"Эадор. Кровь Властелина" - читать интересную книгу автора (Пестряков Кирилл)

Глава II «Первая ночь на болоте»

Всю жизнь я привык считать, что ночью жизнь замирает. В родном Вороновье стоило только солнышку скрыться за горизонтом, как всё в округе приходило в сонное благодушное умиротворение. Разве что яркие огоньки ночных светлячков, шелест крыльев ночных бабочек да забавное стрекотание кузнечиков свидетельствовали о том, что в мире ещё кто-то не спит. Было особенно приятно, захватив с собой чашку теплого травяного отвара, сесть у окна и неторопливо наблюдать за изящными движениями большого мохнатого паука, свившего себе паутину под крышей дворового сарая. Идиллия! В этот момент звуки ветра, шелест листьев, шуршание насекомых казались не нарушением, а продолжением единой величественной тишины. Только изредка, в полнолуние, идиллия прерывалась протяжным воем диких волков и домашних псин, ностальгирующим по давно потерянному, но ещё не забытому чувству свободы.

На болоте же не было тишины. Ни днем, ни ночью! Стоило только солнцу уйти за горизонт, а нам с Люцией и Жупелем устроиться на ночлег, как тут же начался настоящий концерт. Все окрестные жабы мигом затянули звонкое и протяжное: «КВА!», в тон которому над нашими головами зажужжали тучи богомерзкой мошкары. Привыкший к местным особенностям гоблин тут же поддержал звуковое представление мощным задушевным храпом. Люция время от времени раздраженно пинала нелюдя, но Жупель только переворачивался на другой бок и, спустя пару минут, снова принимался за старое.

В довершение всего, лежать на мокрой холодной земле оказалось занятием решительно неприятным. Кто бы мог подумать, что застиранный спальный мешок, грубоватая ткань армейского шатра и старенькая переносная военная печка покажутся мне сейчас неописуемой роскошью! Дружинники Вороновья, коих я имел честь сопровождать в походах, время от времени любили поддразнить располневших вояк, служивших охранниками в крепости. Деррик и его приятели громко рассказывали всем окрестным девицам про то, в каких условиях приходится жить настоящим солдатам в поле. На самом деле корень насмешек лежал в области черной зависти. Дружинники, во главе с Романхом (вечная ему память), сами всё свободное от патрулирования время проводили в таверне, нажираясь, что называется, до поросячьего визга, с обязательной последующей дракой с «крепостными разжиревшими крысами, забывшими, что такое настоящая военная служба и походная жизнь». Уже тогда, как истинный светлый брат, я не одобрял подобные выходки, неизменно возглавляемые моим дружком Дерриком (да упокоится его душа в Свете). Сейчас же мне стало ясно, что и хвастаться-то нам было особо нечем. Плотная ткань шатра защищала от ветра и дождя. Грубый, но добротный спальник создавал по сравнению с сырой землей просто разительный комфорт. А старенькая печка, несмотря на едкий дымок, равномерно обогревала палатку, в отличие от походного костра, который безжалостно жарил ближайший к нему бок, оставляя промерзать другой. Самым же противным было отсутствие нормальной лежанки.

Спальный мешок имелся в наличии только у Жупеля, и гоблин отнюдь не пожелал делиться им с обожаемой госпожой ведьмой. Люции, впрочем, хватило одного взгляда на куски грязного рванья Бородавки, чтобы раз и навсегда отказаться от мысли — взывать к мужской чести зеленого уродца. Провозившись с час, я нарвал в округе относительно сухой травы, ибо ложиться прямиком на голую землю — означало заработать воспаление. По счастью, хоть ночное небо оставалось чистым, и внезапный дождь нам не грозил.

Жупель, несомненно, говорил чистую правду, утверждая, что наши одежды и снаряжение не годятся для походной жизни. Оставалось уповать лишь на помощь гоблина, ибо без него мы не нашли бы в болоте и собственные ноги. Разумеется, мне это нисколечко не нравилось. Довериться Жупелю — было всё равно, что поверить… гоблину! Конечно, нелюдь определенно не был дураком (что бы там ни говорили про его расу) и в целом понимал, что с волшебницей, коей являлась Люция, ему действительно не совладать. С другой стороны, удар насмерть — это всегда удар насмерть. И от предательского кинжала, вонзенного в горло спящей жертвы, пока не придумали ни одного действенного заклинания. Посему доверять Жупелю я не собирался. В россказни гоблина о том, что ему вдруг захотелось податься в «амыграцию», я не больно-то верил. Но для чего-то же нелюдь же за нами увязался? Значит, что-то ему от нас нужно. Вряд ли Жупель испытывал к Люции столь огромную благодарность за спасение собственной шкуры, чтобы раз и навсегда отказаться от мысли — прикарманить драгоценности девушки. Значит, предательского удара следовало ожидать в любой момент. Кто-нибудь более благоразумный обязательно сыграл бы на опережение, заранее размозжив гоблину череп. Просто так, на всякий случай. Увы, это означало остаться одним в жутком бескрайнем болоте!

Так что, устроившись на лежанке, я, не закрывая глаз, принялся с плохо скрываемой настороженностью следить за гоблином. Жупель в ответ громко храпел, наглядно демонстрируя мне преимущество здорового сна. Даже если он и притворялся, то очень уж натурально. Главное было — самому не поддаться бесовскому искушению и не заснуть раньше времени. Впрочем, сырая трава лежанки вкупе с начинавшим сводить с ума от голода желудком (ягоды только разогрели аппетит) мешали мне заснуть, создавая подходящий настрой для слежки.

Дополнительной гарантией бодрствования стали самые ужасные твари во Вселенной, без сомнения, являющиеся олицетворением абсолютного зла, а именно — проклятые комары, налетевшие испить теплой крови! Гоблина, к моему немалому удивлению, кровопийцы не трогали. Видимо, брезговали. Да и, черт его знает, возможно, в комариной среде человеческая кровь считалась особым деликатесом.

— Это невыносимо! — зарычала благородная принцесса, безуспешно отмахиваясь от комаров.

К моему отчаянию, Люция страдала нещадно. Для нежной и хрупкой девушки подобные условия были неприемлемы. Вытащив из костра дымящуюся ветку, я пробовал разогнать комаров, но ничего не помогло.

— И ты предлагаешь в таких условиях шастать по болоту, разыскивая несуществующий храм?! — гневно произнесла Люция.

Жупель согласно всхрапнул, и что-то одобрительно пробурчал во сне.

Раздраженная принцесса попыталась снова ударить гоблина, но неожиданно девушка сама вскрикнула от боли. В следующий миг в лоб мне полетела здоровенная еловая шишка, которую я, несмотря на всё своё внимание, умудрился проглядеть, когда готовил принцессе место для ночлега. Увы, мягкое…ээээ… седалище королевского происхождения вкупе со злобным нравом быстро поспешили исправить сей позорный недосмотр. Мне оставалось лишь уповать на то, что в потемках я не упустил из виду какой-нибудь внушительный и подходящий для броска валун.

— Необходимо потерпеть, Ваше Высочество! Вспомните истории Блаженных Отцов Церкви и их слова о смирении. Святой Великомученик Феофан Миролюбский три недели постился на болоте, питаясь лишь сырыми грибами, и запивая их простой водой! Страдание его длилось долго, но под конец пришла великая награда. Святой Феофан узрел ангела! До того дня, как и после него, ни один смертный или бессмертный Эрмса не удостоился чести лицезреть посланника Творца.

— Вот то-то и оно! — проворчала Люция.

Я предпочёл проигнорировать недостойный намёк принцессы. Ведь судьба и мне начертала услышать голос Светлого Владыки именно на болоте, после выпитого зелья из тех же грибов и черного лотоса.

— Вы должны верить, Ваше Высочество! — горячо воззвал я, — Светлый Владыка уже всё предусмотрел, и нам остается лишь пройти по уготованному пути, ради нашего и общего блага!

— Если это так, — сухо произнесла девушка, — то почему Господь не предусмотрел для нашего Великого Пути чистой воды, вкусной еды и мягкой перины, на худой конец, теплых спальных мешков!?

Увы, Люции, как и мне, пришлось ночевать на промерзлой и неудобной лежанке.

— Уверен, всё нужное будет даровано, главное, верить и молиться — ответил я, — Светлый Владыка не посылает человеку испытаний больше, чем он может выдержать!

— Ну, значит, в этот раз Создатель чего-то не учёл, — заметила Люция, — лично я завтра направлюсь в Алиссию! И гоблин мне в этом поможет, раз ты не хочешь!

— Но…, - начал я.

Девушка раздраженно отвернулась от меня, а затем снова вскрикнула от боли. Я поспешил отпрыгнуть, вовремя уклонившись от очередной брошенной шишки. Проклятье! Ну, и куда я, спрашивается, смотрел?!

Свернувшись калачиком, девушка придвинулась ближе к костру и затихла. Подобно одеялу, длинные черные волосы укрывали её. Казалось удивительным, что Люции, несмотря на все выпавшие испытания, удалось сохранить красоту своей прически. Волосы девушки не сбились в хаотичный колтун, а по-прежнему ровно лежали на её плечиках и спинке, поднимаясь, словно черные волны, в такт её неспешному дыханию…. Или это она дрожала?! Видимо, от холода, хотя огонь костра и горел близко. Или не от холода? Тогда от чего? Отчаяния… Злости… Грусти… Всё может быть.

Вздохнув, я отвернулся от принцессы и продолжил наблюдение за храпящим Жупелем. Внезапно мне, как наитие, пришло ощущение, что дрожала принцесса от одиночества, чувства, знакомого ей давным-давно, почти с самого рождения. Девушке просто хотелось, чтобы её обняли, а рядом находился кто-то добрый и близкий.

Затем усталость взяла своё. Я провалился в сон. Или нет?!

Ночь… Тихая, чарующая, волшебная. Мечта всех лириков. Полная луна. Роскошный дворец с зеленым величественным садом. Обязательные кусты роз под мраморным балконом. А на балконе — она! Нет… не просто — она, а ОНА! В изящном синем платье, с золотой тиарой в волосах и неизменным тонким воздушным веером. Внизу, среди роз, прямо как орган в кустах, стоит ОН! Или я? Неважно. Главное, что галантный кавалер, в ярких сверкающих золотых доспехах. Тайно под покровом ночи он пришел к своей возлюбленной, решив посвятить ей свой романс. И пускай брюзжат дотошные критики, недоуменно вопрошая, как сего ушлого воздыхателя не рассмотрела ещё за добрую сотню локтей охрана дома? Ведь даже при слабом блике луны золотые доспехи должны бить в глаза, подобно одежке придворного шута. И, коли уж речь зашла о тяжелой латной броне, то не грех спросить, каким образом нашему герою удалось перемахнуть через высокую каменную стену, опоясавшую знатное поместье.

Короче, на кол всех бездушных критиков! Что они понимают? Ночь. Луна. Дворец. Розы. Лютня. Он и Она! Лепота….

— Ну, что будешь петь? — насмешливо спросила Люция, элегантно развернув веер.

Я замялся…. Роль героя в золотых доспехах и с лютней в руках всё-таки досталась мне. Готов я, разумеется, к такому повороту не был. Не подобает послушнику, решившему посвятить свою жизнь служению Свету, заниматься под покровом темной ночи низменным рифмоплетством. Люция нахмурилась. Должно быть, я сам не заметил, как заговорил и выдал ей свои мысли, или она всё прочитала по моему лицу?

— Дурной ты, святоша, — сказала принцесса, — по-твоему, лачуга отшельника и молитвы с утра до вечера — это лучшая жизнь?

Я пожал плечами.

— Возможно, Ваше Величество! — громко произнес я.

«Чем?!» — донеслась до меня её мысль, хотя вслух принцесса ничего не сказала.

И я попробовал представить….

Скрип-скрип-скрип. Есть ли на свете более раздражающий звук?! Чертова железяка. Давно пора было смазать, но вот всё руки не доходили. Постоянные дожди и ветры медленно, но неотвратимо покрывали ржавчиной примитивный механизм. Поднатужившись, я продолжил крутить ручку. Разбухший от влаги деревянный барабан медленно вращался, наматывая на себя толстую цепь. Ведро с водой медленно-медленно продолжило свой путь наверх. Казалось, что с каждым следующим усилием оно становилось всё тяжелей. Разумеется, это было не так, но самовнушение — великая сила. Сейчас главное — не расслабляться, не останавливаться. Приходилось терпеть, раз уж не потрудился купить у кузнеца специальные стопорные крючки, коими можно заклинить механизм и немного передохнуть. Тоже не дошли руки…. Да и путь до ближайшей деревни, где жил кузнец, займет не менее трех дней, а то и дольше, особенно если дожди превратили землю в сплошное грязевое месиво.

Вот оно! Ведро уже наверху. Теперь самое сложное. Следовало осторожно вытянуть в сторону руку, а затем аккуратно снять с цепи ведро, при этом умудриться ненароком не выпустить ручку, иначе ведро под собственным весом стремительно полетит обратно вниз, а пресловутая стальная железка не преминет хорошенько заехать мне по подбородку, организовав потерю нескольких зубов, вкупе с переломом челюсти. Итак…. Главное не спешить. Давай-давай. Ещё чуть-чуть…. Успел! Ручка бешено замолотила по воздуху. Ведро у меня. Время готовить пищу. Неторопливо переставляя ноги, я движусь к знакомой лачуге. Похлебка в котелке не приготовится сама собой.

Сандалии утопают в грязи. Каждый шаг сопровождается отвратительным хлюпающим звуком. Кое-как добравшись до хижины, я открываю покосившуюся дверь и заливаю воду в котел. Тут в голову, как молния, ударяет предательская мысль: «А что мне помешало ночью, во время ливня, выставить ведро на улицу?! К утру оно бы заполнилось свежей дождевой водой, и не пришлось бы мучиться и идти к колодцу». Тут же вспоминается знаменитое изречение Святого Великомученика Феофана Миролюбского: «Умная мысль на дурную голову, как дождь к концу засухи — вроде и благодать, но посевы уже умерли!». Оставалось утешать себя тем, что вчера мне просто было не до того, весь день прошел в молитвах и в просьбах Светлому Владыке о ниспослании людям Божественной благодати. Как всегда Господь-Орел молчал, игнорируя просьбы старого отшельника. Возможно, оно и правильно. Что старый отшельник — то есть я, может понимать в человеческой природе? Сквернословие, богохулие, прелюбодеяние и прочие пороки привели меня сюда, заставили уйти от людей, чтобы молиться за них, не видя грехи! Может, за годы, прошедшие с начала моего отшельничества, что-нибудь изменилось? Вдруг мир стал лучше, а люди добрее и честнее. Вряд ли…. Судя по иногда навещающему меня деревенскому люду: от молодых юношей и девушек до толстозадых баб и упитанных мужиков, не видящих под животом собственные ноги, до просветления «тварям Божьим» ещё далеко. Все они, конечно, приходили к старому и мудрому отшельнику покаяться, якобы «снять грех с души», а попутно попросить об исцелении какой-либо интимной болячки, которые всегда возникают, если гулять со всеми в деревне. С обязательным после «покаяния» скромным подарочком, вроде запеченной курицы, ягод, чистой одежды и всего такого; дабы священная тайна исповеди точно уж осталась навеки скрытой и не пошла никуда дальше. Впрочем, не важно. Если хочешь наставлять, то ступай служить в храм и там уже окунайся в мирскую суету. Здесь же место для молитв, медитации и раздумий. Всё это так духовно, возвышенно, но до чего бесполезно! Светлый Владыка — Он есть всё и ничто! Он везде и нигде! Дух его проникает во всё бытие, одновременно оставаясь вне его. Значит, Он сам, без всяких указаний дурного отшельника, видит все людские пороки и порождаемые ими страдания. Видит и не пресекает! Значит, так должно быть…. Кто я такой, кто мы все такие, чтобы понять замыслы разума такого порядка?! Мыслима ли борьба со злом без низвержения фундаментального права свободы? Если нет, то, значит, не для мира людей, не из-за боли за всё человечество я пришел в эту хижину, чтобы быть одному и молиться. Не ради них, а для себя. Ибо каждый, кто задавал себе подобные вопросы, поневоле приходил к выводу: «Делай, что хочешь!», и, искусившись, падал в объятия черной магии, либо уходил от людей, отказавшись примириться с положением вещей, пытаясь снова и снова найти новые ответы на старые вопросы…

— О! Великие Силы, — послышался голос снаружи, — ну, можете Вы, святоши, существовать вот без всего этого?!

Я вздрогнул! Ведьма! Дверь хижины медленно отворилась, и по деревянному полу застучали острые каблучки. Незваная гостья с отвращением оглядела непритязательное убранство, презрительно фыркнула и, небрежно отбросив в угол свою старую облезлую метлу, направилась ко мне.

— Вот зачем всё это? Для чего? Какой во всем этом смысл? Объясни, мне! — вопрошала она, направив на меня обвиняющий перст.

Я замер от удивления. Не ведьма! Ведьмочка. Ещё молодая. С длинными черными волосами и прекрасными голубыми глазками, в коих играла веселая хитринка. Конечно же, Люция. Только до чего бесстыже она одета! На девушке красовалась яркая красная майка, явно сшитая самой скаредной в мире портнихой! Мало того, что работа не была закончена, где-то на ладонь выше пупка ткань резко обрывалась, оставляя полностью обнаженным живот Люции, так вдобавок и то, что якобы оставалось закрытым, наоборот, благодаря качеству нити создавало непозволительный просвет на её округлости. Ноги красавицы обтягивали… Нет, брюками это назвать было нельзя, скорее, шорты, такого же красного цвета. Каблуки принцессы по высоте простирались где-то между наказаниями: «за бабью дурость» (пять плетей на главной сельской площади) и преданию церковной анафеме «за разложение нравов и создание прелюбодейского уклада» (с последующим обязательным очищением святым огнем бессмертной души, путем сожжения греховного тела). Ведьмовская метла в таких условиях представлялась чем-то совершенно необходимым, ибо пройтись на подобных каблуках по сырой разбитой дождем земле — дело воистину невероятное! Тут уж только лететь.

— Ну…? — зло протянула Люция, — есть всему этому хоть какое-то разумное объяснение?

— Объяснение? — как дурачок переспросил я.

— Да! Почему шикарному дворцу и любовной балладе ты предпочитаешь убогость грязной хижины?

— Когда-нибудь сюда придет каждый, кто захочет спасти свою душу.

Люция презрительно фыркнула.

— В честь чего ты так решил?!

— Блаженным станет тот, кто отринет мирское, уготовив душу свою для служения истине. Что есть Свет, как не жертва?! Разве Солнце дает тепло богатым и бедным, убогим и здоровым не из-за милости своей? Разве Светлый Владыка сотворил Вселенную лишь на радость себе? Весь свой труд Создатель даровал смертным. Лишь тот продолжит дело Его, кто назовет братом своим любого и вознесет не за себя, а за других молитву свою, тот назовется блаженным — продекларировал я давным-давно заученный текст.

Люция ничуть не смутилась от моих слов. Подойдя ближе, девушка вдруг резко прыгнула и прижалась ко мне. Тряхнув волосами, Люция грациозно вытянула шейку и прошептала мне на ухо:

— Его Свет я вижу, а где твой?

Я судорожно сглотнул. Она была настолько близко! Я таял от прикосновения её мягких рук, от осознания близости её прекрасного упругого тела. Все мысли в спешном порядке покидали мою и без того не слишком умную голову, дружно собираясь во втором, и в данном случае главном, руководящем органе тела.

— Я…Я….

— Ну, и где Свет? Где дом? Где творение? — продолжала шептать она.

По правде говоря, я уже как-то совсем не обращал внимания на то, что она говорит. Я чувствовал, как мои руки начинают обхватывать её спину, но принцесса и простолюдин — этого не могло быть!

— Творение? — переспросил я.

— Да! Чем ты помогаешь Солнцу? В чём служишь делу Светлого Владыки?

Я попытался выразительно оглядеть свою хижину. Получилось плохо, гораздо чаще мой взгляд как-то сам собой буравил её маячку. Вернее то, что под ней просвечивало.

— Вот для чего ты сюда пришёл? — спросила она.

— Я уединился здесь в укромном уголке мира, дабы молиться Светлому Владыке, воздавая ему должную славу за сотворение неба, тверди, растений, животных и, главное, людей, — ответил я.

— А оно ему надо? — произнесла Люция, выразительно скривив губки.

По правде говоря, я несколько опешил от такого заявления.

— Причем здесь это? В первую очередь, Светлый Владыка нужен нам — людям, кто как не Он направит созданий своих на путь истинный?

— Значит, просиживая весь день штаны в этой мерзкой хижине, ты улучшаешь мир?

— Понимай, как знаешь! — буркнул я.

Люция отрицательно замотала головой.

— Нет, давай-ка начистоту, — сказала она, — если ты так хочешь приблизиться к обожаемому тобой Творцу, так сделай для этого хоть что-нибудь! Поработай ручками! Ты сидишь и поешь песенки в Его честь, ничерта не делая. Думаешь, Ему это не надоело? Мне бы так давно осточертело! Честное слово — хорошо, что я не Светлый Владыка!

Я поперхнулся! Смертная! Женщина! Ведьма! И смеет в своих словах уподобляться Творцу! Сосуд греха, тщеславия и гордыни считает, что понимает замысел Светлого Владыки лучше меня — святого отшельника! Я открыл рот, собираясь пристыдить ведьму гневной тирадой (невзирая на её королевское происхождение), но Люция отнюдь не собиралась дать мне возможность вставить хоть слово.

— Оглянись вокруг, — воскликнула девушка, — посмотри на это прекрасное небо, полюбуйся красотой дивных цветов, радуйся и наслаждайся жизнью, что даровал тебе твой Бог! Для чего Он, по-твоему, всё это создал? Чтобы ты сидел тут, забыв про все удовольствия, и сочинял новые возвышенные слова, а?

— Жизнь на Земле — не конец, а этап. Испытание души и тела. Тот, кто преодолеет в себе тягу к греху и удовольствию — устоит, и душа его воссоединится с Творцом! — заметил я.

Люция расхохоталась.

— Ты хочешь свидания с Творцом!? — зло спросила она, — оглянись, посмотри вокруг, и ты Его увидишь! Свет везде, лучи его проникают повсюду, и нет в этом мире абсолютной тьмы, ибо мы, по природе своей, осознаем тьму лишь тогда, когда видим свет. Так для чего все лишения? К чему эти жалкие рамки!? Если ты так чтишь Творца, так уподобься Ему! Не молись, а займись делом! Построй дом, разбей огород, заведи семью, то есть — будь счастлив, а не подохни в грязной лачуге, не оставив после себя ничего, кроме истлевших останков. Светлый Владыка даровал тебе свободу! Ты же объявил себя и других рабами Божьими, настояв на нелепом поклонении и противоестественной морали! Разве можно так обращаться с Великим Даром? На что ты тратишь свою свободу?

Я замер с открытым ртом. В этот момент тексты из пыльных томов как-то сами собой покинули мой разум. Я не знал, что ответить, какой Святой цитатой устыдить и наставить на путь истинный. И не было смысла кричать: «Ведьма! Ведьма! Исчадие Тьмы! Сжечь её!», нет здесь крестьян с факелами и вилами, которые прибегут, разведут костер и положат конец нелепому теософскому спору. Здесь мы сошлись один на один! Борьба сея шла не за души мирной паствы.

— Ну, так что? — спросила Люция, — разве не самое время вернуться во дворец? Тебе, кстати, шли золотые доспехи!

Я задумался….

— А разве там мы займемся Богоугодным делом? Ты говоришь о творении, а сама предлагаешь пустое развлечение.

— Мы получим удовольствие! Это естественнее пустого самобичевания и ненужных молитв, коих никто, кроме тебя, и не слушает! Создатель даровал нам право радоваться удовольствиям!

Я отрицательно покачал головой.

— Создатель даровал нам разум, дабы мы могли не только испытывать радость, но и смотреть на себя со стороны! В поисках удовольствия, в виде чревоугодия и неги, мы уподобляемся животным, не стоит ли попытаться возвыситься над всем этим?

— А для чего?

— Чтобы спастись!

— От кого?

— Хаоса! — произнес я.

Люция хотела было ехидно возразить, но губки её вдруг застыли. В изящных глазках промелькнуло выражение легкого испуга.

— Хаоса?! — тихо-тихо, как будто боясь самого этого слова, переспросила она.

Я кивнул.

— Причем здесь он? — спросила принцесса.

— Не причем здесь он, а причем здесь мы! Не мы ли должны противостоять Хаосу, а не потакать ему своими грехами, как это делают многие?

— А причем здесь это?! — вскричала Люция, — какое отношение Хаос имеет к нашей жизни?

Я неосознанно скопировал злобный смех девушки.

— В этом суть власти Хаоса, — улыбнулся я, — убедить всех, что он ни при чем!

В следующий миг резкий порыв ветра открыл дверь хижины. Люция затряслась и испуганно огляделась по сторонам, как будто ожидая атаки.

— Хаос, — взволнованно проговорила она, — хаос….

Я удивленно посмотрел на принцессу. Вся гордость и уверенность девушки вдруг пропали. Легкий испуг в её глазах превратился в ужас. Не понимая, что происходит, я поспешно взял её за плечи и попытался произнести что-нибудь успокаивающие, но принцесса меня как будто уже и не видела.

— Хаос здесь, — прошептала она.

Пламя Хаоса! Сравнивать его с обычным огнем — всё равно, что разглагольствовать о родстве между мелкой полевой ящеркой и матерым василиском. Пламя лесного костра роднило. Да, в нём таилась опасность, в обращении с ним чувствовался страх — боязнь обжечься, но одновременно огонь успокаивал, дарил свет и тепло. Даже самый разрушительный лесной пожар отнюдь не был завершением, огонь уничтожал старое, расчищая место для новой жизни. Зола служила удобрением. На месте дремучего леса со временем появлялась цветущая равнина, готовившаяся стать новым домом для животных и птиц. Главной благодатью являлось Солнце — олицетворение и сущность вечного, никогда не умирающего огня. Бескорыстный дар Светлого Владыки всем смертным, каждому живому существу, невзирая на его праведность. Да, жаркое Солнце могло иссушить крестьянские посевы, но без живительного тепла жизнь погибнет. Недаром все растения, созданные Светлым Владыкой на первом этапе творения, тянулись к Солнцу.

Пламя Хаоса же не имело с Солнцем ничего общего! Оно могло внушать разуму лишь страх и ужас. В нём не было обновления и надежды, не было тепла, только огромная всесокрушающая мощь и неуёмная жажда разрушения. Убийственный огонь наступал, стремился поглотить нас, уничтожить, стереть само воспоминание о жизни. Хаос не терпел нас, как будто самим фактом своего существования мы разрушали его гегемонию. В ревущем потоке, на языках мрачного пламени время от времени мелькали образы, зарождались и тут же умирали миры. Такова суть Хаоса. Он был тем самым Ничто, которое заключало в себе Всё. Заключало и разрушало. Мы верим лишь в то, что видим. Тьма же непроглядна. Кто мог знать, царит ли в ней пустота или кипит своя абсурдная, дикая жизнь? Этого никто не видел, и вряд ли кто ощущал.

Хаос наступал. Разрушительное пламя приближалось всё ближе. Как вдруг огонь словно уперся в невидимую стену! Что-то защищало нас. Что-то или кто-то!

И тут из Тьмы послышался смех. Резкий, громкий, уверенный и жуткий. Мне вспомнился Белез. При первом знакомстве чернокнижник показался мне олицетворением зла. Сейчас я понял, как ошибался.

— Приветствую тебя, кровь Властелина! — послышался голос.

Тьма зашевелилась. Из черного пламени возник образ жуткой рогатой морды. В отличие от остальных порождений Хаоса, она ни куда не пропала.

Люция задрожала. Принцесса поняла, что дьявол обращается именно к ней.

— Не бойся, — улыбнулось порождение Тьмы.

Не знаю, откуда во мне вдруг нашлось столько храбрости, но я, заслонив Люцию, вышел вперед.

— Кто ты?! Что тебе нужно?! — обратился я.

Дьявол, кажется, впервые обратил свой взор на меня, а затем улыбнулся, обнажив длинные белые клыки.

— Вижу, Императрица, что Вы уже позаботились об этой части договора. Несколько подпорченная, но всё же пригодная сущность света. Думаю, Вы готовы. Мы тоже.

— О чём ты? — воскликнула Люция, — что тебе нужно, демон?

Дьявол рассмеялся.

— Вопрос, что нужно Вам. Договор крови по-прежнему в силе.

— Договор? Что за договор?!

— О силе ли?! О Власти? О Богатстве? Какая разница. Неужели у Вас нет никаких желаний, Императрица!? Разве у Вас мало врагов?!

— Императрица?! Почему ты меня так называешь?!

— А как я ещё могу Вас назвать? Всё это не так важно. Необходимо исполнить договор. Ловите!

Рогатое лицо на миг поблекло, в следующий миг и из пламени хаоса высунулась большая рука, сжимающая нож: короткий, изящный, переливающий ярким кроваво-красным цветом. У него было тонкое, изогнутое в виде дуги лезвие, постепенно сужающееся и переходящее на конце в острую иглу. Не боевая и не домашняя утварь. Нож было неудобно держать прямо. Он не мог предназначаться для того, чтобы лежать в ладони повара или благородного воина. Даже бесчестный вор предпочел бы срезать кошелек прохожего более подходящим для этой цели предметом, например, заостренной монетой. Нет, подобным оружием наносили смертельные удары сверху вниз, например, в сердце лежащей на алтаре жертвы.

Пальцы руки разжались. Нож упал к ногам Люции.

— Держите, Императрица, — произнес дьявол, — займите трон, и мы покараем ваших врагов. Не медлите.

— Но…, - начала было Люция, но дьявол её не слушал.

— Вас преследуют и не оставят в покое! — продолжил он, — на ваш мир уже покушаются самоуверенные властолюбцы. Один из них, этот колдунишка Белез, уже многое знает о Вас, и даже возомнил себя Вашим повелителем. Глупец, ему никогда не сравниться с Императрицей, если, разумеется, Вы не будете ещё более глупой, чем он, и откажетесь от своей силы. Договор — Ваш единственный шанс, иначе Белез или кто-то другой найдут Вас. Из какого Вы теста, Владычица? Хватит ли Вам смелости, чтобы бороться, или Вы предпочтете лечь и ждать смерти? Или, того хуже, принести в жертву свой ум и красоту ради грязного неблагодарного сброда и глупого Творца, чьё имя так чтит Ваш юный праведник?

Дьявол бросил на меня презрительный взгляд и расхохотался.

— Светлый Владыка покарает тебя, — произнес я, не чувствуя, впрочем, уверенности в собственном голосе.

Порождение хаоса расхохоталось ещё сильнее.

— Как может меня покарать всевластное, но абсолютно бессильное добро?! — усмехнулся он, — что, по-твоему, хуже: злоупотребить своей властью или, не использовав её, пойти на убой, тряся культяпками?!

Я повернулся к Люции. На лице принцессы отражались следы внутренней борьбы…. Девушка пребывала во власти, охвативших её противоречий.

— Бежим, Ваше Высочество! — крикнул я, не вполне, впрочем, представляя, куда нам следует двигаться.

— Идите, — усмехнулся дьявол, — сделайте правильный выбор!

В холодном поту я открыл глаза. Вокруг лежало ненавистное болото. Всё так же громко жужжала проклятая мошкара, привычно похрапывал гоблин, но что-то было не так. Я повернулся к Люции и увидел, что девушка тоже не спит. Принцесса дрожала, а в глазах её явственно читался страх. Очевидно, что и я сейчас смотрел на неё похожим взором. Не могло же нам присниться одно и то же?!

И тут мы увидели ЭТО! Между нами лежал жертвенный нож! Оружие переливалось демоническим красным цветом. Казалось, что оно буквально взвыло к нам, требуя крови. На какое-то время у меня пропал дар речи. Предмет перенесся к нам прямо из страны грез! Разве такое могло быть?!

Люция оказалась храбрее меня, решившись, девушка, вытянула ручку и осторожно дотронулась до ножа. Не иллюзия! Оружие оказалось вполне материальным!

— Странно! — прошептала девушка, — он как будто не закончен, в рукояти есть выемка для драгоценного камня, но его нет!

— Умоляю, Ваше Высочество, мы должны найти Храм Света, — произнес я.

Принцесса странно на меня посмотрела, а потом в задумчивости кивнула.

— Да, нам нужно знать всё, — согласилась Люция.

Я испытал облегчение! Уговорил. Вот только, что делать со «зловещим» подарком? Оставлять его здесь нельзя. Подобные вещи никогда не теряются, их находят, и, как правило, те, кому в последнюю очередь их можно доверить. Дрожащей рукой Люция взяла кинжал и спрятала его в складках своего платья. Я не посмел возразить.