"На перекрестках фэнтези. Сборник фантастических произведений" - читать интересную книгу автора (авторов Коллектив)

7

Обратно они бежали тем же путём, которым пришли к подземному озеру, — технический коридор, лестница наверх, снова коридор. Теперь Баструп не обращал внимания на датчики слежения, а, завидев людей, без раздумий заливал пространство перед собой плазмой.

В механическом складе они заблокировали дверь тяжелым стеллажом и встали на нужную плиту. Баструп стрельнул под ноги уже знакомым фиолетовым лучом, и плита провалилась, унося их в глубокую шахту — все дальше удаляя от погони. Оказавшись в подземном тоннеле, они бежали, сгибаясь в три погибели. Исходящий из-под каблуков хруст древних костей катился перед ними, похожий на призрачного проводника, восставшего из мира мёртвых. Они бежали в такой спешке, что Даймон не заметил, как тоннель закончился. Он уже падал в бездонный колодец, когда орк схватил его за шиворот…

Под сводами маленькой церкви Даймон оказался первым. Он вылез из колодца и украдкой огляделся. В церкви ничего не изменилось. Солдаты Гарнизона ещё не добрались сюда, и у лазутчиков оставалось немного времени, чтобы скрыться.

Баструп вылез из колодца следом, отстегнул катушку, но при первом же шаге поскользнулся на крови, которая растеклась из тела убитого священника.

Взмахнув руками, орк опрокинулся на спину. Но рухнул не на пол, а в чёрное колодезное жерло. Душа священника нанесла ответный удар, отомстив за смерть.

Баструп повис, уцепившись за край колодца — скользкий и перемазанный кровью. Выбраться орку было не суждено. Его пальцы быстро соскальзывали, но он успел прохрипеть:

— Что ж, не повезло тебе, краснокровный. Погибель пришла раньше, хотя всё равно шансов не было… — На тёмных губах мелькнуло подобие улыбки. — Никто, кроме меня, не поймёт твоего отчаяния, ибо никто не поймет куклу, только другая кукла…

На этих словах Баструп сорвался. Падал он без крика, глубинное безмолвие колодца нарушали только шаркающие удары о стены, но вскоре все стихло.

Вот оно! СЛУЧИЛОСЬ!!

Даймон испуганно отскочил от края бездны и, затаив дыхание, стал прислушиваться к себе.

Сердце работало, лёгкие вздымались. Организм пока не умирал, видимо потому, что Баструп ещё жив. Он ещё падал! Ведь храмовый колодец очень глубокий…

— Бездонный, — произнесли губы Даймона.

Он вылетел на улицу, позабыв о гравилёте. Ему было плохо. Ему требовался приказ, но хозяин сгинул, и помощи ждать было неоткуда. Неизвестно, сколько времени будет падать орк. Но именно столько времени отпущено Даймону для жизни.

Сегодняшней ночью небо над Гарнизоном было чёрное и непроглядное. Форт гудел и светился огнями. Два патрульных катера кружили над селением, ощупывая улицы лучами прожекторов. Даймон бежал между домов без оглядки, совершенно не представляя, куда бежит и зачем. Возле окраины селения он налетел на околицу и, с грохотом разломав её, провалился в кусты. И надо было такому случиться, что околица оказалась ему до боли знакомой.

На шум из дома выскочили фермер-свекольник и его жена, страстная любительница крысокошек. Пара питомиц тоже прибежала следом.

— Ох, вот так дела! — пробормотал свекольник, озадаченно почесывая бороду.

— Нечего охать! — одернула его Римма и наклонилась над распластавшимся юношей. — Что случилось с тобой, Даймон? Постой, что это… кровь? Ты ранен?

Даймон что-то залепетал в ответ и задергался в нервных судорогах. Он не узнал женщину, которая так и не стала его тещей.

Она провела ладонью по его лбу, векам, пощупала какие-то точки за ушами и под волосами.

— Что-то с тобой не так, — задумчиво произнесла она. — Надо перенести его в дом. Адам, поддержи с той стороны, а я возьму с этой… А вы что уставились?! — Вопрос Риммы относился к дочерям, которые столпились на крыльце. — Идите все прочь!

Перенеся юношу в спальню и уложив его на кровать, она прогнала всех из комнаты, включая недоумевающего мужа и шипящих крысокошек. Заперла дверь, затем проворно разрезала одежду Даймона и сбросила её на пол.

Теперь, когда он остался абсолютно голым, стало ясно, что кровь была только на руках и коленях юноши. Столь же ясным оказался факт, что кровь была чужой. Теперь Римма ощупала юношу тщательнее: начав с головы и шеи, она прошлась по телу, коснулась мошонки, изучила руки, бёдра, голени и закончила на пятках. Все это время Даймон нервно дергался и шептал, чтобы ему отдали приказ. Римма добросовестно исполнила просьбу и приказала ему заткнуться, пока она занимается делом. Однако это не подействовало, и Даймон продолжал будоражить её и себя бестолковым бормотанием.

Закончив обследование, она встала над ним, задумчиво растирая свои ладони маслом с едким запахом:

— Сдается мне, Зверолов-младший, что болезнь твоя находится не в физическом теле.

И едва она отвернулась, чтобы окунуть в таз с холодной водой полотенце, как случилось то, что было отсрочено но должно прийти неминуемо. У бездны все-таки оказалось дно, и Баструп его достиг.

Даймон выгнулся на кровати, пронзенный нечеловеческой судорогой. Сердце сдавили железные тиски, пытающиеся не просто остановить его, но расплющить, разорвать в клочья.

Римма бросила полотенце. Обхватила голову юноши и заглянула в его широко раскрытые глаза.

— Какая-то мерзость сосет жизненную силу из твоего сердца. А вьется она оттуда, где все занавешено мраком!

Она просунула ладонь под голову Даймона, и, несмотря на страшную боль в груди, он почувствовал это прикосновение. Ему даже показалось, что пальцы прошли сквозь кожу, кости черепа и проникли внутрь, коснувшись мягких тканей. Мало сказать, что ощущение было не из приятных. Он чувствовал, что мозг щекочут и царапают отвратительные паучьи лапы с жёсткой щетиной.

Жена свекольника, предугадывающая погоду и неурожай, а иногда извлекающая камни из почек, резко отдернула руку от головы Даймона, держа пальцы сложенными в щепоть. Она словно вырвала из него какую-то плевру, и он почувствовал это, но его крик утонул в океане безбрежной боли. В другой руке Риммы появились ножницы — те самые, которыми она срезала одежду. Лезвия сошлись между щепотью и затылком юноши и…

Все исчезло. Даймон почувствовал, как боль отпустила. Железные тиски плавно разошлись, и сердце усиленно заколотилось, наверстывая секунды вынужденного простоя. Он сделал вдох полной грудью. А затем провалился в беспамятство.

И пришло к нему видение, ясное и светлое, словно он находился в сознании. И увидел Даймон залитую солнцем ферму и просторы материковых лесов, с которыми связано его будущее. Увидел заполненные животными клетки. Пришло время продажи, и Звероловы опять получат отличный куш. Как им везет в этот год!

Словно в подтверждение он увидел улыбающегося отца. Ротанг стоял посреди зелёной поляны. В руке он держал кол, которым убил ластодонта, — примитивное оружие, долгие годы висевшее в гостиной. Отец оглядывался на Даймона и улыбался, хотя во взгляде была стылая грусть.

Картинки вдруг закружились и провалились куда-то, скорее всего в колодец, что спрятан под церковью Престола Авогея.

Кто-то щипал его за палец ноги. Юноша открыл глаза и увидел протянувшуюся в окно мохнатую шею.

— Лола, — укоризненно пробормотал он и дёрнул ступней. Птица отпустила палец.

Комната опустела. Он не представлял, когда ушла Римма и долго ли её не будет. Собственно, его волновало не это. Небо за окном озарилось первыми лучами солнца, а это значит, что Зверолов-младший провалялся в забытьи не менее четверти суток.

Едва вернулось сознание, как с неумолимой жестокостью накатились тоска и обречённость. Римма спасла его жизнь, освободив от узды зависимости, которая потянула Даймона следом за орком в миры мертвых, возможно даже в Хель. Римма обрезала рабский поводок, сохранив юноше жизнь, но освободить не смогла. Тело до последнего волоса, до последнего нерва осталось в нестерпимом ожидании приказа. И приказ мог дать только изначальный хозяин. Повелитель ужаса и теней, демон синевы по имени Paп.

— Лола, подружка моя, — прошептал он, слезая с кровати. — Ты нужна мне.

Лола быстро бегала. Гораздо быстрее, чем летал гравилёт. Года четыре назад в подростковом возрасте, когда азарт и бесшабашность Даймона пребывали в зените его деяний, он попытался прокатиться на спине своей подружки. Эксперимент закончился вывихнутым плечом и сломанной ключицей. Бестолковая курица не умела ездить с седоком и не хотела этому учиться. С тех пор парень предпочитал пользоваться гравилётом, а птицы если и касался, то исключительно чтобы дать ей подзатыльник.

На полу в ворохе разрезанной одежды Даймон отыскал свой ремень. Выбравшись через окно, он вскарабкался на Лолу. Та недовольно крякнула (экспериментатор за годы прибавил в весе), но затем успокоилась, потоптавшись по цветникам Риммы. Даймон привязал ремнём левую руку к основанию шеи страуса, правой крепко ухватился за этот узел и глянул на стены форта, которые поднимались в небо над крышами домов. Патрульные катера продолжали кружить над селением, но они находились на далекой западной окраине.

Он наклонился к уху Лолы и произнес:

— Привези меня домой, цыпочка. Очень тебя прошу. Впервые в жизни это очень важно. Привези меня домой! — И глубоко вздохнув, Даймон врезал пятками по бокам.

Лола подскочила от такой «обходительности». Ещё раз крякнула. А затем опрометью бросилась — через фермерские поля в направлении Мохнатых гор, виднеющихся вдалеке.

Удар колом был стремительным и точным. Но кроме своего умения Ротанг вложил в него исполинскую силу, взятую у корней деревьев, агрессию, заимствованную у тысяч зубастых йодаков, разящую мощь бивней ластодонта и яд плотоядных цветов. Все они, весь лес, раскинувшийся от Мохнатых гор до тартарийского побережья, вздрогнули от неожиданного толчка, когда часть энергии, в которую вложены качества этих существ, вдруг ушла из них. Ушла, сливаясь в невидимый единый поток, который устремился в центр лесной долины, к одинокому дому, стоящему на холме, концентрируясь в едином человеке. И человек передал эту силу своему оружию.

По древу пробежали цепи молний, сливаясь к острию. Кол завибрировал и загудел, на его конце появился ослепительный белый шар.

И Зверолов-старший вложил в удар все, чему научил его отец и чему он научился сам за сорок лет упорных тренировок тела и астрала. Вероятно, прав был его противник — ужасающий демон. Именно ради этого момента Ротанг изучал забытое искусство с тщанием монаха, запертого в каменной келье.

Удар нашел свою цель. Кол насквозь пробил живот сенобита в том месте, где располагалось средоточие энергии — аккумулятор, собирающий и распределяющий энергию окружающего мира. Конец кола вышел из поясницы и разбил колбу, подвешенную на ремне. И освободился нематериальный кусочек плоти Даймона. Извивая нитевидным отростком, он вместе с осколками упал на половицы и откатился к двери.

Чёрные глаза на бледном лице даже не дрогнули, не обратились к орудию, что пронзило живот демона. Чёрные глаза неотрывно смотрели на Ротанга, сжимающего кол.

— Жалкий человечишка! Ты полагаешь, что сила крохотного леса может противостоять смертоносному холоду Бездны и мощи тёмных солнц Хеля?

Ротанг ошибся и понял это слишком поздно. Он рассчитывал поразить демона в ту область, где у людей находится средоточие энергии: мизерное у обычных, объемное и плотное — у паладинов и знахарей. Но сенобит уже многие сотни лет не был человеком, и тело его давно не было человеческим. Тёмный Конструктор основательно перестроил его организм.

— Ни одно существо не смеет прикоснуться ко мне, — произнес демон. — Ни один человек не смеет видеть меня. Я пожру твою душу, дикарь!

Ротанг беспокойно оглянулся. Возможно, надеялся занять ещё какие-то силы у зелёного мира, своего старого друга. Но вместо этого увидел сына, который вполз в комнату. Голого, измученного, жалкого. Но живого. И сердце отца наполнилось радостью. Именно тогда сенобит обрубил кол, и Зверолов-старший отшатнулся, потеряв упор.

Рап вытащил из себя обрубок. Сухая рана затянулась на глазах, дыра в кожаных одеждах исчезла. Он отбросил отсечённую жердь, на которой не было ни единой капли крови — известной по Библии тёмно-синей, почти чёрной крови сенобита. Её толика обладает силой настолько страшной и необузданной, что способна умертвить землю, превратив её в безжизненную окаменевшую равнину, а испарения могли оставить рваную дыру в атмосфере, дыру цвета нестерпимой глазом синевы. Кровь сенобита — адская смесь, собранная Повелителем Хеля, — обладала такой мощью, что требовались невиданные усилия многих людей, чтобы пролить хотя бы каплю. И за все времена кровь Рапа, самая сильная из всех, за все времена ещё ни разу не была пролита.

Розоватый и полупрозрачный фокус воли бился о холодный пол, нитевидный отросток извивался и дрожал. Даймон полз к этой частице собственной души. Он порезал ладони о разбитую колбу, но не замечал этого, как не замечал, когда ветви хлестали его по лицу, когда он мчался на очкастом страусе сквозь лесные чащобы. Он полз, а его уста шептали: приказ, приказ…

В первый момент он хотел броситься к ногам повелителя, но запертый в глубинах мозга человек неожиданно активизировался. Сделался сильным. Он вдруг вылез из своей темницы, и голос его прогремел в ушах, призывая направиться к розовому пучку, бьющемуся на половицах.

Оказавшись подле него, Даймон пересохшими губами обхватил теплый шевелящийся комок, похожий на живую устрицу. Фокус воли проворно скользнул в трахею и глубже. Длинный хвостик стремительно втянулся в уста юноши. Вмиг Даймона пронзила знакомая боль, начинающаяся от позвоночника, только на этот раз это была боль соединения. И Даймон, запертый в клетке сознания, вырвался на свободу. Занял тело целиком. Слился с наркоманом, который просил приказа и не мог без него жить, и поглотил этого наркомана.

Зверолов-младший завопил от боли, когда чувства и ощущения, острые от вынужденной паузы, хлынули в него. Боль, страдание, жажда, горечь, стыд, холод, вкус крови во рту. И только запахов не было, присутствие Рапа убивало их. И вновь родившийся в Даймоне человек завопил во все горло, подобно новорожденному. Вопль этот явился жутким фоном к той сцене, которая разыгралась в каминной комнате.

Исход теперь был ясен Ротангу, ибо не мог он противопоставить что-либо страшной силе демона. Слишком велик просчёт и много времени упущено. Обрубок в его руках больше не являлся оружием, он мог послужить лишь в качестве недолгой защиты. И остаток кола выдержал первый удар сенобита и со звоном отразил его.

Меч Рапа отскочил для нового замаха. В коротком промежутке до следующего удара Ротанг оглянулся. Он обвел взглядом стены родного дома, в котором прошла вся его жизнь. Посмотрел на кресло, в котором любил неспешно потягивать дым одурмана из трубки. Посмотрел на неуклюжий камин, огонь которого на протяжении многих лет скрашивал ему долгие зимние вечера. Он взглянул на лес за окном, прекрасный в лучах утреннего солнца, и увидел над вершинами деревьев в рассветном небе несколько точек. Они увеличивались, превращаясь в катера союзных войск. К несчастью, помощь пришла слишком поздно… Взгляд остановился на сыне, и Ротанг с облегчением нашел в его глазах вернувшийся блеск и желание. И не важно, что Даймон выглядел жалко, важно, что воля наконец вернулась к нему.

С этой мыслью и улыбкой на устах он принял второй удар. Такой сильный и неистовый, что сенобит лязгнул зубами, а выбившаяся из-под мантии длинная коса взметнулась змием. На этот раз обрубок сдался под натиском лезвия, выкованного из металлов, которые Зверь изъял из недр тёмных солнц. Жердь лопнула и пропустила варварскую сталь. Лезвие демона разрубило Ротанга от плеча до промежности и глубоко ушло в пол.

Нечеловеческий крик заполонил углы дома. Даймон слышал его, ужасался заложенному в нем страданию и безысходности, но не мог представить, что источником крика является он сам.

— НЕ-Э-ЭТ!!!

Он кричал и не мог остановиться при виде развалившегося надвое тела отца. Новые чувства ворвались в неокрепшего юношу с варварством стада животных, топчущих и крушащих тяжелыми копытами его возрождённую душу. Невозможно передать всю глубину горечи и страдания, которые он пережил в тот момент. Впрочем, не только он. В тот день на многих деревьях увяли листья, а сосны сбросили хвою. Лес скорбел о гибели неотъемлемой части своего сложного организма.

Алая кровь дымилась на огромном лезвии, вонзенном в пол. Капюшон свалился с лысого черепа сенобита, отчего стали видны зубы, сомкнутые в неизменном оскале; чёрная коса раскачивалась за спиной, подобно маятнику. Сковывающий ужасом взгляд был направлен на обнаженного юношу, обливающегося слезами.

Сенобит выдернул меч из пола. Воздел его, собираясь расправиться со следующей жертвой, ибо нет на свете людей, которые видели Рапа при жизни, и не должно таких существовать.

Где-то далеко — скорее всего, не в этом мире — тревожно ударил колокол.

Их разделяла пара шагов. Два жалких шага отделяли Даймона от смерти, и в тот момент он настолько устал, что был готов принять неизбежное. Но вдруг с улицы донеслось утробное завывание. Тяжелые катера Союза приземлялись на лужайке перед фермой. И уже послышался топот спрыгивающих на землю солдат Союза и лязг передёргиваемых затворов.

Услышав звуки, Рап не тронулся с места. Короткое мгновение он ещё раздумывал, стоит ли делать эти два шага, чтобы убить обнаженное человеческое существо, прижавшееся к полу с ужасом в глазах. Потерять секунды, а следом показаться ещё большему числу людей, с которыми у него нет времени разбираться. Недопустимо, чтобы они знали, что Рох посетила столь важная персона. Слишком рано людям это знать. Они примутся с утроенной тщательностью расследовать события в Гарнизоне и, возможно, отыщут то, чего отыскать не должны. А сенобиту сейчас требовалась тайна. Пускай недолгая, на два-три дня, но именно сейчас. А затем это будет неважно, потому что планета перейдет в руки орков…

И он ушёл. Ушёл туда, откуда появился. В зеркало. Шагнул и растворился в нем, оставив Даймона в одиночестве. Словно не было никого в комнате. Никогда не было. Словно страшные следы оставила неукротимая бесплотная сила, подобно урагану ворвавшаяся в дом.

Влетевшие в каминную комнату бойцы специального отряда наблюдали воистину ужасающее зрелище. Кровь, человеческие останки, а возле них — нагой и грязный юноша, лицо которого залито слезами.

Представшая их глазам картина не растрогала солдат. Они уже знали, что молодой Зверолов причастен к смертям в Орудийном форте, а потому не сомневались, что и в этом преступлении повинен он — ведь в комнате больше никого не было! И солдаты приняли на веру первую мысль, которая пришла в их головы. И ужаснулись гадкому лицемерию юноши.

Среди них был молодой солдат, с которым Даймон столкнулся в Хранилище Грабба и в которого парень метнул обойму. Именно он первым поднял ствол реактивного ружья.

— Продажный змеёныш! Это он убил священника и старину Дьюка!!

Даймон смотрел на лица солдат и не видел в них ни капли сострадания. Более того, молодой, с разбитым лицом, направил на него автоматическую винтовку и был готов спустить курок. Видя, что спасения нет, в полном отчаянии юноша бросился туда, где находился единственный выход.

Он бросился в зеркало.

И зеркало не отвергло его, а приняло. Раздался хлопок, свет померк в глазах, и Даймон провалился в тёмную пустоту неведомого пространства.

А на бесконечно далекой планете Рох, в доме Звероловов, солдаты вдавили спусковые крючки. Очереди реактивных пуль устремились вслед сбежавшему юноше и раскололи зеркало. Стеклянные лоскуты посыпались на пол. В них, кроме стен, теперь отражались и живые существа. Мрачное чудо завершилось. Колдовская сущность зеркала разрушилась, и оно превратилось в самые обыкновенные осколки.

Путь назад для Даймона был отрезан.

Между входом и выходом был секундный интервал, в течение которого Даймон оказался в необозримой пугающей Пустоте. Здесь не было ни цвета, ни света — раздавался лишь заунывный далекий звук, похожий на мужской хор, тянущий единственную ноту. Даймон не ведал, что это за Пустота, но успел ощутить под собой глубину вселенских пространств, тысячи массивных звезд и невероятные расстояния, через которые перешагнул одним махом, как через трещину в земле. Он с ужасом подумал, что может и не достигнуть выхода, что его нога провалится, а обнаженное тело полетит в пропасть, уподобившись попавшей в недра циклопического мироздания пылинке… А в следующий миг вывалился из зеркала и распластался на шлифованном каменном полу.

Он поднял голову, чтобы оглядеться. Страшный убийца должен находиться рядом, он вошел в зеркало десятью секундами ранее. Вместо того чтобы бежать как можно дальше, Даймон отправился следом. Но иного выхода не было. На Рохе его ждала смерть. Здесь, впрочем, тоже, хотя он успеет сделать несколько глотков чужого воздуха.

Он лежал на краю скального обрыва, а перед ним насколько хватало глаз раскинулось то, что в первый момент показалось огромным залом. Тяжелый бугристый свод пестрел огнями, синие квадраты пола уходили за горизонт. И только когда он моргнул, когда случайный морок испарился, Даймон понял, что именно предстало перед ним. И захлебнулся от ужаса.

Не было никакого зала. Он видел бескрайнюю равнину, небо над которой заслонили тысячи звездолётов, вооруженных, смертоносных, с пылающими опознавательными знаками. Поверхность равнины до самого горизонта покрывали синие полчища орков, разрезанные тонкими линиями между подразделениями. Они стояли неподвижно, не издавая ни единого звука, точно мертвые, лишь мрачные знамёна покачивались на слабом ветру. Кое-где поднимались резные каменные столбы. Даймон взглянул на ближний, который находился от него метрах в двадцати, и ужаснулся. Отвратительные каменные рожи и черепа, громоздящиеся друг на друге, были политы стынущей человеческой кровью.

Бесчисленные армады смотрели на него, на скорчившегося юношу — жалкого, пыльного, чумазого, исхлёстанного ветвями, с кровоподтёками на голых плечах. Орки застыли, словно ожидая чего-то. И в следующее мгновение он понял.

Над притихшей равниной грянул повелительный и проникновенный голос — призывающий и повелительный. Юноша повернул голову и увидел неподалеку ещё одну скальную кручу, на которой, воздев руки, стоял сенобит. Даймон сразу вспомнил картинку, которую показывал букинист, а в голове всплыло имя. Климентий. Мозг и уста Тёмного Конструктора. Второй помощник Зверя, именно он обращался сейчас с речью к бесчисленным войскам.

Слова чужого языка были непонятны, но орки в синих доспехах слушали затаив дыхание. Из ностальгической печали голос Климентия извлекал страсть и ненависть. Вскоре интонации увлекли Даймона, потянули за собой и вонзились в сердце. В одно мгновение тело покрылось мурашками, а из глаз покатились слезы, но это было не всё. Раздавшийся следом призыв вознес эмоции на самую вершину, и полчища взорвались громовым рёвом. В экстазе Даймон вскинул руку и закричал вместе со всеми, его слабый крик влился в рёв толпы, душа разрывалась от желания броситься в бой во имя произнесенных, пусть даже непонятных, слов. Он кричал в поддержку, вполне осознавая, что громады войск готовы ринуться на его родину, в Верхние миры.

…Колкий чужой взгляд, буравящий затылок, вырвал из плена слов и заставил Даймона обернуться. Позади него вытянулся длинный ряд зеркал, каждое из которых было подобно тому, что стояло в доме Звероловов, — с оправой из магматических пород, расписанное фантастическими узорами. Перед зеркалами возвышалась фигура в тёмной мантии. Капюшон отброшен на спину, в опущенной руке страшный меч, конец которого касался пола, а на лезвии ещё пламенела кровь отца Даймона. Увлеченный напутственной речью Климентия, юноша совершенно позабыл об опасности, которая исходила не от полчищ орков. Она была здесь, рядом, в образе демона с изуродованным лицом.

Черные глаза Рапа пронзительно смотрели на юношу.

В этот раз Даймон не мешкал. Он действовал стремительно. Спасли инстинкты, которые развил в нем отец за время долгих тренировок, — своеобразная частичка Ротанга, оставшаяся в сыне, а может, рука помощи, протянутая из мира мёртвых.

Пока ужас не заставил его безвольно приползти к сенобиту, Даймон бросился к зеркалам. В том, из которого он пришел, тело отражалось, а это значило, что оно закрыто для перехода. Из глубин мозга поднялось слово «запечатано». И юноша выбрал соседнее, не только потому, что оно находилось ближе. Наверху его тяжелой рамы на полированной табличке темнел силуэт дерева с развесистой кроной.

Даймон метнулся к этому зеркалу. Ртутная плоскость беспрепятственно впустила его. Он зажмурился и… вывалился на слоистые крошащиеся камни. Не оглядываясь, тут же вскочил, потянув за собой увесистый камень.

Не раздумывая, Даймон ударил. Лист амальгамированного стекла со звоном рассыпался на осколки. Теперь путь назад отрезан. И в мир, небо которого загородили бесчисленные звездолёты. И к Рапу. И уж подавно к ферме Звероловов и прошлой жизни.