"О декларации митрополита Сергия о признании им Советской власти" - читать интересную книгу автора (Нилус Сергей Александрович)

Нилус С. О декларации митрополита Сергия

10 сентября сего года исполняется 135 лет со дня рождения Сергея Александровича Нилуса.

Время все расставляет на свои места.

Год от года растет число почитателей Сергея Александровича Нилуса, духовного писателя, верного ученика последних Оптинских старцев. Теперь, когда предсказанное в книгах Нилуса сбылось, невозможно не изумляться силе его предвидения, а тогда книги его были поистине гласом вопиющего в пустыне, о чем свидетельствует титульный лист одной из них: «Близ есть при дверех» (о том, чему не желают верить и что так близко)». «Может, это когда-нибудь и будет, – говорил Нилусу даже один оптинский монах, – но пока у нас еще незаметно никаких признаков того, о чем вы говорите…» – а до Российской катастрофы оставалось несколько лет…

«Православные! Вы, седмь тысяч не подклонивших своих колен Ваалу, вы миллионы, молитвы которых еще окутывают дымом кадильным землю Русскую, из боговдохновенных речей святых Угодников наших знайте, откуда идет антихрист, и кто еще держит его связанным, – знайте, что в тот день, в который совершится взятие от Среды предержащей власти Самодержавного Царя нашего, ограниченного какими бы то ни было выборами из народа, – отступит от вас благодать Божия, и поклонитесь вы уже не Православному Государю, а «зверю из бездны!» – предупреждал Нилус.

Нилус был одним из немногих умов, внимавших знамениям неотвратимого «начала конца». Исполнены жгучей скорби его слова о том, как тяжко все видеть и понимать, но не быть в состоянии что-либо сделать… И если такую скорбь испытывал он, только заглядывая за роковую черту, за которою все мы теперь находимся и живем, подобно изгнанным из рая Адаму и Еве, то что довелось испытать, за этой чертой оказавшись и прожив еще почти двенадцать лет, – ему, вкусившему рая, в отличие от нас, никогда этого рая не знавших…

Что переживал этот человек, воочию зря исполнение своих самых скорбных ожиданий? А как он поступал, оказавшись за страшною чертою революции?. Все ли знают, что он умер, как и жил, бесстрашным исповедником Истины Христовой, верным сыном гонимой Православной Церкви, не только сохраняя всю ту же удивительную, провидческую ясность ума, но и преумножив ее и придя в меру возраста Христова. В пору, когда многие иерархи Российской Церкви теряли путеводную нить, суждения Нилуса поражают своей зрелостью и остротой реакции на события, коих был он очевидцем… Прислушаемся к его драгоценному для нас предсмертному свидетельству, неоценимо важному именно в наши дни, когда особенно нуждаются вконец замороченные ложью люди в ясном голосе Свидетелей Истины.

Публикуемое ниже письмо приводится с небольшими сокращениями. Оно написано Нилусом меньше чем за год до смерти и адресовано зятю священника Василия Арсеньевича Смирнова, в семье которого Нилусу суждено было найти последний приют и окончить свою жизнь.

«Так веруем. Так исповедуем.» – пишет Нилус.

Чернигов, 9 (- 11) февраля 1928 г.

Драгоценный мой Лев Александрович!

Давно не умилялся я так, как был умилен сегодня от чтения Вашего письма. В 28-то лет, да еще в наше-то лукавое и пребеззаконное время и сохранить так свою душу. Как Господь помог сохранить ее Вам – как же тут было не умилиться?! Исполать Вам, родной мой, и слава и честь родителям Вашим, наипаче же Господу Богу, соблюдшему Вас седмитысящным в среде неподклонивших выи свои Ваалу! Радуюсь и паки реку – радуюсь и благодарю Создателя моего и Вашего, что хоть и на дванадесятом часе моей жизни я встретился с Вашей душой, но все же на ее примере я лишний раз убедился, что как ни мало стадо Христово, но не одолеть его и самым вратам адовым. От всего сердца обнимаю и целую Вас, жемчужинка Божия драгоценная! Храни Вас и соблюди от всякого зла и навета вражьего Господь и Матерь Божия!

По любви и вере Вашей Господу угодно, чтобы письмо мое это шло к Вам не почтой, а с оказией и потому, с Божьей помощью, надеюсь дать им на все Ваши вопросы исчерпывающие их ответы. Начну с важнейшего – с Сергиевской смуты.

В письме своем Вы пишете, что, почитая всякую законную власть и церковное единство и не видя в действиях м. Сергия ничего противоканонического, Вы молитесь о нем и о теперешнем Синоде, равно и за всех правящих иерархов Российския Церкви. Но скажите мне: Кайафа и Анна каноничны были, или нет, с точки зрения ветхозаветного формального правоверия, когда осудили Господа на распятие? А Иуда не был ли единым от двунадесяти? Однако, первые христиане не решились бы молиться о них, как о ПРАВО ПРАВЯЩИХ СЛОВО ИСТИНЫ. Таково в глазах моих (да и не одних моих) деяние м. Сергия и иже с ним от 16(29) июля 1929 года. Деяние это, по бесовски меткому выражению советского официоза, «Известий», есть попытка «построить крест так, чтобы рабочему померещился в нем молот, а крестьянину – серп.» Иными словами: заменить крест советской печатью – печатью «зверя» (Апок. XIII, 16).

Вот что по этому, всякого плача достойному поводу, размышляли мы, нехотящие подклонить выи свои Ваалу и «зверю, рана которого исцелела». «Уста священника должны хранить ведение, и закона ищут от уст его, потому что он вестник Господа Саваофа. Но вы уклонились от пути сего, для многих послужили соблазном в законе, разрушили завет Левия, говорит Господь Саваоф. За то [и] Я сделаю вас презренными и униженными пред всем народом, так как вы не соблюдаете путей Моих, лицеприятствуете в делах закона» (Малах. II, 7-9). Эти слова пророка Божия пришли нам на память после прочтения воззвания от 16 (29) июля 27 г. М. Сергия и организованного им Врем[енного] Свящ[енного] Патр[иаршего] Синода. Восстали они как обличение того пути, на который так решительно и безоглядно стали они в этом своем «Обращении». Может ли Церковь, которая есть «столп и утверждение истины», может ли она и ее иерархия, при каких угодно случаях и для каких угодно целей становиться на путь лжи и человекоугодничёства? Нет, ибо это безусловно воспрещается Словом Божиим (Деян. IV, 19; Иезек. III, 18) Все, что говорится от лица Церкви, должно дышать истиной Христовой, исходить из нее, быть сообразно с ней; и всякое отклонение от истины, какими бы соображениями оно ни оправдывалось, является оплеванием пречистого лика Христова, и для Церкви, в конечном итоге, оказывается всегда позорным и вредным. Позорно и вредно ей и то дело, которое начато м. Сергием, позорно и вредно потому, что в нем нет истины, а все оно полно лжи, соображений и расчетов человеческих.

После Октябрьского переворота Русская Церковь оказалась перед лицом государственной власти не только безрелигиозной, но ярко антихристианской, в существе своем отрицавшей христианство и Христу противоположно-враждебной, а потому фатально обреченной на борьбу с Ним. Церковь стоит поперек дороги коммунизму в самых главных основных пунктах. Она является отрицанием коммунизма в области материалистической философии, его категорических концепций и практических средств его осуществления. Противоположность эта равняется противоположности между «да» и «нет», между утверждением и отрицанием, и поэтому враждебные действия государственной власти против Церкви были неизбежны. Однако, власть не находила до сих пор в себе достаточной силы открыто начать бороться с Церковью, как таковой, – она делала это под видом борьбы с политической контрреволюцией церковной иерархии и церковных организаций. Но если явления политической контрреволюции и имели место в словах и деяниях отдельных немногих личностей церковной иерархии, то они, во-первых, были весьма немногочисленны и, во-вторых, быстро прекратились. Кроме того, несомненно, что если бы этих явлений и совершенно не было, то все-таки враждебные действия Соввласти по отношению к Церкви проявились бы обязательно, как вытекающие из гораздо более глубоких причин (Вы их из моей книги знаете), чем случайное поведение тех или иных личностей, и, значит, объяснять отношения между Церковью и властью лишь только настроением отдельных иерархов ни в коем случае невозможно. Когда таким образом поступает власть, то это еще понятно, но, когда то же исходит от церковного деятеля, когда и он напряженные отношения между властью и Церковью стремится объяснить только, как следствие контрреволюционных политических настроений церковных кругов, – такому поведению трудно найти имя, до сих пор такими инсинуациями занимались «обновленцы» и прочие предатели и враги Церкви Христовой. И мы и за себя лично, и от лица всей Церкви, с негодованием отвергаем все такие обвинения как ложь и клевету.

Но теперь к этому хору лжесвидетелей присоединился и заместитель Патриаршего Местоблюстителя со своим «Врем[енным] Патр[иаршим] Свящ[енным] Синодом.» Объясняя, почему Православная Церковь в России до сих пор гонима, они пишут: «Мешать нам может лишь то, что мешало и в первые годы Советской власти устроению церковной жизни на началах лояльности – это недостаточность сознания всей серьезности совершившегося в нашей стране. Утверждение Соввласти многим представлялось каким-то недоразумением, случайным и потому недолговечным».

В другом месте недоверие Правительства к Церкви м. Сергий называет «естественным и «справедливым», т.е. вину за него возлагает всецело на Церковь, а не на правительство. Таким образом, убиение сонма священно– и церковно-служителей, разгром церковных организаций, тюрьмы и ссылки весьма многих епископов, отнятие храмов и всякого церковного имущества, – беззаконные даже и с точки зрения нынешних законов, – по мнению м. Сергия, имеют причину только в том, что Церковь со дня на день ждала краха Советской власти, противясь в чем-то этой власти, что, поэтому, правы были не мы, а «живисты-обновленцы», сразу «оценившие конъюнктуру» и поспешившие еще пять лет назад сделать то, что теперь с таким опозданием сделал м. Сергий.

Неизвестно, какими побуждениями высказаны м. Сергием все эти невероятные в устах православного иерарха утверждения, но для всякого православного христианина ясно, что в этих утверждениях нет истины, что это опасная клевета на Церковь, на ее епископов, и, что в действительности, враждебное отношение соввласти к Православной Церкви не было «естественным» и «справедливым», как то пытается утверждать м. Сергий.

Одна неправда влечет за собой другую. Мы показали, как несправедливо обвиняет м. Сергий православных епископов в контрреволюционном политиканстве, становясь, таким образом, единомышленником обновленцев и других врагов Церкви. И вот, зная, что эти его выступления вызовут справедливое возмущение и сопротивление истинно верующих, М. Сергий, с целью защитить себя, снова говорит неправду. Эта новая неправда состоит в том, что м. Сергий старается заранее опорочить перед правительством и перед народом тех, кто по совести не сможет присоединиться к неправедным деяниям его и Синода. Этим несогласным с ним он снова навязывает политическую контрреволюционность, говоря будто все, кто не поддерживает его в новом начинании, думают, что «нельзя порвать с прежним режимом и даже с монархией, не порывая с Православием», м. Сергий знает, что опасно в настоящее время даже самое легкое подозрение в контрреволюционности, и, тем не менее, не боится эту опасность навлекать на служителей и рядовых членов Церкви, на своих братьев и детей, обвиняя их в контрреволюционности, и за что же? За то, что они не в состоянии по совести признать, что «радости и успехи Советского Союза – наши радости и успехи, а неудачи – наши неудачи». Что «всякий удар, направленный в Союз, сознается нами, как удар, направленный в нас». Разве христиане, которые не всякую радость безбожного, воинствующего против всякой религии, коммунизма, могут счесть своей радостью и не всякий успех – своим успехом, тем самым политические враги советской власти? Да и можно ли требовать от верующего христианина такого отождествления в жизненных оценках с безбожным коммунизмом, какого требует м. Сергий? Пусть м. Сергий не укрывается за казуистические различения Советского Союза и коммунизма: это исключается многочисленными заявлениями членов правительства, вроде сделанного Бухариным, заявившим, что «наша партия неотделима от СССР» («Известия», 18/VII 27 г., № 187/ 3121). И так оно, конечно, и есть. Поэтому всецело на совести м. Сергия и грех несправедливого и напрасного обвинения своих братьев в тяжких политических преступлениях и грех унизительной чудовищной лжи и пресмыкательства пред сильными мира сего, совершаемые им от лица Святой Церкви, вопреки прямому запрещению Апостола «сообразоваться с веком сим» (Римл. XII, 2).

Что же понудило м. Сергия к такому греху против Церкви Русской? Очевидно, желание этим путем добиться легального существования церковных организаций, вопреки примеру Господа, решительно отвергшего путь сделок с совестью ради получения возможности иметь поддержку в силах мира сего (Мф. IV, 8-10). М. Сергий сам заявляет об этом результате печатно в дополнение к «обращению» («Из[вестия]» за 19 авг. 27 г.) Сам м. Сергий сознается, что «его усилия», как будто не остаются бесплодными, что с учреждением Синода укрепляется надежда не только на приведение всего церковного управления в должный строй, но возрастает уверенность в возможность мирной жизни». Он не уверен даже в том, что легализация распространится далее Синода, а только НАДЕЕТСЯ, т.е. кроме туманных посулов и неопределенных обещаний покамест ничего не получено. Печальный итог даже с точки зрения житейских соображений.

«Едва ли нужно объяснять значение и все последствия перемены, совершающейся в положении нашей Православной Церкви», – говорит м. Сергий. Да, едва ли и нужно, потому что все ясно. Ясно, почему с легализацией Синода не легализуется тем самым и вся Церковь. Так оно и должно было бы быть, если бы Синод был, действительно, центром Церкви, единым с ней в мысли и жизни. Но на самом деле это не так, и, с легализацией Синода, Церковь продолжает пребывать в бесправном состоянии, ибо легализована не Церковь, а всего лишь новая ориентация, носящая к тому же яркий политический характер. Церковь же легализуют лишь тогда, когда она, в лице собора, даст окончательное одобрение предпринятому м. Сергием «делу», т.е. совершит тот же грех самооплевания и преступного компромисса. Ясно и то, почему м. Сергий говоря о «втором Поместном Соборе», говорит не о том, что этот собор изберет Патриарха, как должен был бы сказать, а только о том, что он изберет нам уже не временное, а постоянное центральное церковное управление. Умолчание знаменательное. Ясно для чего потребовалась такая обостренная формулировка новых отношений Церкви и власти, по которой «радости и успехи ее – наши радости и успехи, а неудачи – наши неудачи» и т.д. Эта явная, унизительная, смешная и бесполезная ложь, по справедливости оцененная в газетных комментариях к «Обращению» («Изв.», 19/VII-27), необходимая, однако, для того, чтобы сделать условия легализации, проводимой м. Сергием, по возможности наиболее неприемлемыми для всех честных церковных деятелей и тем самым, как бы, уже не по суду государства, а по суду, якобы, самой Церкви, оплевать их политическими контрреволюционерами, лишив, таким образом, лучших пастырей Церкви возможности принимать участие в церковной жизни и тем окончательно ослабить Церковь. Ясно, наконец, и то, как будет проходить легализация: будут анкеты в том или ином роде, в роде как во время оно у «живистов», с известными уже по воззванию, а может быть, еще и неизвестными обстоятельствами. Отвергшие эти обязательства будут заключаемы, заточены в тюрьмы. Словом, все остается по-старому, а истинная Церковь будет гонима. Новое же во всем этом печальном деле будет лишь то, что это гонение на Русскую Церковь будет оправдываться временным ее предстоятелем, м. Сергием.

Делая то, что он делает (Иоанн, XIII, 27), м. Сергий, во всяком случае, обязан был выполнить то, чего он сам требовал от м[итрополита] Агафангела, от бывшего архиепископа Григория Екатеринбургского и прочих претендентов на создание новых ориентации, – испросить благословение от своего иерархического начальника. Ведь, м. Сергий только заместитель Местоблюстителя, т.е., лицо не самостоятельное и обязанное действовать, во всяком случае, не вопреки указаниям того, чье имя он сам возносит на Божественной литургии, как своего Господина. Поэтому он должен был запросить м[итрополита] Петра о его отношении к предпринимаемому им весьма важному и ответственному делу и только с его благословения действовать.. Между тем, ни в протоколах синодских заседаний, ни в самом «Обращении» нет и следов указаний на то, что это было сделано, и что благословение получено. Наоборот, обоснование на покойного Патриарха Тихона и его довольно апокрифические слова (что [sic] страшно сближает м. Сергия с ВЦУ, Лубенцами и прочими, якобы продолжателями дела покойного Патриарха), дает полное основание заключить, что санкций от м. Петра не получено. А если это так, то это уже крупное самочиние. Насколько важно было для м. Сергия получить благословение м. Петра, показывает то соображение, что, в случае его несогласия с деятельностью своего заместителя, м. Сергия, сей последний сразу становится таким же «похитителем власти», как и те лица, о которых он упоминает в своем обращении. Таково, дорогой мой Лев Александрович, было мнение мое и единомышленных об «обращении» м. Сергия. Вопрос, затронутый им об отношении к эмигрировавшему духовенству, мы рассматривали с той же точки зрения, с какою отнеслись и ко всему «Обращению». – Вы ее теперь знаете. – Недоставало нам, в утверждение ее, авторизованного высшим посвящением голоса Церкви истинной в лице ее епископата. И голос этот не замедлил. Из прилагаемой при сем копии «Обращения» к м. Сергию наиболее авторитетной части Петроградского духовенства с санкцией м[итрополита] Иосифа и епископов Димитрия и Сергия, а также письма к м. Сергию еп. Воткин[ского] Виктора, Вы увидите, что м. Сергию и его синоду голос этот уготовал место в среде «Церкви лукавнующих», от которого и Вас и меня да избавит Господь.

Еще вопрос Ваш: «Что нам делать и куда идти?» По глубочайшему моему убеждению, Истинная Церковь Христова, «Жена облеченная в солнце» (Апок. XII, 1), уже находится в пустыне, ибо ангелы Церкви нашей – Кирилл и Петр, первостоятели и епископы-исповедники поместных Церквей – все они в ссылке и изгнании в местах пустынных – следовательно, и мы, верные Церкви той, тоже находимся в пустыне. А в пустыне же что иного делать, как только молиться? Господи, помилуй! Господи, помилуй!

Пока есть и храм Божий не от «Церкви лукавнующих», ходи, когда можно в церковь, а нет – молись дома; если же и домашние – враги человеку, то молись в клети сердца: Г[осподи] И[исусе] Х[ристе], С[ыне] Б[ожий], п[омилуй] м[я], г[решнаго]! и: Пресвятая Богородице, спаси мя! Скажете: а причащаться где? у кого? Отвечу: Господь укажет, или же Ангел причастит, ибо в Церкви лукавнующих нет и не может быть Тела и крови Господних. У нас в Чернигове, из всех церквей, только Церковь Троицкого осталась верной Православию; но если и она сохранит поминовение экзарха Михаила и, следовательно, молитвенное общение с ним, действующим по благословению Сергия и Синода, то мы прекратим общение и с нею. Веруем, что за веру нашу Господь пошлет нам во время благопотребное, как Пр[еп]. Марии Египетской, своего Зосиму.

Так веруем. Так исповедуем…

«Оказия отъезд свой откладывает, и к сказанному об «Обращении» м. Сергия хочется добавить еще от Писания: «Горе непокорным сынам, говорит Господь, которые делают совещания, но без Меня, и заключают союзы, но не по Духу Моему, чтобы прилагать грех ко греху, не вопросивши уст Моих, идут в Египет, чтобы подкрепить себя силою фараона и укрыться под тенью Египта. Но сила фараона будет для вас стыдом и убежище под тенью Египта – бесчестием… Все они будут постыжены из-за народа, который бесполезен для них; не будет от него ни помощи, ни пользы, но стыд и срам» (Ис. XXX, 1-5).

Вспомните сновидение, в котором показано прощение козла и креста вместе. Если вы читали мою книгу «Близ есть при дверех», то Вам ясна будет эта символика. Таково значение Сергия и его синода. М. Сергий был руководителем безбожных «Религиозно-философских собраний» в Петербурге во дни м[итрополита] Антония (Вадковского) и покаявшихся «обновленцев». Могло ли добру от него быть?…

11 февр. – Оказия все еще не едет, а так много, бесчисленно много нужно еще сказать из того, чему свидетелем поставил меня Господь – точию свидетелем.

Вот, например, лежит передо мною обширное послание нарочитых «свидетелей истины» – епископов, Соловецких заточников. Оно тоже обращено к м. Сергию по поводу его «Обращения». И сколько же в послании этом и негодования и скорби! Оно большое и переписать его для Вас у меня нет ни времени, ни силы (я ведь, больной сердцем, «коечный больной», по свидетельству Комиссии от ГПУ). Вот что, между прочим, пишут Соловецкие страдальцы-епископы:

«Что скажем мы, когда управляющий наш святитель произносит нам строгий приговор о «словах и делах». Не ставят ли эти слова черный крест над всеми мучительными и невыразимыми страданиями, пережитыми Церковью за последние года – над всей этой борьбой, которая казалась героической? Не объявляют ли подвиг Церкви преступлением? И как прочитают эти слова те, кто теперь в далеком изгнании? Что почувствуют, увидев обвинителя в лице своего ответственнейшего собрата? и не сорвется ли страшное слово «клевета» с их побледневших уст? Не покажется ли им, что даже покой усопших (убиенных за слово Божие) тревожит этот приговор, подписавших декларацию епископов?»…

И далее: «…По поводу предполагающейся легализации, м. Сергий предлагает «выразить всеподданную нашу благодарность советскому правительству за такое внимание к нуждам православного населения».

За что же благодарить?

Покамест мы знаем один факт: м. Сергий и члены Синода имеют возможность заседать в Москве и составлять декларацию.

Они в Москве.

Но первосвятитель Русской Церкви м. Петр, вот уже не первый год без суда обречен на страшное томительное заточение.

Они в Москве.

Но м. Кирилл, потерявший счет годам своего изгнания, на которое он обречен, опять-таки, без суда, находится ныне, если только жив, на много [верст] за пределами Полярного круга.

Они в Москве.

М. Арсений, поименованный среди членов Синода, не может приехать в Москву и в пустынях Туркестана, по его словам, готовится к вечному покою.

И сонм русских святителей совершает свой страдальческий подвиг между жизнью и смертью в условиях невероятного ужаса…

Так не за все ли это благодарить?! За эти неисчислимые страдания последних лет?! За то, что погасла лампада Пр[еп]. Сергия?! За то, что драгоценные останки Пр[еп]. Серафима, а еще раньше – святителей Феодосия, Митрофана, Тихона, Иоасафа – подверглись неимоверному кощунству?! За то, что замолкли колокола Московского Кремля и закрылась дорога к Московским Святителям?! За то, что Печерские Угодники и Лавра Печерская в руках у нечестивых?! За то, что северная наша обитель (Соловецкая) стала для нас и других местом непрекращающихся страданий? За мучения эти, за кровь м[итрополитов] Вениамина, Владимира и других убиенных святителей?!

За что же благодарить?!»

Дальнейших выписок из этого святительского исповеднического плача не продолжаю – довлеет ми и Вам, рука едва повинуется писать от сердечного волнения. Добавлю от себя: не за Дивеев ли благодарить, разогнанный в ответ на приглашение м. Сергия «благодарить за внимание!?

Доколе же, о Господи!

Имеяй уши слышати да слышит!

Храни Вас, дорогой мой, Господь и Матерь Божия.

Ваш С.

От редакции:

Список этих «за что благодарить?!» теперь, по прошествии 70-ти лет, можно продолжать до бесконечности. За унесенные 70, а может быть, 100 миллионов жизней? За изуродованные души оставшихся в живых? За поросшие травой руины храмов, от вида которых 100 лет назад упали бы замертво от ужаса и горя наши благочестивые предки? За отравленные, повороченные вспять реки и разоренную землю? За мучительную агонию нашего, некогда великого, Отечества? За что же благодарить?!..

Оп.: «Суздальские епархиальные ведомости» № 1, сентябрь 1997 года