"Пропавшее сокровище. Мир иной" - читать интересную книгу автора (Гребнев Григорий Никитич)



В кафе «Гуинплен»

В тот же день Педро Хорхе Кортец посетил кафе «Гуинплен». Он давно здесь не был, но завсегдатаи узнали его сразу. Это были маршаны — перекупщики картин, небогатые антиквары, художники молодые и уже много лет «подающие надежды», натурщицы, любители картин и редкостей. В кафе, как всегда, было шумно, но шум усилился, когда в дверях показалась массивная фигура Кортеца.

Среди посетителей было немало тех, на ком иногда неплохо зарабатывал месье Кортец, и тех, кто иногда зарабатывал (не слишком много) с его помощью. Послышались возгласы:

— Ого! Дон Педро собственной персоной!

— Великий конкистадор из Стамбула!

— Салют, месье Кортец! Присаживайтесь!

Отвечая на приветствия и помахивая волосатой рукой со сверкающими камнями на коротких пальцах, месье Кортец внимательно оглядывал зал.

— Он кого-то ищет… — сказала маленькая натурщица с большим черепаховым гребнем в золотой копне волос.

— Да уж, наверное, не тебя, — ответил ей молодой, весьма кудлатый художник со старинным жабо вместо воротничка и с большой пиратской серьгой в левом ухе.

— Кто-то сегодня заработает, — меланхолично произнес старый «маршан», провожая Кортеца кислым взглядом. — Это ловкач!..

К Кортецу подошел буфетчик, круглоголовый человек в белом переднике.

— Месье Кортец, вы кого-то ищете?

— Да, месье Птибо. Мне нужен профессор Бибевуа.

— Он уединился. Что-то пишет в бильярдной.

— Мерси…

Кортец хотел пройти в бильярдную, но что-то вспомнил и спросил:

— Он должен вам, месье Птибо?

Буфетчик развел руками:

— Как всегда, месье Кортец.

— Много?

— Неделю уже не платит. Три тысячи франков. При нынешнем курсе это, конечно, не так уж много, но…

— О ла-ла! Узнаю профессора! — Кортец похлопал буфетчика по плечу. — Не унывайте, месье Птибо. Может быть, мне удастся это дело уладить.

Он прошел в соседнее помещение. Здесь стояла относительная тишина, слышно было только, как щелкают белые шары на зеленых лужайках бильярдных столов, стукаясь друг о друга. Время от времени маркер торжественно возглашал:

— Карамболь, месье Роже! Тридцать два!.. Карамболь, месье Капо! Шестнадцать!.. Удар не засчитан!

В углу подле стойки с киями, у подоконника, примостился на вертящемся стуле пожилой человек, облаченный в невероятно потертую визитку. Худобой своей, чахлым лицом, острой бородкой и похожими на пики усами он напоминал Дон-Кихота, а длинными руками и большими оттопыренными ушами — орангутанга. Сзади был хорошо виден его стриженый угловатый череп, посеребренный сединой. Человек быстро писал. Перо его авторучки стремительно порхало по бумаге, исписанные листы он неуклюже отодвигал в сторону. Это и был Леон Бибевуа, которого все знакомые называли «профессором», хотя вот уже десять лет прошло с тех пор, как он был изгнан из последней гимназии за пристрастие к крепким напиткам.

Кортец очень хорошо знал этого странного человека, обладавшего энциклопедическими познаниями, с феноменальной памятью, неудачника, пьяницу, но в свое время очень неплохого педагога. Бибевуа великолепно знал историю, в том числе и историю всех видов искусства; он, не глядя на подпись, мог безошибочно назвать автора картины (если тот был, конечно, известен). Он знал также все, что касалось мировой литературы, в особенности литературы древней. Кроме того, Бибевуа в совершенстве владел языками, на которых уже давно никто не говорил: латынью, древнегреческим и санскритом.

Кортец часто пользовался консультациями Бибевуа и с уважением относился к нему, не обращая внимания на странные манеры «профессора». Сейчас он видел, что Бибевуа увлечен какой-то работой; обычно высокомерный и бесцеремонный с бедняками, Кортец все же не решался окликнуть его.

— Месье Кортец! — не оборачиваясь, сиплым голосом сказал Бибевуа. — Вы хотите помешать мне работать?

Кортец догадался: Бибевуа увидел его отражение в темном стекле окна.

— О нет, профессор, я подожду…

— Вам придется ждать еще час. Я пишу статью вместо одного идиота, облеченного ученой степенью бакалавра.

— Это интересно. Какая тема?

— Палеографическое исследование эволюции заглавных букв в минускульном письме девятого века…

— О ла-ла! — с уважением воскликнул Кортец. — А что это за письмо? Кто его автор?

— Вы невежда, месье Кортец! — просипел Бибевуа, не переставая строчить свою статью. — Это не чье-либо личное письмо, а тип латинского рукописного письма. Выражаясь современным языком, это шрифт, которым написано большинство рукописей латинских классиков…

— Понимаю, профессор. Я пришел не вовремя, но… видите ли, у меня примерно та же тема, — стараясь говорить возможно мягче, сказал Кортец.

— Тоже статья?

— Нет… Консультация… Со мной древняя рукопись.

Бибевуа перестал писать и повернулся к нему всем телом:

— Покажите.

Кортец передал ему пергамент, оставленный Джейком Бельским. Теперь пергаментный лист был прикреплен углами к ватманской бумаге, и таким образом его обратная сторона была закрыта.

Бибевуа поправил очки и пронзительным взглядом впился в текст. Через минуту он поднял голову и посмотрел на Кортеца. Тот молча ждал.

— Подделка?… — тихо спросил Бибевуа.

Кортец развел руками:

— Не знаю. Это вы должны мне сказать.

Бибевуа вскочил, подбежал к настольной лампе и вновь сунул свой острый нос в пергамент. Затем, суетливо зашарив по карманам, он извлек лупу. Кортец с интересом следил за его движениями.

Бибевуа долго разглядывал лист в лупу. Он был явно взволнован.

— Невероятно! — пробормотал он наконец. — Подлинник! Вы знаете, что это?

Кортец неопределенно шевельнул мохнатыми бровями:

— Приблизительно…

— Это первая страница книги, которую считают погибшей. Вместе с другими сокровищами византийской столицы она была вывезена в Рим из Константинополя в середине пятнадцатого века. Дальнейшая судьба ее неизвестна! — Голос Бибевуа звучал патетически. — Этому пергаменту цены нет. Как он к вам попал?…

— Я вам потом расскажу, профессор, — уклончиво ответил Кортец. — А что здесь написано?

— Извольте! Вот точный перевод: «Киклос. Антология византийских поэтов. Эпиграммы элегические, сатирические и любовные, собранные Агафием, юристом и поэтом».

— Интересно… — задумчиво произнес Кортец.

— Какая прелесть! — с восхищением сказал Бибевуа, разглядывая эмблему древнего титульного листа. — Но где же вся книга?

— У меня есть надежда, что с помощью этого титульного листа я найду всю книгу, — многозначительно произнес Кортец.

Он взял пергамент из рук «профессора», когда тот попытался отодрать ватманскую бумагу.

— Вы хорошо заработаете, если найдете ее, За такую книгу богатые коллекционеры дадут много денег, — сказал Бибевуа.

— Примерно?

— Оценщиком меня возьмете? — хитро подмигнув, спросил Бибевуа.

— Возьму.

— Смотрите! Без обмана. Эта книга должна стоить не меньше ста тысяч долларов. Мой гонорар скромный, два процента…

Кортец похлопал Бибевуа по спине:

— Я люблю вас, профессор, и потому часть гонорара я готов предложить вам сейчас.

Бибевуа оживился:

— О! Это было бы неплохо.

Кортец подошел к двери и позвал:

— Месье Птибо!

Буфетчик не заставил себя ждать.

— Профессор должен вам три тысячи франков?

— Совершенно верно, месье.

Кортец вынул бумажник и отсчитал несколько кредиток.

— Вы больше не должны господину Птибо, — весело сказал он, обращаясь к Бибевуа.

— Виват, дон Педро Кортец! — воскликнул Бибевуа. — Надеюсь, вы теперь не сомневаетесь в моей кредитоспособности, месье Птибо?

— Сегодня нет, а завтра опять буду сомневаться, — ответил Птибо, с юмором и жалостью глядя на него.

— В таком случае, приготовьте мне стакан коньяку, — вежливо попросил Бибевуа. — Я подойду к вашей стойке, как только закончу статью.

Кортец вынул из бумажника еще одну кредитку и подал Птибо.

— Я в большом долгу перед профессором и не хочу, чтобы он сегодня был в долгу перед вами, — сказал он и, пожав руку Бибевуа, направился к выходу.

В общем зале Кортец подошел к группе художников, сидевших за маленьким столиком. Здесь шла оживленная беседа, прерываемая смехом, но, как только Кортец приблизился, все за столиком замолчали.

— Садитесь, маэстро! — предложил художник с пиратской серьгой.

— Нет, я только на минуту, — сказал Кортец. — Но я вам помешал, господа. Вы о чем-то говорили…

Он еще издали услыхал свое имя и понял, что разговор идет о нем.

— Нет, отчего же. Я все могу повторить, — с независимым видом сказал художник с серьгой. — Я рассказывал им забавный анекдот о том, как вы, месье Кортец, хотели выменять в ленинградском Эрмитаже вандейковского «Лорда Уортона» на поддельного Гогена.

Кортец саркастически улыбнулся:

— В Париже все идет в анекдот! А насчет поддельного Гогена вы присочинили, Прежан.

— Но он так смешно рассказывает! — с восторгом воскликнула маленькая натурщица с большим гребнем.

— А-а! Ну, тогда я его прощаю, — снисходительно произнес Кортец. — Кстати, вы очень нужны мне, Прежан. Вы можете мне уделить сейчас минут десять?

— С удовольствием, маэстро!

Кортец подмигнул маленькой натурщице и, взяв художника под руку, направился с ним к свободному столику в дальний угол кафе.

— Садитесь, Прежан, — сказал он и грузно опустился на стул. — У меня к вам действительно есть дело. Но эти ваши анекдоты…

— Месье! — смеясь, сказал Прежан. — Это лишь безобидная болтовня… никто в нее не верит.

— Болтовня! — сокрушенно качнув головой, произнес Кортец. — На Востоке есть умная пословица: «Будь осторожен, когда лжешь, но еще больше остерегайся, когда говоришь правду»…

— Прекрасная пословица! — воскликнул Прежан. — Завтра же ее будет знать весь Париж.

— А вот то, что я вам скажу сейчас, должны знать только вы, Прежан, и я, — пристально глядя на него, произнес Кортец.

— Самый лучший замок для тайны — это деньги, маэстро, — насмешливо ответил Прежан, играя сросшимися бровями и пощелкивая пальцем по своей серпообразной серьге.

— Вы можете хорошо заработать, Прежан, — многозначительно сказал Кортец.

— Как?

— Слушайте…

Кортец наклонился и, оглянувшись, зашептал.

— Ого! Интересно… Опять Гоген? — воскликнул Прежан.

— Нет. Это совсем другое дело… Вы у меня бывали. Помните те два пейзажа, что я привез из Москвы?

— Помню, маэстро. Но… — художник пожал плечами. — Я ничего особенного в них не нахожу.

— Я тоже, Прежан. И все-таки я уверен, что, если мы хорошо поищем, то можем найти не в них, а под ними что-нибудь очень интересное.

— Вот как? А что именно вы хотите под ними найти?

— Боровиковского! Вы видели у меня два портрета его работы, которые я купил у князя Оболенского?

— Видел.

— Два московских пейзажа надо нанести на Боровиковского так, чтобы была видна расчистка. Понимаете?

— Я начинаю понимать, маэстро, — пристально глядя на собеседника, сказал Прежан.

— Я не сомневался, что вы меня поймете…

Кортец придвинулся поближе к молодому художнику и зашептал ему что-то прямо в ухо с пиратской серьгой.