крышка рояля, струны отозвались. – Вы долго еще? – строго произнесла аккомпаниаторша. – Вы мешаете нам! У нас мероприятие. Найдите другое время. – Сейчас, Софья Павловна, – главный глянул на часы. – Уже заканчиваем. Видимо, работа тоже почасовая. И корячиться хоть минуту лишнюю, да еще на сверхурочной, никто не собирался. Это и спасло… Для бодрости зашли в гараж, допили. Главное – бодрости не терять. – Ну все, – я сказал Пеке. – Пора сдаваться властям. Под властями я, ясное дело, Инну подразумевал. По дороге еще купили елочку у ханыги. – С материка привез! Недешево обошлась. Пека и не скупился: Новый год! – Упала консоль, – так Пека ей наши травмы объяснил. Я гордился им! Что значит специалистом быть. Консоль! Сдержанно и емко. И ничего больше можно не объяснять: дилетантам бесполезно. Как художник слова, восхищался и одновременно сладко погружался в сон. – Не спи! – звонкий голос Инны, спасительный луч. – У тебя выступление через полчаса! Да, емкий вечерок! Сел. Пока что еще не встал. Но все уже слышал и многое понимал. Я глянул на Пеку, спавшего на соседней тахте. – Он так ждал тебя. Если б не дурацкая забастовка эта! Увольнять его ребят стали. Ну, оболтус этот: не брошу своих! Я четко встал. Тоже имею принципы. Пропьем все, но профессию никогда. Пора и мне в мой забой!.. Последние годы я по сути тоже, как Пека, в яме сидел со своим верным пером (кайлом), упорно не прерывая работы, – когда на поверхности проносились ураганы, сметающие все… Устоял? В смысле – усидел? Высидел свое? Сейчас проверим!.. Ровно через полчаса, с прилизанными мокрыми волосами, с изможденным высокоинтеллектуальным лицом был уже за столом в избе-читальне, шуршал листами. Публики небогато – но к этому тоже привык. Закалился. Или задубел? В общем, выдерживаю. К тому же – елочка, свечи создают уют. Читал. |
|
|