"Прыжок" - читать интересную книгу автора (Коул Мартина)

Глава 12

Джорджио Брунос без сна лежал на койке и непрерывно думал о Донне. И о том, что произошло днем раньше. Он теперь почти не спал по ночам и поэтому почувствовал, что заболевает. Не утруждал себя бритьем, не принимал душ и уже начал ощущать запах собственного тела: тошнотворно-сладкий запах пота, поскольку накануне он поднимал гири, коротая время в ожидании визита Донны.

Джорджио вышел к ней совершенно довольный собой. Он был рад видеть Донну. А она отбросила его от себя прочь своими жесткими словами.

Каждый раз, когда Джорджио думал об этом, ситуация напоминала ему оживший кошмар: «Если она сейчас решит, что ей надо перестать видеться со мной, то я потеряю все». Больше прочего его беспокоил дом. Он оформил его на имя Донны, и она владела им как собственностью по праву… Если Донна разведется с ним, ему придется заявлять о своих правах на дом. Но тогда она сможет запросто развестись с ним в связи с тем, что он так надолго оставил ее: женам осужденных на пожизненное заключение дают такие привилегии. И тогда у него не хватит духа сражаться за свою половину. Это будет выглядеть по меньшей мере странным, если он захочет все отданное жене забрать обратно. Однако в любом случае ему нужно все: дом, бизнес и деньги. Он работал до кровавого пота ради этого, и он имеет на это право…

Утренний шум вокруг Джорджио стихал. Поток мужчин выплеснулся из камер: все ждали завтрака. Голос Сэди, доносившийся издалека, перекрывал все остальные голоса; он смеялся и шутил как всегда. Хотя Джорджио не мог бы точно сказать, что так развеселило Сэди. Джорджио вообще питал отвращение к любым тюремным мероприятиям. Он не выносил своего заключения, того, что его заперли в этом цементном ящике. Ненавидел те моменты, когда за ним запиралась каждая пройденная им дверь. У Джорджио не было даже привилегии включать и выключать свет, если вдруг это ему бы потребовалось. Он плохо переносил и то, что ему везде приходилось ходить с оглядкой, — Левис мог неожиданно подослать к нему компанию своих приятелей либо в душевую, либо в гимнастический зал. Он слышал о мужчине, которому на грудь уронили две тяжеленные гири якобы случайно. Вообще такого рода «случайности» здесь организовать было легко, и Джорджио не позволял себе забывать об этом… Это территория врага, а он с ним в состоянии войны. Правда, враг пытается завязать дружбу. И обнаружилось, что справиться с этим еще труднее. Он долго всматривался в фотографии Донны, прикрепленные к стене камеры. Ее блестящие волосы… Он закрыл глаза и представил себе, как вдыхает аромат духов Донны и тот ее особенный запах, появлявшийся, когда они занимались любовью. Вообразил, что нежно разводит в стороны ее ноги, пока не увидит красновато-розовую впадину между ними. Джорджио почувствовал дикое возбуждение. Больше всего на свете ему захотелось сейчас оказаться у нее внутри, забыв на время все волнения и нужды. Как часто по утрам она клала на него руку, гладила и ласкала его! И он, поцеловав ее, вскакивал с постели, готовый идти навстречу дню и тому, что день с собой принесет. Так много времени было потрачено впустую без общения с ней! Потому что Джорджио знал: вот она, всегда под рукой — и принимал это как должное. «Добрая старая Донна, моя маленькая женушка, моя хозяйка!» Он замечал, как очень многие мужчины засматриваются на нее. И наслаждался этим, самодовольно полагая, что Донна всецело принадлежит ему одному. Теперь же мысли об этом терзали его, хотя он и был уверен, Донна его по-прежнему любит.

Джорджио считал Донну хорошей любовницей, или, как он говорил, сочной подругой. То есть женщиной, которая наслаждалась, когда ее брали. Однако его вкусы в последнее время начали склоняться к более молодым женщинам, которые брали инициативу на себя. Иными словами, брали его, пока он лежал и наблюдал. Он уверял себя, что, дескать, с Донной занимается любовью, а этих просто трахает. Но это пресловутое траханье ныне возбуждало Джорджио намного больше, чем любовь с Донной…

В камеру вошел Тимми. От него резко пахнуло карболовым мылом и шампунем «Уош энд Гоу».

— Все в порядке, Джорджио? Что-то ты какой-то пришибленный? Думаем о доме, не так ли?

Джорджио встал с койки. Замечание Тимми его нисколько не смутило.

— Вообще-то я своим домом горжусь. А что за событие тебя развеселило? Может, принести тебе поздравления с днем рождения?

Тимми дружелюбно рассмеялся.

— Этим утром Брумфильд получит сполна. Это же будет довольно нахально с его стороны, если парня посадят сюда, к нам, не так ли? Рикки выглядел словно обдолбанный лунатик из-за всего этого. Ребята намеревались сначала поиметь его в душевой. Вот почему и я пошел туда. Большой Рикки собирался растерзать его задницу! Если хочешь принять душ, то лучше иди туда сейчас, и побыстрее, пока не началось кабаре. Не вознаградишь меня ничем за догадки о том, какие тюремщики будут сидеть в первых рядах партера, а?

Джорджио молча взял гель для душа и направился в душевую. Прихватив по пути чистое полотенце из стопки, лежавшей у двери душевой. Встал под ледяную воду и быстро намылился. Немного позже, когда начал смывать пену, увидел Брумфильда. Парень с неуверенным видом топтался в дверях душевой.

— На что таращишься?! — жестко спросил Джорджио.

— Ни на что, — покачал головой парень.

Джорджио выключил душ и обернулся полотенцем по талии. Подошел к Брумфильду и встал перед ним.

— Ну что, насмотрелся?

Молодой человек был явно напуган, и Джорджио приятно взволновал этот факт.

— Ты ведь меня боишься, да?

Брумфильд кивнул.

— Получил удовольствие, насилуя маленькую девочку, не так ли? Это здорово тебя встряхнуло, да? А теперь хочешь поискать еще девочек?

Лицо Брумфильда побелело. Он определенно впал в состояние шока и полного расстройства.

Джорджио сильно ткнул его кулаком в грудь.

— Ну давай, верзила, отвечай мне! Она, наверное, кричала, когда ты сунул ей? Скорее всего, напугалась до смерти, да? Вроде того, как ты сейчас трясешься? Как ужасно бояться того, кто больше тебя, правда? Это когда ты понимаешь, что хоть в лепешку разбейся, а ничего сделать не можешь…

Джорджио размахнулся и наотмашь ударил парня кулаком по лицу. Брунфильд заплакал. Сильные рыдания душили его. Схватив молодого человека за волосы, Джорджио затащил того в душевую кабинку и прижал лицом к стене. Потом, потянув за волосы, отвел его голову назад и прошипел парню на ухо:

— Перепуган до смерти, да? А теперь расскажи мне, как у тебя было с маленькой девочкой, Брумфильд. Скажи: что ты делал с ней?

Брумфильд наконец обрел дар речи. Голос его дрожал:

— Я не собирался делать этого… Клянусь, я этого не хотел! Она сама хотела. Иначе я не стал бы. Честно, вы должны поверить мне… — Он все больше впадал в истерику, и лицо его, в слезах и в крови, напоминало безобразную маску страха.

В душевую вошел Рикки Ла Бретт. За ним — еще трое мужчин. Рикки зловеще улыбнулся Джорджио:

— Если ты хочешь его, Брунос, то поимеешь только после меня. Джорджио отрицательно покачал головой.

— Он весь твой. Кстати, Рикки, он утверждает, что маленькая девочка сама хотела этого; иначе он, мол, этого бы не сделал.

Рикки рассмеялся, наматывая ремень с тяжелой пряжкой на запястье и кисть.

— Ну конечно, она хотела. Так же, как он хочет этого сейчас. Не правда ли, маленький белый мальчик?

Джорджио успел еще увидеть, прежде чем покинул душевую, как парня швырнули на пол: Брумфильд лежал, распростертый на кафеле, и был слишком напуган, чтобы предпринять что-либо в свою защиту — он лишь издавал протяжные тихие стоны…

Джорджио уже входил в свою камеру, когда услышал донесшийся со стороны душевой пронзительный вопль: по-видимому, это Рикки насиловал парня. «Иногда гомосексуалисты бывают очень искусными, по-настоящему искусными палачами», — подумал Джорджио.

Он сел в камере и принялся болтать о пустяках с Тимми, а между тем страдальческие крики из душевой продолжали разноситься по всему отсеку.

Но никто из крыла, будь то надзиратель или заключенный, и пальцем не пошевелил, чтобы помочь Брумфильду.

Радио Левиса было как всегда настроено на классическую волну: концерт для гобоя Моцарта служил, таким образом, аккомпанементом групповому изнасилованию в душевой.

— Сегодня ты выглядишь лучше, Донна.

— Я и чувствую себя лучше, намного лучше. Прошлой ночью я прекрасно спала. Думаю, тебе не стоит утруждать себя сегодня приготовлением завтрака. Достаточно будет одного чая.

Долли молча кивнула, про себя выругалась. В духовке стояла яичница с беконом. Долли понимала, что Донна не могла не уловить ее запах, пока блюдо готовилось…

— Если меня кто-нибудь спросит, я у Маэв. Ладно?

Долли опять кивнула и проводила Донну взглядом, пока та выходила из комнаты.

Затем Долли подождала того момента, когда раздалось урчание заработавшего мотора машины, после чего прошла к задней двери. Там, снаружи, находился Терри Роулингс. Он курил сигарету и пил из кружки чай.

— Она поехала к свекрови. Не останавливайся слишком близко от этого проклятого дома. Иначе она что-нибудь заподозрит. Входи, у меня для тебя есть полная тарелка еды…

Терри усмехнулся. Он вытащил мобильный телефон и позвонил Большому Пэдди, чтобы сообщить тому, куда направляется Донна. Затем прошел на кухню и уселся перед большой тарелкой с яичницей с беконом.

— Прошлой ночью все было в порядке? — поинтересовалась Долли.

Терри кивнул — рот у него был набит беконом. Прожевав, он ответил:

— Даже шепота не было слышно, миссис Паркинс. Я думаю, Левис что-то замыслил. Что-нибудь вроде нападения на автомобильную стоянку. Но сейчас наша подопечная в безопасности.

Долли громко фыркнула:

— Я не доверяю этому проходимцу. Хорошо бы запустить в него чем-нибудь!

— Мы тоже ему не доверяем, миссис Паркинс. Так что перестаньте зря волноваться, — улыбнулся Терри.

Долли приготовила себе еще чашку чая и закурила пятую сигарету за утро. Она мечтала о благополучном исходе, но не могла побожиться, что так же верит в абсолютную безопасность Донны, как этот парень.

— Ну, ты же сам говорил Пэдди, что она смышленая, моя Донна; мол, она разведает про вашу опеку и слежку, раньше или позже.

Терри не стал утруждать себя ответом: он просто поглощал завтрак.

Маэв была почти счастлива. Все ее сыновья отсутствовали, папаша Брунос поехал на оптовую распродажу, и она могла сесть и почитать газету в относительном покое. Маэв как раз читала середину страницы, где речь шла о всяких и всяческих проблемах, — это было ее любимое место в газете, единственное, из-за чего она покупала «Сан», — когда услышала громкий стук в дверь. Маэв в раздражении тяжело поднялась с места (она вынуждена была лично спуститься и открыть дверь) и сердито протопала по ступенькам вниз. Но при виде силуэта Донны за дверью ее настроение переменилось: Маэв настежь распахнула двери и прокричала:

— Привет, дорогая! Входи же. Я тебя сегодня не ждала.

Донна улыбнулась.

— Я тут подумала: а не заскочить ли к вам перед поездкой на работу?..

Она пошла за Маэв вверх по крутой лестнице и вошла в квартиру. Пока свекровь суетилась с чайником, Донна сняла жакет и уселась за кухонный стол.

В комнатах царил привычный беспорядок, но беспорядок этот производил впечатление уюта. Здесь никогда не бывало ни грязно, ни неопрятно. Джорджио всегда терпеть не мог суматошную возню матери по дому. Но Маэв считала, что дом нужен для того, чтобы жить в нем. Джорджио же мечтал о чем-то вроде тех показательных домов, какие часто появляются на обложках глянцевых журналов. Донна много лет спорила с ним об этом, приводя основательные аргументы: мать поднимала большую семью — четырех мальчиков и двух девочек, и все это в четырехкомнатной квартире. Задача была не из легких. Каждый пенни, что удавалось отложить папаше Бруносу и Маэв, шел на одежду для детей, на их образование. Или возвращался опять в дело. Их ресторан был хорошо известен в Кэннинг-тауне, и Маэв с мужем работали в нем с раннего утра до позднего вечера. Джорджио, как и всем мальчикам в их семье, пришлось поработать в семейном ресторане официантом. Но в отличие от других сыновей Джорджио терпеть этого не мог. Он с болью в душе вспоминал те дни.

Как ни странно, Донна хорошо понимала его чувства: Джорджио всегда был человеком, которого чрезмерно заботило производимое им впечатление. Когда же Донне по молодости лет самой пришлось помогать в ресторане, ей это понравилось, и порой этого теперь не хватало. Недоставало тех суетни и беготни туда-сюда, смеха, запаха вин — клефтико и рецина; больших стаканов бренди после тяжелой ночной работы и долгих обсуждений того, как прошел вечер и самих посетителей. Джорджио, однако, нравилось есть в семейном ресторане; ему приятно было, когда кто-нибудь из знакомых видел его в ресторане родителей, словно этим Джорджио Брунос говорил всем: «Смотрите, как далеко я от них оторвался! Посмотрите сейчас на парня, который когда-то бегал, словно наскипидаренный, разнося заказы по квартирам Кэннигтаун со своими друзьями».

Донна тоже не любила, когда мать заставляла Джорджио прислуживать за столом, все время ощущая, что это неправильно.

— Так что же принесло тебя сюда ясным ранним утром? — В голосе Маэв прозвучали шутливые интонации. Однако Донна понимала: Маэв догадывается, что для визита у Донны наверняка имеются особые причины.

— Вообще-то, Маэв, я приехала за вашим разрешением на очередное свидание с Джорджио. Я понимаю, что оно предназначено не мне, но прошу вас оказать мне настоящую услугу. Вы не будете возражать, если я использую разрешение и сама навещу Джорджио? Мне надо поговорить с ним.

— Оно твое, дорогая, — пожала плечами Маэв. — Я сейчас его отрою для тебя среди бумаг. Все в порядке, не так ли? Я имею в виду — между тобой и Джорджио? — Задавая вопрос, Маэв продолжала с беззаботным видом попивать горячий чаек.

Донна чуть не расхохоталась.

— Да. Надеюсь, что это так.

Маэв была удивлена не совсем внятным ответом невестки.

— Послушай, Донна, я знаю недостатки своего сына лучше, чем кто-либо другой. У всех моих детей есть недостатки, и раз уж я их мать, то была бы совершенной дурой, если б не знала о них. Мне известно, что Стефан, к примеру, играет в азартные игры, а Нуала путается с нехорошими типами. Мэри… ну ты знаешь Мэри: она же сноб! Потом Патрик: он — дамский угодник. Марио… Я порой спрашиваю себя: а не слишком ли Марио нравятся мужчины? Понимаешь? Похоже, он проводит с друзьями больше времени, чем с женщинами. Если ты улавливаешь, что я имею в виду. Но Джорджио! Джорджио, мой первенец, мой любимец и единственный свет в окошке для отца. Джорджио никогда не упускал главного шанса!.. — Она криво усмехнулась Донне. — Когда он женился на тебе, я вздохнула с облегчением, детка. Я всегда ждала, что он приведет домой какую-нибудь высокую блондинку, пустышку, у которой между ног будет кое-чего больше, чем между ушами. Он обожал такой тип женщин — до тех пор, пока не встретился с тобой. Но, несмотря на все это, я знаю своего Джорджио лучше, чем кто-бы то ни было. Он считает Мэри снобом, они грызутся, как кошка с собакой, и мне известно достоверно, что она даже не написала ему ни строчки за все то время, пока он сидит. Однако, по-своему, он еще больший сноб, чем Мэри. Потому что Джорджио всегда держал в голове, что он лучше других: он, видишь ли, слишком хорош для этого дома — слишком хорош, чтобы быть Бруносом. На самом деле он даже хотел, чтобы папаша Брунос взял мое имя — Салливан. Думаю, тогда Джорджио чувствовал бы себя в большей степени англичанином. Ему всегда противно было ощущать себя греком или, во всяком случае, наполовину греком. Джорджио постоянно всем стремился доказать, что он — англичанин. Знаешь, моих детей часто называли «пузырьками», когда они были маленькими. Ты же слышала, наверное, этот стишок на сленге: «Пузырек и скрип, настоящий грек». И если мой сын сейчас приносит тебе горе, то я надеру ему задницу — не посмотрю, что он такой здоровый бугай. Ты только скажи мне, и я приеду в эту тюрьму и набью ему морду, прежде чем ты выговоришь слово «нож»! И неважно, что он там возомнил о себе, мол, он крутой и все прочее: я по-прежнему могу напугать его до смерти одним только своим видом!

Донна рассмеялась, представив себе, насколько забавно будет выглядеть такая картина: Маэв, делающая выговор Джорджио в комнате для свиданий в «Паркхерсте».

— Все прекрасно, Маэв. Я просто хочу снова увидеть его. Вы же знаете, у нас нет возможности часто встречаться, и в девяти случаях из десяти в комнате обязательно кто-нибудь присутствует. Вчера я сражалась с Большим Пэдди, потому что он хотел непременно сопровождать меня, хотя у него даже нет разрешения на визит! Я просто хочу снова увидеть мужа, вот и все.

— Ты добрая девочка, Донна, — улыбнулась Маэв. — Думаю, мой большой болван понимает это.

— Понимает, Маэв.

— Ты красивая девочка, и это тоже играет ему на руку… А он тебе еще не сказал, что произошло на самом деле?

Донна вздрогнула и отшатнулась от свекрови.

— Простите?

Маэв тихо засмеялась.

— Я не такая уж зеленая, хотя и похожа на капусту. Понимаю-то больше, чем может показаться на первый взгляд. Невозможно обвинить ни в чем таких типов, как мой Джорджио, пока они не окажутся на самом краю пропасти. По крайней мере, всегда было так. Может, он пострадал за кого-то, кто посильнее его? Я вовсе не удивлюсь, если окажется, что он вляпался в какое-то темное дело по самую шею! В конце концов, он же признал, что предоставлял машины преступникам, ведь так? Значит, он знал больше, чем говорит.

Донна уставилась на замызганную белую скатерть.

— Он никогда не признавал этого, Маэв. Он признался в том, что продавал машины Уилсону. Но это разные вещи…

— На этом Уилсоне в суде был превосходный костюм. Разве он показался тебе таким типом, который может купить две дорогие машины за наличные? Хочу сказать, что мне все это показалось липой. А я ведь мать Джорджио!

— Джорджио и Дэви продавали машины любому, у кого были на это деньги. Да я часто имею дело с торговцами дорогими машинами, которые сами выглядят так, словно живут на одно пособие по безработице. Хотя карманы их битком набиты деньгами! Так что… Нет, мне ничто подобное не кажется странным. — Донна заметила, что непроизвольно повысила голос, и решила следить за собой.

— Ну, хорошо, дорогая, успокойся, это была просто мысль. Ты его жена, а я — мать. Мы самые близкие женщины для него. Обе знаем его вдоль и поперек. Но, может быть, немного по-разному. Стефан говорил, что Джорджио ободрал свой бизнес. А ты знаешь почему?

Донна нервно вскочила с места и подошла к сумке, чтобы достать сигареты.

— Послушайте, а в чем вообще дело, Маэв? Похоже, вы меня теперь допрашиваете, как Джорджио! Вы упустили свое призвание: вам нужно было бы присоединиться к присяжным…

Маэв была поражена. Никогда, ни разу за все те годы, что она знала Донну, эта девочка не говорила с ней так. Но ведь она больше не девочка — Маэв не могла не признаться в этом. Донна женщина, причем женщина, которой почти сорок лет; и она просто выглядит девочкой, потому что на нее не наложили отпечаток мучения, связанные с беременностью и родами. Разве что одно только желание этого. Они все ухаживали за Донной, и вот теперь, после всех этих месяцев, проведенных без мужа, похоже, она сама стала следить за собой.

— Прости, Донна, я не понимаю, что со мной в последнее время происходит. Извини, что я тебя так допрашивала!

Донна повернулась к ней и мило улыбнулась:

— И вы меня простите, Маэв. Может, я слишком чувствительна. Но если бы у меня было разрешение на визит…

Маэв быстро сползла со стула и вышла из комнаты, чтобы отыскать разрешение на свидание с сыном.

— Ну конечно, я отдам его тебе.

Донна устало закрыла глаза и прикурила сигарету. Никогда раньше она не перечила Маэв. Однако ее высказывания о Джорджио задели за живое Донну. Задели именно потому, что в глубине души она понимала — это и есть чистая правда. «А теперь Джорджио пытается затянуть меня в трясину вместе с собой. Что ж, после вчерашнего я почти уверена, что позволю ему сделать это».

Стефан работал у себя в офисе, когда к нему нагрянула Донна. Он расспрашивал двух девушек из Манчестера, которые решили заняться «сексом по телефону» как побочной работой.

«Секс по телефону» приносил Стефану почти восемь тысяч фунтов в неделю. Поэтому он постоянно покупал новое эфирное время и легко менял телефонные номера, как только компания «Офтел» засекала его. Однако незаконность бизнеса не являлась для Стефана проблемой — так, время от времени поступавшие предупреждения, в худшем случае небольшая угроза его благополучию. Проверяющие совершали на него набег и порой по два раза в сутки. Регулярные клиенты пользовались постоянными телефонными номерами, по которым регулярно звонили: давали номер своей кредитной карточки и объясняли, чего они хотели. После чего им сообщали телефонный номер. У большинства девушек были домашние телефоны, кое у кого — мобильные.

Все здесь зависело от положения девушки. Некоторые умудрялись болтать по телефону прямо из местного парка, одновременно наблюдая, как их детишки раскачиваются на качелях. Другие звонили клиентам из пабов и клубов. Сильно облегчало дело то, что в действительности работать можно было где угодно. Объединяли же всех девушек презрение к клиентам и привычка бесстыдно вышучивать их.

Дела Маркхэм и Джози Вэлли обе были молодыми проститутками, которые очень хотели заниматься «сексом по телефону», рассчитывая таким способом заработать побольше денег. Поступив на работу, они в среднем получали бы десять фунтов за каждый звонок, что могло составить в итоге почти сто фунтов не облагаемого налогом дохода в день.

Донна присела на стул в приемной рядом с входом в офис Стефана и стала ждать, пока он закончит собеседование. Его секретарша Кармель, суровая сорокалетняя женщина, серьезно относилась к работе. Она приготовила Донне кофе и прошла в офис, чтобы сообщить Стефану о ее прибытии. Донна разглядела через открытую дверь двух девушек, проходивших собеседование. Они вовсе не выглядели теми молодыми особами из эскорта, которых хотел бы видеть рядом с собой любой мужчина, пребывающий в здравом уме.

Донна взяла журнал и принялась небрежно перелистывать его. Офис Стефана был отделан в светлых тонах и напоминал клинику. Лишь на стене висели два больших плаката, изображавшие женщин в высшей степени рискованных позах. На столе Кармель практически ничего не было, если не считать двух телефонов и какой-то большой книги. Факсовый аппарат находился в комнате Стефана. Это показалось Донне весьма странным, однако она не стала долго над этим размышлять.

Она только во второй раз зашла сюда, и ее вторично поразил постоянный трезвон телефонов. Донна никогда не думала, что девушки из эскорта пользуются таким спросом. Джорджио прилагал все усилия, чтобы убедить ее, что это, дескать, не имеет никакого отношения к «девушкам по вызову». Но, бегло оглядев обеих девиц в офисе Стефана, Донна задалась некоторыми вопросами…

Со времени последних откровений Джорджио Донна начала замечать много странного: похоже, она была слишком наивной и зря принимала все на веру.

Она услышала пронзительный женский смех за стеной и уставилась на дверь офиса. Та открылась, и в приемную вышел Стефан, чтобы проводить обеих девушек, которые, не переставая, щебетали:

— Вы можете на нас положиться, мистер Брунос! Мы знаем все штучки, поверьте нам!..

Он лишь натянуто улыбался в ответ.

— Если вы оставите данные о себе у моего секретаря, я вам перезвоню, — подвел он итог разговору. И в явном смущении повернулся к Донне. — Донна, входи же! Кармель, принесите кофейник, когда кофе будет готов.

Кармель с отвращением поглядывала на двух девиц. Она почти незаметно кивнула, услышав слова шефа.

Донна вошла в офис и присела к столу Стефана, напротив кресла шефа.

— Я не могу представить себе, что они будут кого-то сопровождать, Стефан.

— Я тоже не могу, Донна! — усмехнулся он. — Мне их прислал один из моих друзей. Придется, по правде говоря, рассматривать это собеседование, как любезность, оказанную ему. У меня они работу не получат, это я тебе точно скажу. В действительности мои девушки похожи на мисс Джин Броди!

Донна улыбнулась и по-французски произнесла:

— Сливки из сливок!

— Именно! Ну так что я могу для тебя сделать?

— Видишь ли, мне нужна твоя помощь. Я спрашивала себя, не сможешь ли ты мне дать совет.

— Разумеется.

— Я хочу передать основные работы на строительных участках Большому Пэдди. Что могла, я там сделала, и теперь мне нет резона постоянно бывать на участках. Все теперь знают, что я могу управляться с этим, поэтому, если я делегирую туда в качестве управляющего Пэдди, думаю, у меня высвободится время для офисной работы. Это я могу делать лучше всего.

— Ну а что же ты хочешь от меня? Похоже, ты и так прекрасно во всем разобралась.

— Я хочу от тебя совета насчет того, сколько я ему должна заплатить за дополнительную работу. Думаю, не перевести ли его на процентную ставку — бонусный план — ну ты знаешь. Скажем, два процента?

Стефан поднял брови и покачал головой.

— Я не знаю, что на это скажет Джорджио.

— Но ты понимаешь, что Джорджио сейчас не управляет бизнесом. Это делаю я. А я чувствую, что Пэдди вложил во все это массу времени и сил. И его нужно вознаградить.

— Ну да, я вижу, к чему ты клонишь…

— Ладно! — резко бросила она. — Всегда считала, что полезно лишний раз обсудить дела. Разве нет? Кстати, вплоть до вчерашней ночи я понятия не имела, что у Джорджио двадцать четыре процента интереса в этом месте. Или, вернее, у меня здесь двадцать четыре процента интереса, ведь так? Просматривая бумаги Джорджио, я задавала себе вопрос: что это за предприятие такое — «Поговори с…»? И потом, в конце концов, нашла адрес и телефон предприятия в записной книжке Джорджио. Оказалось — твой номер! Я-то думала, что фирма называется «Эскорт-агентство Бруноса» Полагаю, ты изменил название не без причины. И это меня по-настоящему интересует, Стефан, так это следующее: куда идет мой доход в двадцать четыре процента?

Атмосфера в комнате накалилась. Смуглое красивое лицо Стефана отражало испытываемую им высшую степень изумления. Донна приняла расслабленную позу в кожаном кресле и обворожительно улыбнулась ему.

Постепенно к Стефану вернулось самообладание.

— Доходы от «Поговори с…» вкладывались опять же в бизнес, и так в течение первых двух лет существования фирмы. Джорджио скажет тебе то же самое, Донна. Ты начнешь получать прибыль через несколько месяцев. К концу недели я попрошу моего бухгалтера приготовить расходные книги, чтобы ты внимательно ознакомилась с ними… Если, конечно, ты настаиваешь на том, чтобы просмотреть их. — Голос его звучал сейчас довольно жестко.

— Да, я настаиваю, Стефан. Настаиваю, потому что, как мне кажется, у тебя и у моего мужа вошло в привычку начинать дела и затем переоформлять их на мое имя. Теперь деньги, поступающие от этого бизнеса, пришлись для меня весьма кстати: мне нужен капитал, и я надеюсь, ты скажешь мне, что он у меня есть. Арендная плата за эти помещения в Сохо не может быть низкой, а значит, эскорт-агентство, должно было уже порядочно раскрутиться. «Поговори с…» — или как там его — наверняка преуспевает. Или мне следует считать себя исключенной из партнерства? Так насколько же хорошо идут у фирмы дела и чем точно она занимается?

Стефана спасло от необходимости ответить появление Кармель: секретарша принесла кофе. Когда Кармель вышла из кабинета, Донна молча положила в свой кофе сахар.

— «Поговори с…» — это телефонная линия. Ты постоянно встречаешь рекламные объявления подобных фирм в журналах и в газетах. Понимаешь, о чем я? «Как справиться с тяжелой утратой» или «Как справиться с артритом» и прочее. Постепенно мы составили небольшую картотеку из разных линий; они на самом деле работают неплохо. У нас также есть сексуальные линии. Ты знаешь: «Как достичь оргазма», «Что делать, если ваш муж — импотент?» — и тому подобные. Эти линии приносят громадные деньги, надо признать. Но они совершенно законны и создают рабочие места.

— Так вот что такое «Поговори с…»! — улыбнулась Донна. — А каков принцип работы агентства?

Стефан пожал плечами:

— Ты набираешь номер «0998» и выслушиваешь записанное сообщение. Звонки могут длиться до десяти минут. Получаешь рекламное объявление и оставляешь свой номер телефона. После чего мы посылаем необходимую информацию клиенту.

— Понятно, — произнесла Донна и отпила глоток кофе. Стефан взял свою чашку и ехидно спросил:

— Вроде бы ничего в этом нет незаконного, не так ли?

— Я и не предполагала, что тут есть что-то незаконное, Стефан, — нахмурилась Донна. — Просто хотела точно знать, в каких целях используется мое имя. Не похоже, чтобы ты или Джорджио считали, что у меня есть хотя бы малая толика мозгов в голове. Я тут выяснила: мое имя используется направо и налево. И ни один из вас почему-то не думает, что и у меня есть право получать соответствующую информацию. Я уже прояснила этот вопрос с Джорджио, и теперь мне нужно разобраться в остальном вместе с тобой. Чтобы правильно управлять этим бизнесом, мне необходимо знать, что происходит…

— Но ты не управляешь этим бизнесом! — перебил ее Стефан. — Ты всего лишь спящий партнер, и не более того. Джорджио просто вложил сюда определенную сумму денег от твоего имени. Однако ты никоим образом не управляешь, Донна.

— Я имею, несмотря ни на что, право просмотреть документы. И я хочу увидеть их в конце недели, как мы договорились.

— Ты получишь соответствующую информацию, Донна, не беспокойся.

— А я и не беспокоюсь, Стефан. Похоже, беспокоишься ты!

Стефан встал с кресла.

— Прощу прощения, Донна, я очень занят.

Она тоже встала и направилась к двери. Открыв ее, Донна увидела в приемной еще одну девицу, которая сидела в сторонке в ожидании собеседования. Девушка была маленького роста, с зачесанными назад черными волосами и с весьма ярким макияжем. Образ ее делало вполне цельным и однозначным красное облегающее платье из лайкры и туфли на высоком каблуке. К тому же она громким звуком сосредоточенно перекатывала во рту жевательную резинку.

— Очередная любезность приятелю, Стефан? — выразительно приподняла брови Донна, обернувшись к Стефану.

Стефан молча проследил, как невестка покидает офис. Он еле мог дышать — настолько его переполнял гнев.

Кармель продолжала говорить по телефону, словно не замечая, что происходит вокруг нее.

Донна выехала из Лондона и повернула на дорогу А13, ведущую к дому. «Я обязательно самым тщательным образом просмотрю всю документацию в офисе Джорджио, — размышляла она — А завтра приду к нему во всеоружии. Но прежде чем я соглашусь с его новейшим планом, мне нужно будет выяснить все, что творится. Оказывается, много лет я жила в неведении, как дурочка. И с некоторых позиций мне не следует однозначно винить во всем Джорджио. В том, что он держал меня в неведении, был свой резон… Во многих отношениях я была как ребенок. Он присматривал за мной, гладил меня по головке, когда я вела себя хорошо, и дарил мне подарки, когда это его развлекало. А я со своей стороны позволяла ему так обращаться со мной и теперь сама удивляюсь почему? Почему я позволяла так несерьезно относится ко мне? Почему я ничего с этим не делала? Почему не отстаивала своих прав вплоть до сегодняшнего дня? Мой муж сидит в тюрьме и проведет там восемнадцать лет. Жизнь наша разрушена, его бизнес покатился по наклонной плоскости, а я ничего, ровным счетом ничего не знала! И даже не догадывалась, что где-то что-то идет не так… Может, это потому, что я боялась, вдруг он грубо отшвырнет меня в сторону, когда я стану допытываться?… (Донна знала, что Джорджио ублажал Гарри Робертсона и некоторых других, потому что Гарри и те люди имели отношение к муниципальному планированию. Но бизнес Бруноса никоим образом не казался незаконным. Все, кого они знали, занимались бизнесом и все платили налоги. И непонятно было, в чем же разница.)…Теперь я каждый день узнаю столько нового о муже, и ничто из этого не радует меня. Офис Стефана в Сохо обслуживают проститутки. Но разве я не знала об этом еще много лет назад? Разве не догадывалась об этом? Но почему-то отметала это знание прочь: дескать, бизнес Стефана — это его личное дело…»

Так было всегда. Донна никогда не проявляла излишнего любопытства. И сейчас сожалела об этом. Теперь все это так внезапно обрушилось на Донну, что с каждым днем понемногу убивало ее.

Она лишь хотела, чтобы Джорджио снова оказался дома, чтобы он вернулся в ее постель, обнял бы ее. И чтобы она знала, что так будет всегда.

Она все готова была отдать, только бы это произошло. Все что угодно!

В каком-то смысле она чувствовала и себя ответственной за Джорджио и за все, что с ним случилось. Если бы она стояла рядом с ним, как положено жене — как Кэрол Джексон поддерживает Дэви, — то, быть может, Джорджио не погряз бы так глубоко во всем этом: в делах с отелями, строительство и работа которых накрылись в Азии, и в работе пресловутого агентства «Поговори с…». Донна не была столь глупой, чтобы не понять, для чего служат телефонные линии. Она сразу обо всем догадалась, как только увидела имя Стефана в документах рядом со своим. Ведь Стефан всегда прикрывался женщинами. И его мать знала это, и Донна была в курсе, что Маэв знает, хотя они никогда ничего подобного не обсуждали.

«Моя история стара как мир, — продолжала размышлять Донна. — Если никогда кое о чем не говорить, то никогда ничего и не произойдет. В сущности, так и есть в моей жизни с Джорджио… Не спрашивай мужа, чем он занимается, потому что муж может тебе ответить, и тогда придется с этим что-то делать. Что ж, я и собираюсь что-то с этим делать. Прошло двадцать лет. Может быть, немного поздновато, но я все равно попробую… Ибо единственное, чего я хочу больше всего на свете, — это чтобы мой муж был снова рядом со мной. Завтра я поговорю с ним по-настоящему, а потом дам ему окончательный ответ». У нее было предчувствие, что она все-таки сделает то, о чем он ее просит. В конце-то концов, для чего нарушать уклад, действовать вопреки привычкам всей жизни?

«Я отдала ему двадцать лет своей жизни и не могу представить такое, чтобы я отдавала себя кому-нибудь другому. Он мой, хорошо это или плохо. Мой! Он — единственное, что у меня осталось. И я люблю его со всей страстью, сила которой поражает меня. (Она знала: вне зависимости от того, что сделал Джорджио, она простит его. Так она прощала ему все эти годы его увлечения другими женщинами. Прощала и его отчужденный образ жизни, и то, что он время от времени пренебрегал ею.) Он — единственный мужчина, которого я по-настоящему хочу, единственный, с кем жажду делить постель, единственный, кого могу любить. Неважно, что он там натворил, он мой, и я сверну горы, чтобы все осталось как прежде!»