"Коммунизм и фашизм: братья или враги?" - читать интересную книгу автора (Кара-Мурза Сергей Георгиевич)

Александр Шубин ЧЕ ГЕВАРА. КОНДОТЬЕР КОММУНИЗМА

Его потрет украшает рекламу потребительских товаров. По местам его боевой славы в Боливии ходят туристические маршруты – еще одно ответвление туристического бизнеса. Между тем значение Эрнесто Че Гевары не умещается в рамки романтических историко-культурных воспоминаний – как крепости крестоносцев на Кипре или мумии фараона в Эрмитаже. Че – символ вооруженной борьбы против империализма, и пока жив империализм, образ Че Гевары будет сохранять присутствие в настоящем.

Фабула жизни Эрнесто Гевара Серны зиждется на двух кульминациях. Звездный час кубинской революции, когда революционные бородачи были поддержаны широкими массами кубинцев (на какое-то время даже большинством), и трагическая боливийская экспедиция 1967 г., закончившаяся гибелью команданте. Сравнение этих двух эпизодов мировой истории неизбежно выдвигает вопрос о способности радикального революционного ядра заручиться поддержкой народных масс – в условиях Латинской Америки – крестьянства. Вечное несовершенство мира генерирует огромное количество радикальных личностей, которые хотели бы одним рывком изменить опостылевшую действительность. Но немногим удается убедить в своей правоте тысячи и миллионы людей, без которых истории нельзя придать должного импульса. Однажды Че был среди тех, кому удалось победить. Он стал теоретиком вооруженной революционной борьбы. А затем странным образом нарушил свои же собственные правила и погиб. В этом – и загадка, и источник мифов, и научная проблема – вооруженные радикалы и массы.

XX век полон мощными социальными взрывами, и немалую роль в них играют крестьянские массы. Революционный потенциал этого класса явился предметом пристального внимания Че Гевары, который избрал крестьянство средством достижения своих идеалов путем партизанской войны. Этот метод немыслим без крестьянской поддержки¹.

Важным средством вовлечения крестьян в революцию, ее экономической основой является аграрная реформа². Необходимость земельного передела действительно было наиболее очевидным крестьянским требованием в Латинской Америке середины 50-х годов. Но в 60-е годы это требование становится менее актуальным. Не без влияния Кубинской революции по континенту прокатывается волна аграрных реформ разной степени радикальности. Результаты оказались несколько неожиданными. Нарушения сельскохозяйственного процесса, разрушительные действия крестьян и помещиков, прекращение интенсификации производства не только помещиками, но и крестьянами, не имеющими специальных знаний, затраты большого количества времени и сил на политическую борьбу – все это приводило к негативному эффекту аграрных реформ: урожайность пшеницы в Перу в 1963-1966 годах снизилась на 9 процентов, в Венесуэле, где реформы проходили мягче, компенсируясь «нефтедолларами», – на 4 процента. А в Колумбии, где фактически шла гражданская война, а реформы задерживались, наблюдается за тот же период рост на 45%. Аграрная реформа не решила таких проблем Латинской Америки, как аграрный голод, нищета, неграмотность, болезни, хотя радикальный земельный передел и облегчил положение с продовольствием³.

Э. Че Гевара понимал, что земельный передел не решает основных проблем континента. Это – лишь первый шаг, своего рода приманка. С середины 50-х годов Гевара считал себя марксистом⁴. Его стратегической задачей становится как ликвидация империалистической эксплуатации, так и общества материальных стимулов: «Общее стремление, объединяющее нас в марше к будущему, – это победа над империализмом… Свобода имеет место тогда, когда империалистическое экономическое доминирование перестает практиковаться на людях»⁵. «Тот, кто преследует сумасбродную идею добиваться реализации социализма с помощью изношенных средств, оставленных капитализмом (прибыль как базовый экономический элемент, производство прибыли, индивидуальная материальная заинтересованность и так далее), придет к гибельному концу»⁶.

Эта недвусмысленная позиция команданте очевидно противоречит социальным устремлениям крестьянства с его «мелкобуржуазным духом»⁷, то есть самоуправляемым, самофинансируемым хозяйством. Решить проблемы крестьян, по мнению Че Гевары, можно только привив им «нематериальные стимулы», такие как сознание долга и новый революционный способ мышления⁸.

Как совместить экономические интересы движущей силы революции – крестьянства и стратегические идеалы команданте? На Кубе он осторожно сообщает отдельным крестьянам о них, тем более, что планы Че Гевары в этот период еще не сформулированы так четко, как в 1963-1965 годах. Но уже в 1957 году команданте считает, что «спасение мира находится за так называемым «железным занавесом», то есть в СССР⁹. В 1957-1960 годах Че Гевара не высказывает этого пристрастия публично, что дало основание Д.Джеймсу обвинить его в макиавелизме¹⁰. В действительности Че разделял обычную для коммунистов теорию постепенного перехода от «буржуазно-демократических» задач к «социалистическим». Но постепенно «досоциалистическая» стадия революции становилась все менее актуальной. Укрепление капитализма в борьбе с феодализмом создавало сложности для дальнейших социалистических преобразований.

План Боливийской экспедиции показывает, что команданте пытается смягчить это противоречие, начав боевые действия в стране, где «буржуазный» лозунг аграрной реформы заведомо неактуален. Рассчитывая опереться на социальные слои, недовольные обществом, уже прошедшим через этап аграрной реформы, на социальные противоречия внутри крестьянства¹¹, Че Гевара планировал развернуть в Боливии изначально антикапиталистическое движение. При этом он очевидно недооценил прочность режима Р.Барьентоса, базирующегося не только на военной силе, но, в отличие от режима Ф.Батисты¹², и на тесной политической и культурной связи с организованным крестьянством страны¹³.

В 60-е гг. Че приходит к выводу, что для вовлечения крестьян в социалистическую революцию материальные стимулы должны замещаться моральными. Определяющим для Э. Че Гевары является нарушение «принципа справедливости»¹⁴, воспринятого от мартизма Ф.Кастро и означающего народовластие и отсутствие нищеты¹⁵.

У кубинских партизан идея народовластия означала опору на все крестьянство, что могло поставить революционный авангард под контроль «кампесино». Пока речь шла о свержении Батисты, о демократии, интересы «бородачей» и народа совпадали. А после прихода к власти, когда фиделистам понадобился «новый человек», идеально подчиненный целям революции – интересы разошлись. В итоге кубинские руководители приходят во второй Гаванской декларации к выводу: «Но крестьянство – это класс, который в силу своей культурной отсталости и изоляции нуждается в политическом и культурном руководстве со стороны рабочего класса и революционной интеллигенции»¹⁶. Но во время партизанской войны, пока рабочая масса находится далеко от партизанского очага, революционная интеллигенция в лице повстанческого командования берет на себя руководящие функции. В то же время убедить крестьян в преимуществах общества «за железным занавесом» не так просто¹⁷, обнаруживаются и различия в самой системе ценностей крестьян и партизан. Все это заставляет Че Гевару быть осторожным с «предрассудками» кампесино, но в то же время делает особенно актуальной проблему организационной независимости революционного руководства от крестьянской массы как в ходе войны, так и после победы.

Решение этой проблемы кубинские лидеры увидели в разрыве с парламентской демократией. До прихода руководителей повстанческой армии к власти борьба велась под знаменем восстановления Конституции 1940 года и проведения всеобщих выборов. В своей знаменитой речи «История меня оправдает», которая по его собственному утверждению является «основополагающим документом нашей борьбы»¹⁸, Ф.Кастро строил свое обвинение режима на том, что «Батиста не восстановил конституции, не восстановил гражданских свобод, не восстановил конгресса, не восстановил прямого избирательного права…»¹⁹ Апеллируя к республиканскому законодательству, Ф.Кастро говорил: «Всякий, кто пытается не допустить или нарушить осуществление всеобщих выборов, подлежит лишению свободы на срок от 4 до 8 лет»²⁰. Нарушение принципа разделения властей явилось одним из главных оснований штурма Монкады: «Мы подняли восстание против одной только власти, незаконной власти, которая узурпировала и объединила законодательную и исполнительную власть в стране»²¹. Этот пафос первоначально поддерживает и Э. Че Гевара. Гибель парламентарной республики в Гватемале произвела на него большое впечатление: «Я видел, как демократия была разрушена в Гватемале, и когда я встретил в Мехико Фиделя, я считал своим долгом помочь ему разрушить диктатуру»²². Но опасность потери власти в ходе всеобщих выборов существенно меняет оценки. Уже 27 января 1959 года Э. Че Гевара выступает с программой «вооруженной демократии», которая обосновывает необходимость власти Повстанческой Армии²³. Эта теория стала одним из обоснований отказа от выборов в пользу власти активного меньшинства. Революционное яро, не скованное предрассудками и «отсталостью» народа, решительно повело «Остров Свободы» в самую гущу геополитической борьбы…

Поскольку возникающий в результате режим был признан его творцами «народовластием», вся остальная Латинская Америка таким народовластием не обладала и потому нарушала «принцип справедливости». Это дало Че Геваре возможность уже в 1960 году прийти к выводу о том, что условия для революции практически в любой стране Латинской Америки могут быть созданы партизанским очагом:«…не всегда нужно ждать, пока созреют все условия для революции: повстанческий центр может сам их создать»²⁴.

Какие предпосылки революции может создать партизанский очаг? В работе «Партизанская война: метод» Э. Че Гевара пишет о перспективах развертывания борьбы в странах парламентской демократии: «В условиях конфликта олигархия разорвет свои собственные контракты, сломает свою собственную поверхностную "демократию" и атакует людей… В этот момент вновь возникает вопрос: что делать? Наш ответ: насилие – не исключительное достояние эксплуататоров, когда эксплуатируемые хотят и могут использовать его в подходящее время»²⁵.

Итак, первое условие использования насилия против режима – это эскалация его репрессий против населения. Это условие партизанский центр может создать, только спровоцировав репрессии против населения, что реально случилось как на Кубе²⁶, так и в Боливии²⁷. Другими условиями революции, которые способен создать партизанский центр, может быть изменение сознания народа. Третье условие – практический пример того, что с властями можно вести эффективную борьбу: «Мы поняли, что совершали тактические ошибки, и что движению не доставало некоторых важных субъективных элементов: народ сознавал необходимость перемен, но ему не хватало веры в возможность их осуществления. Задача заключается в том, чтобы убедить его в этом»²⁸.

Эти условия революции объединяет вера Че Гевары в эффективность военных, силовых решений встающих перед революционным процессом проблем. Помимо традиционного каудилистского эффекта военных успехов и обещаний социально-экономических реформ, в разработке которых совещательный голос крестьян играл немалую роль, укреплению власти партизанского руководства способствует и карательная политика. В Боливии эта ставка на силу очень быстро обращается против крестьян. Партизанские репрессии были призваны укрепить позиции отряда Че Гевары среди кампесино: «Поддержки от крестьян не получаем, хотя кажется, что при помощи преднамеренного террора нам удалось нейтрализовать среди них наиболее враждебно настроенных к нам. Со временем они поддержат нас»²⁹.

Карательные действия в отношении крестьян были связаны и с необходимостью организационно отгородиться от них не только после победы, но и в ходе борьбы, подчинить крестьянское население района партизанскому центру власти. На Кубе новая система власти, со своей юрисдикцией и командно-карательным механизмом, вступила в действие уже через полгода после начала военных действий³⁰.

Э. Че Гевара специально обосновывает необходимость казней крестьян в случае их отхода от движения и сотрудничества с властями³¹.

Несмотря на то, что Че Гевара одинаково строго оценивает качества и городского и крестьянского пополнения³², крестьяне должны, по его мнению, составлять основу партизанской армии. Одним из обстоятельств, определяющих этот выбор, может быть более низкий уровень политических знаний, который делает крестьян более удобным материалом для создания «нового человека», носителя новых идей, «революционного способа мышления». Поскольку этот способ противоречит обыденной крестьянской психологии, большую роль в «перековке» сознания играет сам партизанский очаг – могучее средство воздействия на личность. Картина аскетической коммуны – отряда, нарисованная в «Партизанской войне», иллюстрирует путь решения проблемы внешних социальных влияний, «разлагающих» авангард, и позволяет О.Иванову сделать вывод о том, что «в концепции Э. Че Гевары исчезает социальный носитель идеологии: им становится каждый боец за независимость и справедливость»³³.

Этот вывод нуждается в некоторой корректировке. Че Гевара продолжал считать, что сражается за интересы рабочего класса, выраженные в марксизме³⁴. Воспитательная роль «очага» («фоко») позволяет форсировать переход к борьбе за эти идеалы уже на стадии вооруженных действий.

Все это как нельзя лучше соответствовало планам Че Гевары в Боливии.

Сама структура отряда по мысли Че Гевары способна определить характер будущих общественных отношений. Начав боевые действия, Че Гевара не спешит активизировать контакты с крестьянами. Предварительно необходимо было «превратить партизанский отряд в группу, железной силы, в которой каждый новый человек будет чувствовать после прибытия позитивное влияние группы»³⁵.

Это монолитное, чуждое бюрократизму³⁶, но в то же время строго централизованное ядро должно было принять ожидавшийся приток крестьян и выковать из боливийцев «их офицеров, их будущих экономистов, их администраторов и т.д.»³⁷

Для успешного выполнения этой задачи в партизанском лагере создается своего рода школа гармонично развитого человека³⁸, где, однако, признана только одна точка зрения, политические дискуссии запрещаются³⁹. Результатом такого «единомыслия» стало резкое ухудшение морального климата в отряде, закончившееся скандалом накануне боевых действий⁴⁰. Первые три недели войны помогают команданте консолидировать отряд, после чего он решается, наконец, активизировать контакты с населением.⁴¹

В советской историографии высказывалось мнение о том, что крестьяне первоначально «держались настороженно, недоверчиво, часто даже враждебно»⁴². Это утверждение позволяет предположить, что отношения крестьян и партизан от месяца к месяцу устойчиво улучшались, и Че Геваре не хватило времени для вовлечения крестьян в борьбу. Однако дневник Че Гевары и других бойцов не дает оснований для таких выводов. 9 февраля Э. Че Гевара пишет: «Инти и Рикардо встретили несколько мальчишек и пошли в дом молодого крестьянина, у которого шестеро детей, он оказал им хороший прием и дал много информации»⁴³. Крестьяне дают партизанам информацию (записи 9, 10, 13 февраля), продают продовольствие, не спешат сообщить о партизанах властям. Цели движения еще совершенно непонятны им.

Однако по мере разъяснительной работы партизан, касающейся, прежде всего, преимуществ социализма⁴⁴, отношение крестьян остается прежним, а затем ухудшается. Долгое время команданте надеется на перелом в настроениях крестьян, но тщетно – в сентябре наступает прозрение, выразившееся в горькой фразе: «…крестьянская масса ни в чем нам не помогает, крестьяне становятся предателями»⁴⁵.

В чем основные причины катастрофы? Были ли шансы на продолжение борьбы после сентября 1967 г.? На второй вопрос Э. Че Гевара отвечает положительно: «Наиболее важная задача – уйти отсюда и найти более благоприятные зоны. Кроме того, надо наладить контакты, хотя весь наш аппарат в Ла-Пасе разрушен, и там нам также нанесли тяжкие потери»⁴⁶. Но зону, в которую в конце сентября вторгается Че Гевара, никак нельзя назвать более благоприятной с точки зрения поддержки крестьян, – это департамент Кочабамба, крестьянское самоуправление которого славилось давними связями с Р.Барьентосом. Но Че Гевара уже не делает ставку на крестьян. Он репрессирует крестьянских коррехидоров (старшин)⁴⁷ и стремится прорваться на запад, где можно опереться на городские оппозиционные организации.

Этот поворот был связан с серьезным переосмыслением взглядов Че Гевары на роль крестьянской армии в революции. Еще на Кубе выступал против городских союзников партизанского руководства (как антибатистовской иммиграции, так и «равнинного» подполья)⁴⁸, взаимоотношения с которыми по мнению команданте следовало строить на временной основе по принципу: «стратегию диктует тот, кто обладает силой»⁴⁹. Было ясно, что в случае успеха равнинной тактики новый центр власти, сформированный в горах, не сможет установить контроль над всей страной. Заметно преувеличивала роль Повстанческой армии в победе революции на Кубе и концепция трех этапов войны, которой Че Гевара пытается придать универсальный характер. При переходе от этапа к этапу («кочевой», «оседлый», стратегическое наступление), Че Гевара учитывает различные факторы, но доминирующим считает фактор военных успехов крестьянской армии⁵⁰. Заключительный этап войны рисуется Че Геварой как наступление регулярной повстанческой армии на линии фронта: «…возникает линия фронта, где происходят бои партизанской армии с войсками противника… Противник терпит поражение, приняв бой, навязанный ему партизанами на ими же продиктованных условиях. Перед угрозой полного поражения он капитулирует»⁵¹.

Эта картина серьезно расходится с реалиями Кубинской революции. К 1 января 1959 года повстанческая армия контролировала малую, хотя и важную часть страны, подобие фронта существовало в Орьенте и под Сайта-Кларой, причем до самой Санта-Клары повстанцы добирались «на грузовиках и джипах», не встречая никакого фронта⁵². Из схемы Че Гевары, навеянной опытом китайской революции⁵³, выпадают не только такие факторы, как разложение армии⁵⁴, но даже всеобщая забастовка, которая, по признанию Ф.Кастро, «передала власть в руки революции»⁵⁵.

Всеобщая забастовка и распад режима передали власть в руки широкой коалиции, в которой увенчанная победами Повстанческая армия хотя и находилась в преимущественном положении, но не была единственной силой. Это заставило Ф.Кастро пойти по пути постепенной трансформации возникшей коалиционной структуры в режим с одним центром власти. Постепенность этого процесса неминуемо оставляла на Кастровском режиме «родимые пятно» буржуазности, что не могло радовать Че. Создается впечатление, что в стратегической концепции Че Гевары больше китайского опыта, чем кубинского.

В Боливии Че Гевара пытается создать ситуацию, в которой революционное движение централизовано изначально. Для этого партизанскому отряду необходимо как можно меньше зависеть от союзников. На этом пути Че Гевара не останавливается перед разрывом с КПБ, когда ее руководитель М.Монхе начал претендовать на общее руководство движением⁵⁶. По этой же причине команданте откладывает укрепление контактов с синдикалистским лидером Х.Лечи-ном⁵⁷, влияние которого в Боливии было велико.

Только после того, как ставка на собственные силы не удалась, Че Гевара начинает стремиться к установлению более прочных контактов с городом. Но время для возвращения к кубинской модели революции уже было упущено. Да и сама городская оппозиция после разгрома шахтерской милиции Р.Барьентосом в мае 1967 года вряд ли смогла бы помочь Че Геваре победить.

Как видим, этот просчет, которой Р.Дебре считает одной из главных причин гибели Э. Че Гевары⁵⁸, вызван более принципиальными соображениями команданте, связанными с его стратегическими замыслами. Он стремился не просто к свержению диктатуры и дальнейшему постепенному, оппортунистичному движению от капитализма. Замысел Че отличался от кубинского пути принципиально. В горах следовало вырастить из недовольных крестьянских слоев распространяющуюся по всей Латинской Америке⁵⁹ с партизанскими колоннами новую систему общественных отношений и власти⁶⁰. Не трансформация капитализма в социализм, а замена существующего общества новым, выросшим в горах.

Но ради чего все это? Мы уже видели, что стратегической задачей команданте было построение нетоварного социализма, общества моральных стимулов. Но на пути этого идеала стояли не только «предрассудки» простых людей, но и вся империалистическая система.

Уничтожить ее можно, втянув империализм в непосильные для него войны, множество «вьетнамов». Одним из таких «вьетнамов» должна стать Латинская Америка. Этот план созревает у кубинских лидеров в самом начале 60-х годов, и уже в 1962 году Че Гевара пишет: «Знамя восстания должно быть поднято, и это знамя по исторической необходимости должно быть континентальным по характеру. Андским Кордильерам предназначено быть Сьерра-Маэстрой Америки, как сказал Фидель»⁶¹.

Некоторое время Че Гевара скрывает континентальный характер борьбы в Боливии. Даже руководство КПБ узнало о нем только в середине февраля 1967 года⁶². Окончательно континентальные задачи войны прояснились в июле: «Мало хорошего и в тех заявлениях, что сделали Дебре и Пеладо. Особенно это касается признаний относительно общеконтинентального характера партизанской борьбы, которых они не должны были бы делать»⁶³. Впрочем, секрета в этом не было уже после опубликования в Гаване статьи Че Гевары «Призыв к Триконтиненталу».

Интернациональный характер отряда, антиимпериалистическая и антиамериканская агитация – все это не способствовало росту авторитета партизан среди крестьян, которые, по выражению Дебре, «никогда не видели янки в своей жизни»⁶⁴. Местные кампесино вряд ли могли усмотреть в США источник своих бед, зато в партизанах могли видеть вполне конкретный пример иностранного вторжения. Партизаны, значительная часть которых прибыла из чужой страны, несли чуждую крестьянам культуру, чуждые идеи, да еще и не понимали их языка.

Язык кечуа, которым партизаны начали заниматься в лагере⁶⁵, в этом районе мало употреблялся, в то время как основной язык местных пеонов – гуарани – в отряде знал лишь один человек⁶⁶. В результате крестьяне воспринимали партизан не только как чуждых им людей, но и подчас просто не понимали, что они говорят⁶⁷. Грубые просчеты в этой области также не были случайны. В «Призыве к Триконтиненталу» Че писал об «интернациональном американском типе, значительно более законченном, чем такие же образования на других континентах»⁶⁸.

Разрыв с культурной средой театра военных действий, несомненно, стал важной причиной поражения, но сама эта причина обусловлена стратегией Че Гевары. Успех национально-освободительных лозунгов Ф.Кастро помог победе революции, но он же поставил партизанское руководство в зависимость от национальных социально-политических сил после 8 января 1959 года. Попытка Че создать новые общественные отношения как бы вне общества определяла разрыв со «старой» культурой страны. Поэтому поверхностным представляется высказанное Р. Дебре в 1970 году мнение о том, что «фундаментальным фактором, определившим поражение Че в Боливии была его недооценка национализма в привлечении поддержки повстанческого очага»⁶⁹. Фундаментальной причиной провала Боливийской экспедиции явился сам принцип навязывания народу сверхцентрализованной «справедливой» модели бытия. Неприемлемость самой этой модели сказалась в ходе идейной борьбы за умы и сердца крестьян.

Помимо лозунгов и доводов в пользу революции, о которых говорилось выше, Че Гевара основывал свою агитацию на лозунге освобождения: «Фундаментальным элементом этого стратегического финала становится тогда реальное освобождение людей»⁷⁰, – пишет Че в своем «Призыве к Триконтиненталу», напрямую связывая это освобождение с социалистической революцией. Но понятие «освобождение» означает лишь свободу от невидимых законов капитализма⁷¹, о которых коменданте говорил в «Социализме и Человеке на Кубе». А во взаимоотношениях личности и общества определяющей становится категория «социального долга»⁷², в совокупности с централизованной моделью нетоварной экономики сводящая на нет свободу личности. Так вольно или невольно Че Гевара довел до логической завершенности модель господства государства и его бюрократии над человеком.

Пропаганда режима быстро заметила эту сторону воззрений Че Гевары и, сдобрив ее изрядным слоем клеветы, стала одерживать победы на идеологическом фронте. Один из крестьян вспоминал позднее: «Военные нам говорили, что партизаны хотят коммунизма, а при коммунизме, как нам объяснили военные, все становятся слугами государства, всех одевают в одинаковую одежду, семьи разрушаются. Нам говорили, что партизаны насилуют женщин, занимаются разбоем, убивают всех, кто не служит им, а главное, нас убеждали, что они прибыли превратить нас в рабов. А я люблю свободу…»⁷³.

Идеи Че Гевары, которые были проанализированы в этой работе – это своего рода квинтэссенция теорий форсированной насильственной централизации общества. И вполне естественно, что ее элементы присутствуют во всех теоретических построениях современности, которые стремятся к централизации общества с оружием в руках.

Но социальный смысл этих взглядов и источник их жизни лежит глубже. Социальные проблемы развивающихся стран порождают значительные деклассированные слои, вытесняя в эту сферу все большее число людей. Проблема «лишних людей», не находящих свое место в обществе по экономическим или политическим причинам, обостряется не только в Латинской Америке. Попытки решить все проблемы путем проведения реформ из государственного центра всегда ущемляют какие-то слои населения. Перераспределительные процессы, характерные для государственной политики второй половины XX века, также множат число «обделенных». На почве всех этих социальных явлений вырастает политический экстремизм – стремление с оружием в руках захватить государственный центр и «исправить» его политику в соответствии со своими представлениями о справедливости.

Любое ухудшение социального положения трудящихся, расширение деклассированных слоев, эскалация произвола со стороны властей – и экстремистские группировки начинают перерастать в массовые движения. Но даже в период относительного благополучия эти группировки постоянно воспроизводятся и поднимают на щит имя Э. Че Гевары.

Влияние Че Гевары в Латинской Америке распространялось по многим направлениям. Его взгляды завоевывали военные и молодежные организации компартий, порождая в них внутренние смуты⁷⁴, его методы брали на вооружение наиболее нетерпеливые отряды антиимпериалистических течений от левых перонистов⁷⁵ до троцкистов, так как по справедливому замечанию известного троцкиста Х.Марторелла, «Партизанские операции говорят громче, чем тонны бумаги»⁷⁶.

Громче всего партизанские операции прозвучали в Никарагуа. Гибель Че Гевары не остановила никарагуанских революционеров. «А в начале октября Латинская Америка и весь третий мир переживают трагическое событие: погибает Че Гевара. До этого были и другие потери. Сегодня можно сказать, что их героические примеры звали на борьбу до победы или смерти, но вместе с тем они способствовали и возникновению негативных настроений, преувеличению трудностей партизанской жизни, хотя они действительно немалые. Погибали видные руководители, но дело их жило»⁷⁷, – писал К.Фонсека. В этом высказывании содержится очень важная мысль – гибель Че Гевары может бросить тень лишь на техническую сторону метода команданте, но цели его достойны воплощения в жизнь. Никарагуанский Сандинистский фронт национального освобождения исправил технологию метода и пришел к власти, но самое тяжелое испытание – испытание победой, показало, что метод сам по себе несет в себе элементы результата. Военная организация, пришедшая к власти, неизбежно использует централизаторские, авторитарные, типично бюрократические методы правления, тормозящие продвижение к демократическим целям. Продовольственная диктатура, вытеснение политических оппонентов из сферы власти, попытка решительной интеграции национально-культурных меньшинств не дали Никарагуа ни мира, ни процветания. Сандинистская революция оказалась ценна не столько результатами (относительно скромным продвижением по пути социального государства), сколько романтикой целей. Этот романтический миф позволил сегодня сандинистам вернуться к власти без войны, но это – уже другие сандинисты.

Сохраняются, конечно, и старые подходы. В колумбийской сельве продолжается повстанческая борьба, слегка переплетенная с бизнесом. Бойцы должны чем-то жить в ожидании новой идеи. Старая модель государственного социализма показала свою слабость, а новая еще не родилась. Государственный социализм неизбежно превращает страну в собственность бюрократии, и дальнейший «термидор», превращение радикалов в сытых собственников – становится лишь вопросом времени. Это произошло в России, Никарагуа, в Китае. Марксистская модель диктатуры пролетариата позволяет осуществить модернизацию и создать социальное государство – что уже немало. Но она не дотягивает до социализма.

Но Че остается «в игре» – как символ неизведанных путей. Он не успел реализовать свою модель – в этом источник мифа Че. Но в целом, идея замены элиты страны «новыми человеками», выращенными в партизанском «очаге», была опробована, и не раз: в Китае, во Вьетнаме, особенно наглядно – в Кампучии. И каждый раз дорога Че-Мао вела в тупик и далее – к «термидору». На Кубе, где революция развивалась не по Че Геваре, социальное государство пока держится. Венесуэла, дозревшая до строительства социального государства, вселила в сторонников старого государственного социализма новую надежду. Но пока радикальные речи не сопровождаются решением социалистических задач в Венесуэле. Часы государственного социализма все еще ведут обратный отсчет.

Че погиб накануне мирового социального взрыва 1968 года, отдав жизнь за идею. «Умрешь не даром. Дело прочно, когда под ним струится кровь». Смерть в горах породила миф, желание продолжить прерванное дело. А тут как раз начался «год баррикад». Не Сапата, не Троцкий, не Ганди и не Хо Ши Мин, а именно он – в лихом берете и с устремленным вдаль взором – оказался символом нового поколения, которое не выбрало «Пепси». Высокие этические цели и готовность к жертве – вот что привлекало к образу Че миллионы людей, действия которых были гораздо ближе к методам Ганди, чем Че. Но была и безусловная общность – радикализм.

«Концепция коммунизма Че была объединена в мае 1968 года с маркузеанской критикой капиталистической цивилизации, с определенными аспектами культурной революции в Китае, с троцкистской критикой бюрократии. Смешение этих компонентов привело к необычайному взрыву»⁷⁸. Сочетание ряда идей Че Гевары с троцкизмом и маоизмом могло быть вполне органичным. В 1968 году на первый план вышло объединяющее этих теоретиков стремление к уничтожению бюрократии при сохранении централизма власти. Интересно, что и в политике Че Гевара старался занимать «третью» позицию в конфликте КПК и КПСС. В речи в Алжире он критикует и СССР, и КНР⁷⁹. В Боливии он рассчитывает на помощь обеих стран⁸⁰.

Раздумья, наступившие за Красным маем, заставили переосмыслить эффективность методов Че Гевары, тем более, что освещенное трагическими судьбами Ганди и М.Л.Кинга «второе рождение» массовых ненасильственных действий в 60-е годы дало, например, в США гораздо более зримый результат, чем вооруженная борьба «Черных пантер». Осмысление идей Че Гевары вновь выводило на первый план его цели, все более расходящиеся со временем. В 70-80-е годы нарастает влияние идей самоуправления, прямых гражданских инициатив, децентрализации и автономии, распыленной власти. Рост политического сознания людей, при всей неравномерности этого процесса в социальном и географическом плане, оставляет все меньше возможности тем, кто пытается на волне массового народного движения навязать народу идеи меньшинства.

Впрочем, речь идет о меньшинстве в единственном числе, потому что большинство населения – это электоральная абстракция. Большинство состоит из меньшинств, и ненасильственный путь к новому обществу – это «партизанские тропы» меньшинств, выходящих из «империалистического окружения» не единым фронтом, а небольшими группами. И если забыть о тоталитарном ядре взглядов Че Гевары, то гражданским движениям можно «взять на вооружение» многие его тактические идеи. В конце концов, Че не был банальным экстремистом (радикалом только в вопросах метода), но и радикалом идеи, мечтавшем об обществе, построенном на этическом регулировании. Трагедия Че заключалась в попытке привести человечество к такому обществу через насилие. А это ведет к неизбежному тоталитарному финалу или поражению. Я понимаю, что если из такой системы взглядов вычленить насилие, то она рухнет. И все же даже на развалинах былых империй строят новые города. На развалинах теории революционного насилия можно найти блестки идей, которые могут пригодиться сторонникам свободы и солидарности. Не случайно, организовывая митинги в 1988-1990 гг., неформалы использовали советы Че: продумывали пути отхода, альтернативные маршруты, возможности внезапного действия и психологического воздействия на противника. Важной идеей Че остается «очаг» – небольшой социум, созданный в сельской местности и воспитывающий человека, привыкшего к более моральным социальным условиям, чем существующие в «большом мире». Че мечтал, как почкующиеся очаги будут разрастаться по стране, и вытеснять существующие общественные отношения. В последние дни своей жизни он понял, что успех здесь возможен только в связи с существующими гражданскими движениями. И без насилия – добавим от себя. Очаги-поселения – идея, завоевавшая себе путевку в XXI век. Но и здесь идеи команданте нуждаются в корректировке, особенно если учесть неблагоприятный моральный климат в его отряде.

Иногда наследие команданте полезно вспомнить, но в действительности новый мир прорастает прежде всего в другой субкультуре. Знамя радикализма не способствует конструктивной работе. С разной скоростью в различных странах и слоях общества (это зависит и от исходного уровня политической культуры, и от конкретных поворотов социально-политической ситуации) вслед за культом сильных личностей приходит осознание того, что решение проблем современных общественных систем исходит не от отдельных героев и даже не от гигантских государственных или антигосударственных (мафиозных, революционных) систем, а от небольших объединений людей, вызревающих в ткани гражданского общества.

¹Че Гевара Э. Партизанская война. М., 1961. С.13-14.

² Там же. С.40.

³ Фадеев Ю.А. Боливия: революция и контрреволюция. М., 1966. С. 66.

⁴ Lovy М. Marxism of Che Guevara. 1973. P. 120.

⁵ Che Guevara E. A common aspiration: overthrow of imperialism unites Cuba with Africa and Asia. Habana, 1965. P.3-4.

⁶ Che Guevara E. Selected works. Cambridge, 1970. P. 127.

⁷ Lovy M. Op. cit. P.90.

⁸ Ibid. P.64.

⁹ Героическая эпопея: от Монкады до Плайя-Хирон. М., 1978. С.191.

¹⁰ James D. E.Che Guevara. Biography. 1969. P.94.

¹¹ The Complete Bolivian Diaries of Che Guevara, and Other Captured Documents. New York, 1968. P.82, 114.

¹² Р.Барьентос – диктатор Боливии в 1964-1969 гг., Ф.Батиста – диктатор Кубы в 1952-1958 гг.

¹³ См.: Гончарова ТВ. Индеанизм: идеология и политика. М., 1979; Фадеев Ю.А. Указ. соч. С. 156.

¹⁴ Че Гевара Э. Партизанская война. С. 115.

¹⁵ Подробнее см.: Кастро Ф. История меня оправдает // Героическая эпопея: от Монкады до Плайя-Хирон. С.57, 63.

¹⁶ Кастро Ф. Речи и выступления 1961-1963 гг. М., 1963. С.807.

¹⁷ Че Гевара Э. Эпизоды революционной войны.С.87-88.

¹⁸ Героическая эпопея… С.108.

¹⁹ Там же. С.91.

²⁰ Там же. С.82.

²¹ Там же. С.52.

²² The legacy of Che Guevara. A documentary study by D.C.Hoges. 1977. P. 15.

²³ «Che» Guevara on relation. Edited and by an introduction by J.Tallinn. Coral Cables, 1969. P.76-77.

²⁴ Че Гевара Э. Партизанская война. СП.

²⁵ Che Guevara E. Obras. V.l. P. 166.

²⁶ См., например: Че Гевара Э. Эпизоды… С.35, 158.

²⁷ The Complete Bolivian Diaries… P. 164.

²⁸ Цит. по: Григулевич И.Р. Э. Че Гевара и революционный процесс в Латинской Америке. М., 1984. С.64-65.

²⁹ The Complete Bolivian Diaries… P. 151.

³⁰ См.: Че Гевара Э. Эпизоды… С68.

³¹ Там же. С. 132.

³² Там же. С.57, 96.

³³ Иванов О. Концепция революции//Латинская Америка. 1988. №6. С.60.

³⁴ Che Guevara Е. Eseritas у discursos. V.9. Р.ЗО.

³⁵ The Complete Bolivian Diaries… P.288.

³⁶ Ibid. P.293.

³⁷ Ibid.

³⁸ Ibid. P.299.

³⁹ Ibid. P. 106.

⁴⁰ Ibid. P.128-129.

⁴¹ Ibid. P.250.

⁴² Григулевич И.Р. Указ. соч. С. 187.

⁴³ The Complete Bolivian Diaries… P.111.

⁴⁴ The Complete Bolivian Diaries… P.215; Куль А., Глее Ф. Партизанскими тропами Че // Куба. 1988. №3. С.9.

⁴⁵ The Complete Bolivian Diaries… P.219.

⁴⁶ Ibid. P.219-220.

⁴⁷ Ibid. P.214, 216.

48 См.: Че Гевара Э. Эпизоды… С. 165, 205, 206. Здесь Че в своих оценках расходится с официальной позицией «Сьерры» (см.: Ларин Е.А. Повстанческая армия в Кубинской революции. М., 1976. С.153).

⁴⁹ Че Гевара Э. Эпизоды… С.158.

⁵⁰ Че Гевара Э. Эпизоды… С. 155; Че Гевара Э. Партизанская война. С.77-79.

⁵¹ Че Гевара Э. Партизанская война. С.79.

⁵² От Сьерра-Маэстры до Гаваны. М., 1965. С.235-237.

⁵³ По своему собственному признанию, Че «усвоил много вещей» из «Военных записок» Мао Цзэдуна (Che Guevara E. Selected works. P.368). Действительно, их концепции войны во многом близки. См.: Мао Цзэдун. Избранные произведения. Т.2. С155-161.

⁵⁴ См.: Героическая эпопея… С.215.

⁵⁵ Кастро Ф. Речи и выступления. М., 1960. С. 162.

⁵⁶ The Complete Bolivian Diaries… P.95-96, 293.

⁵⁷ Debrey R. Che's guerilla war. L., 1975. P.134.

⁵⁸ Ibid. P.20.

⁵⁹ The Complete Bolivian Diaries…

⁶⁰ Debrey R. Op. cit.

⁶¹ Che Guevara E. Selected works. P.86.

⁶² The Complete Bolivian Diaries… P. 144.

⁶³ Ibid. P. 181.

⁶⁴ Debrey R. Op. cit. P. 130.

⁶⁵ The Complete Bolivian Diaries… P. 101.

⁶⁶ Debrey R. Op. cit. P.90.

⁶⁷ The Complete Bolivian Diaries… P. 144.

⁶⁸ «Che» Guevara… P. 157.

⁶⁹ The legacy… P.38.

⁷⁰ «Che» Guevara… P.159.

⁷¹ Ibid. P. 131.

⁷² Ibid. P. 136.

⁷³ Григулевич И.Р. Указ. соч. С.205-206.

⁷⁴ The legacy… P.155.

⁷⁵ Ibid. P.188.

⁷⁶ Ibid. P. 167.

⁷⁷ Идейное наследие Сандино. М., 1982.

⁷⁸ По: Lovy M. Op. cit. P.117.

⁷⁹ Che Guevara Е. A common… P.5.

⁸⁰ The Complete Bolivian Diaries… P.286.