"Змеёныш" - читать интересную книгу автора (Левицкий Андрей, Жаков Лев Захарович)

1

Слух разошёлся быстро, как лесной пожар: Змеёныш идёт на север, в глубь Зоны. Теперь все знали, где его искать.

Но у Кирзы со Стопкой было преимущество, они вышли в путь первыми. Не успели снарядиться как следует — зато раньше прочих пустились по следу. Говорят, Цыган видел Змеёныша возле болота у Янтаря, значит, теперь мутант прошёл мимо Дикой территории, и если не свернул… а чего ему сворачивать?

Тогда дорога у него лишь одна.

Стопка многозначительно кивнул напарнику, и они вошли в рощу, за которой тянулся канал.

— Ему придётся пройти по мосту, — сказал Стопка. — Он мутант, но не рыба же.

— Никуда не денется, — подтвердил Кирза.

— Засядем там. — Стопка потёр потеющие ладони. Нос у него раскраснелся — сталкер успел пару раз приложиться к фляжке. Осиновая роща шелестела листьями, в пролеске собирались тени — солнце клонилось к закату.

— Не, не засядем, — вдруг упавшим голосом сказал Кирза, покачивая винтовкой.

— Чего это? — удивился напарник. — Возле моста будка есть, то есть развалины уже, там и заныкаемся, мимо не пройдёт. Да вон же видно их, глянь…

Стопка махнул рукой туда, где за редкими деревьями показался полуразрушенный плоский мост… и заткнулся. На остатках осыпавшейся бетонной тумбы возле будки сидел спиной к ним Змеёныш.

— Вот свезло так свезло, — пробормотал Стопка, схватившись за «калаш». — А, Кирзёночек? Ты чё бледный такой? Мы его нашли!

— Да тихо ты, — шикнул на него напарник. — Забыл, какой у него слух?

Передвинув оружие на грудь, они прокрались между деревьями к кустам на краю рощи. Дальше начиналось открытое пространство, ограниченное с другой стороны бетонным скосом. Мост — просто длинная плита, концами лежащая на берегах канала. В середине она осыпалась, остались лишь несколько ржавых арматурных прутьев, протянувшихся над грязной радиоактивной водой.

— Говорят, он людей и мутантов чует этим… шестым чуйством, — сказал Стопка.

— Не пойдём ближе, — решил Кирза.

— Хотя врут небось. — Стопка поднял «калаш» и тут обнаружил, что руки у него трясутся сильнее обычного. После нескольких попыток прицелиться сталкер опустил ствол.

— Стреляй ты. Кирза вздрогнул.

— Ты чего? Сам стреляй. — В отличие от Стопки, он ещё не забыл, кто спас их от слепой собаки.

— Нет, ты стреляй, не могу я.

Растопырив пальцы, Стопка сунул под нос напарнику дрожащую руку. Кирза заморгал.

— Сто тыщ, — напомнил ему напарник.

— Ну, блин… Тогда дай выпить.

— Да ты чё, ты же завязал? Кирза упёрся:

— Вытаскивай своё пойло или сам стреляй!

— Да у меня и нету, — соврал Стопка. Коньяка ему было жалко даже для напарника. Захватил бы из бара побольше водяры — да за ради бога, хоть весь пузырь пусть хлебает. А коньяк из фляжки пьяница сам пил, не бог весть какой коньяк, но Стопка его берёг.

— Жлоб ты. Я ж видел, ты у Бармена перед выходом наполнил канистру свою, — сказал Кирза брюзгливо.

Стопка нехотя вытащил из-за пазухи любимую фляжку, пригретую у живота, протянул.

— Три глотка! — предупредил он.

Кирза отвинтил пробку и припал к горлышку. Стопка осторожно развёл ветви акации, разглядывая беглеца. Змеёныш сидел в той же позе, ссутулившись, поставив локти на колени, и глядел на воду. А чего на ту воду пялиться? В канале она мутная, зеленоватая, ряска всякая плавает, да ещё мусор, трупы — короче, не на что там смотреть.

Кирза вернул фляжку. Стопка не глядя взял — и поднял глаза на напарника, ощутив, насколько легче та стала.

— Блин, да ты чё?! — пробормотал он. — Ты ж больше половины вылакал!

Напарник, не слушая, глубоко вдохнул, вытер губы тыльной стороной ладони и вдруг привалился плечом к дереву.

— Кирза, — позвал Стопка. Тот махнул рукой, сплюнул, потёр ладонями раскрасневшиеся щёки и поднял винтовку. Глаза Кирзы пьяно заблестели. Он выпрямился, расставил ноги, упёр приклад в плечо, прицелился и нажал спусковой крючок. Прогремел выстрел.

— Ага! — Сжав пальцы в кулак, Стопка радостно взмахнул рукой, но тут же изумлённо выкрикнул: — Не попал!

Пуля пронеслась возле уха Змеёныша, тот обернулся. Замершим в кустах сталкерам показалось, будто сердце в груди, ёкнув, провалилось куда-то в брюхо.

— Дави гада! — заорал Стопка, выскакивая на опушку перед мостом с автоматом наперевес. Кирза, замешкавшись, побежал за ним.

Выстрелить не успел ни тот, ни другой. Змеёныш выпрямился на бетонной тумбе, развернулся, глаза его раздражённо сверкнули — и сталкеров накрыло тёмной волной. Поток гнева толкнул их в грудь, повалил. Стопка рухнул на спину, выпучив глаза и выкатив язык, рядом боком упал Кирза, стал кататься по траве, обхватив голову.

— Уйдёт, уйдёт, гад! — хрипел Стопка. Преодолевая дрожь в ногах, он кое-как встал, покачиваясь, и увидел уходящую по мосту тонкую фигуру. Змеёныш шёл, раскинув руки, балансируя на арматуре, соединяющей целые части моста. Он был уже далеко. Стопка открыл огонь, пули зазвенели по железу, глухо застучали по бетону, а Змеёныш соскочил с ржавой балки, сделал несколько быстрых шагов — и исчез в кустах по ту сторону канала.

— Алкоголик! — взревел Стопка и ногой заехал по рёбрам всё ещё не пришедшего в себя Кирзы. — Ну, пьянь подзаборная! Промазал!

Уже второй раз Змеёныша пытались убить. Уходя всё дальше на север, беглец чувствовал, как опутывает его душная сеть преследования. Он ещё толком не понимал, что происходит, ощущал погоню на бессознательном уровне. Фон Зоны изменился. В серо-жёлтом, как старая бумага, ментальном пространстве проявились лиловые пузыри: следующие за ним сознания с жаждой убийства.

Змеёныш пока не мог разобраться, что случилось, почему всё поменялось. Ведь раньше люди были настроены благожелательно или равнодушно, пузыри их сознаний, которые он не видел глазами, но ощущал в виде психических сгустков, имели бежевый, грязно-белый или — у глупцов и пьяниц — нежно-розовый оттенок. Он помогал им, они помогали ему… Раньше Зона была расцвечена тёплыми цветами, Змеёныш купался в них, как в летнем озере.

А теперь ему было холодно, неуютно, словно посреди промозглого ноября он провалился по пояс в болото. Зона колола его чужими взглядами, каждый куст, который раньше был убежищем, стал опасностью — везде мог притаиться охотник. И Змеёныш, не отдавая себе отчёта в том, почему так поступает, уходил всё дальше, туда, где почти не было людей.

Теперь он двигался по ночам, огибая лагеря, сталкерские костры и даже заброшенные посёлки, где любили рыскать бродяги Зоны. Он пробирался самыми глухими уголками леса, самыми укромными, звериными тропами.

Стояла ночь, облака скрыли луну и звёзды, но Змеёныш шёл, ориентируясь чутьём. Его вели тени, движение воздуха, запахи, едва слышные шорохи — и блёклые пузыри, плавающие в ментальном пространстве. Вот всхрапнула невдалеке псевдоплоть, выходя на охоту, прошелестела листва над головой, а справа за кустами послышалось сопение кабанов — стая на лёжке. Змеёнышу захотелось прилечь между кабанами, прижаться к тёплому боку крупной самки, как он иногда делал, и заснуть, забыться под защитой стаи — но он шёл дальше. Этот красный клубок — молодая жарка, от которой надо держаться подальше, а ядовито-зелёная лужа — не менее опасный холодец…

Бандиты попали сюда благодаря Медведю. Они и не догадывались, что сквозь этот бурелом можно пробраться, да ещё в темноте. Однако великан, обладающий звериным чутьём, безошибочно вёл их через непролазную чащу, находя тропки и дыры, которых обычный человек не способен заметить. Гроб и Корыто ободрались, проголодались, но упорно шли за Медведем, придерживая оружие. Гроб, поблёскивая злыми глазами, молча срезал ветви тесаком, а Корыто хриплым шёпотом ругался:

— Медведь, ты куда нас завёл? Чтоб он сдох, этот Змеёныш, и та баба, которая его родила! Хотя говорят, она и так давно сдохла, так ей и надо!

В обычном лесу упавшие деревья встречаются чаще или реже, но здесь были целые завалы — в основном из огромных старых елей, не выдержавших бури. Уже давно бандиты не видели землю — везде почерневшие влажные стволы, смятые ветви, ковёр гниющей листвы, ночью казавшейся чёрной.

— Тихо! — прошипел Гроб, локтем врезав Корыту под дых. Тот, сплюнув, заткнулся. Медведь замер на груде поваленных деревьев, через которые как раз пробирался.

— Ы-а… там! — негромко выдохнул он.

— Что, Медведь? — едва слышно окликнул его Гроб.

— Чую. — Звероподобный бандит издал низкое горловое рычание. — Эта… дичь!

— Ну, чего застряли? — Корыто уселся на верхний ствол, хрустнув сучком. Было темно, лунный свет иногда проникал сквозь тучи, но застревал в густой листве над головой.

— Тс-с! — Гроб потянул из кобуры пистолет. — Медведь почуял что-то.

Ругнувшись, Корыто потянул из-за спины автомат.

— Наверно, опять водяную крысу унюхал, — брюзгливо пробормотал он. — Знаю я его вкусы.

Медведь застыл на груде стволов, вглядываясь в темноту и принюхиваясь. Ноздри его подрагивали. Далеко справа в подлеске слабо светилась жарка. Медленно-медленно Медведь потянул из чехла на спине дробовик.

Змеёныш слишком глубоко ушёл в себя, ночью он не ждал нападения, впереди был непролазный бурелом, к тому же бандиты почти не излучали кровожадных эмоций — это были привычные к убийству люди, спокойно делающие свою работу. Немного фонил Корыто — но жаждой денег, а это не опасно.

Поэтому выстрел из дробовика прогремел в безлюдном лесу, как труба архангела Гавриила. Змеёныш повалился в мелкое болотце, посреди которого стоял, и пополз. Сверху загрохотали выстрелы — Гроб и Корыто стреляли туда же, куда и Медведь. По лицу тонкими струйками текла кровь, дробь ободрала правую щеку и висок, горело раненое плечо.

Выстрелы прекратились, и Змеёныш замер в затхлой воде. Над буреломом повисла мёртвая тишина. Он не шевелился, любое движение в воде — это плеск, его услышат; нападавшие также застыли. Беглец очень слабо чувствовал их, он не мог ни атаковать, ни уйти. «Узи» висел за спиной, если он попытается достать оружие, эти трое откроют огонь на звук.

Никогда раньше Змеёныш не убивал людей: став причиной смерти отряда Мазая, он решил оберегать жизнь других и с тех пор всегда следовал своему решению.

А теперь на него охотятся. Наверное, Слон натравил сталкеров. Змеёныш понял это недавно и стремился быстрее уйти в глубь Зоны — чтобы не пришлось отбиваться. Он всё ещё не хотел убивать.

Но сейчас на него накатило раздражение. Сначала Одноглазый, потом Кирза со Стопкой, теперь эти трое… Что потом — на него будут охотиться, как на зверя, устроят облаву? Не поднимая головы, Змеёныш осторожно завёл руку за спину, потянул «узи» — и целый дождь пуль обрушился вокруг.

Это были спецы, они примерно знали, где залёг беглец, и собирались убить его во что бы то ни стало. От них не отвяжешься так просто. Когда выстрелы смолкли — бандиты берегли патроны, — Змеёныш услышат шорох, скрип стволов, тихий треск… двое поползли, окружая его. Стоило ему шевельнуться — пули вспороли воду вокруг.

Он зажмурился, понимая, что иного выхода нет. Стараясь не терять ползущих людей и того, кто прикрывал их, Змеёныш потянулся сознанием к спящим кабанам.

А те двое почти выбрались из бурелома, ещё немного — и достигнут болотца, где он лежит. Змеёныша и бандитов разделяла теперь лишь поросль молодых осинок.

Стая на лёжке казалась отсюда горсткой тлеющих углей. Змеёныш коснулся сознания вожака, задел остальных, раздувая угли, ощутил, как недовольно заворочались мутанты. До того сквозь сон они слышали выстрелы, но — слишком далеко, чтобы вскочить. А теперь огоньки их сознаний налились алым свечением, кабаны стали подниматься, всхрапывали, не понимая, почему они проснулись, кто их побеспокоил, на кого направить гнев.

Слева, метрах в десяти, треснула ветка, почти одновременно справа чавкнула болотная жижа. Змеёныш мысленно дохнул на колеблющийся огонёк сознания вожака — и гнев того полыхнул, будто в костёр плеснули бензина.

Трое бандитов вскинули оружие, когда услышали впереди топот и треск ветвей. Разбуженные мутанты в ярости ломились сквозь лес, раздирая кусты, топча поваленные стволы. И бежали они сюда. Люди открыли огонь в четыре ствола — Корыто стрелял с обеих рук.

Змеёныш оказался между кабанами и наёмниками. Мутанты мчались к болоту, чтобы растоптать того, кто нарушил их покой. Змеёныш пополз с линии огня, вжимаясь в жижу, не забывая подхлёстывать ярость кабанов. И вдруг ощутил новые сигналы: услышав топот стаи, вокруг просыпались другие мутанты. Псевдоплоть, устроившаяся в корнях поваленного дерева… Небольшая стая псевдособак, спящих посреди полянки… Вскочив, они помчались следом не разбирая дороги, испугавшись, как при выбросе.

— Что такое?! — крикнул Корыто, выхватывая из кобуры пистолет. — Это гон, что ли?!

Гроб молча стрелял. Медведь, стоявший впереди, попятился, вдруг бросил дробовик, развернулся и побежал.

Его смяли первым. Змеёныш едва успел, выдрав ноги из чавкающей грязи, запрыгнуть на ближайшее дерево, когда волна мутантов вынеслась из чащи. Болотную жижу взбили десятки ног и лап — кабаны, псевдопсы, крысы, плоть живым тараном врезались в бурелом. Змеёныш разглядел огромного косматого человека, которого мутанты подмяли; забравшись повыше, прижался к стволу и обхватил его руками. Дерево содрогалось, шелестя кроной, на ветках трепетала листва.

— Врёшь, не возьмёшь!!! — орал вконец ошалевший Корыто, стреляя из пистолета и орудуя ножом. Огромный кабан сбил его мощным толчком в грудь, отбросил, Корыто ударился затылком о дерево, но не сдался — отшвырнув бесполезный пистолет, вонзил два ножа в брюхо и бок мутанта.

Гроб отбивался от повалившей его псевдоплоти. Он выпустил ей в грудь пять пуль, плоть навалилась на него, яростно хрипя, из разверстой пасти на лицо клочьями падала пена. Бандит извивался, пытаясь выбраться из-под мутанта, а псевдоплоть беспорядочно щёлкала клешнями, ничего уже не соображая. Гроб взвыл, когда мутант раскромсал ему плечо.

И тут же на грудь вскочил кабан. Хрустнули рёбра, бандит выгнулся, разинув рот в немом крике, — и умер через мгновение.

Корыту повезло меньше. Гон закончился, мутанты разбежались, кто-то ещё дёргался, застряв в буреломе. Змеёныш соскользнул с дерева и неслышно исчез в чаще. А Корыто всё хрипел, пытаясь подняться, кровь из разодранного лба заливала глаза, в ушах шумело.

— Выходи! — хрипел он и надсадно кашлял, плюясь красными брызгами. — Кто на меня, а?!

Его никто не трогал, никого не осталось возле осиновой рощицы, потревоженное болотце успокаивалось, рябь улеглась, жижа застыла. Тучи разошлись, выглянула луна, свет отразился в неподвижной глянцево-чёрной глади.

Корыто умирал долго. Клыки кабана распороли живот, когти псевдопса взрезали грудь — бандит валялся у болота, раскинув руки, тело уже холодело, а полные муки глаза ещё смотрели в светлеющее небо.