"Рейдер" - читать интересную книгу автора (Михеев Михаил Александрович)

Часть третья

Глава 1

Хариус — рыба не крупная, но сильная и быстрая, а главное, никогда не сдается без боя. Прыжки, которые выкидывает этот стремительный речной хищник, попав на крючек, даже не впечатляют — восхищают. И когда полуторакилограммовая рыба после очередной, особо эффектной «свечки», все-таки сорвалась, сумела выплюнуть блесну, Виктор не испытал разочарования — скорее восхищение и уважение к сильному и не желающему сдаваться противнику.

Тихонько выругавшись под нос (а как же иначе, душу-то все равно надо отвести), пиратский адмирал аккуратно сложил спиннинг — если хариус сорвался, значит здесь, на небольшом перекате, ловить дальше бесполезно. Будь речка пошире или лови он на яме, можно было бы попробовать половить еще, но, когда пространство ограничено, первый сход означает конец рыбалки — хариус рыба умная и осторожная. Можно было бы, конечно, побродить по берегу и дойти до следующего переката, всего-то метров двести, но было уже лень. И потом, этим сходом река будто сказала: хватит на сегодня, зачем тебе столько? И с этим трудно было не согласиться.

Виктор подхватил кукан с десятком таких же, а может, чуть побольше или чуть поменьше, рыбин и, оскальзываясь резиновой подошвой сапог на глинистом склоне, начал подниматься наверх по высокому берегу. Вдоль реки идти не хотелось — хоть и проще, берег внизу довольно ровный, грунт плотный и каменистый, но зато и идти почти два километра, речка петляет, как заяц, а так, перевалив через холм, можно срезать сразу два поворота и, пройдя всего метров триста, выйти на стоянку. Извечная привычка русского человека выбирать пусть сложную, но короткую дорогу, но Виктора она не тяготила.

Айнштейн уже сидел у костра на аккуратно сделанной из трех сухих жердин скамейке и помешивал в котелке ароматно пахнущее варево. Виктор увидел, что Айнштейн не забыл кинуть под сидалище сделанную из рысьей шкуры подстилку и внутренне усмехнулся: все же немец остается немцем, пусть он даже и русский на много поколений. Пунктуальность и внимание к мелочам так и прет — сам Виктор, наверное, сел бы на первое попавшееся сухое бревно, благо их тут было в достатке, нанесло в половодье топляков, а за лето они успели неплохо просохнуть. И уж конечно, Виктор не стал бы тратить время на то, чтобы сделать вот такую подстилку. А судя по всему, делал ее Айнштейн сам, он вообще сам делал все снаряжение для рыбалки и охоты. Аккуратно, стежек к стежку сделал. Впрочем, возможно, это у него такой своеобразный способ релаксации.

— Ну, как?

— А вон, посмотри, — Айнштейн кивнул головой влево. Там, на берегу ручья, на котором они устроили стоянку, лежала такая же аккуратная, как и все, что делал Айнштейн, сетка-мешок, в которой как раз уместилось несколько рыбин. Раза в два поболе числом, чем у Виктора.

— На что ловил?

— Да разные пробовал, лучше всего на серебристый блюфокс идет. А ты?

— Тоже блюфокс, только желтый. Лень было экспериментировать.

— Ну а раз лень — иди чисти рыбу. Уговор дороже денег.

Айнштейн весело рассмеялся, демонстрируя окружающему миру безупречно ровные белые зубы. Виктор чуть обиженно пожал плечами, но уговор есть уговор: кто меньше поймал — тому и рыбу шкерить. И пришлось адмиралу, вздыхая и жалуясь самому себе на то, как несправедливо устроен этот мир, плестись к ручью, чтобы заняться там нелюбимым и неблагодарным занятием. Впрочем, судя по всему, кое-что Айнштейн уже почистил — если верить чешуе и прочей требухе, нескольких щук и пойманного ночью на жерлицу налима, из которых теперь и варил уху, настоящую, с дымком, а не ту пародию на благородное блюдо путешественников, которую готовят повара в ресторанах.

Пока Виктор ловко потрошил хариусов, отдельно откладывал мелких, чтобы потом, пересыпав их солью и перцем (последнее не совсем по канонам, но так вкуснее), сделать малосолку, отдельно, переложив листьями крапивы, крупных, Айнштейн успел и даварить уху, и вскипятить чай с брусничным листом. И как-то незаметно с небес на землю начал опускаться вечер, а навстречу ему от речки поднимался туман, чуть подсвеченный изнутри розовым светом заходящего солнца.

Когда он вернулся к костру, уже почти стемнело. От холодной воды заломило руки и Айнштейн, увидев это, тут же сунул в них кружку с крепким горячим чаем. Виктор выхлебал ее залпом, обжигаясь о металлические края походной посудины, и почувствовал, как по телу разливается спокойное тепло. Все-таки чай, да еще со свежим малиновым вареньем — это вещь!

Потом пришел черед ухи — тоже горячей, наваристой, похоже, в Айнштейне умер отличный кулинар. Хотя, похоже, умер не до конца. А вторым блюдом шел шашлык из свежего кабанчика, молодого, почти поросенка, которого он лично завалил утром, и запеченая в золе картошка. Словом, то, что надо — и для желудка, и для ощущения первобытной романтики. Перья в изобилии растущего на берегу реки дикого лука хотя и не шли по остроте ни в какое сравнение с его окультуренным сородичем, но приправой были неплохой и бодро хрустели на зубах. Ну и по сто грамм, конечно — хотя какие сто грамм? В смысле выпивки оба предпочитали хорошие вина, поэтому бутылкой одного такого и воспользовались, не пьянства ради, а удовольствия для. В общем, вечер удался.

Спать завалились тут же, в палатках, забравшись в теплые спальники. Только не забыли насторожить сигнализацию, дитя новой эпохи, изрядно облегчающее жизнь, ибо медведей здесь, в приуралье, водилось преизрядно и рисковать попусту ну никак не хотелось. Впрочем, помимо основной сигнализации есть и традиционная, попроще, но от того не менее надежная. Вон она, спит чуть в стороне от костра — намаялась, весь день шныряя по кустам, потом наелась рыбы и дрыхнет теперь без задних ног, но сон ее чуток… Лайка, некрупная, рыжая, карело-финской породы. В тайге без собаки никак, пусть и стоит совсем рядом могучий драккар и лежит у тебя под рукой рядом с охотничьим карабином боевой лучемет.

Впрочем, ночь прошла спокойно — медведи, видимо, решили не связываться с прилетевшими на огненной птице чужаками. Правильно сделали, между прочим — хорошо быть большим и сильным, но человек стал тем, кем он стал, как раз потому, что был слаб и вовремя понял, что ум рано или поздно переламывает силу физическую, выдавая на гора такие вот лучеметы, позволяющие разрубить хозяина тайги пополам даже не подходя к нему близко. А выбравшиеся отдохнуть на природу адмиралы оружием пользоваться умели, в чем не раз убеждались их многочисленные враги. Как правило, слишком поздно для того, чтобы успеть принять это к сведению.

Утренний клев они безнадежно проспали. Впрочем, это не слишком их огорчило — как раз эти двое могли позволить себе распоряжаться временем по собственному усмотрению. Захотят — завтрашнего утра дождутся, не захотят… Ну вот за обсуждением этой животрепещущей философской проблемы их и застал вызов и тоненький писк рации поставил точку в их споре — не получается просто захотеть или нет, даже если ты можешь себе это позволить.

Вызывал Медведь — как обычно усталый и мрачный, на экране видеомодуля, стирающем габариты, казавшийся даже похудевшим. Ну, что поделаешь, дала у человека личная жизнь трещину во всю задницу, вернулся из очередного рейда — и застал жену с… Да не все ли равно, как звали покойного. Теперь мучается, правда, не пьет уже, хоть это слава Богу. Виктор загрузил его работой по самые уши, это помогало, но не всегда, из депрессии гигант пока что так и не вышел. Впрочем, вызывал по делу — доложил, что немецкий посол, похоже, созрел для разговора, жаждет встречи. Спрашивал, когда можно назначить. Виктор переглянулся с Айнштейном и ответил: давай прямо сейчас и прямо сюда. Нарушение этикета? Да и пес с ним, мы ведь не признаная мировым сообществом держава, а типа пиратская республика. Во всяком случае, в представлении обывателей. Ну а сами себя считаем гегемоном в этом районе. Если исходить из первого определения, то законы, в том числе и этикета, нам не писаны, а во втором — можем на них наплевать на правах сильнейшего. Так Виктор Медведю и объяснил. Тот, подумав, согласился и пообещал отправить немца немедленно, благо дежурный драккар всегда «под парами».

Отрубив связь, Виктор завалился прямо на успевшую уже просохнуть от утренней росы траву — клева все равно не предвиделось, так что спешить было некуда, а на солнышке, обдуваемый прохладным ветерком… В общем, нравилось это Виктору. Чуть в стороне сидел Айнштейн, аккуратно вырезая из деревяшки какую-то простенькую фигурку, шахматного коня, что ли… Мастеровитый все-таки мужик был, даже случись ему лишиться всего, с голоду бы не помер.

По всем прикидкам, раньше чем через пару-тройку часов драккара ждать не приходилось. Сам полет — это недолго, что драккару один скачок на орбиту и снижение, а вот пока посла привезут из гостиницы, в которой всю эту шатию-братию (то есть послов, прибывших на переговоры о дальнейшей судьбе военнопленных и их свиту) поселили, в космопорт, хотя это и недалеко, пока он соберется в самой гостинице, пока ему объяснят, что секретарь и охрана, прилагающиеся к послу по статусу, никуда не полетят… Это же целая эпопея. Однако Виктор ошибся — не прошло и часа, они как раз пили чай, как с неба, завывая посадочными двигателями, спикировал легкий драккар-истребитель. Ну да, именно спикировал — как однозначно определил по манере пилотирования Виктор, за штурвалом сидел Леха-самурай, он же Леха-псих, Леха-ас и Леха-камикадзе. Бывший военный пилот Российского военно-космического флота, хам и грубиян, настучавший по морде своему комполка (за дело, надо признать — незачем по чужим женам шляться, пока мужья в рейде), бывший наемник, бывший лихой пират, а теперь еще и один из лучших пилотов из команды Медведя и командир эскадрильи истребителей на единственном пока авианосце их небольшого, но очень грозного флота. Все это он успел в неполные тридцать лет и теперь был вполне доволен жизнью, ибо мог, не заботясь больше ни о чем, летать сколько угодно и куда угодно, а жил он, похоже, именно этим. Имея пра-прабабушку японку, пилот гордился своими японскими корнями и был свято уверен, что полностью проникся духом самураев. Остальные на это хихикали в кулак, но и только — у каждого свои загибы, а в целом парня уважали.

Метрах в пятидесяти от стоянки, у самого края леса, драккар с ювелирной точностью затормозил в паре метров от земли и удивительно мягко опустился на тонкие, обманчиво-хрупкие посадочные опоры. Двигатели в последний раз протестующе взвыли и смолкли. Лежащая у ног Виктора собака, подняв голову, лениво гавкнула и вновь опустила ее на лапы. Глаза псины закрылись, на драккар она больше внимания не обращала — привыкла. Виктор поскреб отросшую за три дня щетину:

— Все верно, Джоконда, я тоже считаю, что когда-нибудь этот придурок свернет себе шею. Но явно не сейчас. Впрочем, оно и к лучшему — подрастряс посла, теперь посмотрим, что за чинуша к нам прилетел.

Лайка по имени Джоконда лениво вильнула хвостом, сделав вид, что все понимает. Вот ведь счастливое существо — что бы хозяин не сделал, то и правильно, и думать ни о чем не надо. Наверное, за эту слепую преданность люди и любят собак.

Однако от немцев прилетел отнюдь не чинуша — из кабины драккара без посторонней помощи выбрался и не слишком напрягаясь спустился на землю высокий сухощавый старик в камуфляже и ставших уже притчей во язецах блестящих немецких сапогах. Впрочем, что он старик стало ясно уже позже, когда он подошел и стало видно его лицо, изборожденное многочисленными морщинами — уверенные, четкие движения выдавали в нем кадрового военного и одновременно скрывали возраст, спина прямая, будто палку проглотил… Такой посол скорее был бы уместен в боевой рубке линкора, чем во главе дипломатической миссии и Виктор сразу понял, почему фамилия посла показалась ему такой знакомой. А когда понял — поднялся навстречу и его примеру не раздумывая последовал Айнштейн.

Немец, в свою очередь, с удивлением рассматривал двоих идущих к нему молодых небритых мужиков в потертых десантных комбинезонах и не мог понять, подшутили над ним или тут что-то другое. Оказалось, что именно другое, потому что один из встречающих, повыше, помоложе и со шрамом на щеке, странным образом совсем не уродующим лицо, широко улыбнулся и, протянув ему руку, сказал на отличном немецком:

— Здравствуйте, адмирал, рад приветствовать вас в наших, так сказать, охотничьих угодьях.

— С кем имею честь? — суховато спросил немец.

— Да полно вам. Впрочем, если вам нужны формальности, герр Лютцов, то я — Виктор Михайлов, командир всего этого бардака, а мой старший товарищ — Айнштейн Александр Павлович, прошу любить и жаловать.

— Ну, что у вас бардак я и сам вижу, — немец немного чопорно продемонстрировал, что чувство юмора у него тоже есть и по очереди пожал руки обоих. — Я — Генрих Лютцов, направлен к вам главой делегации на переговоры по вопросу о дальнейшей судьбе наших пленных. Верительные грамоты вручать, или поверите на слово?

— Поверим, конечно, уж вас-то мы узнаем. Как, сначала пообедаем, или сразу к делу?

— Дело — прежде всего. На каких условиях мы можем получить наших людей?

— В смысле, немцев? Да Бога ради, какие условия, забирайте. Тех, кто захочет вернуться, разумеется, а то некоторым мы тут предложили работу по специальности и они согласились. У нас, знаете ли, не хватает грамотных инженеров, механиков… Да много кого у нас не хватает, поэтому за головы и руки мы неплохо платим. Во всяком случае, лучше, чем у вас.

— А…

— А об остальных даже не просите. Янкесы, британцы и прчие французы пойдут совсем по другому обменному курсу. А с вами я просто хочу кое о чем договориться, поэтому мне и нужен был полномочный представитель Германии. Кстати, рекомендую поблагодарить Александра Павловича — именно благодаря ему ваши потери в кораблях оказались невелики, а в людях — просто ничтожны.

Немец поблагодарил, но вид у него был несколько ошарашенный. Такого быстрого и, главное, положительного результата переговоров он явно не ожидал. Все правильно, репутация Виктора была все-таки репутацией пирата, на пирата, пусть удачливого, но именно пирата и строился расчет в переговорах. А сейчас все шло хорошо, но как-то не так. Ну не бывает такого! Есть какой-то подвох, не может не быть… Видя замешательство старика, Айнштейн толкнул Виктора в бок и сунул ему в руку небольшую железную стопку с водкой. Вторую такую же взял себе, третью — вручил Лютцову.

— Ну что, за успешное начало переговоров?

Все трое накатили, закусили малосольным хариусом. Для немца такая закуска, судя по всему, была вновинку, однако понравилась — зажевал кусок с удовольствием, потянулся за добавкой. Подошел пилот с драккара, точно, Леха-самурай. Ему тоже плеснули двадцать грамм, сунули в руки тарелку с шашлыком и сказали прикинуться ветошью и не отсвечивать, пока взрослые дяди разговаривают. Пилот не обиделся — все верно, формально они пираты, но субординацию еще никто не отменял, да и меньше знаешь — крепче спишь. Испросил разрешения, вытащил из кабины своего истребителя складную удочку и спустился к речке — порыбачить. Заметив, каким взглядом проводил его немец, Виктор предложил последовать примеру молодежи, а к скучным и, в принципе, уже решенным делам вернуться попозже. Предложение было принято со сдержанным энтузиазмом и вся команда, в сопровождении путающейся под ногами Джоконды, отправилась к реке.

Особо удачной рыбалка не была — не то время, до клева еще часа два-три ждать надо было, на поймавший пару щук и нескольких окуней немец (Виктор вытащил для него из своего драккара запасной спиннинг) прямо лучился удовольствием. Похоже, мужик любил порыбачить, а вот позволить себе такое удовольствие мог не слишком часто. В принципе, приказав везти его сюда, Виктор и рассчитывал на что-то подобное. Редко какой мужчина, будь он хоть боевой адмирал, хоть обычный чиновник, равнодушен к этому развлечению, а такой вот неформальный контакт на переговорах дорогого стоит. Так и получилось — немец вполне дошел до кондиции, да и свежесваренная уха (пилот постарался) под водочку оказалась очень кстати. А переговоры начались уже чуть позже, после того, как посидели, поговорили за жизнь, обругали чиновников в министерствах (все присутствующие были совершенно искренни), нынешнюю молодежь (немец — на полном серьезе, Айнштейн — понимающе, Виктор с пилотом — едва сдерживая смех) и бешенные налоги (тут уж русские только похмыкали понимающе — им налоги точно не грозили). Прошлись попутно по американцам, втравившим мир в авантюру из которой теперь никто не знает, как выпутываться, по евреям, которые вроде не участвовали, но наверняка что-нибудь с этого да поимели (похоже, немецкий адмирал евреев не любил) и по прочим союзничкам, которые только массовку и смогли в том походе создать. Виктор лишь улыбнулся на последнее высказывание, но спорить не стал. И лишь когда обед был закончен, а пилота вновь отослали к драккару, Виктор наконец выдал коронную фразу всех авантюрных романов:

— Герр адмирал, у меня есть к вам предложение, от которого вы не сможете отказаться…