"В военном воздухе суровом" - читать интересную книгу автора (Емельяненко Василий Борисович)БдительностьКогда разыскивали севшие вынужденно самолеты, техник Андрей Лиманский направился через лес к деревне Прусино: решил расспросить жителей да заодно раздобыть перекусить. Уж очень проголодался. Выйдя из леса, он увидел вдалеке селение и заметил стоявший у крайних изб штурмовик. Техник несказанно обрадовался неожиданной находке и прибавил шагу. Самолет стоял в картофельной ботве на колесах — значит, вполне исправный. Издали различил выведенный на фюзеляже белой краской номер: двойку. Так это же комиссара Рябова самолет! Как же он его в грозу так ловко "припечатал" и не скапотировал? Штурмовик окружили суровые бородачи. У одного за поясом топор, другой в руке держит, словно пику, вилы. "Похож на Ивана Сусанина, — подумал техник. Мощную охрану выставил Рябов". Подошел к старикам, поздоровался. Ответили на приветствие сдержанно, а тот, что был с топором, спросил: — А хто вы будете? — Я из авиационной части. Техник. — По какой вы тут справе? — Разыскиваю наши самолеты. Старики косились на небритого пришельца, угрюмо помалкивали, переминаясь с ноги на ногу. Лиманский почувствовал недоброе и спросил: — Где же летчик с этого самолета? — А ён у той баньке под надежной охраной находитца. — Зачем ему охрана? — А чтоб не утек. Дюже дябелый немец попався. — Какой немец?! — изумился Лиманский. — На этом самолете наш комиссар летает! — Мы уже не ядного такого "комиссара" споймали, что на ерапланах летають ды на парашютах в красноармейской форме спускаютца… Лиманский не на шутку переполошился. В ту пору было немало слухов о немецких диверсантах, парашютистах, шпионах, засылаемых к нам в тыл. Для таких слухов были основания. По проходившим через города западных областей войскам стреляли с чердаков. Часто нарушалась проводная связь — кто-то вырезал большие куски проволоки. А случай на Березине… Какой-то комиссар прикатил на полуторке с саперами к мосту, где шла переправа на восточный берег. По чьему-то приказу мост взорвал. Выяснилось, что такого приказа никто не отдавал. Задержанные "саперы" оказались переодетыми в красноармейскую форму диверсантами. Совинформбюро в те дни сообщило о высадке на территории Белоруссии нескольких групп парашютистов, переодетых в нашу форму. Их выловили местные жители и передали военным властям. При них оказались радиостанции и фальшивые документы. Распространялись, конечно, и ложные слухи, чтобы сеять панику и отвлекать наши силы для поисков диверсантов. Лиманский решил выручать своего комиссара. Направился к месту заключения Рябова. Завернул за угол бани — у дверей два старика. У одного на плече берданка. Близко не подпускают, в переговоры вступать не хотят. Крепко, видно, знают службу вояки старой закалки. Второй, безоружный, был как бы за разводящего. По настоянию Лиманского он пошел за "старшим". "Не хватало, чтобы они и меня заперли в этой бане, как диверсанта какого", — подумал техник с опаской. Пришел "старшой" — сам председатель сельсовета. Долго вертел удостоверение Лиманского. Охрану отстранить решился не вдруг. Вошли в темную баню. На широкой скамье, подложив под голову парашют, лежал прикрытый коричневым регланом человек. Лица не видно, но реглан такого цвета единственный в полку. Надо же, Рябова арестовали!.. Техник еле растолкал своего комиссара. Тот протер глаза, спросонья недоумевающе осмотрелся, потом узнал Лиманского и громко расхохотался. — Вот до чего дожили! Комиссара за фашиста признали. Да кто? Мои же земляки! "Нет таких самолетов, — говорят, — у русских". — "Смотрите же, объясняю им, — вон красные звезды!" — "Хе… Намалевать можно что угодно. А вот летчиков таких толстых и рыжих у нас не бывает". Я уже начал с ними калякать по-белорусски, говорю, что до моей родной деревни отсюда километров тридцать. Полесье называется. И этому не поверили. "Здорово, — говорят, немец Белоруссию по карте выучил и наш говор даже усвоил". И смех и грех. Бдительность, впрочем, на высоте! — И сколько бы вы тут нашего комиссара держали? — спросил Лиманский у председателя сельсовета. — Нияк не дозванитца в район, чтобы органы вызвать, званки штой-то не доходят… Где-то опять проволоку порезали, — ответил председатель. — А то приехали бы быстро и разобрались, что к чему. "Двойка" Рябова была вполне исправна, только горючего в баках маловато. Оно бы, конечно, нужно дозаправить самолет, но подвезти бензин в эту глухомань на далекое расстояние и по бездорожью — дело почти безнадежное. Прикинули — до Климовичей все-таки можно дотянуть. Но как взлететь? Рябов долго бродил вокруг села, промерял широкими шагами разные площадки, все прикидывал. И выходило так, что лучшее место для взлета проселочная дорога. На ней твердый грунт, а в других местах то болотина, то рыхлая пахота. Дорога, правда, узкая, по обочинам есть канавы, а недалеко, по направлению взлета, стеной стоит высокий лес. Взлет предстоял рискованный. Нужно было идеально выдержать направление при разбеге, чтобы не угодить колесами в канаву, а потом еще успеть набрать скорость, чтобы "перепрыгнуть" через деревья. Рябов сказал Лиманскому: — Баки почти пустые, самолет от этого легкий, с "подрывчиком" до опушки все же взлечу. Но рулить до дороги по пахоте придется на повышенных оборотах горючего сколько сожжешь!.. А на руках ведь нам самолет и всей деревней, пожалуй, не выкатить — увязнет. Теперь уже колхозники проявили смекалку, пошли на выручку своему земляку. Принесли связки веревок, пригнали из лесу волов. Лиманский привязал концы к стойкам шасси, впрягли три пары волов цугом и потащили штурмовик через огороды к дороге. Рябов сел в кабину. Лиманский вместе с любопытными жителями деревни Прусино стоял в сторонке. Не то от усталости и голода, а скорее всего от волнения у него подкашивались коленки. И было ведь от чего волноваться: такой отчаянный взлет технику предстояло увидеть впервые в жизни. Рябов зажал тормоза, мотор вывел на максимальные обороты. Самолет словно залихорадило: консоли крыльев и хвостовое оперение мелко задрожали. И вот спущенный с тормозов штурмовик рванулся к опушке леса. Лиманский видел, как Рябов, нацелившись капотом на какую-то сосну, часто и быстро отклонял руль поворота то в одну, то в другую сторону. Самолет вначале бежал ровно, но уже в самом конце разбега колеса начали сходить с дороги. Казалось, еще миг — и катастрофа неминуема. Рябов вовремя хватил ручку на себя, штурмовик резко опустил хвост, отделился от земли, вздыбился, вяло качнулся с крыла на крыло. Лиманскому показалось, что "двойка" зависла над макушками высоких сосен, потеряв скорость, и вот-вот свалится. Он перестал дышать в ожидании самого страшного — удара о землю и взрыва. Но самолет, медленно набирая скорость, скрылся за деревьями. Рябов взял курс на аэродром, где ему бывать еще не доводилось. Расчетное время истекло, а аэродрома никакого нет. Он лишь увидел широкую лесную прогалину, поросшую низким кустарником и редкими деревьями. Самолетов не видно. Неужели не туда прилетел? Горючее на исходе… И вдруг с опушки леса взлетели сигнальные ракеты. По поляне забегали люди, выкладывали "Т" и растаскивали с посадочной полосы… деревья! Такой способ маскировки аэродрома придумали недавно. Деревья втыкались в заранее приготовленные ямки сразу же после взлета или посадки самолетов. Ведь немецкие воздушные разведчики по нескольку раз в день облетывали этот район, неоднократно проходили над самым аэродромом, но так и не смогли обнаружить забросанные ветками самолеты. Приземлился Рябов с ничтожным остатком горючего. …Лесной аэродром не только тщательно маскировался, но и охранялся со стороны леса. Дозорным был дан такой инструктаж: — Всяких прохожих задерживать, проверять документы, а подозрительных — в штаб. Прошло несколько дней, а задерживать было некого. Но однажды дозорный услышал скрип колымаги, всхрапывание лошади. Возница громко понукал уставшую клячу, распекал ее словесно на все лады. Дозорный направился навстречу и увидел сидевшего в телеге пожилого мужика. Решил проверить. — Кто будете? — Колхозник. — Откуда? Возница назвал деревню и колхоз с каким-то громким наименованием. Откуда знать дозорному эту деревню и такой колхоз? Надо проверить документы. — Ваш паспорт, — потребовал он. — Какой же, сынок, у колхозника паспорт? Мы не городские, а сельские. — Куда направляетесь? — Летную часть ищу. От деревни видно, где кружат наши самолеты, а я полдня блукаю по лесу, никак не найду. — Зачем же вам, дяденька, летная часть? — Да вот подарочек летчикам от колхозников передать поручено, — ответил мужик, показывая на облепленные осами ведра. Открыл крышку — там янтарный мед. — Ну, тогда сворачивай сюда. На аэродроме все были тронуты заботой колхозников, по очереди трясли вознице руку, а на прощанье чарку поднесли. Добродушный дядя крякнул, утерся рукавом и заспешил, чтобы засветло вернуться в свою деревню — ехать-то далеко. В тот день до приезда колхозника ни один разведчик близко не пролетал. Вскоре после теплого прощания с дядькой над лесом прогудел фриц, сделал круг над аэродромом и взял курс на запад. Командир полка почуял недоброе и приказал приготовиться к выходу из-под удара. Предчувствие его не обмануло: вскоре на горизонте показалась группа немецких бомбардировщиков. Деревья с лесного аэродрома были убраны, к небу взлетели красные ракеты, штурмовики пошли на взлет. Противник яростно бомбил пустой аэродром. — Каким бы горьким мог стать тот медок, — вспоминали потом встречу с дядькой. Бдительность… …Часто во время бомбежек вслед за немецкими самолетами вспыхивали белые облачка. Они рассеивались и медленно оседали. Ветер разносил бумажную метель на землю сыпались листовки. Несколько позже в бомболюки штурмовиков тоже начали заталкивать объемистые стопки, перевязанные крест-накрест бечевкой. Наши листовки были напечатаны готическим шрифтом. Что там написано — никто из нас не знал. Догадывались, что на одной стороне было какое-то воззвание (после первых слов стоял восклицательный знак), а на другой, в рамочке, пропуск тому фрицу, который бы надумал сдаваться в плен. Немцы сбрасывали листовки с русским текстом, и соблазн прочитать "брехню колченогого Геббельса" был велик. Но оперуполномоченный СМЕРША и комиссар Рябов всех строго-настрого предупредили, что читать листовки запрещено. Их нужно собирать и немедленно сдавать для уничтожения. Каждый раз, когда начинался "листопад", все кидались, как на борьбу с саранчой. Вскоре появился написанный полковым художником Сашей Булынденко лозунг: "На коварные вылазки врага ответим усилением бдительности!" |
||
|