"Только твоя" - читать интересную книгу автора (Лэнгтон Джоанна)Глава 9Гвидо вошел в холл и, удивленно оглядываясь по сторонам в поисках прислуги, которая всегда встречала и провожала его, повесил пиджак на спинку стула. — Куда это все подевались? — спросил он. — Я отпустила прислугу на всю ночь, — кратко ответила Корделия. — Надеюсь, ты умеешь готовить? — нахмурился он. — После танцев я проголодался. Она крепко сжимала в руке фотографии. — Гвидо... — Ты бы поискала чего-нибудь в холодильнике, — сказал он, не обращая внимания на ее взволнованное лицо, — а я пока приму душ. Забавно! — мысленно усмехнулась Корделия. Я собираюсь начать серьезный разговор, а он говорит о такой банальности, как еда. Гвидо уже взялся за перила лестницы, когда наконец заметил, что Корделия стоит застыв как изваяние. — В чем дело? — поинтересовался он. — Тебе незачем подниматься наверх! — воскликнула она. — Я собрала все твои вещи и отправила их на яхту! — Ты сошла с ума? — медленно спросил Гвидо. — Нет, — сдержанно ответила Корделия. — Просто сегодня утром я получила вот это... Он посмотрел на ее протянутую руку, изумленно подняв брови. — Так что если ты считаешь, что моя сдержанность опозорила тебя перед друзьями, то теперь поймешь, что тебе еще повезло, — дрожащим от напряжения голосом сообщила Корделия. Гвидо бросил на нее испепеляющий взгляд, но по-прежнему не сделал попытки подойти и посмотреть, что она держит в руке. Он даже не глянул в ту сторону. — Ах, вот как, — насмешливо произнес он с оттенком холодного упрека. — Оказывается, ты лгала, отказываясь признать, что что-то случилось. Но я все-таки намерен принять душ. — Душ?! — А у тебя есть пятнадцать минут, чтобы организовать возврат моих вещей, — спокойно добавил он. — Думаю, ты догадываешься, что произойдет в противном случае. И он стал неторопливо подниматься по лестнице. Корделия ринулась следом. — Значит, ты наконец решила объяснить, почему ведешь себя, как доведенный до отчаяния ребенок, и вымещаешь на мне свое раздражение, — спокойно произнес Гвидо. — Хватит поучать меня! — гневно воскликнула Корделия и швырнула смятые фото и газетную вырезку ему под ноги. — Вот! Не хочешь полюбоваться?! Теперь тебе все понятно? Гвидо наконец соблаговолил взглянуть в сторону фотографий, одна из которых легла на ковер изображением вверх, но не нагнулся, чтобы поднять их. — О чем ты говоришь? — пожал плечами он. И тогда Корделия ударила его. Она не собиралась этого делать, но в какой-то момент просто не смогла сдержаться. Гвидо настолько не ожидал пощечины, что даже пошатнулся и схватился за перила. Но он быстро пришел в себя и железной хваткой схватил ее за запястья. — Господи! Ты совсем разума лишилась? — крикнул он. — Какая тебе разница, с кем я спал до свадьбы? Его ничем не проймешь, в отчаянии подумала Корделия. — Ты провел с ней неделю после нашей свадьбы! — бросила она ему в лицо. Гвидо молча отпустил ее руки и, присев на корточки, подобрал фото и вырезку. — Черт возьми, откуда это у тебя? — спросил он выпрямившись. — Пожалуйста, успокойся и расскажи мне, как тебе удалось достать эти фотографии. Корделия, взяв себя в руки, рассказала ему о послании на зеркале и о статье в журнале. — А фотографии? — настойчиво спросил Гвидо. Он сохранял невозмутимый вид, однако ходившие под бронзовой кожей желваки выдавали его нараставший гнев. — Их я обнаружила сегодня в своей сумке. Гвидо сжал пальцы, и смятые снимки упали на ковер. Он резко отвернулся и торопливо зашагал вниз по лестнице, словно приняв какое-то решение. Корделия увидела, что он подошел к телефону, набрал какой-то номер и заговорил на итальянском. — Что ты собираешься делать? — требовательно спросила она. — Гильельмо займется этим грязным вторжением в нашу личную жизнь и найдет виновного, — отчетливо произнес Гвидо и посмотрел на нее с грозным видом. — Тебе следовало сразу рассказать мне об этом! Если кто-то из моих служащих позволил себе наглость участвовать в этом, он будет жестоко наказан! Неудивительно, что ты потеряла голову. — Я не просто расстроена, Гвидо, я... — Ты не могла выразиться яснее, когда ударила меня... и я догадался, что произошло что-то очень серьезное. В гневе ты очень похожа на итальянку, Корделия. — Гвидо вздохнул, глядя на нее с мрачным изумлением. — И я могу понять и простить твой поступок. Удивительно, как тебе удавалось сохранять самообладание весь день. — Неужели ты надеешься заморочить мне голову этой пустой болтовней? — вскричала Корделия, которую взбесил его снисходительный тон. — Ты что, считаешь меня полной дурой? — Эти фотографии могли быть сделаны не позже, чем год назад, — холодно ответил Гвидо. — Об их существовании я, к сожалению, узнал только после публикации и сразу же потребовал дать опровержение. И если я предпочел обсудить это дело не с тобой, а с моими адвокатами, то только потому, что оберегал твои чувства. — Мои чувства?! — недоверчиво переспросила она. — Я не хотел, чтобы этот грязный листок, который называет себя газетой, заставил тебя почувствовать себя униженной! И еще, — задумчиво продолжал Гвидо, — я не могу поверить, чтобы Жаклин была как-то замешана в этом. Не такой она человек, да и расстались мы с ней по-хорошему. У кого-то еще есть причины выбрать тебя объектом травли... Кто это может быть? — Эугения! — невольно вырвалось у Корделии. Он сжал губы. — Чушь! — Да ты и впрямь меня за дурочку держишь! — разразилась нервным смехом она. — Я все объяснил тебе, — нахмурился Гвидо, — и хватит об этом. Если ты мне не веришь, я могу показать тебе газету, в которой было опубликовано опровержение. Говорю еще раз: я не виделся с Жаклин после нашей свадьбы! — Ты мог подкупить фотографа, а редактора газеты запугать судом, — продолжала кипятиться Корделия. — Вот посмотри, на этих фото нет даты! Что им оставалось делать, как не извиниться! — Значит, ты обвиняешь меня во лжи?.. — Судя по выражению его глаз, Гвидо даже не представлял, что она может осмелиться на такое. — Ты сам говорил, что будешь делать все, что захочешь, — напомнила ему Корделия. — Если бы я делал, что хотел, то ты сейчас валялась бы у моих ног, вымаливая прощение! — взорвался Гвидо. — Да как ты смеешь сомневаться в моих словах?! — Оступившийся однажды — просто легкомысленный человек, но тот, кто повторяет этот поступок, — стопроцентный распутник! И я не собираюсь жить с тобой больше! — Что ты имеешь в виду? — Я была так наивна, что поверила тебе, когда ты сказал, что кто-то подлил тебе спиртное в стакан десять лет назад в ночном клубе, но не намерена выслушивать еще одну сказку, в которой снова фигурирует плоскогрудая блондинка, — печально сказала Корделия. — Ты связываешь две истории, которые не имеют ничего общего. — Ах, вот как? Тебе не нравится, что я тебе не верю? А ты не помнишь, как поставил меня в такое же положение? Кому ты тогда поверил, мне или Умберто? — напомнила она ему дрожащим от обиды и боли голосом. — Я уверена, что, если бы меня обвинили в том же самом еще раз, ты просто убил бы меня на месте, не слушая никаких оправданий! — Значит, мы опять вернулись к этой чертовой стоянке... Я не верю тебе! — В его мрачных глазах зажглась ярость. — Вот и я тебе не верю! — парировала Корделия. — И вообще, мы не настоящие муж и жена. У нас только деловые отношения. — Заткнись и послушай меня! — заорал Гвидо, но она упрямо покачала головой. — Я выполнила свою часть сделки... — Если ты еще хоть раз произнесешь это слово... — перебил ее он. — Я беременна, — не слушая его, продолжила она, — и теперь требую, чтобы ты оставил меня в покое. Гвидо замер, всматриваясь в ее лицо. — Что ты сказала? — недоверчиво спросил он. — Уже? — Ты неплохо поработал, не так ли? Корделия скривилась от отвращения, ее начал бить озноб. — Ты взвинчена и едва ли понимаешь, что говоришь. Боже мой... ты беременна, — повторил Гвидо, пораженный этой новостью, но уже с явным чувством самодовольства. — Глупенькая, ты же могла навредить себе, когда бросилась на меня с кулаками! — Он поднял ее на руки. — Тебе не следует больше устраивать таких сцен. Ты должна сохранять спокойствие и... думать о ребенке, — наставительно проговорил он и понес ее в спальню. Ошеломленная его реакцией, Корделия тихо произнесла: — Оставь меня! — Ты этого не хочешь, — уверенно возразил он. — Хочу. С тяжким вздохом Гвидо положил ее на кровать. — У тебя просто истерика. Опираясь на руки, Корделия приподнялась на постели. — Я не истеричка! — закричала она ему в лицо. — Не будем спорить об этом. Естественно, ты расстроена, тебя мучают подозрения, и для этого есть серьезные причины. Ты права. Очевидно, Жаклин меня одурачила, — мягко сказал Гвидо. Однако его спокойный тон подействовал на нее, как красная тряпка на быка. — Думаешь, я никуда от тебя теперь не денусь, потому что беременна? — наступала Корделия. — Ошибаешься! Дедушка и мама помирились, так что теперь ты не сможешь меня шантажировать! Если ты не уберешься отсюда, я сама уйду на яхту! — Команда сошла на берег, — спокойно сообщил Гвидо. — Так что вряд ли кому бы то ни было удастся воспользоваться яхтой. Корделию затрясло. — У тебя больше нет права прикасаться ко мне... — Да я и сам... Скажи, почему ты позволила мне днем заняться с тобой любовью? — Гвидо, прищурившись, сурово посмотрел на нее. Лицо ее вспыхнуло. — Это был просто секс. Я использовала тебя, потому что мне так захотелось! Он прикрыл смеющиеся глаза длинными черными ресницами и отвернулся. Плечи его вздрагивали. — Думаешь, это смешно? Ты, похоже, уверен, что я без ума от тебя, и все эти угрозы — пустое. Но это не так. Неужели ты вообразил, будто я настолько глупа, чтобы питать нежные чувства к человеку, который женился на мне только для того, чтобы заграбастать деньги моего деда? Ты сам выставил себя на посмешище! — с горьким презрением выкрикивала Корделия. — Такой красивый, удачливый, умный мужчина... и вдруг женится на женщине, которую и за человека не считает, ради того, чтобы прибрать к рукам “Кастильоне корпорэйшн”! При этих словах глубокие складки залегли возле рта Гвидо, а взгляд его стал ледяным. Он встал и вышел из комнаты. — И не возвращайся! — крикнула ему вслед Корделия. Она долго сидела на постели, прислушиваясь к тишине. В глазах ее стояли слезы, в душе было пусто, но успокоиться она не могла. А если допустить, что он говорил о Жаклин правду? — подначивал ее внутренний голос. Нет, возразила ему Корделия, если Гвидо мне не верит, почему я должна верить ему? За четыре недели нашего брака он ни слова не сказал мне об этом. У меня тоже есть гордость — причем это все, что у меня теперь осталось. А еще — его ребенок. Десять лет назад он нанес мне глубокую рану, но я не допущу, чтобы это повторилось. И с этой мыслью обессиленная Корделия наконец заснула. Через пять дней на виллу прилетел Леонардо, младший брат Гвидо. Корделия встретила его неуверенной улыбкой и провела в огромную гостиную с расписным потолком. Юноша всмотрелся в ее осунувшееся лицо с распухшими глазами и покрасневшим носом, и взгляд его стал удрученным. — Мне хотелось бы сказать тебе комплимент, — тихо произнес он, — но я не могу лгать. Ты плохо выглядишь. К ужасу Корделии, из глаз ее бурным потоком хлынули слезы. — Гвидо в таком состоянии, — продолжал Леонардо, — что мы стараемся не попадаться ему на пути. — Где он? — не выдержав, спросила Корделия. — В Милане, работает в своей квартире. Мама, желая утешить его, сказала, что ваш брак был ошибкой, — смущенно рассказывал юноша, — и он впервые в жизни накричал на нее. Отец попытался заступиться за мать, так Гвидо чуть не ударил его. Так что, если тебе плохо, Делли... подумай и о других членах этой семьи, которые тоже страдают. — Не моя вина, что так получилось, — мрачно буркнула она. — Можно мне сесть, или я принадлежу теперь к вражескому лагерю? Корделия вспыхнула, вспомнив о правилах приличия. — Конечно, садись. Хочешь чего-нибудь выпить? — Нет, спасибо. Просто удели мне пять минут своего времени, — попросил Лео. — Гвидо не знает, что я здесь, а если бы узнал, то оторвал бы мне голову! — Я не могу обсуждать с тобой его. Это было бы неправильно. — Но слушать-то можешь, не так ли? — возразил юноша. — Ваша размолвка произошла из-за той публикации в газете? Ты можешь не отвечать мне, только кивни или покачай головой. Корделия сделала сначала одно, потом другое. — И как мне это понимать? — простонал Лео. Она пожала плечами, не давая втянуть себя в разговор. Ей отчаянно хотелось довериться кому-нибудь, но она понимала, что не может жаловаться на Гвидо его младшему брату. — Ладно, — устало сказал он. — Все равно я должен рассказать тебе все. Так вот, Гвидо провел те пять дней в Швейцарии. Он снял там шале и все время пил. — Юноша увидел, как у Корделии от удивления округлились глаза, и добавил: — Я случайно узнал об этом. Когда появилась эта заметка в светской хронике, хотел разыскать брата, чтобы сообщить ему об этом. Он был очень недоволен, что я его нашел. — Надеюсь, он пил не в одиночестве? — спросила Корделия. — С ним, как всегда, был Гильельмо, который каждое утро отпаивал его кофе. Так повторялось изо дня в день. — И почему же Гвидо напивался? — невольно вырвалось у Корделии. — Ему нужно было “о многом подумать” — цитирую дословно. — Мне он сказал то же самое. — Плечи ее поникли. — А почему для этого нужно было уехать именно в Швейцарию? — Думаю, он пытался спрятаться от самого себя. — Юноша помолчал. — Узнав о той грязной и лживой публикации, Гвидо так разозлился, что даже протрезвел, и утром следующего дня уже связался со своими адвокатами. Так что он никак не мог быть с Жаклин. — Леонардо грустно усмехнулся. — Думаю, мало кому захочется стать героем такой заметки, так что я бы на его месте дважды подумал, прежде чем обниматься с кем-нибудь. — Ты лжешь мне ради брата?.. — высказала предположение Корделия. — Нет. Если бы Гвидо действительно был с Жаклин, я бы, скорее, сделал вид, что меня это не касается, а тебе посоветовал бы подать на развод. — Он распутник, — убежденно произнесла Корделия. — Ну, — замялся юноша, — до того, как вы познакомились... да и после того, как ты уехала из Италии... Не могу отрицать, мой братец всегда любил женщин. — Но стоило тебе появиться, как он забывал обо всех. Впрочем, как и сейчас! — поспешно заверил ее он. Крупные слезы снова покатились по щекам Корделии. — Не думай, что я не ценю твоих усилий, Лео, — сказала она, задыхаясь от подступавших рыданий, — но теперь они уже не имеют смысла. То, что продолжает стоять между нами, нельзя исправить. Я вынудила Гвидо уйти... практически выгнала его. — Заметив огонек любопытства в глазах юноши, девушка осеклась. — Больше я ничего не скажу. Ты останешься на ужин? — Извини, но я не хочу, чтобы Гвидо начал искать меня. Мне надо возвращаться. — И Лео поднялся с кресла. Корделия встала на цыпочки и поцеловала его в щеку. — Ты совсем не похож на своего брата, — тихо сказала она. — Я очень поздний ребенок, и меня баловали, — улыбнулся тот. — А Гвидо разве нет? — Нет. Когда он в детстве пугался темноты, ему говорили, что нужно вести себя, как мужчина, а я спал с открытой дверью и горящим ночником, да к тому же отец держал меня за руку и рассказывал сказки. — Лео скорчил комическую гримаску. — Гвидо, как только он подрос, отправили в военную академию, где был строгий режим, холодный душ и царил дух соревнования! Думаю, именно там он огрубел и научился скрывать свои чувства. — А в какую школу ты ходил? — В ближайшую. Я никогда не уезжал далеко от дома. Когда родители заговорили об академии, я так расплакался, что больше о ней не упоминали. Леонардо оставил Корделию в глубоких раздумьях. Он окончательно убедил ее в невиновности Гвидо, и теперь она понимала, что с самого начала сомневалась в его неверности. Постепенно девушка пришла к выводу, что причиной их разрыва стало то, что Гвидо отказывался выслушать ее версию событий десятилетней давности, а она страдала от шаткости своего положения. Они были очень счастливы во время медового месяца, но подспудно ее мучила мысль о том, что Гвидо так и не избавился от желания отомстить ей за оскорбление. Сама не понимая почему, сейчас она воспринимала все по-другому. Она избавилась от Гвидо, но в ту самую минуту, как он вышел за дверь, уже хотела вернуть его. Только гордость и упрямство удержали ее от этого. Долгими одинокими вечерами Корделия убеждала себя, что поступила правильно, по ночам корила за то, что выгнала Гвидо, а за завтраком обливалась слезами, вспоминая, как он засиял, узнав, что она беременна. Как ни странно, теперь, после разговора с Леонардо, Корделию больше всего расстраивало мнение Альбертины Доминциани о том, что брак ее сына был ошибкой. Она ведь может убедить Гвидо подать на развод! Корделия часто созванивалась со своей матерью, но эти разговоры утомляли ее, потому что каждый раз ей приходилось балансировать на шаткой грани между ложью и правдой. Мирелле Кастильоне, которая теперь жила под Миланом со своим отцом, не терпелось навестить свою замужнюю дочь, но та постоянно искала причину отложить этот визит, ссылаясь то на то, что Гвидо уехал по делам, то на то, что она очень занята... Вскоре после отъезда Леонардо на вилле зазвонил телефон. Корделия, уверенная, что это ее мать, взяла трубку и жизнерадостно произнесла: — Привет, мама! — Это Гвидо, — услышала она в ответ. Голос его был таким невыразительным, что она забеспокоилась. — Ты здоров? Воцарилось долгое молчание. Корделия до боли в пальцах сжимала трубку. Услышав родной голос, она мгновенно забыла и о гордости, и о выдержке. — Ты считаешь, что после всего, что я наговорила тебе, глупо задавать такой вопрос? — начала она, надеясь вызвать Гвидо на откровенный разговор. — Не совсем, — наконец ответил он. — Вертолет доставит тебя в Милан к восьми часам. Я встречу тебя. Корделия от неожиданности ахнула. — О, Гвидо! — воскликнула она. — Что? — Мне так плохо! — Она почувствовала, что вот-вот снова расплачется. — Странно, ведь ты получила все, что хотела — мой дом, ребенка... и избавилась от меня, — сухо перечислял он. — Но я хочу тебя! — выкрикнула Корделия. Ответом ей была мертвая тишина. Потом она услышала, как откашливается Гвидо, и снова воцарилось молчание. — Даже не знаю, что тебе сказать, — послышалось наконец в трубке, когда она уже потеряла всякую надежду на ответ. — Ладно. Не беспокойся, я понимаю... Я не буду! Обливаясь слезами, Корделия засунула телефон под подушки. Звонки продолжались, но она не отвечала. Гвидо прав, я сама разрушила наши отношения, говорила она себе. Если и была надежда на то, что мы будем вместе, я ее уничтожила. То, что она отстояла свои принципы, было слабым утешением, ведь она любила Гвидо и нуждалась в нем, но сама вынесла смертный приговор их браку. Вскоре в комнату, постучавшись, вошла экономка. — Наверное, у вас сломался аппарат, синьора, — произнесла она. — Вам звонит синьор Доминциани. Корделии ничего не оставалось, как спуститься в холл. — Почему ты не берешь трубку? — рявкнул ей в ухо Гвидо. — Хорошо, увидимся в восемь. Я сказала, что ты мне нужен, только из-за ребенка! — солгала она и тут же услышала короткие гудки. Итак, скорее всего, мы будем обсуждать условия развода, предположила Корделия. Впрочем, нет, этим займутся адвокаты. Почему я солгала Гвидо насчет ребенка? Собираясь в дорогу, она оделась во все черное. Во время полета у Корделии было время обдумать все свои ошибки. Когда вертолет приземлился и она вышла, то с удивлением обнаружила, что оказалась не у виллы Гвидо, а на лужайке возле дома его родителей. Слуга встретил ее на пороге и проводил в холл с лепниной на потолке и античными скульптурами по углам. Корделия и сама чувствовала себя каменным изваянием, как и в тот раз, когда впервые вошла в этот дом, чтобы познакомиться с семьей жениха. От этого воспоминания слезы навернулись ей на глаза. Если бы только можно было вернуться туда, в свои семнадцать лет... ведь тогда Гвидо любил ее по-настоящему. — Корделия... Она обернулась и затаила дыхание. Гвидо стоял у дверей, глядя на нее, и, как всегда, под его взглядом сердце ее забилось учащенно, а колени ослабели. — Руки-ноги на месте, голова тоже... — пробормотал он. Корделия не поняла, о чем он говорит, и просто пошла через весь холл к нему, словно притягиваемая магнитом. — Мне нужно сказать тебе всего несколько фраз... — произнес Гвидо. Она остановилась как вкопанная и только теперь заметила, что он сильно похудел, побледнел, глаза его запали, а возле рта залегли глубокие морщины. Он провел ее в библиотеку. — Во-первых, я порвал все экземпляры нашего брачного контракта. Это сообщение не слишком обрадовало Корделию. Теперь он предложит мне щедрую компенсацию и объявит о разводе, подумала она. Гвидо взял ее за руку. — Ты обвинила меня в том, что я женился на тебе из-за приданого. Так вот, знай: я получил право контролировать дела, но владельцем корпорации остался твой дед, и он может распоряжаться своей собственностью, как захочет. Корделия была поражена. — Но как же... — Джакомо не хотел, чтобы в контракте было это условие, но я на нем настоял, потому что считал тогда, что наш брак... очень скоро закончится разводом, — с трудом закончил фразу Гвидо. Это признание все меняло. Значит, он жаждал мести, а не выгоды, догадалась Корделия и побледнела. Он все предусмотрел. — Еще одно... и, несомненно, самое важное... — Гвидо поколебался, прежде чем продолжить. Сейчас он заговорит о ребенке, подумала она, и возможно, предложит мне сохранить видимость брака. — Мне понадобилось немало времени, чтобы усвоить простой урок, — после долгой паузы выдавил Гвидо. — Но потом я понял: все, что произошло десять лет назад, банальность. — Б-банальность? — заикаясь, повторила Корделия. — Конечно. Ты увидела меня в объятиях бывшей подружки и ответила ударом на удар, а я возненавидел тебя и лелеял эту ненависть все десять лет — одним словом, вел себя как мальчишка, а не как мужчина. Голова у Корделии закружилась. Гвидо говорит так откровенно и честно... Неужели он наконец простил ее? — Ты сказала, что хочешь меня... Так, значит, мир? Она встретилась с ним взглядом и увидела в его глазах такое же страстное желание, какое испытывала сейчас сама. — Мир, — подтвердила она, не задумываясь. Он облегченно вздохнул и крепко обнял ее. Прижавшись к нему, Корделия услышала, как бьется его сердце — громко и часто, словно после долгого бега. — Эугения здесь, — помолчав, сказал он, и она вздрогнула. — Джакомо тоже. — 4Поймав ее озадаченный взгляд, Гвидо пояснил: — Я собрал всех, кто так или иначе участвовал в разрыве нашей помолвки десять лет назад... кроме Умберто, — грустно добавил он и повел ее в столовую. — Они сейчас ужинают. Твой приезд будет для них неожиданностью. — Ты спланировал это заранее? — удивленно спросила Корделия, но Гвидо уже открывал перед ней дверь. |
|
|