"Человек-оркестр: микроструктура общения" - читать интересную книгу автора (Кроль Леонид Маркович, Михайлова Екатерина...)

6. Знание – сила?.. (несколько слов о технике безопасности)

Что же дает внятное разделение своих проявлений на относительно независимые и как-то дополняющие друг друга слои со всей разнокалиберностью их деталей и зачем человеку нужно погружение во множество образов своего поведения? (Разумеется, пластическое «зеркало» – только одна из линий микроструктурного тренинга, но попытаемся воспользоваться этим примером для того, чтобы ответить на вопросы, которые возникают и по поводу всего тренингового цикла).

Авторам случилось несколько раз попасть в сложное положение как раз в духе вопроса: «Зачем все это нужно?», – только поставленного неожиданно и острее, чем это обычно бывает в группах. Один из наиболее невинных, но достаточно ярких примеров таков.

В кулуарах представительной профессиональной конференции, разговорившись с уважаемым коллегой и несколько (был грех!) увлекшись, мы позволили себе минуты две подробно говорить о его жестах – весьма, надо сказать, отточенных и выразительных. Не обошлось и без кое-какого беглого «зеркала»: как уже было сказано, словесное описание неточно и громоздко.

«Зачем вы это мне рассказали, – такова была реакция, – я теперь буду об этом помнить и потеряю непосредственность». Со временем этот ответ перестал казаться курьезным, хотя, как нам до сих пор кажется, непосредственность от одного разговора еще никто не потерял. Но подобные эпизоды заставили всерьез поразмыслить о том, какие опасности содержит Зеркало[17] (пластическое ли, ассоциативное или какое-нибудь еще), а стало быть, и о противоядиях.

Одна из сил, могущих, как мы видели, отталкивать от Зеркала – это страх и нежелание начать видеть лишнее, зафиксироваться на ранее не осознававшихся («непосредственность») моментах в своем или чужом поведении. Эта опасность увидеть «механику» того, что казалось целостным и единственно возможным, утонув при этом в хаосе деталей, описана (и как!) в повести «Импровизатор», принадлежащей перу В.Ф. Одоевского. Бедный поэт Киприяно становится несравненным профессионалом, заключив дьявольский договор с ужасным доктором Сегелиелем; цена – удел пожизненно «все знать, все видеть, все понимать»: «Несчастный страдал до неимоверности; все: зрение, слух, обоняние, вкус, осязание, – все чувства, все нервы его получили микроскопическую способность, и в известном фокусе малейшая пылинка, малейшее насекомое, не существующее для нас, теснило его, гнало из мира; щебетание бабочкиного крыла раздирало его ухо; самая гладкая поверхность щекотала его; все в природе разлагалось пред ним, но ничто не соединялось в душе его: он все видел, все понимал, но между им и людьми, между им и природой была вечная бездна; ничто в мире не сочувствовало ему». Насколько же реальная опасность «потерять непосредственность» и не грозит ли наше увеличивающее «зеркало», да и весь микроструктурный подход муками несчастного импровизатора?

К счастью, без договора с дьяволом или его полномочным представителем это невозможно. Запас разнообразия (и в действии, и в восприятии) велик; осознавая множество особенностей своего и чужого поведения, человек не только не превращается в несчастный автомат, а пожалуй что и наоборот. Затертое, привычное – то есть, автоматическое – как бы зацветает новыми смыслами, связями, сравнениями. Ведь ужас положения Киприяно состоял в том, что он стал не просто видеть строение всего вокруг, а видеть его во многом глазами своего «благодетеля», то есть бессмысленным набором шевелящихся элементов, лишенным любви и света.

В отличие от доктора Сегелиеля, презиравшего, как и следует бесу, род людской, мы полагаем обратное: каждый фрагмент поведения при внимательном и непредвзятом рассмотрении «с увеличением» оказывается не абсурдным копошением, а по-своему стройным микрокосмосом, где дух порой захватывает от богатства неожиданной жизни, которая потенциально-то всегда здесь была, но для реализации нуждается в «оптике».

Давным-давно работая с группами, мы до сих пор не знаем, какими «цветами» заиграет вот эта рука вот этого обычного человека. Он и сам этого не знает. Но вместе мы можем это увидеть – разумеется, если правильно настроить «мелкоскоп». О некоторых правилах речь уже шла, хотя мы хорошо понимали, что пишем не учебник для профессионалов. Есть, пожалуй, еще одно обстоятельство, заслуживающее упоминания в разговоре об опасностях и противоядиях. Рассмотрение движения (или любого другого проявления) с сильным увеличением – это рабочий инструмент, и только. Такое видение не остается в неизменности с участником группы «на всю оставшуюся жизнь»: оно как бы вступает в реакцию синтеза с привычным взглядом на вещи или способом действия и изнутри меняет его, но и само при этом перестает существовать в чистом, «лабораторном» виде.

Здесь мы вплотную подходим к еще двум опасностям, таящимся в Зеркале. Страшно не найти из Зазеркалья дороги назад – но страшно и вернуться ни с чем, потерять всякую связь с «тем берегом». В сказках феи и русалки часто не хотят отпускать героя обратно к людям, соблазняя его красотами и сокровищами волшебного мира, а то и просто лишая памяти. Но и благополучно вернувшийся герой оказывается перед серьезным вопросом: что же с ним было и какое это имеет отношение к его обычной, «неволшебной» жизни. Хорошо, если ему оставлен знак «всамделешности» его путешествия – хрустальный башмачок в кармане передника или те «вещественные доказательства», на которые была щедра Мэри Поппине. Хуже, если в обычной жизни ему только остается, что вспоминать и тосковать – как в печальных шотландских сказках тоскуют те, кто однажды неосторожно свел знакомство с эльфами.

Если же говорить прозой, то все это соответствует вполне земным проблемам соотношения реальности группового взаимодействия (а оно в микроструктурном тренинге, как мог заметить читатель, намеренно непрагматично) – и просто реальности. Как таковой.

Честно говоря, нам довольно редко приходилось отвечать на вопросы о том, как связать с «обычной жизнью» происходящее на занятиях. Видимо, участники групп это хорошо чувствуют сами – отчасти и потому, что в самих методиках микроструктурного тренинга и, в частности, в «зеркале» заложен принцип свободного перемещения «туда и обратно». Уподобление другому человеку, внутренний обмен позициями и временное «влезание в чужую шкуру» действительно являются важными и достаточно универсальными механизмами, встроенными даже в повседневное общение. В первом разделе уже говорилось о том, что в этом процессе буквальное, физическое уподобление является в каком-то смысле первичным элементом. Напомним и то, что сформировавшиеся двигательные особенности обычно не осознаются, как и «типичное поведение», послужившее их источником. Мы можем – с опозданием, когда ситуация общения уже закончилась – сказать, что с нами говорили «тепло» или «натянуто», что кто-то «тяжел», а кто-то «держится на дистанции». Но понять (почувствовать), откуда взялось впечатление тепла или дистанции, что именно его породило и составило, мы обычно уже не можем, а большинство людей и не пытается. В языке, как правило, даже нет названий для оттенков и отпечатков в телесных проявлениях душевных свойств – вернее, этих названий мало для серьезного разговора.

Погружаясь в безымянное множество «оттенков и отпечатков», удается накопить вначале смутный, но развивающийся опыт переживания чужого «положения» и «шкуры» совсем иначе, чем при попытке подыскать соответствующие названия этикетки и опоре на рациональное. Период бессловесного, размытого, конкретно-чувственного «понимания телом» в нашей работе обладает и собственной ценностью, но к тому же является подготовительным, «инкубационным». Его длительность связана с потребностью создать условия и среду, в которой могли бы дозреть, выкристаллизоваться и родиться отчетливые элементы узнавания, а затем и точные описания другого, возможность иных суждений.

Разумеется, определенное место в работе занимает и традиционное для тренинговых групп обсуждение того, «что сейчас происходило», и буквальное разыгрывание более крупных и жизнеподобных фрагментов поведения. Однако при этом нам представляется важным сначала насытить непосредственный чувственный опыт участников таким объемом новых впечатлений непривычного для них масштаба – будь то проявления пластические, голосовые или любые другие, – чтобы переход к обсуждению также мог вызывать появление нового языка для описания происходящего.

Некоторый период «немоты и странности» на занятиях сам по себе не вызывает напряженности – напротив, он как бы дает участникам право забыть или вовсе не знать, «как это называется». В этом смысле многие упражнения микроструктурного тренинга направлены, кроме всего прочего, и на то, чтобы на время лишить «вещи» – «названий».

Критерием подлинности происходящего процесса является повышение «качества взаимодействия»: меньше лишних слов и неточных коммуникативных действий; вместо соревновательного «не хуже других» появляется настоящий интерес к тому, как у другого; возникает удовольствие от движения; многое замечается и решается на несловесном уровне – отсюда масса коротких взаимодействий взглядом, изменением позы, положения в пространстве и т. д.; вместо усталости с течением времени занятия открываются всегда существовавшие, но не использовавшиеся запасы энергии. В общении происходит, в известном смысле, то же, что и в разработанном до нюансов собственном движении. Другой человек не утомляет, потому что в нем много разного; собственное движение перестает быть «скучным» поэтому же. Спокойное, не стремящееся к немедленному результату переключение внимания и действия внутри очерченной области – будь то движение собственного плеча, следование за рисунком напряжений чужого тела или оглядывание всех сидящих в кругу – создает эффект, подобный эффекту паруса или лыж в физическом мире. Во много раз возрастает «площадь опоры», каждое конкретное действие становится «одним из», за счет чего его собственное внутреннее напряжение снижается, распределяясь между разными возможностями, каждая из которых доступна.

«Зеркало» позволяет приблизиться еще к одной проблеме, затронутой в первой части. Начиная имитировать других и попадая в непрерывный поток различий и сходств в конкретном и малом, легче понять (сначала почувствовать), как много в собственном поведении отпечатков чужих, невольно когда-то заимствованных, особенностей. Эти пластические цитаты (часто – целые блоки заимствований) могут засорять также уровни общения, о существовании которых человек и не подозревает. Двигательные привычки «с чужого плеча» обычно составляют некоторый слой поведения, занимающий место возможных индивидуальных реакций и не дающий им проявиться, «прорасти». Попадание в орбиты этих стереотипов часто происходит неосознанно, не носит демонстративного характера, не рассчитано на прочтение. В незаметности и заключается «сила» их утомительности. С помощью «зеркала», служащего, как мы помним, и увеличительным стеклом, они не только высвечиваются, но и часто позволяют вспомнить об источниках возникновения – людях или ситуациях. В таких идущих от движения воспоминаниях, самоанализе, часто происходит разрядка (отреагирование) этих «малых стереотипизированных форм», за счет чего поведение становится более индивидуальным, очищается от невольных заимствований.

Между тем, история опасностей, таящихся в Зеркалах, не окончена. Сказочный мотив Зеркала содержит довольно грозное предупреждение: «получение обратной связи» (говоря унылым техническим языком) – испытание, а не повод для безответственного любопытства. «Чудесное стекло» мифов и легенд одновременно притягивает и страшит, и неспроста. Прогулка в Зазеркалье может обернуться экскурсией по замку Синей Бороды – со всеми вытекающими отсюда последствиями. Из глубины порой являются отнюдь не безобидные образы («О том, что мерещится в зеркалах, лучше не думать»[18]). Не случайно зеркальный двойник в литературных сюжетах часто грозит герою серьезной бедой: «Под наваждением странного зеркала Алексей чувствовал себя каким-то другим. Все элементы его сущности, которые он научился с годами подавлять, с неожиданной силой и бурностью проявились вновь. Какая-то страшная сила тянула все ближе и ближе к пожелтевшей поверхности тусклого стекла. Вдруг он вздрогнул, с ног до головы покрылся холодным потом и, как в подвалах канала Gracio, увидел перед собою два устремленных на него исступленных, совершенно чужих глаза.

В то же мгновение почувствовал резкий толчок. Его зеркальный двойник схватил его правую руку и с силой рванул внутрь зеркальной поверхности, заволновавшейся кругами, как волнуется поверхность ртути».

Этот отрывок из романтической повести Александра Чаянова «Венецианское зеркало, или Диковинные похождения стеклянного человека» позволяет говорить даже сразу о нескольких угрозах, исходящих or Зеркала. И первая – попасть в Зазеркалье, на этот раз мрачное и призрачное, без пути назад (а это, согласитесь, не совсем то же самое, что просто прельститься чудесами «того берега»: разница такая же, как между склонностью к фантазиям и настоящим безумием, полной потерей связи с реальностью). Здесь герой, попадая во власть мрачных чар, еще и теряет чувство самоидентичности – из зеркала глядят «совершенно чужие глаза». И, наконец, главная зеркальная опасность: выпустить на волю Двойника-чудовище, свое неприемлемое, отторгаемое «я». Двойник хочет вырваться из заточения, заменить собой героя и является, как мы видим, материализацией подавленных «элементов сущности». В реальной жизни человек часто тратит огромные силы на то, чтобы чего-то о себе не знать – замуровать Двойника, отделаться от него, жить так, как будто его нет.

Вопрос: «Стоит ли все это знать про себя?» – еще одна из самых мягких реакций по поводу возможной встречи. Пугает не только страшное, но и просто неизвестное: стоит напомнить, как болезненно может быть новое представление о себе, к которому человек не готов, на месте которого есть нечто более устраивающее его (как правило, более общее, размытое, так как всякая подробность рассмотрения чревата какими-то новыми сведениями). Правдивость и точность представления о себе может ранить тем сильнее, чем неожиданнее оказывается. Может быть, Двойник вовсе и не чудовище, но насильственная встреча с ним все равно мучительна. При этом неприятие, отталкивание, уничтожение нового образа себя может вызывать к жизни такие формы психологической защиты, что позитивные цели «знакомства с собой» могут быть достигнуты лишь с большим трудом и потерями.

Привлекательной стороной «зеркала» в микроструктурном тренинге является как раз то, что за счет дробности, капиллярности рассматриваемых в нем проявлений, дозы получаемых о своем поведении знаний делаются переносимыми. Своеобразие нашей ситуации создается и тем, что групповым «зеркалом» принимается, пробуется и примеряется любое – даже мельчайшее, даже случайное движение каждого. Такое внимание без искажении и без оценок в значительной степени снимает ощущение потенциальной опасности узнать о себе что-то «не то», поскольку снимается и сама постановка вопроса, подразумевающая существование в человеческом поведении «лица» и «изнанки». Каждый зеркальный шажок, будучи малым, постепенно приучает к нормальности, «законности» обращения к оттенкам проявлений, не наблюдаемых и как бы не существующих для обыденного сознания и самовыражения. Часто оказывается, что Двойник по-настоящему страшен только до тех пор, пока сидит под замком впотьмах и объявлен несуществующим (а у кого бы не испортился характер в таких условиях?!). Когда он получает разрешение проявляться маленькими «порциями» то здесь, то там, картина меняется. Какие-то его качества остаются нелюбимыми, неприятными, но о них уже можно думать и даже говорить; можно почувствовать их связи с другими свойствами и, приняв как часть себя, найти для этих «изгнанников» какие-то более достойные формы существования.

На конечное решение проблем такого масштаба «зеркало», разумеется, не претендует – но с его помощью создается своего рода оптика, позволяющая все легче и точнее «влезать в шкуру» другого человека и без страха всматриваться в мелочи собственного поведения. Многие явления перестают настораживать и отторгаться, получают «место под солнцем» в контексте индивидуального почерка, принадлежащего в равной мере телесной и психологической сферам.

В микроструктурном тренинге создается возможность щадящего, дозированного контакта с тем страшноватым, что «мерещится в зеркалах» (кстати, было бы наивно полагать, что там водится один Двойник: зазеркальное общество гораздо разнообразнее). Групповая работа, подобная той, которая взята здесь в качестве примера, достаточно безопасна и обычно не вызывает разрушительно-сильных защитных реакций – в отличие, скажем, от упомянутой во второй части методики «зеркального автопортрета», где встреча с образами самого себя происходит в гораздо более жестких условиях (из-за длительности, «концентрации», всеобщего внимания и неигрового характера ситуации) и часто становится нелегким испытанием. А при использовании технических средств обратной связи проблема психологической защиты может вставать еще острее.

Кстати, иногда нам задавали вопрос: не является ли «зеркало» своего рода «фанерным самолетом» – вынужденным следствием недостаточного технического обеспечения? При всем глубоком почтении к возможностям, например, видеотренинга ответ будет отрицательным (хотя сочетания микроструктурной работы и технических средств обратной связи возможны, интересны и в ряде случаев нами применялись). Однако никакая аппаратура, даже при самом профессиональном ее использовании, сама по себе не заменяет того особого резонанса, который возникает в живом «зеркале», превращает обмен информацией в нечто большее, развивается и придает общению участников новое качество, новую глубину.

Подлинное знакомство с любыми своими особенностями, видимо, возможно только в процессе активного сравнения различных их аспектов с аналогичными проявлениями у других людей. Этот механизм одновременно является действенным противоядием чрезмерной эгоцентрической увлеченности собой и собственными проблемами, что бывает вовсе не чуждо участникам тренинговых и психокоррекционных групп и имеет свой мифологический прообраз (предупреждение!) – невеселую историю Нарцисса, который предпочел свое отражение всему и всем на свете. Множественный и постоянный обмен позициями «я как я» – «я как зеркало другого» помогает развеивать бледный и холодный призрак Нарцисса, нередко витающий над человеческим общением. Между тем, опыт пребывания «в чужой шкуре» и «отдавания своей» взаимосвязан, и именно эта связь позволяет говорить о самоанализе в процессе зеркального взаимодействия. Если бы мальчик из рассказа Эдгара По захотел лучше узнать, что происходит в его собственной голове, ему понадобился бы второй, пользующийся тем же методом, что и он.

В группе микроструктурного тренинга возникают специфические благоприятные условия, облегчающие этот процесс и придающие ему новое качество – равновесия между получением знания о себе и вглядывания в другого, дополнительности и взаимной необходимости обоих явлений. Живое групповое «зеркало» справедливо, но не бесстрастно – это не только инструмент познания, но, прежде всего, форма человеческого взаимодействия, диалога каждого участника со всеми остальными, с «хором». При большой точности отражения «зеркало» может одновременно сострадать, любоваться, сердиться, иронизировать – ведь в «хоре» отчетливо выделяются лица и их отношения.

Эти свойства происходящего на занятиях взаимодействия принципиально важны; велико искушение углубиться в тему «зеркала» как группового механизма, опосредующего отношения и формирующего атмосферу… но все это далеко выходит за пределы, поставленные темой и задачами главы. Обещанная развернутая иллюстрация с подробным комментарием дана – что делать, если ее рамки не вмещают ни других проблем, ни множества других методик, техник и форм микроструктурного тренинга общения. Система пластических «зеркал», которую мы попытались описать и проанализировать, составляет лишь одну из линий работы и выбрана в качестве удобного примера, на котором можно было показать специфику микроструктурного подхода, дать читателю возможность заглянуть в его «кухню».[19]

В этой «кухне» есть еще много разного: целое занятие на 2–3 часа может быть построено вокруг… ну, скажем, всего того, что бывает в общении со спиной (а ей, конечно же, есть что сказать, только обычно никто не слушает). Случается и рисовать, и рассказывать истории, и двигаться (много!), и медитировать… Или, к примеру, немного угадывать мысли – они отлично угадываются при сильной настройке на телесно-пластический почерк другого человека; такие вещи быстро перестают удивлять (и в самом деле, что особенного?). Угадываются и другие обстоятельства: мы не раз видели на занятии, как «вошедшая в резонанс» группа рассказывала то, чего знать из житейских источников никак не могла. Случалось, это были до странности точные описания комнаты, в которой живет кто-то из участников… или особенного душевного состояния, в котором здесь его никто не видел и которое, возможно, не посещало его давно… или чьего-то смирно висящего в шкафу любимого платья… или чужого сна…

Вот такая, не вдруг открывающаяся, возможность выходить за границы стертого, автоматического восприятия других людей и столь же автоматического общения с ними – это и есть волшебное вознаграждение за терпеливое внимание к «мелочам». Как всякое творчество, оно содержит в себе и «кухню» (технику), и тайну, которую ни через какие технические описания передать нельзя, да и незачем.

Премудрый Бальтасар Грасиан, конечно, знал, что в «искусстве обхождения» описать и, тем более, регламентировать можно не все. Есть у него изящный пассаж, посвященный вот этому таинственному качеству общения, которое авторы все пытались назвать то «невидимой нитью», то «атмосферой», то «почерком» – он же прямо и без затей именует его «не знаю что»:

«Без него все мертво на свете происходит, и самыя лучшия вещи ничто оное лучше чувствовать, нежели узнать можно, и ежели б люди знали, что оно, то уж не было бы „не знаю что“, ему надобно быть непостижну и несказанну..; „Не знаю что“ есть вид и приятность с природы любезная, которая мешается во всякие дела, в слова, в поступки, в речи, в смехи и в малейшие взоры человеческие, так что всякое рассуждение и слово о себе превозвышает».

Может быть, эту загадочную суть живого общения – «непостижну и несказанну» – мы и искали в нашей книге?