"Ордер на молодость" - читать интересную книгу автора (Гуревич Георгий Иосифович)


Пролог

«Уважаемый Юш Ольгин!

Жители нашего города поздравляют Вас с почетной датой, шестидесятилетием со дня рождения, и благодарят за многие годы полезного совместного труда. Нам было приятно жить и работать рядом с Вами.

Со своей стороны напоминаем Вам, что по мнению современной медицины шестидесятилетний возраст наиболее благоприятен для биологического перепрограммирования организма мужчины и перенастройки его на следующую очередную молодость. В этой связи просим Вас посетить ближайший Центр

Омоложения в любое удобное для Вас время, предварительно заполнив прилагаемую анкету.

Приемные часы: (такие-то)

Дата: 13 августа 2… г.

Подпись: Эгвар, консультант 1 р.».

Вот такое извещение вынул я из комнатного подарника вместе с поздравлениями, горячим завтраком и бюллетенем «Новинки городского склада».



Глянул, руками развел, так и сел на месте.

Как? Уже!

Ничего себе подарок!

То есть удивлен я не был, конечно. Отлично помнил, что у меня день рождения и что исполняется шестьдесят. В таком возрасте не забываешь о возрасте, поясница напоминает, там саднит, тут ноет, то и это подлечить пора. И знал я, что шестьдесят лет — самый благоприятный возраст для омоложения мужчины… для женщины тоже, но они загодя начинают торопить, бегают в Центр, упрашивают, нельзя ли поскорей, нельзя ли досрочно, нельзя ли вне очереди. Моя жена давно уже омолодилась, перекроила себя так, что и узнать невозможно. Была такая уютная, кругленькая пышечка, так и тянуло обнять, стала худющей, горбоносой, длиннолицей, смуглой до черноты, с пышной взбитой прической, этакая женщина-вамп из аргентинского фильма. Да не влюблялся я в эту жгучую брюнетку, не волновали меня никогда горбоносые и длиннолицые! И все носится, дома не посидит минуты, новые компании, новые знакомые, гости мельтешат, как в парке на гулянье. В общем, расстался я с этой беспокойной девицей второй молодости, зажил уравновешенно, как и полагается на шестом десятке, неторопливо, вдумчиво, с длительным отдыхом, еженедельными вылетами на природу, на полянки с черничными кочками, к сонным лесным озерам. Жил себе потихонечку.

И вот на тебе — приглашают молодеть. Пора подошла.

Терпеть не могу переезды… в другой город, на другую квартиру, в другой возраст, в другое тело.

То есть вообще-то я не отказываюсь от молодости. Быть молодым прекрасно, и операции я не боюсь; если надо — значит, надо, пройдем и через операцию. Но зачем же горячку пороть: сегодня юбилей и сегодня же отбытие. Когда переезжаешь в другой город, сложись аккуратно, с друзьями простись, разберись, чтобы не было претензий, обид. Переезжаешь в другое поколение, с друзьями простись, разберись, сдай работу — поставь последнюю точку. Вот сейчас сдаем мы проект детского городка на Ольхоне — самый солидный из наших заказов. Много там напридумано, много затеяно, надо же довести до кондиции. Ведь омоложенных не любят оставлять на прежней должности — они неудобными становятся. Знания прежние, апломб прежний, а напору гораздо больше. Им уже терпения не хватает улаживать, сглаживать острые углы. Чуть что — конфликт. Опять же насчет прощания с друзьями.

Договорились же мы порыбачить в январе на Ладоге. Правда, клюет там не ахти как, но зато тишина. Белизна, простор, искристая мгла, ни души на десятки километров, только кое-где сгорбленные фигурки возле лунок. Тишина — такая драгоценность на нашей людной, шумно-молодежной планете с этими толпами возбужденных юношей первой, второй, третьей… пятой молодости. (Впрочем, насчет пятой я хватил, это для красного словца сказано. В начале века не было же всеобщего омоложения — первые опыты шли.) Итак, тишина… Сидим возле лунок нахохлившись, ждем, чтобы какая-нибудь дурашка польстилась на мотыля. По преданию, некогда подледный лов считался опасным спортом. Трещины, подвижка, уносило льдины в открытое море. Но у нас же крылья за спиной, можно и не отстегивать. Можно и заночевать на льду, можно расстелить саламандрит и костер разжечь, старинный костер с пляшущими огнями. Только на льду и безопасны сейчас костры. Вот и посидим мы у огня, дружная компания седоватых и лысоватых, перегоревших, успокоенных, потолкуем бесстрастно о страстях тридцатилетней давности. И разве будет там уместен непоседливый юркий юноша второй молодости, готовый мчаться куда угодно: на Южный полюс, на Юпитер, на танцы за первой же юбочкой (юла — одно слово), со снисходительной жалостью взирающий на дремлющих бывших ровесников? Черная ворона на белом снегу! Сорву же я эту рыбалку — все удовольствие друзьям испорчу.

Наша компания долго подбиралась и утрясалась. Это не так просто — найти подходящих соседей по лунке, таких, что рядом просидят полдня и настроения не испортят и покоя не нарушат. У нас каждый в своем роде, каждому есть что порассказать. Есть у нас главный консультант по рыбалке, он все знает о рыбе: какая, в какое время, на какую приманку и на какой глубине клюнет. Есть у нас и врач, но он долго скрывал свою специальность. Терпеть не может на отдыхе давать медицинские советы, зато с упоением говорит о марках. Сейчас не все знают, что это такое. Но прежде, во времена повсеместной платности, платили и за письма, при этом наклеивали на конверт такие цветные бумажки, в каждой стране свои. И бумажки те собирали коллекционеры, и о них есть целая литература — о бумажках с зубчиками и без зубчиков, со штампами и без штампов, с изъянами, редкими дефектами, серии зверей, серии королей… О зубчиках наш доктор может рассказывать часами. А с жалобой на поясницу не подходи. Буркнет:

«Обратитесь к своему участковому врачу. Он все анализы помнит наизусть, ваша поясница ему во сне снится».

О медицине же любит поговорить наш повар, он и работает поваром. Краснолицый, грудь колесом. Все твердит: «Я без всякого омоложения доживу до ста пятидесяти». А верит он в диету. И каждый год у него новая диета: то без соли, то без сахара, то соль с сахаром вместе, то чашка риса по вторникам, а в пятницу — одна вода. И плохо нам приходится, если мы попадаем на его рисовый вторник.

У одной лунки — о марках, у другой — о диете, о новейших новинках науки, о былых приключениях на дне океана, об ураганах, о курганах… Целая академия на льду!

И академик есть у нас, по металлургии или металловедению, не скажу точно.

Мы-то знаем его как любвеобильного дедушку. С таким увлечением повествует нам о первых словах (»де-даа» раньше, чем «мама»), о первых шажках, об освоении мензурочки и горшочка. Внучок такой пугливый, а внученька совсем не говорит, но так выразительно размахивает ручонками: «Да, действительно опростоволосилась, штанишки мокрые, виновата, увлеклась погремушкой, потеряла бдительность».

Что касается меня, то я, без скромности сознаю, я — самый необходимый. Я — терпеливый выслушиватель. Я позволяю выговориться, даю возможность выговориться досыта, не прерываю, не перебиваю, слушаю, правильные ремарки вставляю. Меня считают за это добряком, на самом же деле мне просто интересно.

Интересно же, когда тебя приглашают в гости в свою душу! Как же без меня на рыбалке? Решено! Отложим омоложение на весну. Или на ту осень. Шестьдесят лет или шестьдесят один — не принципиальная разница. Человек я здоровый, авось не сломаюсь за год. Переезд — дело хлопотливое и неприятное. Если надо — значит, надо… Но к чему пороть горячку? Отложим. И с тем я заснул.

Однако спал плохо. Вообще на седьмом десятке спится неважно. Все просыпался и думал: «Не хочу я на Юпитер, не хочу на Южный полюс…»

Но, собственно говоря, надо бы. Дальше Луны не летал. А что такое Луна? Не космос — космический пригород.

И за юбкой не хочу, пылать, дрожать, ревновать… Впрочем, нескверно было: сердце горит, душа полна, жизнь такая насыщенная, каждое слово весомо, каждый взгляд имеет смысл. А сейчас что? Пустая гулкая грудь, словно комната без мебели. Ворочался я, и кряхтел, и поясницу потирал, и подташнивало меня, воду пил с лимонным соком, невольно думал: «Когда вернут молодость, все это снимется. Недолго терпеть осталось: годик, даже полгода… в будущем феврале или сразу в конце января, как только вернусь с Ладоги. Пять месяцев перекряхчу как-нибудь». А поутру как проснулся, как глянул на голубое небо, на березы, освещенные солнцем, пестрые, бело-черно-розовые, так мне захотелось в молодость вприпрыжку. Подумал я: «Шут с ним, с детским городком на Ольхоне, доделают без меня, нет у нас незаменимых. И шут с ней, с прощальной рыбалкой на льду, с моими друзьями, седыми и лысыми, с нашими заплесневелыми воспоминаниями. Друзья поймут меня, им самим через год-другой переселяться в молодость. И я хочу в молодость, в молодость поскорее, в молодость срочно!»

Написано: «Приходите в удобное для вас время». Сегодня удобно мне, сегодня, с самого утра! Что еще? Предварительно заполнить анкету? Еще анкету заполнять им, бюрократы несчастные! Ну, это минутное дело. Сейчас сяду перед завтраком и настрочу. Что там? Целых два столбика: «Каким был», «Каким хочу стать». Каким?

Молодым, само собой разумеется. Еще что? Графа первая. Имя, фамилия. Сами же знают, написали: «Уважаемый Юш Ольгин». Имя — Юш, собственно Юрием был от рождения, но «р» не мог выговорить, представлялся взрослым: «Меня зовут Юша».

Так и пошло, так и осталось, так и проекты подписываю — Юш Ольгин. И переименовывать себя не склонен. Что еще? Пол. Был «м», и будет «м», на «ж» никогда не тянуло. Возраст? Говорят, что все женщины просят семнадцать.

Маловато, по-моему. Лучший возраст — тридцать, так я считаю. Впрочем, и юность хороша по-своему, стоит ее пережить. Пожалуй, начну по новой с двадцати, зрелость от нас не уйдет. Старше-то я стану естественным порядком. Все?

Нет, еще раздел второй: «По желанию омолаживаемого операцию юнификации можно сочетать с метаморфизмом: изменением внешности, характера и способностей.

Продумайте внимательно, какие Вы видите в себе недостатки, что хотели бы исправить и в каком направлении».

И целых три страницы для заполнения: страничка на внешность, страничка на характер, третья — способности.

К тому примечание: «В Центре Омоложения Вы можете посоветоваться с опытными консультантами. Рекомендуем обращаться к ним с четко сформулированными главными проблемами Вашей жизни. Для этого желательно продумать весь жизненный путь, не ограничиваясь недавними годами. Даже полезно изложить основные вехи в письменном виде, это облегчит работу консультанта и Вам самим поможет сделать правильный вывод.

Не забывайте, что Вы выбираете свое «Я» на десятки лет. Попутные исправления возможны, но трудоемки и не безвредны для организма».

И тут я задумался. В самом деле — кто я есть? Какие у меня черты, какие недостатки? Не сразу сформулируешь даже. Стал вспоминать жизненные провалы, недавние и давнишние. И застрял. С высоты шестидесяти прожитых лет смотришь на себя иначе, осмысливаешь не факты, а связи. Что откуда взялось? Что — от своей оплошности, а что — от генов? Стало быть, и о родителях надо вспомнить — гены-то от них. Согласился с советом анкеты: чтобы осмыслить себя, надо записать все с самого начала.

И вот что у меня получилось.