"Тревожный месяц май" - читать интересную книгу автора (Миксон Илья Львович)Глава шестая ТРОЕ СУТОК НАЗАДАнтон пробудился в точно назначенное время. Если бы он в школу так просыпался! Без звона будильника, без тормошения, без стягивания одеяла. Знал, что в это утро будить его некому. Мама в ночной смене. Отец спит: пришел домой во втором часу ночи, срочный объект сдают. Антон пробудился точно в назначенное себе время, в пять часов утра. Он бесшумно оделся, бесшумно выскользнул из квартиры — не зря тренировался! — никто и не шевельнулся. Дальше было совсем просто: на улицах ни души. Ночная смена еще работает, утренняя еще зубы не чистит. Всю экипировку — рюкзак, дополнительный паек в целлофановом мешочке — с вечера незаметно спрятали в надежном месте, среди битого кирпича на развалинах у Дома Советов. Ночью туда никто не заглянет, а на рассвете никого в тех местах не будет. Так и вышло: Антон, никем не замеченный, забрал рюкзак, мешочек и берегом двинулся навстречу неизвестности и бессмертию. Антон часто оглядывался. Для полнейшей надежности решил было часть пути прошлепать по воде, но сам же и отговорил себя: хоть всю дорогу не то что по щиколотку — в Волхове двигайся, лодкой плыви, а к тоннелю все равно по суше подходить! А тут, как по спецзаказу, и дождик посыпал. Слабенький, но все следы замоет. Он в последний раз поднял глаза к небу, к солнцу. Но все вокруг было как за кисейными занавесками. Антон глубоко вздохнул и решительно шагнул к маскировочному кусту. Хорошо, что нервы у Антона железные. Не вскрикнул даже. В черной дыре тоннеля, как птенцы в гнезде, сидели Алена и Ростик. Вот это настоящие друзья, пришли проводить! Настоящие друзья всегда провожают. В море, на войну, в последний путь… — Мы — с тобой, — непреклонным голосом сказала Алена. — Да, — мужественно подтвердил Ростик. Антона чуть слезы не прошибли от избытка благодарности и восхищения своими друзьями, но он, как только сумел строго, наотрез отказался: — Не могу рисковать вашими жизнями! — А мы тобой можем рисковать? Вот тебе и байбасник Ростик Арсланов! — Мы — с тобой, — еще более непреклонным голосом повторила Алена. Если она дважды сказала что-нибудь, уговаривать ее — пустое дело, все равно на своем настоит. — Но у нас же и продовольствия только на одного! — еще посопротивлялся Антон. Ему молча показали два школьных портфеля, разбухших от съестных припасов. В конце концов, не без внутренней радости, Антон сдался. Конечно же, втроем веселее, надежнее и, безусловно, быстрее. Втроем они и за сутки, а то и до вечера управятся! — Вперед! — отдал боевой приказ Антон. Операция «Ракета» вступила в важнейшую и решительную фазу. И не было больше ни времени, ни возможностей для передумывания, для отступления, как нет у солдат ни причины, ни права сползти с бруствера в спасительное укрытие окопа после сигнала «Вперед!». Они прошли в рост, потом — на четвереньках, потом — ползком. Рюкзак пришлось наполовину освободить: он не пролезал в нору. Как бы Антон в одиночку справился с этим? А так — трое, шесть рук, боевое подразделение. Успех всегда сопутствует смелым и решительным. Они не поработали лопатой и двух часов, как перед ними открылся, теперь уже окончательно, длинный, черный, но совершенно свободный подземный ход. Взрослые в таких случаях на радостях обнимаются и целуются. Про такое в книгах пишут, в кино, по телевизору показывают. Спортсмены забьют мяч, загонят шайбу и то целуются-обнимаются! Как должны радоваться ученики пятого класса, никто не знает. Кричать «ура», подбрасывать шапки и береты, вскакивать ногами на парты? Наверное, так. Но не под землей. Они опять уложили рюкзак и, выставив яркие фонарики, быстро пошли вперед и вперед. Очевидно, в боевой обстановке строго следили за чистотой и порядком в тоннеле. И сейчас ничего под ноги не попадалось. Так они прошли с полкилометра. Лучи фонарей вдруг растворились, не встретив на своем пути ни стен, ни кирпичного потолка. Ребята остановились, уткнулись друг другу в спины. — Спокойно, — сказал Антон и поднял фонарик кверху. Белый кружок заскользил по бетонным сводам подвала. — Ура! — шепотом выдохнул Ростик. — Победа, — сказала Алена. — Спокойно, — повторил Антон, но он, наверное, ликовал в душе сильнее, чем его друзья. Ведь это он задумал операцию «Ракета», он нашел вход в тоннель, он решил довести дело до победного конца даже с риском для жизни, он командовал боевым поиском. Наверное, поэтому он и сказал лишь — «Спокойно». Они оказались в просторном подвальном зале с несколькими толстыми бетонными колоннами. Ничего заслуживающего внимания тут не было. Несколько полусгнивших ящиков, какие-то истлевшие и потому не распознаваемые комки и мусорные кучки. И всюду махровая пыль. Широкий, тоже сводчатый, проем вел в другое помещение. Антон сразу же собрался туда идти, но Ростик честно признался, что хочет есть. По правде говоря, все проголодались, а признался Ростик. — Ладно, — уступил Антон, — объявляю малый привал для завтрака. Подкрепились бутербродами и горячим чаем из термоса. После нелегких трудов, волнений и сытного завтрака потянуло ко сну. Антон даже головой помотал, сонный дурман отогнать. — Вперед. Потом отоспимся. И они обследовали еще одно помещение, и еще одно. Там уже встречалось кое-что существенное: погнутый рожковый магазин от автомата, винтовочные обоймы без патронов и сами патроны россыпью, ремень с солдатской пряжкой изумрудного цвета. Антон потер ее о шершавую стенку, и сразу заблестели латунные риски. Но все это было не то, ради чего они пробились в подземелье войны. А усталость такой тяжестью наваливалась, — не выпрямиться, не шагнуть. Ложись — и только. Алене уступили спальный мешок, Антон и Ростик в обнимку улеглись на коротенькой куртке Алены. Одеяло захватить не догадались. Впрочем, в нем и особой нужды не было. Подремлют с полчасика, обыщут оставшиеся залы, найдут что надо — и домой. — Спите спокойно, — обнадежил друзей Антон. — Разбужу через сорок пять минут. — Часы надо было взять, — пожалел Ростик. — Будильник! — посмеялся Антон. — Не проспим! Я себе во сколько назначу, минута в минуту просыпаюсь. И он рассказал, как сегодня встал точно в пять. Оказалось, что Ростик и Алена тоже безо всякого будильника пробудились. Больше они ни о чем не говорили, уснули как убитые. Антон не обманул — первым очнулся. Правда, если бы у них были часы, знали бы, что подъем объявлен не через сорок пять минут, а через сто шестьдесят пять. Но это уже не столь важно. Главное, вновь набрались сил. В подземелье было так тихо, что рычажок фонарика щелкал, как пистолетный курок, а мягкие подошвы, казалось, скребли цементный пол. Когда вокруг шум и грохот, сам начинаешь кричать, в тишине невольно переходишь на шепот. Ребята переговаривались вполголоса. Первое время они перешептывались, потом Алена сказала громко: — Почему мы шепчем? — и сама втянула голову: такой гул пошел. Когда стихло многократное эхо, Антон ответил: — Ясно почему? А шептать, конечно, не обязательно. Давайте просто разговаривать. Как на уроках. И они заговорили обыкновенными голосами. — Интересно, в классе заметили, что нас нет? — спросила вдруг Алена. — Нашелся кто-нибудь, выдал, — пренебрежительно сказал Антон. Смешно думать о школе, когда ты в двух шагах от великой цели! — Люська Шибалова сегодня дежурит. — Люся болеет, — вставил Ростик и вздохнул: Шибалова оправдается, у нее справка от врача будет, а что он скажет в школе, дома? Прощай мечта, поездка в Баку лопнула. Слово у отца — железно! — Меня, наверное, уже ищут… — взгрустнула Алена. Антон тоже в этот момент подумал о доме и родителях, но мельком, не до сантиментов сейчас. — Чего нюни распустили? Кто хочет, может возвращаться, никто не держит, путь открыт! «Ыт! Ыт! Ыт» — насмешливо повторило эхо. — Вперед, — сказал Ростик. Обвал произошел неожиданно и до обидного буднично. Не было ни вулканического грохота, ни землетрясения. Просто они вдруг услышали глухой шум. Длился он две или три секунды, и опять уши сдавила тишина, не слыханная ими ни разу в жизни. Антон не придал странным звукам никакого значения. Прошумело — и ладно. Даже зная, что их завалило, погребло заживо, он не смог бы представить, что никогда не выберется наверх. Ни сегодня, ни завтра, ни во веки веков… Трудно вообразить мир без себя. Ростик как-то вычитал из взрослой книжки вроде бы совсем понятные, но непостигнутые им слова: «Не смерть — небытие страшит». Он и сейчас не испугался, забеспокоился только: «Что за шум?» Алена же, такая храбрая наверху, явно струсила. — Что это? — опять перейдя на шепот, спросила она. — Ерунда, — отмахнулся Антон, — песок сыпанулся. Посвети-ка туда. Алена направила луч фонарика в дальний угол. Рука тряслась, и желтое пятно света приплясывало. Под сломанной крышкой (пальцы вдавились в прогнившее дерево, словно в губчатый паролон) лежала кобура, вспухшая от многослойной плесени и оттого еще более необычных размеров. В такой кобуре могла поместиться ручная пушка, если такие бывают. Антон сразу смекнул, что это. — Ракетница! — крикнул он в восторге и схватил ко буру. Брезентовая обшивка расползлась, но сигнальный пистолет был целехонек. Владелец успел перед смертью или ранением вычистить и смазать оружие на совесть. Даже воронение не везде облезло. — Значит, и все остальное здесь! Предположение Антона никак не вытекало из находки сигнального пистолета, но сам факт был выдающимся. Ростик и про море забыл. — Дай посмотреть! И у Алены страхи прошли. Фонарик светил ровно и неподвижно, как настольная лампа. — Смотрите, смотрите, иероглифы! — Ростик показывал на глубокие резные знаки на эбонитовой рукоятке. — Какие еще иероглифы! — фыркнул Антон. Вечно этот Ростик умничает. — Дай-ка сюда. Когда Антон тщательно вытер пистолет, все сразу увидели, что никакие не иероглифы, а русские буквы «О» и «X». — «ОХ»! — прочитала Алена. — «О» и «X», — поправил Ростик. — Инициалы. «О» — первая буква имени, а «X» — фамилии. — Так это же… — У Антона даже дыхание перехватило. — Это же ракетница самого Халитова! Папкиного ординарца! Ораз Халитов, Халитов О. С., последняя строка в мраморном списке братской могилы. Отец не один раз вспоминал, что Ораз Халитов везде и всюду инициалы свои вырезал. — Как в аптеке, — сказал Антон. Слова его совсем не вязались с дрогнувшим голосом. Просто он хотел выразить мысль: все точно, все сошлось. Ребята торжественно помолчали. А потом сразу заговорили, возбужденные и счастливые безмерно. Все сходилось, заветный блиндаж найден, цель — вот она, у ног. Тут где-то лежит целлулоидный планшет с важнейшим документом — картой вражеских минных полей. Тут! Три луча и шесть рук лихорадочно зашарили по захламленному и пыльному цементному полу. Обнаружились и другие реликвии: лампа из сплющенной артиллерийской гильзы, сдавленная алюминиевая кружка, россыпь патронов, лопатка, проржавленная до дыр, киркомотыга без черенка. И еще какие-то вещи, ставшие непригодными и неузнаваемыми. Время сделало свое дело. Даже стальную солдатскую каску не пощадило: внутренний ободок и ремень превратились в труху, вместо защитной окраски — шелушащаяся короста. — Может, и планшет сгнил? — выразил общую тревогу Ростик. — Ерунда, — не очень уверенно, но резко отверг капитуляцию Антон. — Хоть что-то осталось бы, — поддержала Алена. — Искать! — отдал приказ Антон. И поиск продолжался, но, к сожалению, так же безрезультатно. Все, кажется, перерыли и перещупали. Пластмассовую звездчатую пуговицу нашли, обломок напильника — кресало от фронтовой зажигалки, латунный поддон сигнального патрона. Видимо, Ораз Халитов здесь, в блиндаже, выбил бумажно-металлическую гильзу из широкого ствола ракетницы. Какой в последний раз в жизни подал он сигнал? К атаке? Вызвал огонь артиллерии? Указывал пехоте проход в минном поле? — Это тоже в музей сдадим, — сказал Антон и спрятал поддон в карман. Говорил он придыхая. Отчего-то трудновато дышать стало. И очень тепло сделалось. С облупленного носа капал пот. Воздух вроде погустел, темнота сплотилась. Белые ока фонариков пожелтели, Аленин и вовсе скис, весь свет — оранжевый червячок спиральки. — Сколько мы уже тут? — с тревогой спросил Ростик. — Уже ночь, наверное. — «Ночь»… — вяло передразнил Антон. — Думаешь, если здесь темно, так и на улице ночь? — Там сейчас белая ночь, — с грустью вспомнила Алена. И всем, Антону тоже, неудержимо захотелось увидеть белое небо, белую реку, белый город. — Ладно, — сказал Антон, — на сегодня хватит. И это бы унести. Про самое главное они забыли. Или сделали вид, что забыли. Документы ведь еще не нашли! Но так угнетающе было в черном подземелье, что всем неудержимо захотелось немедленно выбраться на воздух и солнце. Они собрали дорогие трофеи и двинулись на выход. Идти пришлось недолго. Стена из кирпича и земли преградила путь. В первое мгновение подумалось, что заблудились, сбились с дороги, но дорога-то была одна-единственная! И теперь ее не стало, единственной дороги обратно. Больше всех в этот раз перепугался Антон. Вот что значил тот странный шум! Завалены. Отрезаны. Погребены. Тоннель сплющился почти в самом начале, и неизвестно, на сколько: на метр, два, десять, до самого конца? Тут и солдатам не сразу откопаться, а им… Даже лопаты нет, только киркомотыга без черенка. Но и это — орудие! — Без паники! — как можно решительнее сказал Антон. Сам по себе, в душе он мог паниковать и трусить сколько угодно, даже нос от сумасшедшего страха в кровь изодрать. Но для Алены и Ростика он был командиром. Командир не имеет права выказывать личные тревоги и панические настроения. Кто же, кроме него, поведет людей вперед? В атаку, на штурм, на свободу! Алена громко всхлипнула, будто икнула. — Без паники! — прикрикнул Антон. — Воды выпей. — Во-ы нет! — икая, отозвалась Алена. — Только ки-ы-пяток в термосе-ы! — Воздух задержи. Будет тебе скоро вода. — Скоро? — с надеждой переспросила Алена. — Конечно! — совсем уже твердым голосом заверил Антон. И окончательно избавился от липкого, разоружающего страха, доводящего человека до безумия паники или черного предательства. Не всякий страх порождает трусость. Только страх за самого себя. Прежде всего надо было оценить реальную обстановку, взвесить возможное и невозможное, определить свои силы, составить план действий — и действовать. — А ну копни, — приказал Антон Ростику. Тот нес киркомотыгу. — И фонарь выключи. Экономить надо. Алена тоже щелкнула рычажком, хотя гасить уже нечего было, батарейка отслужила свой рабочий век. Антон вспомнил о свечах. Все-таки Ростик не такой безмозглый, сам сообразил купить. — Зажечь свечу. Алена мгновенно выполнила распоряжение. Фитилек постепенно разгорелся, вырос, пламя стояло вертикально. Ростик бил киркомотыгой и все оглядывался па свечу. — Чего ты вертишься? — спросил Антон. Ростик отложил кирку. — Безнадежно, — сказал он. — Наглухо завалило. Видишь: огонь даже не шевелится. Значит, и щелочки нет. — Щелочки! — передразнил Антон, но в глубине души позавидовал Ростиковой способности анализировать и логически мыслить. Прямо-таки Шерлок Холмс! А воду запасти в фляжках не дотумкал. — Щелочки! Стукнул пять раз киркой и сразу сквозняка хочешь? Он отстранил Ростика и сам начал долбить. Работа была нелегкой, но самое плохое — невольно оглядываешься на свечу. Не шелохнется, проклятая! Закоптила уже, а все сусликом торчит. От поверхностного слоя взлетала пыль и не садилась. Все начали кашлять. Вдруг пламя завиляло. Алена обрадовалась, но тотчас поняла: то Ростик пыль от лица отмахивает. — Потерпеть не можешь, — укорила она Ростика. — Передохнем, подумать надо, — в несколько приемов высказал Антон и, тяжело дыша, привалился спиной к холодной стене. Алена присела на корточки, — но внизу совсем дышать нечем было. — Пойдемте туда, — предложила она, — там больше воздуха. В бывшем блиндаже отца стояла та же затхлость и пыли не намного меньше: всю ведь с места взметнули. Уселись на цементный пол. Зажгли свечу. Идти с ней плохо: гаснет и свет слишком рассеянный. А на одном месте — лучше карманного фонаря. Они увидело это одновременно и одновременно вскрикнули. Огонь погас, но они увидели это. Алена заволновалась, три спички извела. Наконец вспыхнуло волшебное пламя. Ребята из предосторожности прикрыли ладонями рты. Трехцветный огонек наклонился, почти лег и плоской стрелой направился к обрушенному углу. — Там! — опять в один голос закричали все трое, и опять свеча погасла. Антон включил фонарик и бросился к завалу. — Кирку! Ростик со своим фонариком отправился за инструментом. Странно, но грунт у завала повлажнел. И кирка снизу мокрой стала. Рассуждать об этом некогда было, Ростик поспешил назад, к друзьям. Свеча зажглась в третий раз, и в третий раз пламя, как стрелка флюгера, повернулось по ветру. Никакого ветра здесь, конечно, не было, но воздух двигался. Значит, был у него выход куда-то! Антон с ожесточением отшвыривал обломки кирпича и цемента, смешанного с землей. Ростик с не меньшей энергией заухал киркой. Хватило их ненадолго. — Стоп, — хрипло сказал Антон. — Так не пойдет. И мешаем друг другу. Теперь долбили посменно. Один работал, другой отдыхал. Включилась и Алена. Мускулы у нее — не у каждого такие! Растаскали осыпь завала, углубились не меньше чем на целый метр, но никакого выхода не наметилось. И свеча поднимала свою огненную голову все выше и выше. Пламя стояло под углом, а не лежало горизонтально. И это, и густая пыль, почти не пробиваемая двумя фонарями и свечой, и усталость действовали угнетающе. Но ребята не пали духом. — Очень даже объяснимо, — сказал Ростик. Лицо его стало похожим на африканское. Алена с Антоном — не белее. — Проход есть, мы его сейчас забили немного. В голове у Алены гудело, она не очень поняла рассуждения Ростика, только неважно это. Главное — проход есть, существует. Фонарик Антона еле светился: совсем ослабела батарейка и пыль — густым облаком. Самому дышать нечем, словно засадили в мешок из-под цемента и завязали узлом. …Фонарик Антона угас. Ростику приказано свой беречь, хранить на самый крайний случай. …Все перемешалось, сдвинулось, раздробилось, застревало в памяти осколками. …В пыльной гуще, как в мутной воде. …Пламя опять чуть полозке, но свеча от этого тает прямо на глазах. …Киркомотыга потяжелела до невозможности — сто килограммов, не меньше. …Чувствуешь себя уже не в пыльном мешке, а в мешке с пылью. Рот, нос — все забито, заткнуто. …Пламя не светит, лишь показывает, как светящаяся компасная стрелка в темноте. …Кирка весит тонну. …Ростик ощупью принял кирку и, будто штыком, двумя руками ткнул из последних сил в черноту. Ткнул и не удержался на коленях, словно размахнулся вовсю — и мимо. Последняя, тонкая перегородка рухнула. Ростик вместе с киркой, земляным хламом, со всеми остатками добитой преграды упал вперед. Ноги — в бетонированной гробнице, живот — на обломках, а голова, руки — на свободе. На свободе! — Доконали! Ура! — закричал Антон. И Алена кричала «ура», тщетно пытаясь зажечь новую свечу. Наконец она загорелась, и все стало видно. Большую часть пыли вынесло из блиндажа. Сразу сделалось светлее, появилась возможность дышать. Ростик перелез через завал и попросил свечку. Фонарик потерялся — засыпало, наверное. Сейчас это не имело никакого значения. Путь открыт! Так им всем казалось. На самом деле, когда перебрались в следующее помещение и осмотрелись внимательно и почти спокойно, выяснилось, что они перешли из одного склепа в другой, правда более чистый и просторный, но сырой. На облупленных стенах, одна под другой, темная кайма. Верхняя — совсем черная. Вода была здесь долго, затем, очень медленно, уровень ее снижался, а метров с двух вода ушла быстро, за один раз. Ниже двухметровой высоты не было ни одной ватерлинии, только под ногами блестели в выбоинах лужицы и кисло несло стоялой водой. — Не может быть, не может быть… — вслух, но не сознавая этого, бормотал Антон, обыскивая мокрые углы. И Ростик, и Алена искали путь к спасению. Тщетно. Позади — ход обратно, в никуда, справа и слева — осклизлые монолиты стен, над головою железобетонное перекрытие с махровой плесенью, впереди наклонная, полушатром, плита в трещинах, со скрюченными пальцами торчащей стальной арматуры. С такой плитой и на поверхности никто уже тридцать лет справиться не в силах. Свеча горела спокойно, равнодушно, смиренно. — Не может быть, не может быть… — бормотал Антон и чувствовал: слабеет его командирская воля, тает надежда, опять через все поры вползает страх. И подгибаются колени, ватно обвисают руки, щиплет, уже не от пыли, глаза. — Пушка, — безрадостно сообщила Алена. — Две даже… Три. Куда им сейчас, в их безвыходности, в отчаянном и безнадежном положении, пушки? Их самих, наверное, никогда уже не откопают. Не только пионеры-следопыты, но и археологи… Антон и смотреть не пошел, с места не сдвинулся. — Это трубы, — раздался голос Ростика. — Канализация? — безучастно спросил Антон. Просто так, машинально, а в голове Ростика будто щелкнуло что-то и заработало вовсю. — Это канализация! — громче, но боясь еще чересчур обнадежиться, Повторил за Антоном Ростик. — По ней вода и ушла! — Так это же… — Антон воспрянул духом, кинулся к найденным Аленой трубам. Их было не три, а четыре, все обломанные. Нет, закраины гладкие, ровные и утолщенные, на самом деле схожие на ощупь с пушечными дулами. Ростик, пыхтя, раскачивал самую толстую трубу-ствол. — Они должны быть составными, — сдавленным от натуги голосом прокряхтел он. — Ага, — подтвердил Антон, тоже вцепившись обеими руками в другую трубу. Она подалась сразу и легко вытянулась. А Ростикова застряла, но ее удалось убрать, не к себе, а туда. И это было еще лучшим признаком. С последней, самой тонкой, так ничего не сделали, но это уже не играло роли. Вырез в стене был достаточным, чтобы пролезть в него, как в форточку. Свечное пламя вовсю тянулось к лазу, на волю. — Первым пойду я, — сказал Антон. — За мной — Ростик, потом — Ален. — Не хочу последней, — жалобным голоском протянула Алена и придвинулась ближе к выходу. Вот и связывайся с девчонками! Рано или поздно, но девчоночья натура все равно проявится. В другое время и в другом месте Антон высказал бы все, что думает о девчонках, но сейчас… И надо честно отдать Алене должное: она, не кто-нибудь, нашла эти ниспосланные чудом трубы. Нашла, когда Антон чуть совсем не запаниковал. — Первой сбайпасить хочешь? — все же не удержался от колкости Антон. Но колкость обернулась шуткой, остроумной и такой необходимой здесь. Алена и Ростик засмеялись. Впервые за несколько часов или суток. Они совершенно утратили чувство времени. И смеялись, будто и торопиться некуда. Смеялись не только потому, что Антон удачно сострил: новый трубный ход, как байпас в нефтепроводе, был выходом из тупика, обходом препятствия. Смеялись потому, что напряженные нервы, пережитые и еще не прожитые тревоги и страх требовали разрядки, послабления, хотя бы маленькой передышки. Они смеялись долго, значительно дольше, чем того заслуживала шутка. — Ладно, — первым утихомирился Антон. — Сперва пойдешь ты, Ален. Как ни почетно стать ведущим, но это гораздо труднее, чем быть замыкающим. — Я — второй, — отказалась от лидерства Алена. — Вам не угодишь, — опять чуть не рассердился Антон и пополз в неведомое. Следующее помещение, наверное, было очень большим: голос опять зазвучал неестественно громко, набатом загудел. И было жутко стоять в полном одиночестве в кромешной и гнилостной черноте неизвестно где. Из лаза, через который проник Антон, не пробивалось ни лучика. — Как там? — донеслось снизу. Антон наклонился и прокричал: — Давай, Ален! И свечку возьми! — А трофеи? — спросил Ростик. В самом деле, что делать с трофеями? Может быть, оставить пока, не тащить за собой? Если… Нет, они, конечно же, выберутся, непременно выберутся. Тогда можно будет запросто даже возвратиться знакомым путем за драгоценными реликвиями. Вот с ракетницей, с ней, заветной и завещанной, расставаться боязно. Вдруг пропадет? Завалит или другое что случится. Или проныра Барбос… — Ракетницу взять. — Хорошо, — отозвался Ростик, и зашуршало, засопело: Алена полезла. Пока разжигали огонь, переполз и Ростик. Новое помещение было похоже на заброшенный храм или возвращенный морем дворец. Возможно, дворец легендарной Атлантиды. Высота — потолка не видно и стен, кроме ближней. И — столбы, столбы, как колонны. Пламя свечи никуда не показывало, двинулись наугад. — Дышится легче, — выразила общее самочувствие Алена. Воздух здесь застоявшийся, слякотный, но его много, больше, чем в тех, заполненных пылью глухих боксах. Антон до рези в глазах вглядывался вперед. «Дворец Атлантиды» — Ростик его назвал — представлялся безразмерным. Но, увы, под землей, как и на земле, все ограниченно и конечно. По недавнему счастливому опыту начали искать выход из дворца Атлантиды понизу. И здесь, как и по соседству, очень долго стояла вода. Естественно, сообщающиеся сосуды — помещения соединялись чугунными трубами. И здесь стены опоясаны темными осадками уровней, и здесь в трещинах и выбоинах зеркальные лужи. Одна оказалась не просто лужей. — Ой! — вскрикнул Ростик. Он поскользнулся и вступил в широкую, овальную лужу. Нога провалилась по щиколотку. Возможно, там было еще глубже, но Ростик упал на спину и нога выдернулась. Нейлоновая куртка непромокаема, а брюки из водонепроницаемой синтетики не шьют. Ростик промок с ног до живота. Его затрясло от холода. — Т-т-там к-к-ко… — Колодец, — догадался Антон. Ростик часто и мелко закивал. Весь инструмент остался сзади, да и что толку замерять глубину колодца. Ну колодец, водосбросный, нижний ведь, донный… Донный… На дне… Со дна! — Это… Это не простой колодец. Это ход, выход к Волхову! Он и сам был потрясен своим научным открытием. Тридцатилетняя неустанная работа свободолюбивой узницы воды, подземные водоносные слои, вешние потоки, наконец, взрывы саперных зарядов и трофейных боеприпасов вблизи — все это постепенно раскачало громадную пробку, образовавшуюся от бомбового удара. И вот наступил момент, когда вода вытолкнула многотонную затычку и ринулась в Волхов, бурным, ликующим фонтаном воссоединилась с родной стихией. Это произошло на глазах ученика 5-го «Б» класса Антона Градова. Он стоял тогда на высоком берегу и… Нет, колодец — не выход к солнцу. Ни водолазного скафандра, ни акваланга даже… — М-м-маску с т-т-труб-б-б-кой хотя бы-бы-бы-б, — забубнил Ростик. Совсем закоченел, не простыл бы! — Снимай штаны, — скомандовал Антон. Ростик остолбенел и перестал трястись. — Я отвернусь, — сказала Алена. Пока мальчики выкручивали одежду, Алена внимательно глядела на стены, потолок. Когда свеча высоко над головой, в вытянутой руке, потолок просматривается. — Ребята… Ребята! — Ребята! — выкрикнула Алена, показывая свечой вправо и вверх. У потолка зияла черная дыра, щербатый пролом в стене. Не очень большой, но пролезть можно. Куда только?… — Я пойду, — сказал Ростик. Кто бы еще вчера, или позавчера, или… В общем, кто бы еще недавно подумал, что Ростик Арсланов такой отчаянный! Антон-то знал, что он настоящий парень! — Я пойду, — сказал Ростик. И пошел. Антон с Аленой переволновались, пока Ростик не прокричал им, что и как там. А там был такой же храм с колоннами, но совершенно сухой — ни лужицы. И не пыльный. Воздух, как дома после мойки полов. Антон живо подсадил Алену, на другой стороне ее принял Ростик. — Теперь ты! — позвал он. — Иду! — ответил возбужденным голосом Антон, да не так-то просто оказалось без плеча и руки друга перебраться в сухой храм. Очень уж высоко от пола черный пролом, и края острые, и силы не те. Попробовали связать поясные ремни. Коротко. А веревка вместе с рюкзаком где-то позади осталась… — Поищите чего-нибудь там! В храме оказались ящики с железными коробками. Ростик мигом опорожнил три ящика и перебросил их Антону. Дальше — привычное дело. Через минуту-две ребята были опять вместе. — Вперед, вперед, — заторопил Антон. Они ни на что не обращали внимания. Что-то попадалось под ноги; по обе стороны, за колоннами, — ящики штабелями. Они не отвлекались, не останавливались, спешили на волю. И опять — стена. Но пламя свечи вновь обрело волшебную силу: огненный палец указывал налево, затем направо. Антон шел впереди, держа свечу, как факел. Горячий стеарин жег пальцы, но Антон не чувствовал боли. Он был командиром и вел за собой боевой отряд. Ничего, что в отряде всего двое. Но какие люди! Алена и Ростик шли за своим вожаком вплотную, в затылок ему дышали. Ростик передвигался как завороженный. Глядел только на огонь. И ни о чем не думал. Ни о чем и ни о ком. Алена тоже смотрела на огонь — на огонь и вихрастую голову с тонкой шеей. Почему-то очень хотелось притронуться пальцами к этой шее с ложбинкой и сказать Антону что-нибудь хорошее, приятное. Сказать, что он очень похож в эту минуту на легендарного Данко. Антон внезапно остановился, и Алена уткнулась ему в спину. — Ты чего? — недовольно вскрикнула Алена. — Иди. — Пришли, — упавшим голосом отозвался Антон и медленно, не загасить бы, покрутил коротким огарком. — Все, — прошептал Ростик, в изнеможении опускаясь на пол. — Ничего не все, — возразил Антон и почти тем же безнадежным голосом: — Ничего не все. В третий раз сказать «ничего не все» Антон уже не смог. Алена расплакалась, за ней — Ростик, сдали и железные нервы командира. Все… |
||
|