Звонит подружка с кинофестиваля «Санденс» и говорит, что там вызвал ураган какой-то пропитанный неописуемым насилием фильм. Нахмурив брови, я говорю: «Экая невидаль. Нынешний год — сплошь поджог да поножовщина. И как тебе фильм?» Она громко смеется и рассказывает мне, что на обсуждении после просмотра «Бешеных псов» режиссер Квентин Тарантино — двадцатидевятилетний выскочка из Лос-Анджелеса, — нагло отвечая на вопросы о неоправданной жестокости своей картины, заявил, что ему нравится насилие. Я разражаюсь тирадой о том, как мне надоели эти труполюбивые, с геометрическими стрижками поденщики от кино, которые воображают, что одна залитая кровью и сдобренная парой сцен в замедленной съемке картина поставит их в один ряд с Серджо Леоне и что серьезная дискуссия о чрезмерном насилии на экране — это не круто. «Ладно, пока, дорогая», — хихикает подруга и дает отбой, оставляя меня угрюмо хмуриться в пустоту.
Но факт есть факт: «Бешеные псы», премьера которых состоится в Лос-Анджелесе на следующей неделе, — один из наиболее ядовитых, искусно скроенных и востребованных фильмов этого года. Это самозабвенное жанровое кино, смеющееся в кулачок над недоразвитым идиотизмом самого жанра: ограбление без ограбления, экшн, погрязший в болтовне, ода сексуальности пустомельства и кусок недоношенного житейского опыта. И все это от новоиспеченного режиссера, образование которого — шесть лет за прилавком видеопроката на Манхэттен-Бич, частичное участие в режиссерском семинаре в институте Санденс, а также занятия в многочисленных актерских школах.
Квентин Тарантино, с его слов, — знаток кино, никогда не посещавший никакой киношколы и никогда не желавший ничего другого, кроме как снимать фильмы.
— Я пытаюсь воплотить все фильмы, которые хотел сделать, в этом первом, — говорит он блаженно.
Для Тарантино словоблудие — чистосердечная форма подхалимажа. Наибольшее почтение у него вызывают фильмы категории «Б», в особенности «Убийство» Стэнли Кубрика 1956 года. В «Бешеных псах» Джо Кабот (Лоуренс Тирни) и его сын, славный парень Эдди (Крис Пенн), подряжают для крупного ограбления ювелира шестерых приблатненных лос-анджелесских «шнырей». Они шутят, позерствуют, убивают и при этом ни во что не верят. Их выбрали, потому что они не знают друг друга. Джо наделяет их именами всех цветов радуги — Мистер Белый, Мистер Синий, Мистер Оранжевый. Когда ограбление, которого мы не видели, срывается из-за того, что кто-то предупредил полицию, грабители ретируются в заранее оговоренное место — заброшенный пакгауз. Там оставшиеся в живых (один из шестерки убит, один без вести пропал и один серьезно ранен) погружаются в трясину взаимных параноидальных обвинений. Выясняется, что один из них несомненно является предателем, а другой убил нескольких служащих банка за то, что кто-то нажал кнопку тревоги.
Странно говорить это о фильме, в котором сцена десятиминутного истязания снимается в масштабе реального времени, но «Бешеные псы» — это буффонада: отважная, самонадеянная, самодовольная авантюра в фильме развивается легко и непринужденно. Тарантино любит щегольнуть приемами своего излюбленного жанра, поиграть неизменными темами профессионализма, верности и предательства, а более всего — пожонглировать самим зрителем, перебрасывая его от смеха к сочувствию, состраданию, ужасу и… так по кругу. Он мастер жонглирования настроением. Речь идет о кино крайностей: с самых первых сцен в кафе, в которых Тарантино (по роли Мистер Коричневый) развлекает приятелей-бандитов психоаналитической интерпретацией песни Мадонны «Как девственница» («Шпок шпок шпок шпок шпок шпок шпок… ей больно… Боль напоминает ей, как это было первый раз, когда она была девственницей»), фильм «Бешеные псы» бросает вызов общественной морали. Закоренелые рецидивисты, которые не моргнув глазом убивают полицейских, проявляют вдруг рыцарское отношение к невинным свидетелям ограбления (если только те не оказываются на их пути) и долго спорят на тему чаевых официантке. Диалоги Тарантино сочатся проходными вставками о расизме и половой дискриминации, которые могли бы порадовать сердце Дэвида Мамета. И хотя автор утверждает, что просто позволяет своим персонажам быть самими собой, он явно наслаждается тем, какое впечатление они произведут на зрителей и критиков, скованных дюжинами тем, что он называет эффектом «кадрили» в режиссуре.
Квентин Тарантино подкатывает на ланч к «Дэнни» на углу Сансет и Гауэр (его выбор) за рулем самого маленького, взятого напрокат, авто в мире. Небритый, нестриженый, в помятой футболке с надписью «Тэн-тэн [4] в Америке», он беззаботно извиняется за опоздание и приступает к блюдам, богатым холестерином. Мы продолжаем спор о насилии на экране, начатый неделей раньше по телефону. Тарантино тогда был еще в Париже на премьере своего фильма. («Бешеные псы» втройне вернули вложенные деньги в мировом прокате еще до премьеры в США).
Тарантино не впадает в абстрактные рассуждения о насилии в кино. Он обращается к структуре фильма. «Бешеные псы» представляются как изысканный образчик бульварного бестселлера, разбитого на слегка перетасованные (для доходчивости действия и характеров персонажей) главы.
— Я всегда считал, что чем теснее мы сможем сцепить кино с книгой, тем лучше будет кино, — говорит Тарантино. — Сложность в том, что вы не можете использовать рассказ в качестве сценария. Рассказу ничего не стоит начаться с середины истории. И если повествование возвращается в прошлое — это не обратный кадр, — просто вы узнаёте что-нибудь. Обратный кадр здесь — обычная ретроспекция. Как рассказчик, я перестраиваю сюжет так, чтобы донести до вас необходимую информацию.
Тарантино — хвастун, и ему есть чем похвастать. «Бешеные псы» плавно перетекают от черного юмора к реализму и далее к леденящему ужасу. Десятиминутный треп за столом в кафе сменяется вальяжным, сопровождаемым хитами 70-х променадом бандитов по улицам, — это станет искусным контрапунктом к последующим событиям фильма. Истекающий кровью Мистер Оранжевый (Тим Рот) визжит, как свинья под ножом, на заднем сиденье уносящегося прочь автомобиля, в то время как паникующий Мистер Белый (Харви Кейтель), пытаясь успокоить его, мчит к пакгаузу, где и начнет разворачиваться эта многоплановая история.
За исключением смехотворно праведного копа в «Тельме и Луизе», Харви Кейтель никогда не фальшивил в кино. Он может вести за собой, а может органично раствориться в актерском ансамбле. В «Бешеных псах» он использует оба эти качества: с одной стороны, он профессионал, для которого верность и соблюдение понятий превыше всего; с другой — он может застрелить трех полицейских и пойти за маисовой лепешкой.
Именно благодаря Харви Кейтелю, которому друг компаньона Тарантино по «Бешеным псам» дал сценарий, фильм вообще состоялся. Тарантино уже смирился с ролью «кинофрика», живущего на задворках киноиндустрии, и приготовился снимать фильм «партизанским» способом. Однако Кейтель был так впечатлен сценарием, что не только согласился играть, но и помог собрать недостающие деньги; возможно, именно его участие привлекло в картину таких актеров, о которых мог бы мечтать любой режиссер, не говоря уж о начинающем.
На кинофестивале в Торонто, где «Бешеные псы» завоевали специальный приз критики за лучший дебют, Тарантино с исполнителями — в черных костюмах и очках — надменно выступали на просмотрах, званых обедах и вечеринках, нахваливая и скабрезно оскорбляя друг друга в угоду аудитории. Пресс-конференция по поводу «Бешеных псов» напоминала перепалку с поклонниками в раздевалке душевой. Какой-то репортер спросил, почему в фильме нет женщин. Я едва удержалась от смеха — над фильмом практически алеет «растяжка» с надписью: «Девочки не допускаются». (В фильме мелькают только две женщины: стреляющая в кого-то и тут же застреленная и выдернутая через боковое окно собственной машины и шмякнутая на мостовую).
— Это все равно как если бы женщина появилась на подводной лодке, — отвечает Тарантино любезно. — Женщинам нет места в этом фильме.
Слава богу, бормочу я себе под нос.
Как и его фильм, Тарантино петляет между ребячеством и кухонным здравым смыслом. Он перчит свой лексикон словечками типа «круто» и «чувак» и прочими словесными приправами возбужденного старшеклассника. Да, он делает безапелляционные заявления самоучки (он никогда не посещал колледж), который поглощал все без разбора, даже не подозревая о том, что знания должны быть систематизированы.
Мальчик, который был перепуган мультфильмом «Бемби», который смотрел в четыре года «Познание плоти» и понимал жанровые отличия до того, как ему исполнилось десять, Тарантино всегда предпочитал в качестве подарка ко дню рождения какой-нибудь фильм, а не Диснейленд или «Мэджик Маунтин». Его мать и отчим разрешали ему все.
— Система рейтингов для них не существовала. Они считали, что я достаточно умен для того, чтобы самостоятельно отличить кино от реальной жизни, и они были правы. Был только один фильм, на который мать не хотела меня пускать. Это был «Джо» с Питером Бойлом. Она не хотела, чтобы ее ребенок видел, как полицейские убивают этих хиппи. Когда я был маленьким мальчиком, я думал, что вершиной кинематографа являются комедии ужасов Эббота и Костелло. Я был просто поражен идеей соединения фильмов ужасов и комедий — двух великолепных жанров, которые при смешивании дают великолепный новый жанр.
«Бешеные псы» — это фильм человека, проведшего всю свою сознательную жизнь в кино. Тарантино думает, что смерть матери в «Бемби» шокирует детей гораздо более сцен насилия в «Бешеных псах», которая пройдет мимо них.
— Вы показали бы «Бешеных псов» своему (гипотетическому) восьмилетнему чаду? — спрашиваю я.
Он пожимает плечами:
— Если даже это вызывет у нее (замечательный выбор!) бурную реакцию и ночные кошмары, что здесь такого? Ночные кошмары — это часть бытия любого ребенка.
А вот как Тарантино объясняет менталитет своих бандитов в «Бешеных псах»:
— Эти ребята не похожи на ребят из фильма «Хорошие парни». Они как Дастин Хоффман в «Исправительном сроке»: просто делают свою работу. И главное в этой работе — профессионализм как способ убедить себя, что это действительно работа и профессия, а не бандитизм.
Я спрашиваю, с чего это он взял.
— Просто это так. Почитаешь о том о сем, посмотришь то-сё, и понимаешь, что это верно. Правда дает это понимание.
Возможно, вам должно быть 29 лет, чтобы иметь такое своеобразное представление о Правде. Но «Бешеные псы» правдивы своей собственной правдой, особенно когда Тарантино прекращает думать о реакции зрителя и дает волю своим персонажам: Стив Бушеми, впадающий в демагогию о чаевых; Кейтель, причесывающийся у зеркала и разъясняющий Бушеми разницу между профессионализмом и психопатией; Кейтель, изменяющий своему покровителю Тирни, когда он становится покровителем Рота; Мэдсен и Пенн, добивающиеся одобрения Тирни и подначивающие друг друга намеками на гомосексуальность. Ближе к концу «Бешеных псов» следует стремительная череда блистательных сцен, чтобы различные повествовательные голоса зазвучали самым выигрышным образом. «Да ты, мать твою, настоящий Баретта, — говорит подставной коп своему отражению в зеркале. — Они верят каждому твоему слову, потому что ты суперкрутой».
Тарантино не прописывает своих персонажей, а скорее направляет их, предоставляя каждому свободу самовыражения.
— Я не Бог и не провидец. Я не знаю, что эти парни собираются делать. Я предлагаю обстоятельства, и они начинают говорить друг с другом, а я записываю. Если бы вы спросили меня, что самого впечатляющего в этом фильме, так это невозможность сказать о персонаже: нет, он не может так поступить, потому что это выставит его в неприглядном свете. Я думаю, что мои персонажи точно так же опускаются до исступленной жестокости, как и поднимаются до истовой человечности.
И да, и нет. Как пример виртуозной игры с жанром фильм «Бешеные псы» — само совершенство; но в своих крайностях он становится упражнением в фальшивых садистских манипуляциях. В своей наиболее осознанной «кинематике» Тарантино раскрывает мастерство, и более всего в излюбленной им сцене, где Мэдсен, танцуя вокруг полицейского под мелодию «Stuck in the Middle With You» («В центре рядом с тобой, и некуда деться»), изощряется с опасной бритвой. «Ну, я тебе устрою, — как бы говорит Тарантино зрителю, приплясывая с ухмылкой. — Ты смеешься, пока я разрешаю». Эта сцена истязания — чистейшая блажь, лишенная всякого сострадания к зрителю. «Этот эпизод не имеет отношения к кино. Вы цепенеете здесь, и кино вам не поможет. Каждая минута для этого полицейского равна минуте для вас».
Он ошибается: этот эпизод имеет отношение к кино. Это чистейший постановочный трюк. Это может быть даже чистое искусство. Именно это меня и пугает.
На самом деле мы спорим не о насилии, а о стилистике. Тут отчасти вопрос различных порогов чувствительности — Тарантино нравится эмоциональный ураган военных действий, а я предпочитаю размеренность оперы, но все-таки следует отличать уместную меру насилия от неуместной. Тарантино это не заботит, он эстет.
— Насилие — вещь кинематическая, — говорит он, — такая же, как последовательность танцевальных движений.
Но хотя он, кажется, и просмотрел все произведенные на свет фильмы (его охват простирается от Дугласа Серка до Эрика Ромера), для него настоящими творцами крайности стали Дарио Ардженто, Абель Феррара, Брайан Де Пальма и Пол Шредер, каждый из которых, по его словам, «заходит за грань допустимого. Они так откровенны, так стилистически одарены и так преданы этой крайности, что она становится оправданием самой себе».
Его нынешний кумир — гонконгский режиссер Джон Ву («Он заново изобрел экшн»), которого Тарантино считает самым талантливым постановщиком в жанре боевика после Серджо Леоне и вместе с которым он работает над предварительной версией сценария. Замечу, что, даже если рассматривать фильм Леоне «Однажды в Америке» как опыт театра жестокости, все равно эта жестокость используется для того, чтобы рассказать кое-что об особенностях этого мира. Однако Тарантино считает, что режиссеры, работающие в этом жанре, используют социальную значимость, как зонтик.
— Насилие у Джона Ву — это, мол, очень точный барометр гонконгского самосознания по мере приближения девяносто седьмого года [5] и т. д. и т. п… Не думаю, что именно поэтому он его снимает. Он снимает его, потому что таким образом избавляется от него.
Хотя Стэнли Кубрик использовал социальные комментарии в «Заводном апельсине» — самом жестоком фильме, когда-либо виденном Тарантино, — социальный анализ был у него только камуфляжем.
— Он был заворожен насилием — возможно, даже чересчур. И я хорошо понимаю эту завороженность.
Однако и Тарантино не прочь прикрыть свою задницу.
— Я делал эту [пытки] сцену не для того, чтобы сказать: «Эх, как я пропрусь, когда фильм выйдет». Если ты любишь свой фильм, ты в конечном итоге сочувствуешь персонажам. Оказывает ли насилие воздействие на сознание людей? Возможно, оказывает. Ни утверждать, ни отрицать это безоговорочно нельзя.
Девятьсот страниц отчета практикующего хирурга о насилии на экране и сотни других научных отчетов согласятся с ним. Нет достоверной информации о том, как влияет и влияет ли вообще на людей увиденное ими на экране. И от кадра к кадру в «Бешеных псах» действительно меньше сцен физического насилия, чем в любом среднестатистическом боевике. Некоторые из сцен очень забавны, и, за исключением проделок Мэдсена, можно согласиться, что жестокость в «Бешеных псах» «относительна», потому что, как и в фильме Клинта Иствуда «Непрощенный», она изображается такой, как в действительности, — кровавой, панической, бесславной и тупой. Но это не так.
— Я не собираюсь надевать на себя наручники за то, что какой-нибудь придурок сотворит, посмотрев мой фильм, — заключает Тарантино. — В ту минуту, когда на художника наденут наручники за подобный материал, кино перестанет быть искусством.
Тарантино, однако, без обиняков позволяет себе быть глашатаем от искусства. Он белый мужчина, работающий в жанре, который гарантирует необходимые прокатные сборы. Ему не грозит понижение в рейтинговых таблоидах, которые озабочены насилием гораздо меньше, чем сексом. (Как это характерно для 90-х — покровители Тарантино совсем не обращали внимания на сцены насилия, но тут же вскидывали брови на любые проявления расизма или половой дискриминации). Критикам тоже не нравится осуждать насилие, отчасти потому, что дебаты оказались связаны с разногласиями между левыми и правыми, а отчасти потому, что восхваление — наилегчайший выход из любого положения.
Меня не увлекали сцены насилия. С самого начала и вплоть до кульминации я смотрела на них сквозь пальцы, и если бы не моя работа, я давно выбежала бы из зала, так же, как я сделала, когда умерла мать Бемби. Сцены насилия бесят меня, потому что они не преследуют никакой цели, кроме как блеснуть изощренной техникой и повысить уровень адреналина в вашей крови, что в наши дни иногда небесполезно. Мы давно привыкли к картинам насилия, и оно должно быть запредельным, чтобы хоть как-то расшевелить нас. И это не только «Бешеные псы». Кажется, что некоторые из наших наиболее талантливых молодых режиссеров специализируются на моделировании актов жестокости: Грег Араки в «Оголенном проводе», Том Кейлин в «Обмороке», Роберт Родригес в «Музыканте» (не успевшем выйти в прокат, но уже перекупленном киностудией «Коламбия» для ремейка) — все это мастерски снятые фильмы, сдобренные сценами крутого, беззаботного и даже со смешком насилия. (Когда женщины ступают на этот путь — Кэтрин Бигелоу в «Голубой стали», Кэт Ши в «Ядовитом плюще», — у них не выходит ничего хорошего). В нынешнем сезоне только Нику Гомесу в «Законе неизбежности» и Энтони Дразану в «Зеброглавом» хватило мужества рассказать историю без воплей и с подлинным чувством трагедии, как это было сделано в «Непрощенном».
Фильм «Бешеные псы» — несомненно, искуснейший и талантливейший в своем роде. Тарантино переполнен идеями будущих картин, включая любовные истории и мюзиклы. У него нет сомнений в том, что он может продолжать делать кино в рамках студийной системы.
— Я не считаю, что должен бежать от студий как можно дальше или, наоборот, стремиться как можно ближе к ним, потому что и то и другое одинаково опасно. Как только вы теряете бдительность, вы в ту же минуту становитесь Ричардом Доннером. Вместе с тем, если все, на что вы способны, — это несколько художественных фильмов с бюджетом один-два миллиона на протяжении десяти лет, значит, вы просто погрязли в самокопании. Когда Николас Роуг последний раз сделал хороший фильм? Я никого не браню, но после того, как я посмотрел в Каннах «Твин Пикс. Огонь, иди со мной», у меня пропало желание смотреть другие фильмы Дэвида Линча до тех пор, пока не услышу что-нибудь новое. А знаете, я его любил. Я любил его. Мне кажется, Гас Ван Сент после «Моего личного штата Айдахо» стал пародией на самого себя. Многие из этих ребят становятся известными благодаря яркой индивидуальности, и когда у них появляется возможность делать все, что они хотят, они начинают выпячивать эту индивидуальность.
В первом своем фильме Тарантино сделал сразу несколько блестящих фильмов — гангстерскую картину, комедию, драму и фильм ужасов, и «Мирамакс», независимый дистрибьютор, ему это позволил. Позволят ли его будущие покровители (студии), которые сейчас ползают вокруг него, предоставить ему свободу делать что-нибудь, кроме стандартных боевиков? Его следующий фильм, который частично продюсирует «Джерси филмз» Дэнни ДеВито, курирует «Трайстар». Эта антология из трех криминальных историй по цене одной называется «Криминальное чтиво». После этого он пристегнется к Джону Ву — для сочинения мюзикла с историей любви, несомненно.