ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ ОТКРОВЕННЫЙ РАЗГОВОР

Семен решил действовать без промедления. Записка, найденная у камня-иглы, пролила свет на истинные замыслы Тимы, Павки и Юли. Сомнений не могло быть. Болдырев и Катаев уехали не на рыбалку. Минск! У Болдырева хватит смелости и упорства ехать не только до Минска, а куда угодно.

Семен торопил ребят. У первой же троллейбусной остановки он отозвал в сторону Васю.

— Веди дружину домой. Разыщи Аксентьева. О записке пока никому ничего не рассказывайте. Ребята пусть займутся на фабрике. Я съезжу на вокзал. Захвати мои вещи!

Семен вскочил в троллейбус, за ним мягко захлопнулась дверца. Вася догнал ребят и стал в голову колонны. Еще издали заметили пионеры у ворот городка необычное оживление. Дежурное звено в полном составе толпилось у газона. Очевидно, ребята ждали дружину. Стремглав, обгоняя друг друга, они бросились навстречу колонне.

Ответственный дежурный, пионер в белой рубашке с красной повязкой на рукаве, несмотря на свои короткие ноги, сумел вырваться вперед, оставив других далеко позади. Он размахивал пачкой конвертов и радостно выкрикивал на бегу:

— Шесть писем! Шесть писем! Два простых! Три авиа! Заказное! Шесть писем!

Радость его почему-то не всколыхнула ребят. Дежурный ждал самое малое дружного громкого «ура!», но в ответ получил полное безмолвие.

— Вася, что это? — спросил он с тревогой и остановился на панели.

— Тимка в Минск уехал, — ответил Вася. — В общем, пошли домой, там узнаешь. Юльку встречал?

— Утром он появлялся и исчез куда-то.

— Один был?

— Один.

У фабрики колонна остановилась. Перед тем как дать команду «разойдись!», Вася попросил ребят о записке пока никому не говорить и заняться сортировкой собранных растений.

— Люся, ты расскажи всем, что делать и как делать, — сказал он, — а я пойду Юльку разыскивать.

— И я тоже иду, — решительно заявил Володя. — Я с ним тоже поговорю!

— Оставайся здесь. Шуметь будешь, помешаешь.

Володя было насупился и, исподлобья глядя на Васю, сказал:

— Я с ним ругаться не собираюсь! Я скажу только…

— Нет! Я иду один.

И Вася направился к голубятне. Председатель лагерного совета решил узнать у Юли все подробности отъезда Тимы и Павки. «Если будет отмалчиваться, — думал он, — заставлю сказать. Все равно заставлю. Вот ведь додумались: родителей обманули, нас тоже обманули и ребят против себя настроили. Тимка опять, наверное, решил, что это его личное дело. А дружина перед родителями отвечай за него». Вася подошел к сарайчику и сильно постучал в дощатые двери.

— Кто? — спросил из голубятни сердитый голос.

— Это я, Юлька, открой!

— Вася! Я на полатях. Ты дерни за веревочку у косяка.

Вася потянул шнурок. Раздался скрежет отодвигаемого засова, дверь открылась. Вася перешагнул порог и осмотрелся. Яркий солнечный свет проникал в сарайчик только через распахнутые двери и ложился на захламленный пол золотым прямоугольником. Он падал как раз на груду битого стекла, и от нее в разные стороны разлетались слепящие брызги лучей. По стенам и потолку забегали солнечные зайчики, как бы говоря: «Смотрите, разве это порядок?» На одной стене болталась картина с девизом. Прибита она было косо, и, казалось, летящий голубь вот-вот врежется головой в ржавую керосинку, висевшую рядом. На ящиках, клетке и сломанных стульях валялись книги. Вася прочитал несколько названий: «Разгром колчаковщины на Урале», «Партизанские были», «По таежным тропам»… На полатях торчала Юлина голова, с обеих сторон лежали в беспорядке книги. Юля читал. Он был так поглощен этим занятием, что даже не оторвался от чтения. Шелестели страницы, глаза бегали по строчкам, пальцы левой руки, на ладони которой покоилась Юлина голова, перебирали темные волосы, накручивали их на указательный палец. На лбу одно за другим свивались колечки-кудряшки.

— Ты один? — спросил Вася, усаживаясь на ящик.

— Ага, Вася, я, понимаешь, нашел Лапина! Да, да нашел! Ты послушай! Вот в этой книге есть о нем. Тут, правда, о «Сальном солдате революции». Но ведь Лапин в нем был!

Юля торопливо перелистнул несколько страниц и начал читать, то и дело посматривая на председателя лагерного совета:

«В ночь с седьмого на восьмое ноября полк «Стальной солдат революции» получил приказ выйти к Чонгару, где уже стоял конный полк Буденовской армии, — с жаром читал Юля. — Утром, когда яркое знойное крымское солнце обогрело землю, полк «Стальной солдат революции» был у Чонгарского моста через Сиваш. От моста остались одни лишь сваи. Обугленные и изрубленные осколками, они, как корни испорченных зубов, торчали из гнилого болота Сиваша. Попытки восстановить мост ни к чему не приводили. Врангелевцы открывали бешеный артиллерийский и пулеметный огонь. Против позиции полка «Стальной солдат революции» белогвардейцы установили три ряда артиллерии. Было пятьсот четыре полевых и два дальнобойных крепостных орудия. Кроме этого участок бомбили и обстреливали из пулеметов самолеты врангелевцев…

Вечером 8 ноября красноармейцы соорудили переправу, и под градом снарядов и пуль первый батальон пошел на штурм. Ни один человек из этого батальона не вернулся назад: все погибли от шквального огня.

Два дня готовились красные части к новому штурму. И вот 11 ноября в 3 часа ночи командир полка Бояршинов и комиссар полка повели два оставшихся батальона на приступ.

По жидким настилам двинулись красноармейцы через Сиваш. Тяжелораненые сами бросались с моста в бездонную пропасть Сиваша, чтобы уступить дорогу наступающим товарищам.

С огромными потерями полк «Стальной солдат революции» прорвался через Сиваш, выбил врангелевцев из трех линий окопов и углубился в раздольную залиманскую степь. На плечах бегущих в панике белогвардейцев красные части врезались в глубь Крымского полуострова и захватили город Джанкой. Скоро с бароном Врангелем было покончено!»

— Как, Вася? Я, Вася, думаю что комиссаром у Бояршинова был Лапин. Это уж точно! Самолеты были у Врангеля! Бомбили наших они. Это в двадцатом году. А наши с винтовками и саблями.

— А где Тимка и Павка? — спросил в упор Вася.

Юлю с полатей как ветром сдуло. Он уселся на стул без спинки и дерзко посмотрел на Васю.

— Чего молчишь?

— На рыбалку уехали! Я же сказал.

Было видно, что Юля догадывается о чем-то. Оживленность, с которой он только что прочитал Васе выдержку из книги, пропала. Юля старался по лицу товарища определить, что случилось; но лицо Васи оставалось непроницаемым.

— Оба, значит, уехали? Ты что, за сторожа остался? Нездоровится?

— Немножко, — согласился Юля.

Вася усмехнулся, вздохнул с сожалением и, растягивая слова, пропел, подражая тете Стеше, жене дворника, которая всегда причитала по любому поводу:

— Ослабел, наш соколик, надорвал он, кормилец, золотое свое здоровье!

В голосе Васи слышалась издевка. Юля решил ответить тем же. Он всплеснул длинными руками и, ударив ими по бедрам, подхватил ему в тон:

— Ох, ох! И не говори. Ломота в костях какая-то, голова кружится и легкий озноб по телу. — Юля начал строить гримасы, будто в него по меньшей мере вселились сразу десятки болезней. Веселый разговор ему начинал нравиться, и он готовился изобразить, какие муки испытывает по ночам от мнимых приступов малярии, колик и схваток в области желудка.

— Ну, хватит, — строго оборвал «жалобы» Вася. — Я пришел по делу. Где Тимка и Павка? Выкладывай, я слушаю.

— А я не скажу! — Юля зло уставился на Васю. Поднявшись со стула, он расправил складки на белой в полоску рубахе и прошелся.

У Васи на щеках выступил румянец.

— Я требую, чтобы ты мне ответил, — Вася подобрал с пола сосновую рейку и постучал легонько по носку запыленного ботинка.

— Не могу ответить: тайна.

— То — на рыбалке, то — тайна. Мелешь ты, Юлька! «Тайна»…

— Да, тайна. Ее я должен хранить. — Юля гордо поднял голову.

Вася с сожалением отметил про себя, что придется повозиться с упрямцем, прежде чем узнаешь нужное.

— От кого хранишь?

— От всех, — Юля энергично поддернул штаны и прислонился плечом к косяку. — Ты, если дал слово, сказал бы тайну кому-нибудь?

— Смотря кому.

— Тебе?

— Я — на твоем месте, ты — на моем? Сказал бы, Юлька, тогда сказал бы.

Юля знал цену Васиным словам. Председатель лагерного совета никогда не болтал попусту. У него слова и дела — одно целое. Прямолинейный ответ, где и зацепиться-то было не за что, выбил Юлю из колеи, расстроил план обороны. А Вася продолжал:

— Ты, Юлька, пионер. Я — председатель лагерного совета. Так? Не какой-нибудь самозванец, а самый настоящий выборный пионерский председатель! Все меня выбирали. Ты тоже выбирал.

Юля скользнул взглядом по трем красным полоскам, нашитым на рукаве вожака, и поддакнул:

— Выбирал.

— Значит, ты мне веришь? Если бы не верил, не выбрал бы. Теперь говоришь: «Нельзя доверить тайны».

— Я не говорил. Я спросил только.

— Вот у тебя, Юлька, брат командир. Думаешь, солдаты от него тайны имеют?

Лицо у Юльки засияло. Любил он Костю, старшего брата, капитана бронетанковых войск.

— Они письма друг другу читают, Костя сам рассказывал. А ты, Васька, хитрый.

— Ничуть.

— Командирам, пожалуй, можно.

— А товарищам? Очень плохо, Юлька, не доверять товарищам по отряду, по дружине.

В глубоком раздумье ходил Юля по голубятне. Вася молчал, он ждал ответа, а Юля думал и думал. Доводы Васи показали ему, что скрывать от ребят отъезд Тимы и Павки нелепо. Как пионер он должен был рассказать председателю совета дружины все, а как «покоритель воздуха» обязан молчать. Вот и разберись попробуй. Ясно только, что «покорители воздуха» — забава, игра.

А пионеры? Пионеры — организация. Носит она имя великого Ленина. Пионеры — сила. Это уже не забава, не игра. Ведь из пионеров вырастают настоящие, смелые, самоотверженные люди — комсомольцы и неустрашимые, мудрые, могучие люди с железной волей — коммунисты.

— Тима с Павкой уехали искать Лапина, — сказал Юля и почувствовал, как гнетущая тяжесть безотрадных ожиданий уменьшилась. Стало свободнее и легче. Мальчугану захотелось поделиться с товарищем всем, всем. Рассказать, что он серьезно беспокоился за судьбу друзей, что не может ничем объяснить их долгого молчания.

— Читай! — Вася подал Юле найденную на Крутой записку.

— Что это? Где взяли? Тимка в Урминске?

— На Крутой Ванюшка нашел.

— Мраморный куда делся? На Крутой?

Юля силился что-то вспомнить, но волнение мешало сосредоточиться, мысли путались, перескакивали с Васи на Тиму, на Мраморного, снова на Васю.

— Нашел Лапина!

— Надо сейчас же рассказать обо всем Семену. Немедленно надо рассказать! — Вася тоже вдруг заволновался и вскочил. Теперь ребята стояли друг против друга и вслух высказывали предложения. Юля крепко стиснул Васе руку.

— Я знаю, где Мраморный…

Володя Сохатов застал ребят за горячей беседой. Совсем не думал он увидеть такую сцену. Нет, нет! Володя не ждал этого. Он долго крепился, удерживая себя. Добросовестно разгрузил папки, просмотрел письма, но разве усидишь на фабрике, когда совсем рядом твой товарищ… У Володи на душе заскребли кошки. Он решительно отстранил Люсю, которая попыталась остановить его, и бегом бросился «на выручку»… А здесь — мир.

— Здравствуй! — Володя протянул руку. — А Тима с Павкой где?

Юля ответил крепким рукопожатием. Вася двинулся к двери.

— Пошли. Надо встретить Семена. Бери, Юлька, ключ и запирай голубятню.

На фабрике работа кипела вовсю. Люся никому не давала сидеть сложа руки. Она успевала и сортировать растения, и закладывать их в прессы, и проверять гербарные этикетки.

— Ну куда ты столько набиваешь? — возмутилась девочка, подбежав к Кольке Хлебникову, который старался умять растения, нажимая коленом на пресс, чтобы завязать его ремнем. — В одну сетку больше тридцати-сорока растений нельзя закладывать! Вынимай сейчас же!

— Но Люся…

— Никаких «Люся». Вынимай! И бумагой как следует перекладывай. А то сложил все в одну кучу. Вот газеты! Чтобы растение от растения отделил сейчас же. Проверю! Ванюшка! Ты куда потащил этикетки? Давай их сюда. Это чьи? Ребята, чьи этикетки? Здесь фамилии нет! Время сбора и дата — есть, географическое местоположение — есть, степень обилия растения — есть, а фамилии нет! Коля, это ты, наверно, забыл?

— Я. Это от кедра и лиственницы этикетки.

— Добавь сюда еще, что кедр достигает высоты тридцати пяти метров, в диаметре — до двух метров, живет до пятисот лет. Дает орехи, масло и очень ценную древесину. У лиственницы допиши, где она растет, умеренно-сухие и каменистые почвы, высоту сорок пять метров, толщину — метр семьдесят пять сантиметров и триста пятьдесят лет жизни. Не забудь этикетки в прессы вложить!

— Ладно! Бегаешь, только мешаешь.

— Без тебя знаю, что делать.

Закончив работу, пионеры стали читать письма. Одно в голубом конверте с маркой-штампом было из города Тайга. Этот город пионеры знали по сообщению из музея. Полк «Стальной солдат революции» разгромил под Тайгой отборные офицерские части Колчака, захватил бронепоезд, много пулеметов и взял в плен генерала.

Письмо рассказывало о героизме красных бойцов и командиров. О Григории Лапине не было даже намека.

— Третье, — ответил вслух Коля. — Не найти.

— Без паники, — попросил Вася. — Разыскать мы разыщем, это всем понятно, — он надорвал второй конверт, прочитал и с удивлением посмотрел на ребят.

— Опять чьи-то шутки? Когда отправляли гербарий в Донбасс?

— На прошлой неделе, — ответил Коля.

— Так вот. Нам сообщают, что на шахте «12-бис» трудится семья Тараса Федоровича Лапина. Он, три сына и дочь еще. Они первыми начали работать на угольных комбайнах, машинах, которые рубят, сгребают и грузят уголь. Все Лапины награждены. Здесь и вырезка из газеты со снимком есть.

Вырезка пошла по рукам. Ребята разглядывали семейный снимок. Тарас Федорович, плечистый старик в мундире почетного шахтера, сыновья-богатыри, тоже в шахтерской форме с боевыми и трудовыми орденами, и дочь. Посмотришь — ни за что не подумаешь, что такая тоненькая девушка угольным комбайном управляет где-то глубоко под землей.

В остальных четырех — из Мурманска, Хабаровска, Горьковской области и с Кубани — тоже писали о Лапиных. Оказывается, они были везде. Лапины — животноводы. Лапины — хлеборобы, Лапины — моряки, садоводы. И все пользовались известностью, почетом и уважением. В письмах ребята подробно рассказывали о своих знаменитых земляках.

Пионеры недоуменно переглядывались и пожимали плечами. Откуда известно ребятам этих городов о том, что они разыскивают Лапина. Вася с укоризной посмотрел на Колю Хлебникова и сказал с досадой:

— Ну и догадался ты, даже не посоветовался. Теперь можем совсем запутаться, где какой Лапин.

— Честное слово, ребята, это не я. Ошибки в архангельском письме мои, а это я не знаю. Не писал в гербариях о Лапине! Честное слово!

— Теперь обязательно путать начнем. И надо же было кому-то догадаться, — сказал Володя Сохатов.

— А может быть, это и лучше, — возразила ему Нюша, поправляя косички, — скорее найдем?

— Думаешь, это все? — Коля Хлебников откинул со лба волосы и прищурился. — Математика простая. У нас миллионов пятьдесят населенных пунктов. В каждом есть Лапины. Пусть всего по три человека только. Сто пятьдесят миллионов.

— Эх куда хватил! — воскликнул кто-то. — Ты, Колька, как Володька в прошлый раз о Луне и Марсе. В астрономию полез. У нас населения больше двухсот миллионов, а у тебя получается больше половины Лапиных. Как так?

— Что, мало героев? Ну, не таких, чтобы обязательно фамилия была Лапин, а людей таких, как Лапин!

— Другое дело… Надо…

— Чего спорить? — вмешался Юля. — Нашел ведь Тимка Лапика. Он зря не напишет.

Ребята опять вспомнили о голубеграмме. Оживились, зашумели и потребовали зачитать депешу в «спокойной» обстановке.

Прослушали и заговорили в один голос. Юля забегал по кругу.

— Хватит ждать! — кипятился он. — Мы должны ехать, а не откладывать на потом…

— Уже решено, — спокойно возразил Вася. — Тимка сам решил. Он пишет, чтобы не выезжали. Значит, не уверен…

— «Не уверен»? — Юля подскочил к Васе. — Нет, уверен он! Обязательно уверен! Ведь он в Минск едет!

В это время в дверях фабрики показался Семен. Заметив Юлю, он нахмурился, прошел к окну и забарабанил пальцами по стеклу.

— Болдырев в Урминске. А где Катаев?

— В Малахите, — буркнул Юля, усиленно разглядывая что-то под ногами.

— На сколько дней уехал?

— На три или четыре.

— Ох и заварили вы, друзья, кашу!

Семен даже не поинтересовался письмами. Он задал Юле еще несколько вопросов, сказал, что завтра утреннюю зарядку будет проводить Вася, и ушел.