"Пятая книга" - читать интересную книгу автора (Величко Андрей Феликсович)

Глава 5

Увы, отдохнуть в партизанах мне удалось только чуть больше суток – прилетел в субботу утром, улетел в воскресенье вечером, уже на «Пчелке». «Тузик» номер 362 остался под Псковом и сейчас ждал очереди на перекраску. За выходные я полетал как днем, так и ночью, и познакомился с уровнем подготовки пилотов-любителей. В общем она оказалась ничего, можно было ожидать худшего. Правда, в псковском лагере были собраны лучшие, но зато остальным достанется больше времени на подготовку, ибо они будут отправлены на фронт не сразу. Ну, а по прибытии в Гатчину пришлось заняться грядущим переездом сюда части величеств, потому как двадцать два часа – это по моим понятиям не только не ночь, но и не так чтобы вечер.

В связи с приближающейся войной был усилен режим охраны. Взрослым-то оно и ничего, но вот детям сидеть в Зимнем, выходя погулять только во внутренний двор – это тюрьма, хоть и ослабленного режима. Так что Алиса со своими детьми и Мари с моими переезжали в Гатчину, где вокруг дворца имелось три квадратных километра строжайше охраняемой территории с прудом и даже выходом к озеру, и еще примерно пятнадцать, которые тоже охранялись весьма неплохо. Кроме того, сюда же собирались задвинуть и наследника престола Вовочку. Костик, в силу младости, оставался с королевой-мамой в Зимнем.

Вернувшись с учений, я проследовал прямо в свой кабинет. Собрался было разложить бумаги, но прислушался – вроде под диваном что-то зашуршало… Взяв фонарик и встав на четвереньки, я осмотрел поддиванное пространство. Так и есть – сидит, паразитка, вон как глазами сверкает. Вздохнув, я вызвал дежурного по этажу с помощниками и швабрами, чтобы вытащить засевшую в засаде тварюшку из-под дивана.

Присланные мне с каспийского берега котята, а точнее кошечки, прилетели в Георгиевск просто потому, что не было прямой оказии из Михаилова в Питер. Но вскоре они оказались в Гатчине, и началось… Вообще-то кошки мне симпатичны тем, что они обычно не такие шкоды, как коты. Но это обычно, а иногда… Конкретно тут получилось такое «иногда», что дальше просто некуда. Не знаю, в силу родословной или еще чего, но кошки ни минуты не сидели спокойно, а находились в непрерывном поиске – и чего бы еще учудить?

Они были самой плебейской масти, то есть серо-полосатые. Одна чуть потемнее, другая посветлее. Их так и назвали – Темная и Светлая. У каждой были свои любимые пакости. И если Темная обошлась сравнительно безобидным хобби – драть когтями кожу с кресел в моей приемной, то Светлая на такие мелочи почти не разменивалась. Ее любимым развлечением было тайно пробраться в мой кабинет, где затаиться и дождаться, пока я разложу бумаги, а потом отойду хотя бы на несколько шагов. Тогда зараза молнией выскакивала из своего убежища и одним прыжком взлетала на стол, где в темпе гадила на разложенные там документы. Совершив же это деяние, она, задрав хвост, улепетывала с победным мявом. А ночью кошечки сбивались в стаю и носились по дворцу, оглашая его коридоры топотом и истошными воплями.

Ничего, подумал я, глядя, как шипящую и отбивающуюся Светлую вытаскивают из-под дивана. Скоро сюда Рекс с Рыжиком прибудут! Вот они вам, собаки страшные, и покажут, что такое приличное поведение.

Когда животину уволокли, я выслушал доклады о ходе подготовки переезда части величеств, утвердил график и наконец смог заняться бумагами, относящимся к моим американским вложениям. Именно к моим, так как деньги в совместные с Фордом предприятия вкладывала не Российская империя, а один ее подданный, некто Георгий Найденов. И сейчас, как всякая уважающая себя акула капитала, он был обеспокоен возможными финансовыми потерями в связи с грядущей войной. То есть меня волновало, а не слишком ли они будут малы, особенно после Машиных коррекций, уменьшивших итоговую сумму почти в три раза.

Понятно, что после начала войны собственность вражеских подданных будет конфискована, причем как у нас, так и у них. Так что еще месяц назад министр финансов Коковцев был вызван к их величествам и озадачен созданием специального органа, который заранее составит списки подлежащих конфискации счетов и фирм и очередность работы по ним. Судя по всему, министр собирался поначалу что-то вякнуть про то, что такое больше подходит финансовому департаменту Ее Величества, но глянул на Машу и заткнулся на полуслове. Попыток же свалить хоть часть работы на мои службы он даже и не предпринимал, потому как я тоже присутствовал – в мундире, зеркальных очках и со значительным выражением на лице. Так что вскоре была создана Особая комиссия при министерстве финансов, а так как насчет режима секретности там было еще не очень, то к настоящему моменту о ее существовании и назначении знали все заинтересованные лица. Вообще-то именно так оно и было задумано, потому что дело о разглашении гостайны расследуется гораздо проще, когда заранее известно, что, когда, кому и кто собирается разглашать. Так что материалы на болтунов у меня уже были, и вскоре предстояло, согласовав с величеством – кого к стенке, кого под конфискацию, а кого и простить при условии крупного пожертвования – озадачивать специалистов написанием сценариев судебных заседаний. Ну не импровизировать же, в самом деле, в первый-второй день войны! И без того бардака будет до этого самого и больше.

Затем предстоял второй этап этой же самой операции – отлов уже не болтунов, а замешанных во взятках. Здесь меня интересовали не столько те, что будут брать, их в принципе можно будет прищучить и по любому другому поводу. Нет, наибольший интерес представляли собой именно потенциальные даватели, причем не исполнители, а ключевые лица. Потому что американскую долю завода «Зингер», например, мы все равно конфискуем, но если в процессе удастся еще и поймать на взятке кого-нибудь из американцев побогаче – он ведь вряд ли откажется компенсировать свое нехорошее поведение. Жизнь-то всего одна, да и ученики господ Ли уже почти вышли на уровень своих педагогов, так что очередей на убеждение не будет.

А в Штатах некто Альперович тоже озаботился подобной проблемой и сейчас усиленно спонсировал создание сенатской комиссии с аналогичными задачами. Получалось неплохо – судя по всему, его ставленниками там будут как минимум две трети. Поэтому денег мне было не жалко – за Мосей не пропадет, в этом уже были случаи убедиться. Ну, и имелось еще одно соображеньице…

Сценарии развития событий у нас имелись самые разные, от предельно пессимистических до с точностью до наоборот. И в самом оптимистическом из них предусматривалось мое выступление перед американцами примерно с такой речью:

— Господа, в начале войны ваша страна позволила себе нагло зажилить целых пять долларов из моих личных средств. И где, я вас спрашиваю, мои пять миллиардов компенсации?

Я встал и собрался было пройтись по кабинету, но глянул на диван, превозмог желание посмотреть под ним, а вместо этого убрал бумаги в сейф. Нет, пожалуй, Светлая все-таки права – что-то я последнее время многовато документов оставляю на столе, это не дело. Надо будет сказать, чтобы ей дали что-нибудь вкусненькое – мисочку черной икры, например. А потом просто так, без бумаг, подумать, что все-таки делать с Георгиевской киностудией.

Ибо сейчас она представляла собой натуральный гадючник, вроде Голливуда, Мосфильма или даже ЦТ в том мире. А находилась, между прочим, в режимном городе. Специальная комплексная группа от Танечки и Алафузова только тем и занималась, что ограждала тамошних инженеров и ученых от домогательства всяких звездушек. И это несмотря на то, что я вел твердую линию – не может киноартист получать больше, скажем, летчика. Да, среди них теоретически могут быть гении, ну и что? Полозов сейчас со всеми надбавками имел оклад около пяти тысяч в месяц, вот это и было установлено в качестве абсолютного потолка для творческих личностей. Создание же частных киностудий не приветствовалось. Нет, не думайте, никаких запретов, но нашу аппаратуру они могли купить только с дикой наценкой, а импортную – с трехсотпроцентной пошлиной. Опять же, рискнуть создать такое предприятие мог далеко не всякий, а только от рождения кристально чистый перед законом человек. Потому как уж чем-чем, а его биографией органы обязательно поинтересуются, и причем очень вдумчиво. Может, когда-нибудь в отдаленном светлом будущем такой порядок и отомрет, но пока я не собирался выпускать из рук государства столь мощное средство воздействия на массовое сознание, как кинематограф.

Однако, несмотря на свой не такой уж высокий социальный статус (а может, и благодаря ему), звезды, звездочки и просто примазавшиеся к кино девицы так и норовили окрутить кого-нибудь из занятых серьезным делом людей. Так что в ближайшее время художественных киношников ждал переезд в Москву, а в Георгиевске останется только студия учебных и документальных фильмов. Но тут я вспомнил, что вроде Танечка недавно что-то такое говорила и даже дала письменное изложение своего мнения. Немного порывшись в сейфе, я действительно нашел искомую бумажку. И в ней говорилось, что последнее время матримониальные планы актрисулек и ассистенток начали потихоньку сами собой сворачивать в более конструктивное русло. То есть дамы быстро поняли, что пытаться охмурить летчика, инженера или даже рабочего с оборонного предприятия – это чревато. Русского рабочего и инженера, уточняла Татьяна. Потому как в Георгиевске было еще и довольно много иностранцев. И не только немцев, но и американцев, ибо наши с Фордом обменные операции строились по следующей схеме. Я ему – лицензии, опытные образцы и поставки тех деталей, производство которых еще не было налажено в Америке, он мне – станки и квалифицированных рабочих. Причем они не только работали сами, но параллельно и учили наших, так как за это весьма весомо доплачивалось. Но скоро начнется война, и мы получим кучу подданных враждебного государства в самом центре своей оборонки… Так что американцы потихоньку переселялись в Екатеринбург и Иркутск. Вот Татьяна и предлагала киностудию разделить на две части и отправить туда же, чтобы штатовцам было не так тоскливо ждать конца войны во глубине сибирских руд. Опять же, имея подруг, а то и жен с сильно повышенными запросами, они и работать будут лучше.

Вот тут я был полностью согласен с Танечкой – ну не будет толку от квалифицированного рабочего, делающего что-то из-под палки. Мне, конечно, могут возразить – а как же чехи, например, во время гитлеровской оккупации? Ведь их же заставили работать на своих поработителей! Но на самом деле этот пример показывает только то, что немцы смогли-таки создать достаточные стимулы для того, чтобы люди работали не из-под палки. Ну и национальный, так сказать, характер тут тоже сыграл не последнюю роль… Потому что действительно квалифицированный рабочий трудится вдохновенно! Убери вдохновение – и получится обычная халтура. А высочайшее качество чешских пушек и танков отмечалось неоднократно, то есть делали их явно с душой.

Так что мне оставалось надеяться – национальный характер американцев не будет так уж отличаться от чешского. Ну, а работницы искусства в этом помогут, тут Танечка права.

Глянув на часы и увидев, что сейчас полпервого, я решил, что еще успею просмотреть обзорный материал по номенклатуре боевой техники, которую готовилась выставить против нас Антанта. До количественного анализа дело дойдет чуть позже, а пока можно просто посмотреть сведенные в один документ сведения, чем нас будут пытаться убивать на земле и в воздухе. Про флот был отдельный документ, но он как застрял неделю назад в Трех Жопах, так по сейчас там и находился – в него все вносили и вносили очередные дополнения.

Итак, начнем с авиации. Самая многочисленная – явно штатовская. Правда, сколько это в цифрах – «много», мы пока могли сказать только с точностью до тысячи самолетов. А вот номенклатура отличалась крайней убогостью – всего три модели.

Самой распространенной из них был истребитель-штурмовик «Мустанг» – несмотря на архаичность своей конструкции, достаточно серьезная машина. Таковой ее делала огромная по нынешним временам тяговооруженность – даже чуть выше, чем у нашего «Стрижа». И мощное вооружение, состоящее из двух 20-мм пушек и двух 12-мм пулеметов. Недостаток был всего один, но радикальный: этот дикий скакун жрал, как в прорву – бака ему хватало всего на полчаса. И было у него еще одно свойство, которое, насколько я знал, обслуживающий персонал считал огромным достоинством. «Мустанг» потреблял не бензин, а спирт, что было очень к месту в Америке, где в преддверии войны начали тихой сапой вводить сухой закон.

Следующей моделью был «Боинг-17» – нечто вроде нашей «Выхухоли», только побольше, самую малость погрузоподъемнее и не способное пикировать, что якобы компенсировалось введением в экипаж штурмана-бомбардира с механическим вычислителем упреждения наподобие «железного Феликса». Хорошая мысль, нехай пилот под огнем зениток летит строго прямо, пока там штурман будет нажимать рычажки и крутить ручку. Кроме того, этот «Боинг» отличался отвратительными взлетно-посадочными качествами. Ну, а еще у амеров было довольно много сделанных по нашей лицензии «Тузиков».

Основным самолетом королевских ВВС являлся истребитель-штурмовик «Фантом-5» – машина, и внешне, и конструктивно очень похожая на английский же, но из другой реальности истребитель «Харрикейн» Но тут у англов «Харрикейном» назывался иной самолет. Биплан с водяным мотором в восемьсот сил являлся не очень удачной попыткой переделать в штурмовик их первый истребитель «Спитфайр». Кроме того, они уже пробовали использовать этот «Ураган» в качестве торпедоносца, и вроде даже что-то получилось. Такой тип самолета, как фронтовой бомбардировщик, в Англии почему-то вообще не производился – наверное, надеялись на поставки «Боингов». Зато имелось как минимум полтораста тяжелых четырехмоторных «Либерейторов» Один такой самолет стоял в моем музее и сильно напоминал мне туполевский ТБ-3. Все свое старье, от «Спитфайров» до «Голиафа», уцелевшего на черногорской войне по нашему недосмотру, англичане сплавили в Австрию.

Отдельной песней была французская авиация. Вообще-то бардак всегда являлся национальной особенностью родины шампанского и коньяка, но именно в авиации он достиг совершенно невообразимых высот. В восьмом году была принята программа по созданию военно-воздушного флота, и десятки фирм, фирмочек и просто одиночек, нахватав грантов от правительства, ломанулись производить самолеты. И теперь их там было довольно много, тысячи полторы, но как минимум сотни разновидностей. Причем встречались самые дикие конструкции типа бесхвостого истребителя с мотором сзади или ночного бомбардировщика с паровыми двигателями – для бесшумности. Причем весь этот зверинец имел очень интересную организационную структуру – он был сведен в странные образования, которые лягушатники почему-то именовали полками. Каждый «полк» состоял из трех батальонов – истребительного, штурмового и бомбардировочного. И, как будто всего сделанного было мало, эти полки были приданы дивизиям. Обычным стрелковым дивизиям, в качестве средства усиления… Повздыхав о горькой судьбе французских летчиков, которым придется все это расхлебывать, я отложил авиационные бумаги и взялся за танковые.

Там было гораздо меньше текста, потому как танки наши противники начали производить совсем недавно и наклепать их успели немного, да и то в этом отметились только Англия и Франция. Источником вдохновения для обеих стран послужил «Борис Фишман», но использовалось оно по-разному. Французы решили, что для уверенного прорыва долговременных укреплений нужна машина побольше. Мол, «Фишман» даже против китайцев поимел какие-то неприятности… И сделали сверхтяжелый танк. Ну, про него – это отдельная эпопея, время ее исполнения придет чуть позже. Англичане же сделали прямо противоположный вывод, и, кажется, в этом им помог как-то раздобытый доклад Гудериана. Во всяком случае, их «Виккерс-медиум» представлял собой «Фишмана» без боковых спонсонов и оттого весом всего в тридцать шесть тонн. И, в отличие от лягушатников, которые производили своих гигантов в единичных количествах, англичане уже успели наклепать не менее полутора сотен «медиумов», причем фирма «Виккерс» продолжала выпускать их по две-три штуки в день.

Состояние дел в области артиллерии практически не отличалось от того, что было в том мире перед Первой Мировой. Наши минометы и ракеты были посчитаны суррогатом нормальных пушек. Типа русские от бедности наклепали этих жестяных труб, и на вооружении Антанты ничего подобного не было. Ну, и про стрелковку, тут совсем немного… Пистолеты-пулеметы у врага имелись, но в мизерных количествах и у специальных частей типа горных егерей и фельджандармов. Вот насчет пулеметов – да, наш пример был принят во внимание. Но почему-то их посчитали сугубо оборонительным оружием, в результате чего ручных Антанта делала мало, а до единого не додумалась вовсе. Основным типом стал станковый пулемет, причем во Франции и Австрии винтовочного калибра, а в Англии – 12, 7мм. Вся эта техника была сведена в пулеметные полки и предназначалась для усиления обороны там, где оно будет необходимо. В обычной же пехоте имелось по два-три пулемета на батальон.

Времени было уже без пяти два – пора идти спать. Или сожрать что-нибудь, потому как поужинать сегодня не удалось?

Заказывать и ждать, пока принесут, мне не хотелось, поэтому я достал из сейфа бутылку пива, воблу и пошел в свои апартаменты, состоящие из прихожей, совмещенного санузла и спальни. И успел перед сном самую малость почитать…

Боря прислал мне первые экземпляры художественного творчества своей негритянской бригады, причем уже переведенные на английский. Так что я открыл крутой боевик про Джонни Смуглого – первый из планировавшейся многосоттомной эпопеи. И после первой страницы с удивлением убедился, что почему-то хочется посмотреть, что на второй! Но я превозмог это неуместное желание и сел анализировать прочитанное. Итак, на странице две драки, четыре грамматических ошибки, три стилистических и две смысловых. Беспорядочно разбросанные по тексту запятые я не учитывал. А что? Очень и очень неплохо! Ведь в чем ошибка того же, скажем, Драйзера? Да в том, что он пишет так, как будто его средний читатель после Кембриджа окончил еще что-нибудь! А на самом деле этот читатель говорит по-английски даже хуже меня. И он, бедняга, продирается сквозь незнакомые слова, к середине книги начиная подозревать, что над ним издеваются. Ну не любит читатель чувствовать себя глупее автора! А вот наоборот он очень даже не против. И «Джонни» должен был пролиться бальзамом на исстрадавшуюся по простым и знакомым словам душу американского пипла.

После детектива я потянулся было ко второй книге, «Полуденная луна», которая предназначалась для женской половины Америки, но вовремя отдернул руку. Нет, лучше довериться Бориным уверениям, что тут тоже все хорошо… Ибо Боря всегда отличался феноменальной устойчивостью к художественному слову. Он даже дамские романы мог читать, не надевая акваланга! Вот уж чего бы я никогда не рискнул – из опасения утонуть в розовых соплях, кроме которых, по-моему, в этих книжках никогда ничего и не было.