ГЛАВА 4. ЗДЕСЬ СКАЗ ОБ УРУМСКОМ ЦАРЕ КАРАМАНЕ И СЫНЕ ЕГО КАИСАРЕ ДЛЯ СЛУХА ПРИЯТНЫЙ И СЛАДОСТНЫЙ, НАЗЫВАЕМЫЙ КАИСАРИАНИ

Жил на свете великий и могущественный царь, властитель Урума[54] и многих стран, звали его Караман. Был он ликом прекрасен, телом могуч, исполнен мудрости, доблести и мощи. Не знал он от века поражений, ему покорялись многие цари и властители.

Владел он городом дивным и прекрасным. Обойти этот город можно было за семь дней, обнесен он был высокой оградой. И в этом городе, в семи местах, построил он дворцы сказочной красоты, ничего прекраснее не видело око человеческое! Царь Караман завел у себя такой обычай: прежде всего в воскресный день он шел в церковь и там молился, после службы отправлялся в первый дворец, посылал глашатаев во все семь концов города и собирал многочисленных нищих. Сам царь облачался в рубище, усаживал перед собой каждого нищего, мыл ему руки и подносил еду. Если были среди них калеки, царь их собственноручно кормил, а голых одевал и приказывал принести серебряные и золотые монеты и раздавал бесчисленное множество, так что бедные могли разбогатеть. Затем шел во дворец, снимал рубище, одевался в царские одежды, садился за пир и пребывал в отдохновении.

В понедельник он отправлялся во второй дворец, где ждали его все жалобщики. Царь садился, усаживал рядом визирей и судил больших и малых без мзды, так что жалобщики не смели подносить даже даров! Если жалобщик приносил что-нибудь, то его били и изгоняли из судилища. Так творил он суд правый до девяти часов. А когда после девяти все жалобщики отправлялись по- домам, царь садился и пировал.

Во вторник шел [царь Караман] в третий дворец, призывал своих приближенных и щедро одаривал каждого: кого землей, кого городом, кого селами, так что никто не оставался обделенным.

В среду приходил он в четвертый дворец, приказывал открыть многочисленные сокровищницы и делил драгоценности между великими и малыми, каждый получал столько, что не мог всего унести. Все вельможи в Уруме стали равными царям, а простолюдины уподобились вельможам.

В четверг Караман приезжал в пятый дворец, приказывал пригнать породистых скакунов и принести конскую сбрую и боевые доспехи — кольчуги, панцири, мечи, палицы, шлемы, щиты и прочее. Дарил он каждому — простому и знатному — по коню в драгоценной сбруе и всякое оружие; одаривал всем, необходимым в бою.

В пятницу приходил он в шестой дворец и играл со своими вельможами в мяч. А когда кончалась игра в мяч, приказывал принести охотничьих птиц — соколов, ястребов, кречетов — и делил их между придворными.

В день субботний входил он в дивные чертоги со своей супругой-царицей, приглашал жен и детей всех своих вельмож и справлял в седьмом дворце такой пир, что человеческое око не видело ничего приятнее. Тешили приглашенных дивные зрелища, каких человеческое око прежде не видывало и о каких человеческое ухо не слыхивало, а языку не под силу было выразить им хвалу. Усаживались по одну сторону стола красавицы-женщины, а по другую — мужчины, и было веселье, и танцы, и пение. И приказывал царь в тот день вынести множество украшений из драгоценных камней и жемчуга, а также много бесценного оружия и одаривал украшениями женщин, а всяким оружием — вельмож, никого не отпускал без даров. Так в пирах и утехах проводили они тот день.

В следующее воскресенье царь выходил в поле и приказывал разбить палатки и шатры, собирал воинов и отправлялся охотиться, и всю неделю они охотились и веселились. Ровно через неделю возвращался Караман домой и вновь справлял прежний порядок.

Все свои дни он проводил по этому обычаю, и не было другой заботы в его сердце.

Но случилось так, что дожил он до седых волос и не имел ни сына, ни дочери и ежедневно молил бога даровать ему наследника. Прошло время, и внял ему господь и обратил к нему милостивый свой лик.

Когда узнали о беременности царицы, началось во всем государстве великое веселье и раздали нищим несчетные богатства. Девять месяцев, установленных господом, весь народ ликовал, пел и веселился, царь велел щедро одаривать бедняков. На девятый месяц, согласно своему обычаю, царь отправился на охоту. Когда он утешался и развлекался на охоте, вдали показался гонец на быстро скачущем коне. Соскочил он у царского шатра.

Гонец вошел и поздравил царя с рождением сына. Узнав о появлении на свет наследника, царь вскочил, сложив молитвенно руки, возблагодарил господа, вестнику радости наполнил рот алыми яхонтами и облачил его в свои одеяния. Подарил ему большой город и множество богатств. Призвал Караман всех вассалов и вельмож и своими устами поведал им радостное известие: «Вельможи мои! Знаю, что вы разделяете мою радость. Осчастливил меня господь, отпустил мои несчетные грехи и даровал мне сына. Господу ведомо, что в душе моей гнездилась печаль: не о бездетности своей я сожалел и страдал, а о своих вассалах, взращенных мною, подобно родным детям. Кто знает, кто занял бы мое место и кто соблюдал бы установленный мной порядок? Теперь же даровал мне бог сына, и потому я радуюсь, и вы радуйтесь и веселитесь вместе со мной, ибо мы удостоились великой милости господней».

Возрадовались дидебулы и старейшины и воскликнули так: «О государь! Радуемся мы твоему счастью! Не скроем, печалились мы доныне, ибо ты уже сед, а все мы, дети Адама, рождены для смерти, и, если бы с тобой что приключилось, все царство было бы разорено. Мы этого боялись. Теперь же даровал нам господь такую милость, как же нам не радоваться!» С этими словами каждый щедро одарил доброго вестника.

Возрадовался царь и в тот день там же, на охоте, устроил пир. Назавтра он повелел визирям и звездочетам: «Посмотрите по планетам, какая судьба ждет моего сына». Пришли мудрецы и философы и предсказали царевичу многие подвиги, но не все они могли предугадать.

Доложил первый звездочет: «Родился мальчик, подобного которому человеческое око никогда прежде не видывало. На диво прекрасный, нравом безупречный, исполненный всяческих добродетелей, много стран присоединит он к твоим владениям».

Второй доложил: «Такой будет из него богатырь-палаван, что подобный ему нигде на свете не рождался, он выиграет много битв, и многие львы-герои будут повержены его рукой».

И сказал третий старец, звездочет по имени Джимаз: «Знай, государь, что такой умный правитель еще не являлся на свет божий и никогда не явится. Ликом светлее он самого яркого светила, так что даже солнце не может сравниться с ним блеском, а мощью и силой превосходит он всех героев и голиафов[55], станет он победителем дэвов и драконов, истребителем богатырей. За свою жизнь он проведет много сражений, никто не сравнится с ним в битве, много стран он покорит. Но осмелюсь доложить еще об одном, если не прогневаешься, а так я говорить более не в силах». Повелел царь: «Скажи все, что прочел ты по звездам». Джимаз сказал почтительно: «Большую печаль и горе причинит вам царевич, так что всякий скажет: вымер дом Карамана! По некоей причине он исчезнет на некоторое время, и мы ничего не будем о нем знать. В конце концов все обернется хорошо для тех, кто доживет до того времени».

Огорчился царь, но виду не подал. Вернулся домой, поздравил царицу и осыпал ее драгоценными камнями и жемчугами, раздал много сокровищ нищим и много пожертвований принес господу.

Показали царю младенца в колыбели. Открыли лицо. Такой излучал он свет, что затмил само солнце. Прекрасен он был и безупречен. С самого рождения сопровождало его это дивное сияние, и однодневный походил он на месячного, а месячный — на годовалого, так быстро он рос. Дивился царь, благодарил господа и решил вновь призвать звездочета Джимаза, велел снова предсказать судьбу наследника. Доложил старец: «О царь, я уже сказал тогда тебе: сперва он разрушит твой очаг, а впоследствии всех сделает твоими рабами».

Царь сказал: «Если сначала он такое горе нам причинит, то кто же доживет до счастливых времен? Неужто господь за грехи мои даровал мне сына, который ввергнет нас в такую беду? Постараемся, чтобы бог не вспоминал о моих прежних грехах и избавил от новых напастей. Стану я растить сына в таком месте, чтобы он ничего не знал об этом мире, пока не станет зрел разумом. Тридцать лет я буду содержать его там, а после поглядим, что сделает с ним господь».

Повелел Караман построить под землей небольшой город, зажечь там свечи и поселить младенца и с ним нянек и мамок, а также детей знатных вельмож. Царь нарек сына Каисаром[56]. Когда исполнился ему год, какого ребенка трех-четырех лет он ни схватит, ударит с такой силой, что одному руку сломает, другому ногу. Запрещала ему кормилица такое творить, но он не слушался.

Когда царевичу исполнилось два года, умел он стрелять из лука, играть в мяч, веселился и тешился ежедневно. Если же прерывал игры и стрельбу из лука, то усаживался и пировал со своими приближенными и сыновьями знатных вельмож.

Ему исполнилось всего четыре года, а ростом он превосходил всех и красой был подобен солнцу. Держал всегда при себе музыкантов, заставлял их играть и петь. Слушая их, он наслаждался. А когда читали они нараспев стихи, восхваляя небо и вселенную, или складывали божественные или любовные стихи, он внимательно слушал, уносился мыслями вдаль и пребывал в задумчивости.

Однажды сказал он своей кормилице: «Ах, кормилица моя! Певцы все время восхваляют в стихах небо и землю, отца и мать, а у меня нет ни отца, ни матери, не знаю, как я очутился здесь, не знаю, что такое небо или земля, откуда наша пища и питье, как мы живем?» Отвечала кормилица: «Так нас создал бог». Снова спросил он: «Как это он нас создал? Ведь глаза мне даны для того, чтобы видеть, и уши — для того, чтобы слышать, ум дарован мне, и рассудком я обладаю и знаю, что пища здесь не произрастает и есть иной свет, кроме света свечей. Скажи мне правду, иначе я убью себя». Не открыла кормилица истины царевичу, и никто другой не смел сказать ему правду из страха перед царем. Не заставив их говорить, Каис рассердился, рычал, как лев, метался, ходил взад и вперед и старался что-либо узнать. Так набрел он на железную дверь, которая вела наверх. Подумал он: «Что это может быть?» Взял большую палицу, ударил в сердцах по двери и сокрушил ее. Когда дверь была выбита, в подземелье хлынул [дневной] свет. Пошел Каис на этот свет и вышел наружу. Никто не посмел ему, разгневанному, сказать что-либо.

Воскликнул Каис: «Если вы меня не обманывали, то что же это такое?!» Как увидели горожане, что Каис вышел из подземелья, одни растерялись, другие удивились, а некоторые убежали со страху, умные же люди вышли ему навстречу и приветствовали его.

Доложил кто-то царю Караману: «Эх, государь, вышел твой сын из подземелья и явился в город». Эта весть поразила царя, от огорчения он лишился рассудка, вскочил, босоногий, с непокрытой головой, и вскричал: «Визирь, вот он знак, вот час моей погибели! Сейчас же вели убить его, пока он меня не погубил». Отвечал визирь: «Остановись, государь! Каис не такой сын, чтобы ты его убил; помни, что сначала причинит он тебе горе, но зато после сделает покорными тебе все царства».

Собрался царь и пришел туда, куда явился его сын. Как посмотрел на него Караман, изумился красоте и стройности его тела. В четыре года был он сильнее и краше всех богатырей. Когда увидел его царь таким, сказал: «О визирь мой! Если даже сегодня я погибну, то все равно я не в силах ни убить, ни заточить своего сына. Если не любоваться мне им, то чем же еще любоваться?» Обнял Караман сына и заплакал. Долго плакал он. Обратился Каис к отцу: «Пусть [вечно] благоденствует государь, о чем тебе плакать? Бог сделал тебя моим отцом, а меня — твоим сыном, так о чем же ты плачешь? Мне следовало плакать, что, будучи сыном столь великого государя, я рос в подземелье. Не знаю, чем я пред тобой провинился, иначе сам бы себя наказал! Отныне, поскольку мы встретились, ты не плачь, а плакать будет с сего дня всякий неверный вам и непокорный вашей власти. Вы же постоянно будете благоденствовать, никогда не омрачится ваше царствование»

Как услышал царь от сына такие слова, ничего более не сказал, ибо слезы мешали ему говорить, обнял его и повел к царице.

Как только царица увидела идущего к ней сына, от радости лишилась чувств и долго лежала бездыханная. Привели ее в себя при помощи ароматных снадобий. Посмотрела она на сына, обняла его и поцеловала в очи, подобные чернильному озеру, и уста — источник бессмертия. Усадили его царь и царица между собой и устроили пир. Велели призвать певиц и танцовщиц, музыканты тешили их слух сладкими звуками и говорили стихи, восхваляя Каиса. И явились дидебулы и знатные сановники и преподносили дары все более драгоценные, осыпали его самоцветами и жемчугом. И явились жены и дети вельмож, и они также одаривали его, восхваляли и осыпали драгоценностями. Еду подавали в драгоценной посуде, но никто не притронулся к яствам, никто не мог оторвать взор от Каиса, всякий дивился его красоте. Пир длился во дворце семь дней, и все горожане — мужчины и женщины — пребывали в чрезвычайном веселье и радости.

После того на седьмой день вышел на площадь царь и объявил: «Пусть явится все мое царство и приветствует моего сына». Явились все и оказали [царевичу] почести. Повелел царь Караман: «Пусть выйдут на площадь лучшие молодцы, играют в мяч и стреляют в кабахи, чтобы Каис смотрел и тешился».

Воздвигли высокий столб для кабахи и поставили на него золотую чашу, начали по ней стрелять. После затеяли такую игру в мяч, прекраснее которой не видело око человеческое. Сам царь Караман превосходно играл в мяч, а Каиса не приглашали принять участие в играх.

Долго глядел на это Каис, призвал старого визиря и сказал: «Визирь, печаль гнетет меня, и не знаю, как мне поступить». Отвечал визирь: «Почему говоришь такое, сын моего патрона! Не дай тебе бог никаких забот, пребывай вечно в веселье! Что тебя тяготит? Все наше царство покорно тебе, а также многие страны; свита, и придворные, и все богатства, и великолепие — какие видишь — твои. Старый отец и все вельможи его, чтоб потешить тебя, играют в мяч. Что же узрел ты такого, чтобы печалиться?»

Отвечал Каис визирю: «Я оттого и печалюсь, что все придворные и вельможи играют в мяч, а мне мой отец не велел с ними играть. Значит, он не считает меня достойным сыном и недоволен мной!» Увещевал визирь царевича: «Не говори так! Кроме тебя, у царя никого нет, а такого сына, как ты, не имеет ни один государь на свете. Не потому царь поступил так. Просто ты еще молод, и твой батюшка пока не уверен в тебе, боится, как бы не упала под тобой лошадь или кто-либо другой не задавил тебя конем, и потому не приглашает тебя играть». Но Каис твердил свое: «Пусть разрешит мне играть, если признает меня и считает своим сыном!»

Подошел визирь к Караману и обратился к нему: «Почему ты рассердил Каиса, почему не пригласил его играть в мяч?» Удивился царь и ответил: «Он еще юн, боюсь, как бы не принес себе вреда». Визирь молвил: «Этого больше не говори, твой сын очень обижен и, кроме игры в мяч, ни о чем слышать не хочет». Тогда царь повелел принести мяч и чоган и пригласил Каиса поиграть.

Обрадовался Каис, взял чоган и вступил в игру. Узнав, что Каис играет в мяч, вышла царица-матушка, а за нею все горожане, мужчины и женщины, так что никто не остался дома, и стали смотреть на Каиса. Каждый дивился сноровке и ловкости царевича. Изумился и царь и только молил бога, чтобы остался Каис невредимым. Каждый говорил: «Он послан нам богом! Кто и когда видел подобного ему сына адамова, еще никто не знает о его рождении, а он уже столь искусен в играх!»

Затем поставили на столб золотую чашу, и царевич начал стрелять по ней. Сколько бы раз ни выстрелил — ни разу не промахнулся. Этому еще больше дивились горожане и хором восхваляли его и молили господа о его долголетии. В тот день Каис сбил двенадцать золотых чаш. Затем все отправились в покои царицы, и начался такой пир, приятнее которого око человеческое нигде и никогда увидеть не могло. После пира насладились они в ту ночь отдыхом.

Наутро царь сказал: «Сын мой Каис, ты еще не видел охоты, знаю, она тебе понравится; если желаешь, поедем и поохотимся, охота — добрая утеха». Каис обрадовался, ибо ничего для него не было приятнее этого предложения, и отвечал царю: «Это будет большая милость для меня». Но тут заплакала царица: «Вот уже седьмой год, как у меня есть сын Каис, а я и двух раз не видела его. Для чего мне моя жизнь! Вы теперь уедете, и я долго его не увижу».

Каис сказал матери: «Матушка, что это значит?! Зачем тебе такой сын, который не отличится на охоте или в походе? Неужто мне все время сидеть дома? Не плачь, я не могу не пойти и скоро вернусь».

Что могла поделать царица! Караман приказал вывезти в поле охотничье снаряжение. Рано утром прибыли воины на добрых скакунах и с таким оружием, что человек ничего лучше увидеть не мог. Чтобы приглянуться Каису, они особенно нарядились.

Царь с царевичем выехали ранним утром, заиграли трубы, загремели барабаны, помянули они господа и отправились на охоту. Прибыли в заповедные угодья и стали охотиться. Один Каисар убил больше, чем вся свита. Царь смотрел на сына и следил за тем, как он стреляет, и сам уже не мог стрелять и не мог оторвать от него глаз.

Поохотясь три дня, вернулись они домой, и убитую Каисаром дичь сложили горой на площади. Дивились все горожане и восхваляли царевича. Затем вошли они в царские чертоги и устроили пир, какого никогда не устраивали, и царь щедро одарил каждого.

Однажды царь призвал к себе старого визиря и сказал ему: «Мой [верный] визирь! Такого сына, какого мне даровал господь, не было ни у одного смертного. Разве я достоин такой милости? Боюсь потерять его». Отвечал ему визирь: «Зачем говоришь такое, царь! Столько времени страдал ты без наследника, и теперь в возмещение мук послал господь тебе славного сына. Благодари господа и неустанно восхваляй его за такую милость!»

Приятны были речи визиря царю, и повелел он: «Разошли повсюду грамоты, чтобы прибыла наша свита, поеду в заповедные угодья, пусть Каисар насытит свое сердце охотой».

Сел визирь и написал обращение ко всем подданным — простым и знатным: «Пишу я, царь Караман, владыка Урума, обращаюсь ко всем покорным моему слову! Ныне ниспослана нам господом благодать, и дал он нам в сыновья Каисара, столь совершенного юношу, что подобного ему на свете нет и никогда не было. В этих окрестностях нет таких угодий, чтобы он мог охотиться на просторе, и потому мы отправляемся туда, где дичь водится в изобилии, где нет числа львам и тиграм. Как только получите мой приказ, не мешкая присоединяйтесь к нам, ибо Каисар очень спешит на эту охоту».

Разослал визирь приказ, и приближенные начали прибывать. Когда все прибыли, царь приказал вынести шатры и разбить их на площади. Он вышел сам и устроил пир. После велел пригнать множество породистых коней в драгоценной сбруе и принести охотничье снаряжение и птиц. И повелел царь Каису: «Сын мой, все это распредели между придворными, чтобы никто не остался обделенным!» И сделал Каис так, как приказал отец, и никого не оставил безоружным, ни великого, ни малого — оделил каждого.

Когда рассвело и солнце, краса вселенной, подняло голову, заиграли трубы, забили барабаны, сели на коней царь и сын его Каис и отправились на охоту. Те охотничьи угодья были поистине необычайны, царь [Караман] охотился там однажды в молодые годы, когда ему было двадцать лет, и после того никто в том заповеднике не охотился. Прибыли они туда и заночевали. Утром встали и отправили загонщиков. Целый день и целую ночь трудились загонщики и на другое утро пригнали множество зверей и птиц. Царь Караман метко разил дичь, а от Каиса и вовсе ни один зверь спастись не мог! Начали пригонять столько зверей, что даже стадами их сосчитать было невозможно. Пригнали много львов и тигров. Каис, где бы ни настигал льва, убивал его, как кошку. Много раз, когда под руку ему попадалась пара львов, он убивал обоих, ударяя друг о друга головами. Увидели это воины и, заметив льва или тигра, начинали кричать: «Каисар, помоги нам!» Царевич поспевал всюду и всех убивал. Придворные убили столько, что сосчитать было трудно, царь тоже сразил несчетное множество, но Каис только львов и тигров, не считая других зверей, убил столько же, сколько все остальные, вместе взятые.

Закончив в тот день охоту, расположились они на берегу ручья и устроили пир. Пировали три дня и три ночи, а дичь, побитую Каисом, отправили матери во дворец. По повелению отца Каис раздал придворным подарки за то, что они славно его потешили. На третий день царь велел окружить высокую гору. Загонщики оцепили гору и стали громко кричать. Оказывается, на той горе жил огромный дракон. Как услышал он крики охотников, вышел из ущелья и проглотил сорок человек, остальные едва унесли ноги. Бежали они и кричали: «Спасайтесь, идет огромный дракон, бегите!» Когда поднялись крики, царь Караман сказал Каису: «Сын мой, ты побудь здесь, а я пойду погляжу, что случилось».

Пошел царь, поднялся на ту гору, посмотрел на дракона — ужасен был дракон: глаза были подобны кровавым озерам, зубы острые, в три ряда, грива его была похожа на густой лес, сам он был необычайно грозен. Испугался царь и повернул обратно, подошел к сыну и сказал: «Сын мой, уйдем отсюда, оставаться здесь не стоит; столь огромен и страшен этот дракон, что человеку не под силу схватиться с ним; сейчас же уйдем, пока мы целы и невредимы, а то он со всеми нами расправится!»

Когда Каисар услышал от отца такие речи, он очень огорчился и сказал: «Государь, разве это дело — со столь большим войском от одного змея убегать! Что мы скажем [потом] людям? Я пойду один и схвачусь с ним!»

Как услышал это царь Караман, заплакал, обнял сына и сказал: «Не ходи на бой с ним; победить его невозможно; если ты еще раз это скажешь, я убью себя». Каис отвечал отцу: «Клянусь всевышним и твоим царством, я не откажусь от боя с ним, если даже ты сейчас меня убьешь. Я рожден богом для того, чтобы вступать в единоборство с дэвами и драконами, чтобы настигла их смерть от моей руки. Подумай, что ты говоришь? Советуешь мне бежать? Убежав отсюда, кому я покажусь?!»

Стал Каис облачаться в доспехи, заткнул булаву за пояс, опоясался мечом, взял копье и лук с тремя стрелами, помянул имя божье и пошел. Как увидели царь и все тавады, что Каиса не удержать, начали рвать на себе бороды и усы. Плакали все и молили господа о победе Каиса.

Поднялся Каис на гору и увидел дракона. Тот был так страшен, что царевич ужаснулся. Потом сказал себе: «Где я и где страх!» Помянул господа и пошел на дракона. Крикнул ему: «Эй ты, бес нечистый, как смел истреблять мое войско! Ну, гляди, я отомщу тебе за их кровь!» Как услышал дракон человеческий голос, медленно открыл большие, как озера, глаза и увидел Каиса.

Поднялся [дракон] и двинулся на Каиса. Не мешкая, помянул царевич имя божье и выпустил стрелу, которая попала [дракону] в раскрытую пасть, пробила ему хребет и вонзилась в землю. Второй стрелой он поразил оба его глаза. Как только царевич выбил дракону глаза, обессилел тот и упал. Подскочил к нему Каис с мечом и убил его. Закричали тут те, кто наблюдал за поединком: «Выходите, люди, Каис победил, он убил дракона!» Услышав это, прибежали все, пришел и царь, обнял Каиса, поцеловал его, воздал ему хвалу и возблагодарил господа за то, что тот даровал ему такого сына. Явились все вельможи, великие и малые, целовали победителю руки и ноги, восхваляли его: «Не родился на свет человек, подобный Каису!»

Подошли и осмотрели дракона, и дивились царь и весь народ его величине. А особенно дивился старец-визирь и говорил так: «Я обошел все страны, но о таком огромном драконе даже не слыхал никогда. Вот государь, разве не говорил я тебе, что царевич родился под такой звездой, что совершит много геройств и покорит своим мечом множество царств!»

Каисару, когда он убил дракона, было семь лет. Послали к царице гонца с доброй вестью, что Каисар убил дракона и перебил множество львов и тигров. Как услышала это царица, впала в забытье, занемогла и чуть не умерла [со страху]: «Зачем Каис вступил в бой с драконом!» Послали человека к царю, сообщили о ее болезни. До прибытия царя ни один лекарь ничем не мог ей помочь.

Вскоре прибыли Караман с Каисаром и вошли к царице, справились о ее здоровье. Как только услышала мать голос Каиса, тотчас же отступила от нее болезнь, и развеселился царь. Пришли горожане, и поднесли драгоценные подарки, и поздравили царевича с победой, и воздали ему хвалу. Молвил царь: «Сын мой Каис, прикажи открыть мои сокровищницы и одари всех без счета и числа, не забывай ни больших, ни малых!»

Приказал Каисар открыть двери сокровищниц и одарил всех камнями и жемчугами без числа, мечами и кинжалами, серебряными и золотыми монетами, так что никого не оставил обделенным и всех отблагодарил: «Добрую охоту вы мне устроили!» Сели они пировать, и такое у них царило веселье, какого никогда не было прежде.

Однажды обратился царь к своему визирю: «О визирь! В увеселениях у нас нет недостатка, но давно уже не знаем мы передышки от охоты и пиров, и не успеваю я справлять свой порядок. Теперь восстановим наш обычай, дабы Каисар запомнил все и подражал нам в делах».

На другое утро, в воскресенье, взял отец сына за руку и повел его на молитву, помолились они, как следовало, и пошли в первый дворец, где одаривали нищих. Во втором дворце в понедельник показал он ему судилище. Во вторник царевич присутствовал при одаривании вельмож. Так всю неделю знакомил царь Караман царевича Каисара с порядком, установленным при дворе. Понравилось все это царевичу, сказал он: «Как подобает нашему царству, все устроено так».

Кроме названных семи дворцов был у царя Карамана дворец, которого никто из смертных не видел, кроме самого царя. Тот дворец стоял на высокой и неприступной скале.

Все дворцы показал Караман сыну, а этот дворец не стал показывать. Призвал тогда Каис старца-визиря, молвил: «Отец мой столько хорошего мне показал, а тот дворец, который кажется мне прекрасным, почему-то скрывает!» Визирь доложил об этом царю. Царь огорчился и сказал: «Если Каис хочет, чтобы я был ему хорошим отцом, пусть об этом дворце не вспоминает, а то не будет между нами согласия». Каис молвил: «Раз царь так обиделся, более не упомяну о том дворце, но в душу мою запала горечь. Пока не увижу его, жить не хочу». Взял отец Каиса за руку и повел домой. Устроили пиршество, но в ту ночь не веселился Каис, все думал о том дворце. Он рано поднялся и пошел в свою опочивальню. Отец и мать слезно его просили, но он не остался. Когда пришел он в свои покои, разделся и лег в постель. До полуночи слуги бодрствовали, а в полночь их объял сон. И когда все уснули, Каис встал и написал завещание.

«О родители мои и вассалы, как братья со мной выросшие! Я ухожу, чтобы поглядеть на тот дворец. Наверное, ждет меня там беда, иначе почему не стал показывать мне его повелитель — отец мой? Пусть никто не ищет меня, я сам вернусь, а если не вернусь, то поступайте тогда, как сочтете нужным!»

Оставил Каисар это завещание на постели, а сам, босоногий, в одном архалуке, опоясался мечом и вышел крадучись, так, что слуги ничего не услышали.

Подошел Каис к тому дворцу, обошел его кругом, но ворот нигде не обнаружил. Огорченный и рассерженный, вскочил он на ограду и спрыгнул внутрь. За высокой стеной стоял дворец сказочной красоты. Царевич обошел его кругом и никак не мог найти двери, чтобы войти. Утомленный и безмерно опечаленный, Каис заснул. И явился ему во сне старец, прекрасный ликом, и сказал так: «Каис, о чем ты печалишься? Тот зеленый камень, что виден, — это изумрудная дверь. Отодвинь камень, и дверь откроется».

Вскочил Каис и отодвинул тот камень, отворил дверь и вошел. Ушей его коснулись звуки, приятнее коих человек услышать не мог. Царевич огляделся. Палаты были красиво и богато разубраны, каждая стена из отшлифованного камня — яхонта, рубина, изумруда. Все вокруг в драгоценных тканях и коврах, шитых золотом. Ни одной живой души не было во дворце, но сладостные звуки все лились, и ничего другого царевич не слыхал. Постепенно его одолел сон, и он уснул.

Опять явился ему тот старец и сказал: «Что ты лежишь? Встань, подними ту коралловую плиту и узнаешь тайну этих звуков». Вскочил Каис, как ветер, поднял эту плиту, и вырвались ему навстречу звуки чанги и лютни и самых разных музыкальных инструментов. Казалось Каису, что играют где-то совсем рядом, и пошел он по узкому и темному ходу, надеясь увидеть самих музыкантов. Так влекли его нежные звуки, что он не мог остановиться.

Тем временем рассвело, и слуги увидели, что постель Каиса пуста и его самого нигде нет. На подушке лежало завещание. Как увидели его слуги, стали рвать волосы и бороды, бить себя по лицу и по голове. С плачем предстали они перед визирем и передали ему письмо. Увидев завещание, визирь сказал: «Я знал, что Каисар так поступит с нами и погубит род царя Карамана». Встал он и, омытый кровавыми слезами, явился к царю, доложил о побеге Каисара и прочел ему завещание. Когда выслушали царь с царицей это известие, потеряли сознание и ничему больше не внимали. Посыпая голову пеплом, рвали они зубами свою плоть, сидели во мраке, предаваясь скорби.

А за это время Каисар прошел по подземелью недельный путь. Наслаждаясь звуками музыки, он не замечал времени. Когда он миновал узкий проход, вышел на широкое поле, конца-краю которому не было видно. Росли на том поле диковинные деревья и травы, не похожие на здешние [земные] деревья, цветы и травы. Чем дальше он шел, тем яснее слышались звуки, и он говорил: вот-вот дойду, но пока не видел ничего.

Шел Каис семь дней и семь ночей, голодный и босой, но ничего не узнал, тогда воскликнул он: «Увы мне, какое большое зло и горе причинил я себе; такое величие и царство утратил и старых родителей вверг в отчаяние, своих приближенных и верных слуг, выросших со мной, как братья, я покинул, а сам попал в дьявольские сети и брожу, ничего не достигнув. Что мне делать? Если вернусь назад, с каким лицом встречу я моих родителей и придворных: ведь не послушался я их увещеваний и столько времени испытываю трудности. Кто знает, в каком горе и отчаянии пребывают мои бедные родители. Батюшка мой потому не хотел показывать мне этот дворец, что он дьявольский!» Вознамерился Каис вернуться назад, взглянул наверх и увидел небольшой холм. Дай, думает, поднимусь на холм, может, увижу что, а если нет ничего, вернусь назад и не дам себя завлечь в сети дьявола.

Взошел Каис на вершину холма и огляделся вокруг. Увидел большое поле и посередине его дивное сияние и блеск. Сказал Каис: «Долго я терпел лишения и теперь не уйду, не узнав, что там». Пошел и, приблизившись к тому сиянию, увидел, что это был чудесный сад, окруженный серебряной оградой, и ограда эта сверкала. Обошел Каис вокруг, но не смог найти ворота. Утомленный, прислонился он к стене и уснул. Явился ему тот же старец и сказал: «Почему кручинишься? Встань и найди в верхнем углу маленькую дверь, толкни ее рукой, и она отворится».

Вскочил Каис, подошел к двери, толкнул ее рукой, отворил и вошел в сад невиданной красоты. Там было много плодов и цветов, и такой от них исходил аромат, что ничего приятнее человек вдыхать не мог. В середине сада стояла драгоценная беседка, окруженная большим бассейном, а в той беседке был накрыт стол, полный самых различных яств, радующих взор: одни блюда были горячие, другие холодные, одни нетронутые, другие уже отведали. В сосудах стояло вино — одни сосуды были полные, другие наполовину выпитые. Каис давно ничего не ел. Он стал есть и пить.

Подошел к нему старец и воздал ему почести. Спросил Каисар: «Отец, долго шел я на эти звуки, покинул ради этого родину, но пока ничего не сумел разузнать. Бога ради, скажи, если знаешь что-нибудь». Старик клятвенно заверил его: «Мне сто двадцать лет, и в этом саду я провел все свои дни, но ничего не видел, так же как и ты». Обиделся Каис и ушел через ту же дверь.

Прошел он через поле, поднялся на холм и увидел еще одно огромное поле, и посреди того поля что-то горело и сверкало. Пошел он туда — там был сад, окруженный оградой из золота, чудесней которой не сыскать. Обошел он вокруг и увидел, что ворота на запоре. Сел он у входа. Вышел некий старец, поклонился ему и пригласил войти. Приятно стало Каису, прогулялся он по саду, который был еще краше первого — и цветы и плоды были прекраснее тех. И там тоже стояла драгоценная беседка, еще красивее той, и стол был накрыт в два или в три раза лучше.

Пригласил его тот человек откушать, и сел Каис, поел и выпил вина и сказал потом старцу: «Давно я покинул свое царство и иду на эти звуки, они все слышнее и слышнее, но никак не дойду я до них и ничего не могу узнать. Ныне же господом богом тебя заклинаю, скажи мне, что знаешь об этом». Поклялся тот человек: «Я уже состарился, но видел только то, что здесь, и не знаю даже, чей это сад». Обиделся Каис и сказал: «Знаю, брат, что обманываете вы меня, но что делать, так сложилась моя судьба, поглядим, что бог пожелает сделать со мной». Потом сказал: «Брат, может, есть у тебя во что обуться, я босой иду столько времени! Дай мне обувь, бога ради!» Но поклялся старик: «Зачем мне обувь, я ведь из этого сада не выхожу, если бы у меня была обувь, дал бы тебе!»

Вышел Каис из сада, опечаленный тем, что так и остался босым, и пошел еще дальше, поднялся на холм и увидел посреди поля дивное и чудное зрелище. Направился он туда и подошел близко. Там тоже был сад, окруженный драгоценной оградой, и дверь была усыпана самоцветами, а возле дверей сидел старик и держал в руке драгоценный посох. Поклонился он Каису и сказал: «Благословен господь, приславший нам того, кого мы ждали!» Он пригласил Каиса в сад, столь прекрасный, что не походил он ни на первый, ни на второй, и те по сравнению с ним казались дикими дебрями. Здесь все деревья и цветы были и крупнее и красивее. Посреди сада стояла изумрудная беседка, и стол был еще обильнее прежнего.

И сказал тот старик: «Ты утомлен, откушай и отдохни». Сел Каис, откушал яства, выпил вина и, как окончил еду, встал и сказал старику: «Заклинаю тебя господом, скажи мне всю правду, где я и что это за страна?» Отвечал старик: «Прикажи, господин мой, что спросишь, я все разъясню». Сказал Каис: «Я сын великого царя Урума Карамана; услышал я эти звуки, покинул свое царство и оставил родителей без наследника. Следую за этими звуками и до сих пор ничего не сумел узнать. Встречал я садовников, но они мне ничего не сказали. Давно иду я босой и страждущий от голода и жажды. Расскажи, бога ради, что знаешь ты об этом». Отвечал тот старик: «Садись и слушай! Те садовники, которых ты видел, мои подчиненные, я старший над ними, и без меня они не могли ничего рассказать тебе, я же расскажу тебе все.

Царство наше велико и прекрасно. Эти сады, которые ты видел, и эта земля принадлежат царскому управителю, и те звуки, что ты слышишь, исторгают музыканты, играющие на чанги. Таков наш повелитель, что днем и ночью пирует и веселится. Владыкой этого царства является царь Шерук, могущественный и славный, исполненный всяких добродетелей. Но нет у него сына, а только солнцеподобная дочь. Когда она родилась, звездочеты предсказали: «Явится Каис, сын урумского царя, и женится на этой деве, никто другой не может на ней жениться». Пришли четыре царевича просить руки царевны, но ничего не обрели в нашей стране, кроме погибели. Теперь явился ты, и ждут тебя все великие и малые, не сводят с дороги глаз. Когда пойдешь дальше, все больше увидишь чудес. Кто только ни встретится тебе, все будут приветствовать тебя и восхвалять, ибо ты являешься их будущим владыкой».

Молвил Каис: «Прекрасно ты меня принял и добрые вести сообщил, господь да воздаст тебе за это! Меня изнурило, что очень долго я хожу босым, может, найдется у тебя, что мне надеть?» Отвечал садовник: «Изволь, господин. Ничего для тебя не пожалею». Преподнес он ему царские одежды и сказал: «Не обессудь, не имею я коня, иначе отдал бы его тебе!» Поблагодарил Каис старика и вышел из сада пешим, однако одетым и обутым.

Шел он недолго, встретились ему два человека. Сказал один другому: «Это тот самый царевич, о котором говорили наши звездочеты». Каис им не ответил, пошел дальше, вскоре повстречались ему трое других; они также низко поклонились царевичу и сказали: «Благодарение богу, ты еще прекраснее, чем мы ожидали!» Каис сказал им так: «Слушайте, вы люди или каджи? Что вы со мной делаете? Сколько времени я слышу странные звуки и иду на них, а ничего не могу узнать!» Отвечал один из встречных: «Пройди еще немного, и твое ожидание будет вознаграждено!»

Приободрился Каис, шел еще долго и увидел: едет некий человек на красном коне, ведет за собой двух джейранов и держит в руке лук с двумя стрелами. Подъехал он ближе, спешился, привязал коня, лук и стрелы положил возле царевича, а сам погнал джейранов дальше. Удивился Каис, подошел, взял лук и стрелы и сел на коня. Крикнул ему тот человек: «Царевич, стреляй в них!» Одного джейрана Каис убил, а второй убежал. Огорчился Каис, что упустил добычу. Тут подскочил тот человек, выхватил меч и отсек коню голову, после чего бесследно исчез. Оцепенел Каис и воскликнул: «Господь послал мне это испытание, да свершится его воля!»

Пошел Каис дальше, видит: скачет ему навстречу человек на синем коне, держит в руке лук и три стрелы и ведет трех джейранов. Подъехав ближе, соскочил он с седла, привязал коня, положил рядом лук и три стрелы, низко поклонился Каису, затем повернул обратно и увел всех трех джейранов за собой. Подошел Каис, взял лук и стрелы и сел на коня. Как только Каис сел на коня, тот человек отпустил джейранов и крикнул: «Стреляй в них, царевич!» Стегнул Каис коня плетью и пустился вдогонку, двух джейранов убил, а третьего упустил. Огорчился Каис, что один джейран убежал. Подъехал он на коне к тому человеку. А тот выхватил меч, отсек голову синему коню и исчез. Еще сильнее удивился Каис: «Куда я попал? Если это люди, то зачем убивают они своих коней; если колдуны, да хранит господь меня от их козней».

Идет Каис дальше и видит: скачет человек на черном коне в драгоценной сбруе, держит лук с четырьмя стрелами и ведет за собой четырех джейранов. Подъехал он ближе, соскочил с коня, поклонился, воздал Каисару хвалу и доложил: «Ты еще прекраснее, царевич, чем предсказывали наши звездочеты!»

Поднес он ему лошадь и оружие, приложился к его колену и сказал: «Кто тебя разгневал? Садись на черного коня и пусти стрелы в этих джейранов, гнев твой остынет». Эта сладкая речь пришлась Каису по душе, он сел на коня, взялся за лук и стрелы. Отпустил тот человек джейранов и крикнул: «Ну, бей их, царевич!» Пустился Каис в погоню, догнал, трех убил, а четвертый убежал. Повернул Каис обратно, а когда подъехал, выхватил тот человек меч и убил лошадь. Каис очень огорчился, ибо никак не ожидал этого, и сказал тому человеку: «Теперь тебе не уйти от меня, клянусь всевышним, я тебя убью. На что это похоже: три человека привели мне коней и всех трех убили!» Отвечал тот человек: «Любезный мой господин, за что грозишь мне смертью? Я развлек тебя и дал поохотиться. Ведь я убил своего собственного коня, а не твоего!» С этими словами человек исчез.

Пошел Каис дальше. Смотрит: едет навстречу еще один человек — на золотистом коне, стройном и породистом. Седло и сбруя на нем из чистого алмаза. Держит всадник лук и шесть стрел и ведет за собой шесть джейранов. Спешился он, низко поклонился и поцеловал Каису колено; подвел коня и поднес лук со стрелами. Не выдержал тут Каис: «Что здесь происходит? Вы являетесь и преподносите мне коней, а после коня убиваете! Бог свидетель, если и ты так поступишь, клянусь, и тебя убью, и себя!» Сказал тот человек: «Клянусь тобой, этому коню не грозит гибель. Дочь нашего царя и этот конь родились в тот же день и час, когда ты появился на свет! «звездочеты предназначили их для тебя. Кто же посмеет убить этого коня? С ним ты совершишь много славных подвигов, покоришь многих дэвов, колдунов и царей. Садись на коня и, пока я не скажу, до тех пор не пускай его вскачь». Сел Каис, и тот человек отошел так далеко, что едва был виден; пустил оттуда джейранов и крикнул: «Ну, бей их, царь!» Пришпорил Каис коня, понесся быстрее ветра и убил всех шестерых. Так он был весел, словно находился в своем отечестве.

Ехал он недолго и увидел, что идут три женщины. Одна сказала: «Вот тот, кого мы ждали; он таков и есть, как восхваляли его». Вторая молвила: «Он достоин большей хвалы». А третья отвернулась. Сказал Каис: «Вы две свое сказали, а почему отвернулась третья?» Ответили женщины: «Не говори ей ничего, будь добр, может, ты ей не понравился?»

Ушли они, а Каис направился дальше. Встретил он человека, который сидел на пятнистом муле и на спине вез мешок. Подъехал он ближе, спешился, поклонился и преподнес Каису царские одежды, поцеловал ему колено и сказал: «Сойди с коня и облачись в царские одежды, ибо ты повелитель этой земли». Сошел Каис с коня, облачился в дорогие и нарядные одеяния, снова сел на коня и спросил того человека: «Брат, неужели в этой стране нет больше людей, отчего, кроме тебя, никто не выехал мне навстречу?» Отвечал тот: «Благоденствуй вовеки, государь! Вот проедем мы путь до обеда, и столько мужей и отважных юношей выйдет встречать тебя и оказывать тебе почести, что ты скажешь: «Вот это люди!» — и будешь радоваться, взирая на них».

Вскоре увидели они идущих к ним двенадцать мужей. Как приблизились они, спешились, поклонились ему и воздали хвалу и возблагодарили господа за то, что послал он им витязя лучшего, чем ожидали они и господин их, царь Шерук. Очень красивые были люди, хорошо снаряженные и пышно разодетые. Они были еще молоды и сидели на добрых скакунах. Приятно было Каису видеть их, и обрадовался он безмерно и обласкал их, как братьев, и поехали они с ним.

Прибыли они в красивое и отрадное место. Протекал там родник, и спешились они, и через некоторое время подошли к ним еще двенадцать человек и поклонились Каису и преподнесли ему драгоценные шатры, поставили их и подали изысканные яства и напитки. Поели они, сели на коней и ехали так до вечера. В вечернюю пору подъехали к ним отлично снаряженные двадцать всадников на добрых конях. Приблизившись, сошли они с коней и воздали Каису хвалу: «Благословен тот, кто удостоил наше царство вашего прибытия и послал в старости царю Шеруку достойного сына и зятя; ты оказался еще прекраснее, чем ждали мы и слышали хвалу о тебе». Удивлялся Каис: дескать, откуда знают меня эти люди, но не говорил ничего. Остановились они там на ночлег, расставили дивные и драгоценные шатры и сели пировать, были при них многие достойные люди, и, глядя на них, радовался Каис.

Отдохнули они в ту ночь, а как рассвело, собрались и ехали до восхода солнца. Увидели сорок человек, убеленных сединами, едущих им навстречу. Как приблизились те, спешились, поклонились, воздали хвалу и благословили: «Хвала господу за то, что прибыли вы с миром и с вашим приходом возрадовались наши сердца и сердце нашего повелителя».

Среди них был некий муж, самый старший по возрасту, занимавший пост гостеприимца при управителе царского двора. Был он умен, премудр и ликом прекрасен, и звали его Абраам. И беседовал Абраам с Каисом, и прошли они долгий путь до самого вечера. И увидели, что идет бесчисленный караван верблюдов и мулов. Спросил Каис Абраама: «Что это, куда направляется караван?» Отвечал Абраам: «Это не караван — это управитель двора, мой господин Фарух посылает для вас все, чтобы вы могли заночевать здесь». Поставили на берегу реки дивные шатры, такие, что глаз человеческий не видел ничего краше. Подъехал Каис и спешился у царского шатра. Начали готовить редкостные яства и устроили такое пиршество, прекраснее которого око человеческое не видывало. Сказал Каис в сердце своем: «Эти люди обманывают меня, не может быть, чтобы все это принадлежало управителю царского двора, все это намного лучше того, что имеет мой отец».

Три дня они пировали и развлекались, тешились играми и веселились. На третий день прибыл всадник на коне и доложил гостеприимцу Абрааму, что управитель царского двора Фарух выслал передовой отряд и не сегодня завтра пожалует сюда сам, а вы, сказал он, должны сейчас же подниматься и идти ему навстречу. И они приказали седлать коней и уже собирались в путь, как прибыли отряд, посланный царским управителем Фарухом, и бесчисленная свита, которую невозможно было охватить взглядом. Спешились вельможи и стали по очереди подходить к Каису на поклон, воздавали ему хвалу и целовали колено. Потом подходили и другие, оказывали почести и осыпали хвалой. И преподнесли ему знамя, рога и трубы, и все восклицали: «Слава и благодарность господу, который не разорил наше царство, а послал в старости царю Шеруку такого сына и зятя. Он лучше, чем мы ждали, чем слышали о нем хвалу».

Возрадовался безмерно царь царей Каис, и лик его расцвел, подобно розе. Воссел Каис, и свита заиграла в трубы, и забили барабаны, и выкликали гонцы добрую весть, и строились в ряды дружины и шли на большое поле с весельем и играми. Одни играли в мяч, другие состязались в скачках, третьи стреляли из лука в цель. Так они шли, развлекаясь. Увидели, что навстречу им скачет небольшая группа всадников. Это был главный конюший управителя царского двора. Он спешился, поклонился, воздал Каису хвалу и преподнес ему двенадцать породистых коней в драгоценной сбруе, посланных в дар от Фаруха. Каис поблагодарил его. Сели они на коней и поехали дальше. Их встречало все больше знатных придворных, и все воздавали Каису почести.

Спросил Каис Абраама: «Сколько придворных уже явилось, а где же сам управитель двора?» Отвечает Абраам-гостеприимец: «Пока не пришлет он вам навстречу больше половины свиты с дарами, сам не явится». Понравилось это Каису, и продолжали идти им навстречу все более и более знатные придворные. Сказал Каису Абраам: «Мне не следует вас учить, но прибудет еще много знатных людей, и вы[57] не должны робеть. Держитесь так, будто все они — ваши воспитанники, обратитесь к ним с ласковой речью. Тебе[57] принадлежит все это и еще многое другое. То, что ты видишь, кроме тех садов, что ты уже обошел, и другие обширные земли, и необъятные города, и крепости, и села — всем этим повелевает, мой патрон — управитель царского двора, и свита его бесчисленна».

Сказал Каис в сердце своем: «Я же говорил, что обманывают они меня, эта страна, эти крепости и села и бесчисленные придворные едва уместятся на площади в три дня пути, а люди все прибывают и прибывают. Этот Абраам, наверное, управитель двора, а тот, кто должен прийти, видимо, царь этой страны, ибо страна Урум тоже велика, но таких порядков и обилия придворных, щедрости и любезности не видел я и у батюшки моего — царя Карамана. Они либо чародеи, либо по молодости моей хотят меня обмануть. Если все это принадлежит управителю двора, то у царя должно быть в сто раз больше земель, богатств и придворных. Мне следует быть начеку, чтобы не осрамиться перед государем. Как узнаю я царя? По венцу, скипетру и порфире, которые всегда должны быть при нем. Если не увижу я этого, тогда поверю, что он управитель двора, и буду вести себя с царским достоинством. Вельмож и придворных буду приветствовать кивком головы и ласковой речью».

Приходили и приходили люди, коих невозможно было сосчитать, красиво и богато наряженные, пригожие и любезные, на добрых конях, в полном снаряжении. Нравились Каису красота и доблесть свиты. Тут увидели они, что скачет гонец на быстром коне и докладывает Абрааму: «Совсем уже близко управитель двора Фарух». И сказал Абраам Каису: «Как прибудет он и увидит тебя, сойдет с коня и обнажит голову. Ты же с коня не сходи, не подобает тебе это как сыну великого царя и повелителю этих мест, он же — твой вассал. Когда он спешится, ты оставайся на коне. Он подойдет ближе, поклонится и захочет поцеловать твое колено, этого не дозволяй, пусть поцелует тебе руку».

Тем временем показалась большая свита, растянулись прибывшие со своими конями на расстояние трех агаджи. Били в барабаны, дули в трубы и волынки, играли на свирелях и литаврах. Начались состязания в скачках, в стрельбе из лука — ничего прекраснее не видело око человеческое. Смотрел на это Каис и всему дивился. Как приблизился царский управитель Фарух на расстояние одного агаджи, сошел с коня, снял шапку и пешком направился к Каису, сидевшему на коне. Подошел он, поклонился и хотел поцеловать колено. Здесь наклонился царь Каис, подложил ему под щеку свою руку и не дозволил целовать колено. Поцеловал Фарух ему руку, а Каис поцеловал его в лицо. Сели придворные на коней, но не сел управитель двора.

Воздал Фарух хвалу Каису: «Благословен господь, создавший такого юношу, и да здравствует многие лета тот отец, который тебя сотворил! И благословенна пусть будет та мать, которая тебя родила! И благословенна да будет та грудь, которая вскормила тебя молоком и взрастила! Благословенна будь та земля, на которой ты возрос и возвысился, подобно кипарису!

А еще благословен будь господь, который оказал нам такую милость и ниспослал нам тебя патроном и даровал нашему господину достойного зятя и сына. Отныне мы будем радоваться этому. Приказывай, повелитель мой, и изволь пожаловать в дом раба твоего!»

Управитель двора пешком пошел впереди, но Каис не позволил ему этого и посадил его на коня. Поехали они и прибыли в город, большой, просторный и красивый, разукрашенный без меры, где стоял дворец управителя двора. Как приблизились они к городу, вышли им навстречу все горожане — мужчины и женщины, и славили они Каиса и осыпали его золотыми монетами. Спешился тут Фарух и вместе со своей свитой стал стелить под ноги Каису парчу, атлас, шелк, и так он шел, а горожане осыпали его самоцветами и жемчугами и стелили под ноги коню драгоценные ткани.

И привели его в чудесный и красивейший дворец, сошел Каис с коня и вошел во дворец, дивно построенный и разукрашенный. Посреди стоял престол, осыпанный драгоценными камнями. Фарух посадил Каиса на престол, а перед этим благословил его сам и осыпал самоцветами и жемчугами. Потом призвал вельмож и велел им поклониться Каису, и они тоже осыпали его множеством дорогих камней. Молвил Каис: «Брат мой Фарух, мне не подобало пока еще восседать на престоле, почему посадил ты меня на него?» Отвечал Фарух: «Я твой раб, и все это принадлежит тебе, так мне велел мой повелитель. Ты великий и высокий государь, сын великого царя Урума Карамана. Если ты не воссядешь на престоле, то кого же мне посадить?!» Приятно стало Каису, и началось пиршество, какого око человеческое никогда прежде не, видывало.

Девять дней пировали они, и ежедневно подносили Каису чудесные дары, которым не было цены: царский венец, корону, оружие, драгоценные камни — все невиданное и неоценимое. И с каждым днем пиры становились все роскошнее и все больше сокровищ ему преподносили. И играли те дивные музыканты на чанги и пели сладостными голосами, прекраснее которых никогда не слыхивало ухо человеческое. Это были те самые музыканты, ради которых Каис пустился в путь.

Однажды во время пиршества призвал к себе Каис Абраама-гостеприимца и молвил ему: «Ради этих звуков и этих музыкантов я прибыл сюда и покинул мою отчизну. Коли любезен я Фаруху, пусть отдаст мне их, другие же богатства мне не нужны». Отвечал Абраам: «Об этом не печальтесь, не только их, но все, что пожелаете, он преподнесет вам. Только не спешите, побудьте здесь подольше, а перед тем как вы отбудете, он сам явится к вам и подарит музыкантов». Развеселился Каис и остался там еще на некоторое время.

Тем временем прибыл гонец от царя Шерука и сообщил: «Государь узнал о прибытии Каиса и возрадовался, глаз не сводит с дороги и велел передать: если любишь меня — не мешкай!»

«Приведите его скорей», — сказал царь и сам направился им навстречу. Приказал Фарух отпереть двери сокровищниц. Все, что имел, разделил пополам, и вельмож и придворных — всех поделил поровну и отдал Каису. И подарил ему девять таких музыкантов, лучше которых не было у него. Обрадовался Каис и поблагодарил Фаруха. Отвечал Фарух: «Я стыжусь, что не смог встретить тебя, как подобает, а теперь провожаю тебя из своего дома. Но царь прислал гонца и велел передать: «Я иду вам навстречу, и вы не мешкайте». Он уже в пути, и вам нужно выезжать, а мы последуем за вами».

Безмерно возрадовался Каис, воздел руки к небу и воскликнул: «Слава царствию твоему, Господи! Ради этих музыкантов я покинул дом, босой и с непокрытой головой, а ты такую милость оказал мне, что не ведаю, удостоюсь ли подобной милости еще когда-нибудь впредь!»

В тот день остались они пировать, а утром вышел царь Каис и села на коней их свита. Музыканты забили в литавры и барабаны. Сел Каис на коня и поехал навстречу царю. Ехали они целый день и прибыли в одно красивое место. Поставили шатры и сели пировать. Утром опять собрались и поехали. Увидели, что скачут к ним два человека. Спешились те, поклонились и доложили: «Царь выехал вам навстречу!» Обрадовался Каис и продолжал путь. Проехали они немного и увидели, что едет им навстречу хранитель царской сокровищницы. Приблизившись, он сошел с коня, поклонился Каису и преподнес ему множество роскошных царских одеяний, пайс поблагодарил его, и поехали они дальше.

Увидели, что едет к ним один человек. Спросили, кто он, но он не ответил ничего — поклонился Каису и поднес ему царский венец с султаном, посланный Шеруком Надел Каис корону, вставил султан, и засверкала она подобно солнцу. Пошли они дальше и увидели, что на встречу им едет главный конюший. Спешился он, поклонился, поздравил Каиса с благополучным прибытием и преподнес ему сорок отборных скакунов в драгоценной сбруе. Поблагодарил его Каис, и они отправились дальше.

Встретили их по пути начальники царской охраны и царские телохранители, восхваляли они Каиса, приветствовали его прибытие и подарили ему пятьдесят воинов в драгоценных доспехах. Потом встретил его главный царский егерь со своей свитой, поклонился он Каису, приложился устами к его колену, поздравил с благополучным прибытием и подарил ему пятьдесят соколов, сотню ястребов и сотню кречетов с теми, кто их обслуживает. Поблагодарил всех Каис. Придворные продолжали прибывать и приветствовать Каиса и оказывали ему почести.

Девять визирей было у царя, и все девять вышли встречать Каиса. Спешились они, поклонились ему, поздравили его с благополучным прибытием, осыпали бесчисленными самоцветами и жемчугами и сказали: «Благословен господь, создавший такого юношу, и благословенны те наставники, которые научили нас оценить ваши достоинства и восславить вас. Но ты превзошел всякую хвалу и оказался лучше, чем написано было в наших книгах».

Сели они на коней и поехали. Через некоторое время показалась такая пышная и многочисленная свита, что взглядом охватить ее было невозможно. И доспехи их сверкали, подобно солнцу. И доложил тогда гостеприимец Абраам Каису: «Царь царей! Вот идет государе наш Шерук. Как подойдет он, вы ему почестей не оказывайте, он сам вам поклонится. Он спешится, и вы поприветствуете друг друга. Правда, он великий царь, но вы еще выше, ибо господь покорил вам такое царство». Заиграли с обеих сторон трубы, застучали барабаны, поднялось веселье, начались скачки и стрельба из лука, смех, радость. Подъехал царь Шерук и сошел с коня. Спешился и Каис, исполненный доблести и красы, и сияние лика его оставляло за собой тень.

И подъехал царь Шерук, и приветствовал он гостя первым, а затем приветствовал его Каис, обнялись они и поцеловали друг другу руку и лицо. Заплакал царь и после долгих слез сказал: «Благословенна милость господня, которой я удостоился в старости. Я не имел сына, у меня только дочь, и послан мне такой зять и сын. Отныне, сын мой Каис, это царство — твое, и все, что ты видишь, принадлежит тебе. Мои звездочеты сулили мне тебя, славного витязя, и слова их оправдались. Теперь, раз ты благополучно прибыл сюда, будь весел и не грусти!» Поблагодарил его Каис.

И повелел царь расстелить парчу и золотые ткани на расстоянии одного дня пути и по ней повел Каиса, и осыпали его драгоценными камнями и золотыми монетами, и шли они так, с весельем и играми, под звуки труб и барабанов. Вышли навстречу все горожане и тоже сыпали на голову Каиса неоценимые и драгоценные камни и золотые монеты и поздравляли и восхваляли его.

Так шествуя, подошли они к городу. Город был необычайно велик, двенадцать дней понадобилось бы, чтобы обойти его. И был он обнесен тремя стенами: снаружи — серебряной, внутри ее — золотой, а внутри золотой — стеной из камней-самоцветов. И они прошли через все три. И выходили все жены и невестки горожан поглядеть на них, даже дряхлые старцы и те не остались дома. И осыпали Каиса множеством самоцветов и раздавали нищим драгоценные камни, и мужчины и женщины благодарили бога, который даровал им такого повелителя, и стелили под ноги бесценную парчу, и трубили в трубы, и били в барабаны. Царило веселье и ликование, радостнее которых око человеческое не видело никогда. И плясали многие искусные плясуны, и взбирались мужчины на [плечи] мужчин, а женщины — на [плечи] женщин, чтобы получше разглядеть Каиса. А Каис так выделялся из толпы, будто восседал в паланкине, поставленном на слоне: был он выше всех.

Подъехали к царскому дворцу. Он был огорожен необычной и удивительной стеной: вместо кирпича была она возведена из драгоценных камней. А дворец был построен еще лучше, нельзя было на него налюбоваться. Вошли они в покои, воссели на престолы. Семь дней и семь ночей был такой пир, какого человек не видывал отроду не только в этом городе, но и на целом свете. Во дворце царило такое веселье, о каком никто никогда не слыхал. Зрелые мужи от радости помолодели, младенцы сорокадневные прыгали в колыбельках, а старцы и те плясали. Через семь дней царь приказал открыть двери двенадцати сокровищниц и раздал золото нищим и убогим, чтобы они благословляли Каиса. Каждый славил его воцарение.

И прислала царица своих придворных приветствовать зятя и поздравить его с прибытием. И прислала девятью девять царских одеяний, девять венцов, девять украшенных самоцветами султанов, девять драгоценных поясов и всего другого по девяти раз девять и наказала передать: «Сын мой Каис, блажен твой родитель, что имеет тебя сыном, а ныне еще более блаженна я, ибо узнала о твоем благополучном прибытии, радуюсь я, что в старости увидела свою дочь счастливой. Ныне ты мой сын и зять, благословен господь, который явил тебя на свет и удостоил нас милости называть тебя сыном. Отныне ты мой сын и повелитель моего царства». Прислала царица семь ключей от семи сокровищниц: «Сын мой, прикажи открыть эти сокровищницы и раздай все неимущим». Поблагодарил Каис со свойственной ему учтивостью и велел присланными царицей ключами отпереть кладовые и раздать все неимущим.

Царь Шерук созвал всех вельмож и приказал устроить игру в мяч и стрельбу на кабахи. Началась игра в мяч и стрельба. Обратился к царю Шеруку управитель двора Фарух: «Отчего не предложите вы Каису поиграть в мяч, когда все играют, считаете его недостойным быть вашим зятем или в чем ином дело?» Отвечал Шерук: «Не смею тревожить его, а если ты предложишь ему поиграть, будет хорошо». Подошел тогда Фарух к Каису и доложил: «Очень я робею перед тобой, о царь, но Шерук желал бы видеть тебя среди игроков в мяч». Обрадовался Каис, приказал привести породистого коня, а сам облачился в одежду для игры в мяч. Так прекрасен был он, восседающий на коне, что взиравшие на него удивлялись и видевшие его изумлялись. Приказал Каис: «Принесите мне мяч!» Принесли три мяча, и начал он играть всеми тремя. Ударял по первому, затем по второму, потом бил по третьему, и, когда третий взлетал вверх, первый падал на землю, и он успевал его отбить, тут падал второй, и его он отбивал; так ловко он бил, что ни разу не промахнулся. Иногда один мяч уступал он другим игрокам, и тогда сам играл двумя. Когда он забрасывал мяч, те все застывали в изумлении, и мячи и чоганы падали из их рук.

Царь и царица наблюдали сверху, дивились красоте и ловкости Каиса и благодарили господа. Когда лошадь уставала, царевичу тотчас подводили другую, он перескакивал с уставшей лошади на отдохнувшую, не касаясь ногами земли. Это очень всех удивляло. И так играл Каис в мяч с раннего утра до полуденного зноя.

Вскочил тогда царь и окликнул Каиса: «Хватит, царь царей, сын мой и жизнь моя!» Спешился Каис, и вошли они в царские палаты и устроили пир. Началось веселье такое, подобного которому человеческий глаз никогда не видывал. Сидели музыканты и певцы и пели сладостными голосами, вознося хвалу Каису. Три дня и три ночи продолжалось пиршество и веселье. Когда возлияния утомили пирующих, они разошлись.

Третий день отвел Каис отдыху, а когда отдохнул, встал ото сна и облачился в прекрасные одежды.

Вызвал царь к себе управителя двора и сказал ему: «Я не смею, а ты попроси Каиса показать нам, сколь искусен он в стрельбе на кабахи». Пришел визирь и сказал Каисару: «Боюсь, что много себе позволяю, государь, но царь желает посмотреть стрельбу на кабахи, и, если ты изволишь принять участие в состязаниях, будет хорошо». Обрадовался Каис и приказал привести коня. Привели коня и вынесли украшенную драгоценностями золотую чашу, поставили ее на высокий столб. Вышел царь в сопровождении вельмож, а для царицы на высокой кровле поставили изумрудный престол. Вышла она со знатной свитой. Высыпали все горожане — мужчины и женщины, дома не остались даже двухлетние дети, все пришли поглядеть на Каиса.

Пустил Каисар стрелу, пробил чашу. И так девять раз без промаха стрелял Каис. Дивились царь, царица и все жители и благодарили судьбу, даровавшую их царству такого владыку.

И сказал тогда управитель двора: «Хватит, государь!» И, соскочив с коня, Каис подошел к царю. Пошел ему навстречу царь, взял за руку и сказал так: «Сын мой и повелитель моего царства! Теперь прикажи, и навестим царицу, твою тещу!» Приятно было Каису, и вошли они в чертоги необычайной красоты, краше которых не было на свете. Обняла царица Каиса, поцеловала его и сказала: «Благословен творец, который создал такого молодца и даровал нам в сыновья и патроны! Ныне, сын мой, ты видишь царя Шерука, дожившего до старости. Я также состарилась, и сына у нас нет, есть только дочь, хвалить которую не стану, сам посмотри и оцени ее красу. Теперь, сын мой, она принадлежит тебе, как и все наше царство, ты владыка над всеми царями и повелитель над государями. Отныне не скучай, веселись и пируй, охоться и одаряй великих, малых и неимущих. Да не омрачится никогда царствование твое и сердце твое да будет всегда веселым! Здравствуй в веках! Да будут все государи и цари покорны твоим повелениям!»

Когда царица завершила свое обращение к Каису, ответил он ей: «О знатнейшая из знатных, высочайшая из государынь, светило всего мира! Благословенно царствование ваше и царя царей Шерука! Отчего ты говоришь о скуке? Я сын великого государя Урума, могущественного и непобедимого врагами царя царей Карамана. Нет у него ни сына, ни дочери, кроме меня. Когда я родился, предсказал старый звездочет Джимаз: «Сын твой Каисар вырастет таким молодцем, какого не бывало на всем белом свете, и не родится никогда другой, подобный ему. И он либо принесет стране твоей погибель, либо покорит тебе все царства». Приказал мой отец построить под землей дворец. Поместил меня там и наружу не выпускал. Исполнилось мне четыре года, и сказал я в сердце своем: «Что за жизнь у меня, не вижу я ни неба, ни земли, неужто нет у меня ни отца, ни матери?» Спросил я кормилицу, но она не сказала мне правды. Я рассердился, выломал дверь и вышел из подземелья. Огорчился мой отец, но ничего не смог сказать. Я охотился и пировал, и все мое царство радовалось.

У моего отца было множество прекрасных дворцов. Все дворцы он мне показал, но один дворец, тот, что стоял у самой границы с вашей страной, он мне не показывал. Захотелось мне увидеть его, но не показали мне его и ничего о нем не рассказали.

Однажды ночью я лежал один в своей опочивальне, я встал, опоясался поверх архалука саблей и вышел, оставив завещание: «Никто пусть не отправляется искать меня, пока я сам не вернусь!» Подошел к тому дворцу, обошел его вокруг и не нашел дверей. Огорчился я, и от огорчения одолел меня сон. Явился мне во сне человек, указал дорогу, и я пошел. Услышал нежные и прекрасные звуки, пошел за ними и в пути встретил много злоключений, столько, что перечесть их я не в силах, знаю, что это огорчит и вас. Судьба привела меня сюда. Раз уж я достиг желаемого, постараюсь, служа вам, не щадить головы и ничем не досаждать!»

Выслушав речь Каиса, царь Шерук приказал расстелить скатерти, принести множество драгоценной столовой утвари. Все скатерти были парчовые, блюда и чаши — бирюзовые, кубки — из красного яхонта, кувшины — изумрудные. Сели музыканты, играющие на чанги, и певцы, заиграли лютни, тамбурины, каманчи, и запели певцы такими сладкими голосами, что со всех сторон стали слетаться диковинные птицы и подпевали им. Три дня и три ночи продолжался пир.

Когда пиршество завершилось, обратился царь Шерук к своей супруге: «Ступай и доложи обо всем моей дочери. Все видят, что нет на земле юноши, равного Каису, и дарован он нам господом в сыновья и зятья. Теперь пусть изъявит она свою волю, и отпразднуем свадьбу!»

Вошла царица к своей дочери, [царевне Хорашан], и сказала ей: «Ты светило мира, высочайшее из семи небесных светил! Давно уже прибыл сын великого государя, владетеля Урума, Каисар. На всей земле нет юноши, подобного ему. Лицом он прекрасен, разумом безупречен, силой не превзойден, доблестью знаменит, могуч и непобедим, наездник и стрелок он несравненный, быстр и ловок, как тигр, силен и громогласен, как лев. Гроза он для драконов и крокодилов. Велика милость господа, который послал тебе такую пару. Прикажи только, и отпразднуем свадьбу, дабы при жизни стали мы свидетелями твоего счастья. О том, что ты соединишься с ним, говорили еще раньше наши звездочеты, и на родине Каиса ему то же предсказал старый звездочет Джимаз».

Выслушала дева сказанное матерью и ответила соловьиным голосом: «О государыня, меня не удивляют доблести Каисара, я ни во что их не ставлю. И не хочу никакого мужа, и в жизни ни с кем не соединюсь». Как услышала мать от дочери такие слова, от досады чуть ни лишилась рассудка. Немедля послала человека к царю, призвала его и обо всем доложила.

Огорчился царь, вошел к дочери и сказал: «О жизнь отца твоего и свет очей моих! Нет у меня наследников, кроме тебя, ты — моя наследница и повелительница моего царства. Ныне ты сама знаешь, что наше царство — величайшее из всех и все цари — наши враги. Я состарился и приблизился к кончине. Кроме тебя, у меня никого нет, а женщине нельзя без супруга править страной. Ныне прибыл сын великого государя, достойный тебя. Нет на свете юноши, подобного ему, так почему же ты говоришь, что не желаешь [его в мужья]? Дай свое согласие, и пусть будет он владыкой нашего царства, а ты царицей».

Выслушав речь отца, снова дерзко отвечала дочь: «Не неволь меня, государь! Не выйду я замуж! Если бы я хотела замуж, то сочеталась бы с каким-нибудь из царей, которые приезжали с востока, запада и севера, и не допустила, чтобы твои палаваны убили их. Чем же Каис лучше их, чтобы я соединилась с ним?» Огорченный царь сказал ей: «Не говори так» — и стал уговаривать дочь ласковыми словами, но она отвечала: «Пока царевич не сразится с твоими палаванами, я ни за что за него не выйду». Услышав это, разгневался царь и хотел за такие речи убить то солнце солнц. Вскричал он громко: «Как могу я свести моих недостойных палаванов с бесподобным Каисом и позволить им убить его! Если увижу Каиса мертвым, на что мне ты или царство мое? Не говори мне этого, а то убью тебя!» На это дева молвила: «Уж не потому ли ты хочешь сочетать меня с Каисом, что твои негодные палаваны сильнее его?! Если я буду думать, что есть на свете кто-либо сильнее моего жениха, я не возьму его в мужья!»

Закручинился царь, вышел из покоев и сказал управителю двора Фаруху: «Раз уж такая у меня судьба, что нет у меня сына, лучше бы и дочери мне не иметь. Она говорит: «Пока Каис не схватится с палаванами, я не выйду за него». Теперь бой неминуем, и, если Каис погибнет от их рук, на что мне тогда мое царство?!» Сказал Фарух: «Звездочеты наши говорят: «Это и есть жених нашей царевны!» А потому не тревожься, государь!»

Отправился управитель двора к Каису: «Знаю, что много позволяю себе, государь, но знает бог, то, что сейчас скажу, это не воля царя или царицы, а угодно то вашей невесте. Три богатыря-палавана есть у царя [Шерука]. Пока не померяешься с ними силой, свадьбе не бывать!» Развеселился Каис: «Если у вас были такие богатыри, почему прятали их от меня до сих пор? Я очень рад, что могу показать себя перед царевной. Теперь, если все трое не выйдут против меня вместе и не схватятся со мной, я не успокоюсь».

Пошел визирь и доложил обо всем царю. Царь и царица впали в глубокую печаль. Сказал царь: «Глаза мои не хотят глядеть на их бой, делайте что хотите!» Плакали царь и царица, думали, что пришел Каису конец.

И сказал тем палаванам управитель двора: «Прибыл Каис, сын урумского царя, бросает вам вызов: «Если все трое вместе не вступят со мной в бой, с одним я сражаться не буду!»

Как услышали это палаваны, от обиды разгневались: «Разве достойны нас такие [дерзкие] речи?! Трех славных богатырей один безвестный пришелец вызывает на бой?! Да ему и с одним из нас не справиться, не то что с тремя!»

Вскочил старший богатырь: «Я сейчас же выйду и разорву его на куски!» Фарух сказал на это: «Не хвались! Если вы не отправитесь втроем, он против одного на площадь не выйдет». Услышав такие слова от Фаруха, они пригрозили ему смертью. Увидев богатырей рассерженными, Фарух сказал: «Зачем гневаетесь? Втроем вы в мгновение ока его убьете, разве так не лучше?!» Так он их успокоил.

Начали богатыри облачаться в доспехи. Пока они снаряжались, Каисар уже стоял наготове на середине площади. Так он был весел, точно сидел за пиром. Вышли все три великана. От их тяжкой поступи содрогалась земля, головы их были похожи на большие горы, а их палицы были тяжелее мельничных жерновов, их вид внушал ужас. Выступили трубачи и барабанщики, затрубили в трубы, забили в барабаны. Собрались все горожане — и мужчины и женщины — и оплакивали гибель Каиса. Царь и царица во дворце стенали и убивались по Каису.

Когда богатыри вышли на середину площади, Каис, не зная страха, уже стоял там. Старший из богатырей обругал Каиса непристойными словами и сказал: «Эй ты, несчастный! Чего ты шел сюда за смертью, почему дома не перерезал себе глотку, чтобы твои родители могли оплакать тебя? Что бы тебе бросить вызов одному из нас?! Однако ты осмелился вызвать всех троих!» Услышал Каис их заносчивые речи, засмеялся и сказал так: «Брань — дело женское, а мужам не к лицу. Теперь, если вы сильны, подойдите, схватитесь со мной, я покажу вам мою отвагу!»

Великаны грозно вскричали в ответ и пошли на царевича. От их клича и натиска затрясся весь город, а Каис стоял на месте, не шелохнувшись. Первым подскочил к нему старший богатырь и замахнулся палицей, но Каис схватил его, отнял палицу, отшвырнул ее, снял великана с седла, поднял над головой и бросил его в другого богатыря. Ударившись друг о друга, оба испустили дух. От их столкновения город затрясся, но Каис неподвижно стоял на месте. Третий богатырь оцепенел, глядя на это, и не мог двинуться с места. Сказал ему Каис, смеясь: «Ступай, брат, домой, не оставляй жилища без хозяина!» Устыдился тот и пошел к своему жилищу. От страха лицо его стало шафранным, он дрожал с головы до ног и не помнил, куда идет.

Помчался гонец, обрадовал царя с царицей вестью о победе Каиса, о том, как шутя справился он с тремя палаванами. Выбежали царь и царица, обняли Каиса, осыпали его камнями и жемчугом, воздали хвалу. Пришли вельможи и горожане и восхваляли победителя. Открыл царь Шерук семь сокровищниц и раздал все неимущим.

Сообщили и царевне радостную весть, но она не поверила. Выглянула сама и увидела на площади убитых богатырей. Тогда дева безмерно возрадовалась и дала согласие на свадьбу.

Отправил царь гонцов во все концы своих владений с посланиями: «Пишу вам я, высочайший из всех царей, царь Шерук, пишу братьям, со мной выросшим, воспитателям и воспитанникам моим! Отцы и братья мои! Ныне настало для моего царства время радости, ликования и свадьбы, даровал господь нам, прежде не имевшим сына, славного наследника и повелителя. Явился к нам сын великого государя урумского, царя царей Карамана, Каис, о котором издавна твердили наши звездочеты, что нет на всей земле героя, подобного ему. Вы знали моих прославленных богатырей, всех троих он победил без труда, как если бы они были кошками, а Каисар — львом. Не стану его хвалить, приезжайте, поглядите своими глазами. Теперь радуемся мы его прибытию и предлагаем вам разделить нашу радость. Я отдал ему мою дочь, солнцеликую деву Хорашан, в жены и без вас не могу отпраздновать свадьбу. Соизвольте прибыть к нам, отпразднуем, как подобает, и увидите того, кто будет вашим царем, и возблагодарите господа за то, что послал он нам такого сына и сделал его вашим патроном».

Как только написали и разослали эти послания, приказали всем придворным готовить к свадьбе утварь, а горожанам — украшать и освещать город. Все мужчины и женщины начали свадебные приготовления. Приступили к украшению города. Все стены украсили самоцветами, дороги покрыли парчой и коврами, все крыши осыпали драгоценными камнями и жемчугами, деревья в садах покрыли дивными цветами. Простые люди ни во что не рядились, кроме парчи, а знатные наряжались, как им подобало.

Начали украшать царские палаты; там, где находились женщины, всегда было разубрано, но теперь убирали еще наряднее. Сад был в три дня пути шириной и в три дня длиной, ограда вокруг была дивная и чудесная, вся из [китайского] фарфора, усыпана драгоценными камнями и золотом. Деревья тоже были из золота, а листья — из изумруда, вместо плодов висели яхонты и рубины, а вместо винограда — жемчужины. По саду протекали четыре реки — вода сладкая, словно шербет, и ароматная, розовая вода и вино, вкуснее, чем мед. А посреди того сада стоял дворец, описать который человеческому языку не под силу. Стены снаружи были покрыты золотом и эмалью, а изнутри украшены изображениями всего сущего. И сделано это было все не красками, а обточенными алыми, желтыми, синими яхонтами, лица мужчин были выложены рубинами и изумрудами. И посреди дворца стоял трон, выточенный из алого яхонта, а в яхонт были вкраплены выложенные из алмаза женские лики. Так украшен был тот дворец.

И сошлись отовсюду цари и вельможи. Столько народу собралось, что на свете других людей уже не оставалось — все собрались тут. И пришли отовсюду приглашенные музыканты — забили в бубны и барабаны, задули в трубы, заулистанские[58] волынки. Начались пляски, веселье и игры, каких не видело никогда око человеческое и восхвалить которые человек не в силах.

Рано утром вывели то несравненное солнце солнц.

Наряжена она была, как ей подобало. При ее появлении солнце поблекло, как блекнет при солнце луна. Она осветила все вокруг. Впереди шла ее матушка-царица, а следом — жены царей, а окружали их супруги дидебулов в сопровождении приближенных. Перед царицами шли женщины, которые играли на всевозможных инструментах и пели прекрасными и нежными голосами, лучше которых не услышать уху человеческому, и воздавали подобающую им хвалу.

Вошли они в палаты, где стояли царские престолы, и села царевна на трон из алого яхонта, а матушка ее — на изумрудный трон, а жены прочих царей сели на подобающие им престолы[59]. Сидели напротив них певицы и музыкантши и пели дивными и сладостными голосами. А дворец тот был так велик и просторен, что и конь бы устал, проехав от одного конца до другого. Как только расположились знатные женщины, вышел царь Шерук и велел вынести царские одеяния, редкостные и драгоценные. Облачили Каиса по-царски, и ввел его Шерук в палаты, где сидели женщины. Жениха встретила царица, благословила и воздала ему хвалу. Взяла она его за руку и возвела на престол, где сидело солнце солнц, и посадила с ней рядом.

И принесли редкостные и драгоценные венцы из цельного алмаза с граненым яхонтом. Один взял царь Шерук, один — царица. Царь возложил венец на голову Каиса, а царица увенчала свою дочь. Царь и царица благословили обоих на царство: царем — Каиса, царицей — деву Хорашан. Когда люди увидели их, сидящих рядом на троне, сказали так: «С небес спустились светила и источают сияние». Когда новобрачные глядели друг на друга, лица у обоих так расцветали, что люди не могли смотреть на это сияние. И сияли эти несравненные светила, и радовались царь и царица и все люди, на них глядя. И играли музыканты на чанги и лютне, на каманче, на тамбуринах и кимвалах и восхваляли Каиса и его супругу. И были у музыкантов обученные соловьи, которые вторили им сладостными голосами. И в том саду было множество прекрасных птиц, и они тоже так дивно пели, что ничего прекраснее не знал слух человеческий.

Поднялись жены царей, поздравили Каиса и его жену и осыпали их бесчисленными жемчугами. Подошли жены вельмож-дидебулов и тоже осыпали их самоцветами. Когда женщины кончили поздравлять и сели на свои места, пожаловали цари. Вошли они и благословили молодых и осыпали их множеством яхонтов и рубинов и сказали: «Благословенно царствование ваше во веки веков». Они сели на свои места, и вошли вельможи и осыпали новобрачных множеством изумрудов и жемчугов, воздали им хвалу и возвратились на свои места. Поочередно приходили поздравлять и все остальные и осыпали их золотыми монетами и садились на свои места. И длилась свадьба светил, и стояла радость великая среди больших и малых.

Когда накрыли стол, все скатерти были парчовые, расшитые драгоценными камнями, блюда и чаши — из яхонта, изумруда и бирюзы, кувшины — из разноцветных рубинов и яхонтов.

Начали пить и веселиться. Играли музыканты, пели певцы, плясали танцовщицы. Встали царь с царицей и сказали Каису: «Сынок, это все твое, что ты видишь, а еще больше — еще не видел. Ты царь царей этой страны, а наша дочь — царица. Благословенно будь ваше царствование, здравствуйте во веки веков. Пусть все цари будут покорны вашей воле, а непокорные пусть сгинут! Я уже состарился, и царица приближается к поре старости, ты отныне покровитель наш и повелитель. Делай что хочешь, мы вверяем тебе нашу жизнь».

Встал Каисар, почтительно поблагодарил и сказал: «Я — раб вашей воли, да будет благословенно ваше царствование; раз уж случилось так, буду молить бога, чтобы не отвратили вы от меня вашего сердца!» Сели они на свой престолы, и повелел царь Шерук приближенным своим: «Подойдите и поклонитесь сыну моему Каисару». Встали цари и дидебулы и воздали почести Каисару, благословили на царствование, славили и благодарили бога, который послал стране такого патрона.

Целый год длились свадебные торжества и пиры. Открыли двери сокровищниц, раздали неимущим дары без числа, так что не осталось в той стране нищих, и благословляли все воцарение Каисара. Ежедневно устраивались пиры и игрища, и не было места для грусти и печали. Забеременела царица Хорашан, солнце солнц, супруга Каисара, и поднялась еще большая радость в их царстве.

Однажды прискакал на быстром коне некий человек и доложил царю Шеруку: «Время ли пировать? Пришел царь Севера и разорил твое царство». Отвечал царь Шерук: «Я не прерву веселья из-за того, что он разорил часть моего царства, пусть делает что хочет». Через некоторое время вновь прибыл гонец и воскликнул: «Что ты сидишь, государь, твою страну разоряют, разве время веселиться и пить!» Огорчился царь Шерук, вошел туда, где сидел Каис, и сказал так: «Сын мой! До тебя являлись ко мне сыновья восточного, западного и северного царей и просили руки моей дочери. Но я помнил предсказания наших звездочетов, и потому всех других женихов посылал на бой с моими палаванами, которых ты убил, но те трое погибли от их руки. Ныне подступил к нашей стране северный царь с большим войском и разоряет мое царство, мстит за кровь своего сына. Я отправляюсь с моим войском, сражусь с ним, а ты будь здесь, в своем доме, и продолжай пировать».

Услышав от тестя такие слова, Каис безмерно обиделся и ответил так: «Если ты считаешь меня трусом, то скажи прямо! Как это ты пойдешь воевать, а меня оставишь здесь?! Вы достигли преклонного возраста. Не следует вам покидать престол, я пойду воевать с ними. Даже если пойду один, и тогда дам должный отпор лиходеям!»

Выслушал Шерук от Каиса такой ответ и сказал: «Да разве я мог так о тебе подумать, просто я не хотел нарушать ваше веселье, ибо и в пути ты перенес много злоключений, и здесь выдержал тяжелый бой, поэтому я так сказал. Но раз ты хочешь пойти, я буду сопровождать тебя, отправимся вместе». Так и порешили.

Разослал царь приказы о созыве войск. Отовсюду начали стекаться бесчисленные рати, за одну неделю столько собралось воинов, что нельзя было их счесть! Разместились все у ворот города. Утром, когда взошло украшающее вселенную солнце и осветило мир, оба царя сели на коней, заиграли трубачи и барабанщики, и все направились туда, где находился враг. Шли с песнями и играми, пока не увидели противника.

Под тяжестью двух войск содрогалась земля, и за блеском копий не было видно солнца. Началась в ту ночь в обоих войсках подготовка к битве.

Утром, как рассвело, призвали Шерук и Каисар одного знатного тавада, отрядили к северному царю с письмом: «Ты, царь царей Севера, пришел и разорил мое царство на протяжении трех месяцев пути. Не к лицу доблестным воинам предательски нападать на соседей и разорять их владения. Если между нами была кровь, почему не сообщил, мы бы за нее ответили, а об убийстве стольких невинных людей мы заставим тебя пожалеть! Если мы тебя обидели, то они были ни в чем не повинны. Утром состоится наш бой с вами, будьте наготове!»

Узнав о прибытии посла, царь Севера тотчас призвал его к себе, повелел сесть рядом, попотчевал, а после сказал: «Изложи, посол, поручение твоего господина!» Поднялся тот и доложил. Ответил царь: «Явился к вам мой сын просить руки дочери вашего царя, а вы, вместо того чтобы отдать деву и отпраздновать свадьбу, убили его. Если не хотели отдавать невесту, то чем же виноват мой наследник? Ныне я пришел отплатить за его кровь, а какой крови ищет твой господин?»

Посол вновь встал и ответил так: «Осмелюсь передать тебе, государь, слова сына великого царя царей Карамана, владетеля Урума, Каисара. Прежде всего он низко кланяется тебе, а затем просит передать следующее: «Мне сообщили, государь, что явился сюда твой сын, юноша несравненный, просить руки светлоликой, как солнце, и подобной полной луне. Пожелал он силой своей длани ее завоевать и сам по своей воле вступил в бой с богатырями и погиб от их руки. Такова, видимо, была воля божья, иначе как могли бы те палаваны его убить! Так заведено у добрых молодцев добиваться руки красавицы — либо заполучить ее мощью своей длани, либо умереть. Ныне хотя он умер, но в этой жизни все-таки осталось его славное имя. Я также явился просить руки той девы, сразился с палаванами, и даровал мне бог победу. Если бы убили меня, кто бы мстил за мою кровь? Нет такого правила — мстить за тех, кто погиб из-за красавицы. Если б он был убит предательски, тогда правда твоя, но в равном бою победа достается одному, разве ты хотел бы, чтобы сын твой вернулся, потерпев поражение? Неужто славная смерть не лучше позора! Поверни обратно с миром, царь, иначе с помощью создателя и тебя отправлю вслед за твоим сыном».

Выслушав посла, обезумел царь Севера от обиды.

Вскочил он и гневно вскричал: «Так вот каково поручение повелителя твоего?! Сына моего вы убили и мне еще смертью грозите? За такую дерзость убил бы тебя на месте, но послов не убивают. Иди и скажи твоему господину: завтра быть битве — или убью его и все царство его разорю, или же погибну сам!»

Передал посол слова северного царя, и начали Каис и Шерук готовиться к бою. Как только рассвело и показалось украшающее вселенную солнце, ударили с обеих сторон в барабаны, затрубили в трубы и воины сели на коней.

Целый день и ночь выстраивались войска: с одной стороны — те, с другой — эти. Здесь отряды Шерука выстраивал Каис, а там — сам северный царь под звуки труб и барабанов. Окончив построение, перед рядами воинов проехал Каис на своем буланом коне величиной с доброго слона. При виде Каиса всех северян пробирала дрожь, сердце разрывалось от страха, и говорили они про себя: «Кто видал такого богатыря? Против него дэвы и драконы не устоят, как же нам с ним справиться?» Воины трепетали, но из страха перед царем ничего не смели сказать.

Помянув имя божье, двинулись войска навстречу друг другу, сошлись. Раздались крики, звон, стон, шум и гомон. Воины бились мечами, палицами, копьями и другим оружием. Каис был настолько выше всех, что головой достигал знамени. Выждал Каис некоторое время и увидел, что сила воинов Шерука начала ослабевать, войска уже собирались повернуть назад. Тут взревел Каис, как лев, и бросился в атаку. Схватил одного из северян, снял с седла, кинул туда, где стоял северный царь, и крикнул: «Эй, царь, спроси у этого человека, каков я молодец!» Затем Каис выхватил свою тяжелую палицу и, кого ударит — лошадь или человека, обоих сокрушит. Так дрался Каис, и буланый конь от него не отставал: если противник нападал сзади, он его так лягал, что всадник с лошадью падали замертво, а тем, кто спереди подойти осмеливался, доставалось и от его зубов и от копыт. Начался такой бой, какого не видело око человеческое. И продолжался он три дня и три ночи, и столько было побито людей с обеих сторон, что на лошади нельзя было проехать, но во сто крат больше побито было северян, не выдержали они и на третий день пустились в бегство. Каис и его воины преследовали их по пятам и стольких уничтожили и убили, что думали они, будто обрушился на них гнев божий.

Отступил в смятении царь Севера и укрепился в одном из своих городов. Подошли Шерук и Каис со своими войсками и обложили тот город. Обошел Каис вокруг, увидел, что стены высоки и прочны и крепость приступом не возьмешь, и повелел воинам: «Разобьем лагерь, будем веселиться, пировать и набегами разорять страну, а северный царь пусть сидит в крепости».

Прошло некоторое время, и прискакал гонец, соскочил с коня у входа в шатер Каиса и сообщил радостную весть: «Даровал тебе бог сына-первенца, и царица Хорашан, солнце солнц, пребывает в здравии». Возрадовался Каис, наполнил гонцу рот красными яхонтами, облачил в богатые одежды и подарил ему целый город. И так же одарил его царь Шерук, и все щедро одаривали гонца. Возрадовались цари и все их подданные, возблагодарили господа. Сели пировать. Пели и играли для них певцы и музыканты. И приказал Каис дружинам: «Не убивайте больше людей и не берите их в полон, я не хочу, чтобы проливалась кровь».

Ежедневно устраивали Шерук и Каис веселье и игрища, а северный царь пребывал в большом горе и глубокой печали и никак не мог выйти из крепости. Прошел целый год, а он ничего не мог придумать: ни прорвать осаду, ни тайно бежать. И царь, и его приближенные были очень этим озабочены.

Однажды призвал северный владыка своих визирей и всех оставшихся вельмож и молвил: «Слуги мои! Слуга нужен господину в годину бедствий, а ныне мы нуждаемся в помощи. Враги заняли все наши владения. Теперь скажите, какое есть у нас средство, чтобы освободиться от них?» Стали визири предлагать: кто тайный побег, кто внезапное нападение, кто открытый бой, а там пусть хоть гибель, ибо нам их все равно не одолеть. Лучше, чем томиться в осаде, выйдем, сразимся в открытую и погибнем от вражьей руки, на что нам такая жизнь? Выслушав эти слова, царь склонил голову и заплакал, молвил он своим слугам: «Лучше бы не родили меня мои родители, если мне суждено своими глазами увидеть царство разоренным. На что мне жизнь? Но живу я надеждой, что не будет стерто с лица земли мое царство. Ныне придумал я один способ. Может быть, он нас спасет. К царю Каису в прошлом году прибыл гонец и сообщил о рождении сына. Теперь мы оденем человека, знающего их язык, так, как одеваются у них. Пусть он явится и вновь обрадует царя — рождением второго сына. Каис сердцем вспыльчив и горд. Он обязательно разгневается, тотчас снимет осаду и поспешит домой, ибо два года не был дома. Так чей же этот второй ребенок, скажет он, кого другого, может, полюбила царица? Уйдет он, чтобы все разузнать. Войска последуют за ним, и мы сможем выйти из крепости. Если даже кто из его воинов останется здесь, воевать с ними без него будет легко, и мы перебьем их».

Одобрили визири уловку, придуманную царем, привели некоего лукавого человека и снабдили его многим, растолковали поручение. Он явился к Каису и поздравил его с рождением второго сына: «Солнце солнц, [царица Хорашан], увидела тебя во сне, и у тебя родился второй сын!»

Огорчился Каис, от досады чуть не лишился рассудка. Долго сидел с поникшей головой. За это время вражий гонец вышел из шатра и исчез. Когда Каис очнулся, сказал сам себе: «Что за беда со мной приключилась! Два года, как отбыл я из дому, в прошлом году явился гонец и ныне прибыл опять. Что за дьявольская страна, где женщины от сновидения беременеют! Где это слыхано? Ради кого я здесь умираю?! Тотчас отправлюсь и узнаю истину, что за беда со мной приключилась».

Явился Каис к Шеруку и доложил: «Здравствуй, государь, вовек! Давно не был я дома и ныне отправлюсь туда и скоро вернусь, а вы оставайтесь здесь, веселитесь и пируйте до моего возвращения». Шерук ответил: «Воля твоя. Поступай, как знаешь».

Сел [Каисар] на коня, взял с собой нескольких человек и понесся быстрее ветра. В дороге он говорил себе: «Если это правда, приеду и их перебью, и себя убью». Прибыв во дворец, Каис тотчас вошел к царице. Бросились мать с дочерью навстречу герою, поздравили его с победой. Сел на свой трон Каис, задумался, а после сказал: «Приведите моего сына!» Привели царю его сына, нежного и прекрасного, рожденного богатырем. Взял его на руки Каис и приласкал, затем повелел:

«И того, младшего, тоже приведите!» Изумилась царица и ничего не ответила. Вновь приказал Каис: «Почему не приводите второго?» Удивилась Хорашан: «Шутить изволишь, государь. Что значит второго?» Отвечал Каис: «Как это шучу, когда вы прислали в лагерь гонца с вестью, что у меня родился второй сын!»

Когда царица поняла, что супруг ее не шутит, разгневалась, вскочила и воскликнула: «Воистину я опозорила моих родителей и самой себе стала кровным врагом, когда взяла тебя в мужья! Как мог ты обвинить меня в измене? Сколько царевичей сваталось ко мне, я никого не пожелала и лишь с тобой сочеталась. За мою беду ответят мои родители, которые не отступились, пока я не согласилась выйти за тебя замуж. Знаешь ли ты, что тобой только и живу, как же распутничать мне с другими! Достойно ли царя говорить такое?! Ты два года как уехал, от кого же я могла родить второго [младенца]? Почему не убьешь меня, зачем оставляешь живой, зачем мне жить опозоренной?! Если не убьешь меня, я своей рукой себя убью. Зачем опозорил моих родителей и запятнал мою чистоту!»

Как услышал это Каис, склонил голову и подумал: «Не иначе как это все происки северян, они меня своей хитростью лишили рассудка. Куда делся человек, который принес ту весть?» Царь загасил в своем сердце пламя гнева, вскочил, обнял свою супругу Хорашан и сказал: «Не гневайся, солнце солнц! Растолкую тебе, отчего все произошло. Хитрую уловку подстроил северный царь, но я заставлю его пожалеть о том. Теперь успокойся, прошу тебя!»

Завела и царица-мать ласковую беседу, успокоила дочку и зятя. И устроили пир, и вывели певцов и музыкантов, и исполняли приятные песни, и воздавали Каису хвалу за победу, и воспевали красоту его супруги. Отпраздновали такой пир, какого человеческий глаз не видывал. Оставался Каис три дня и три ночи с царицей, а на четвертый день отправился к Шеруку.

Но опоздал Каис: царь Севера вышел из-за крепостных стен, напал ночью на Шерука и истребил его войско. Преследовал северный царь отступавших на пути в три недели длиной. Отступивший царь Шерук и его войско повстречались с Каисом. Когда Каис увидел войско царя бегущим, весьма огорчился и спросил: «Что случилось, государь?!» Доложил Шерук: «Ночью напали на нас, сонных, и перебили. Дай бог, чтобы с твоими злейшими врагами случилось то, что случилось с нами без тебя. Они преследуют нас по пятам».

Как услышал это Каис, вскричал так, что земля содрогнулась и у многих трусливых людей от страха разорвались сердца. Услышали крик Каиса преследователи-северяне, сказали, стеная: «Пришел нам конец!» Возопили в один голос и повернули вспять. Бросился Каис в погоню за ними, догнал, поднял одного коня вместе с седоком, кинул их в царя Севера и воскликнул: «Вот тебе, царь! Ныне куда уйдешь ты от меня!» Схватил он двух неприятельских воинов, швырнул их в царя и крикнул ему: «А ну, царь, и ты сделай так же, если смеешь сражаться со мной!» Обернулся царь и, увидев Каиса, быстрее погнал коня. Крикнул ему Каис: «Тщетны твои старания, царь, как ты не можешь со мной сравняться, так и твой конь не уйдет от моего буланого!» Догнал Каис царя, без труда снял его с седла, одной рукой поднял вверх и сказал: «Клянусь всевышним, если бы ты не был государем и старцем, я бы тебя тотчас же убил. Не помогли тебе, несчастный, дьявольские козни!» Перекинул Каис царя через седло и привез его к царю Шеруку: «Государь Шерук! Всех изменников и непокорных твоей воле ждет такая же участь!»

Поблагодарил Каиса царь Шерук и воздал ему хвалу: «Благословен тот, кто создал тебя таким могущественным и неодолимым врагами, укротителем дэвов, истребителем крокодилов. Драконов ты разишь легко, как мелких зверушек, побеждаешь героев и голиафов, врагов сжигаешь без огня. Да возрадуются тобой престол и венец твой, все государи пусть тебе будут покорны, а непокорные твоим гневом будут одолены, о ты, краса царств, гордость царей, глава героев, сокрушитель мощи богатырей! Да пребудет вовеки незыблемым твое царствование, да будет вечной твоя молодость, высокий кипарис, бесподобный царь царей, поработитель всех государей, сын мой и владыка моего царства! Не подоспей ты ко времени, царство мое было бы разорено».

Выслушав эти речи царя, Каис низко поклонился ему и сказал: «За все это благодари свою судьбу, моих заслуг в том нет. Теперь прикажи отпраздновать победу». Велел царь остановиться и устроить роскошное пиршество. Три дня и три ночи длилось веселье. Войска Каиса преследовали бежавших врагов два дня и две ночи, на третий день возвратились и привели множество вельмож со связанными руками, принесли знатную добычу. Добытые богатства Каис раздал воинам.

На четвертый день задули в трубы, забили в барабаны, поднялись всем станом и отправились домой, забрали с собой закованного в цепи царя Севера и всех его вельмож, также закованных. Во владениях царя Севера Каис оставил верного вельможу и поручил ему править царством.

Шли они много дней и прибыли в свое царство. Встретили Каиса и Шерука горожане, мужчины и женщины, поздравляли с победой, воздавали им хвалу и осыпали драгоценными камнями и жемчугами, стелили под ноги коням парчу и шитые золотом ткани. Танцевали искусные танцовщицы, музыканты наигрывали прекрасные мелодии, трубили в трубы и били в барабаны, громко звучали фанфары. Победители спешились и вошли в царские палаты. Войско остановилось за городом. Веселье царило в празднично освещенном городе. И направились цари в покои цариц, и царицы вышли им навстречу и сыпали из красных яхонтовых чаш желтые яхонты и поздравляли с победой. И поднялась старая царица, обняла своего зятя, поцеловала, воздала ему хвалу выше всяких похвал, повела его в прекрасные чертоги, усадила на престол.

Три дня и три ночи длилось пиршество. На четвертый день вышли все из дворца и пригласили на празднество всех — великих и малых. Привели музыкантов и танцовщиц, те танцевали, играли и пели сладкими голосами. Царило повсюду веселье великое. Когда пиршество утомило их, они отправились на отдых в свои опочивальни.

Наутро вышли оба царя, приказали открыть двери сокровищниц и раздали всему войску, великим и малым, множество богатств, перечесть которые невозможно. И отпустили всех воинов по домам, щедро одарив, а сами продолжали веселиться. Прошло много дней, развлекались цари, охотились, пировали, играли в мяч, наслаждались отдыхом. И подарил господь Каису еще одного сына, и возросло ликование, и участились игрища и забавы. Раздал Каис неимущим и убогим множество сокровищ.

Тем временем прибыл к Каису гонец и доложил: «О государь, поднялся царь Китая и опоясался вражеским мечом против вашего царства, ополчился на тебя». Как услышал это Каис, тотчас вошел к Шеруку и сообщил полученные вести. Шерук сказал Каису: «Наше царство, как и мы сами, принадлежит тебе. Что сочтешь нужным, то и делай!» Повелел Каис разослать письма во все концы, и на север тоже. Начали прибывать рати, и останавливались они за городом. Повелел Каис сосчитать воинов. Прошел месяц, но не смогли сосчитать всех. Узнали только, что прославленных богатырей было десять тысяч раз по тысяче, остальных же было без счета.

Вынесли на площадь парчовые златотканые шатры для царя и его военачальников, пригласили всех на пиршество, устроенное в честь начала большого похода.

Окончился пир, и разошлись все по своим шатрам на отдых. Утром трубы затрубили сбор, и двинулись войска Каиса на китайского царя. Навстречу им вышли вражеские дружины, сошлись они на границе, где протекала широкая река. А на берегу той реки возвышалась большая скала. Войско Каиса расположилось на ночь по одну сторону реки, а китайское войско — по другую.

Утром прибыл посол от царя Китая с письмом: «Царь Шерук! Я пришел мстить за кровь моего сына. Ныне ты и зять твой Каис ополчились на меня. Я-то знаю, за что мщу, а вот тебе чего от меня надобно? Не стыдишься ты перед творцом, что поднимаешь меч на меня?! Несравненный мой сын явился в вашу страну просить руки твоей дочери и вместо невесты и свадьбы нашел свою погибель. А теперь ты намереваешься и меня самого убить?! Какой же ответ ты будешь держать перед всевышним?!»

Когда доложили Шеруку о прибытии посла, созвал он вельмож, сел с Каисаром на царский престол, визирей усадил на золотые скамьи и велел привести посла. Как увидел посол царей, издали поклонился им, лицо сровнял с землей и встал скромно и почтительно. Позволил государь послу сесть. Тот сел, продолжая хранить молчание. Молвил Каис: «Брат мой, ты ведь посол, отчего же молчишь?» Тот поднялся, достал послание китайского царя, поцеловал его и поднес Шеруку, а также изложил на словах то, что ему поручили.

Выслушав это послание, Каис долго ничего не говорил, думал, что царь Шерук даст ответ. Но Шерук обратился к нему: «Дай им ответ!» Сказал Каис: «Брат мой! Если бы твой царь не опоясался мечом вражды, мы бы не стали с ним воевать, и если бы, находясь в своих владениях, он потребовал извинений, мы бы извинились. Но ныне он приступил к нашим границам и угрожает нам. Это не к лицу царям. Если бы сын вашего царя был убит предательски или иным образом, тогда следовало бы мстить за его кровь, но у тех, кто добивается руки красавицы, правило такое: либо сложить голову, либо силой десницы добиться невесты. Царевич сам вызвал на площадь палавана, сразился с ним и погиб. Ныне, если ведомо вам, я отомстил за него и убил тех палаванов. Если бы я был труслив, подобно им, меня бы тоже убили. Кто бы платил за мою кровь? Теперь пусть послушается меня китайский царь и повернет обратно с миром, а не то найдет он здесь свой конец, как и северный царь. Если не внемлет он моему совету, пусть поступает, как ему угодно. Пожелает — пусть с миром вернется обратно, не пожелает — меч нас рассудит. Его воля — ни того, ни другого я ему не возбраню. Ступай, посол, и так доложи своему господину». Накормили посла и отправили во вражеский стан.

Прибыв к своему государю, посол все передал ему, как было сказано. От обиды царь потерял рассудок и приказал войскам готовиться к сражению. Три дня и три ночи шли в обоих станах приготовления.

С китайским царем прибыл дэв Мазмур, прославленный палаван, и многие другие прославленные дэвы. Поднялся один из дэвов на ту высокую скалу, что стояла у реки, схватил камень размером со слона и сбросил его в лагерь Каиса, много воинов убил. За два дня он извел так множество людей. Опечалились воины и доложили царю Шеруку. И приказал Шерук: «Никто пусть не говорит об этом Каису, не то он обязательно сразится с тем дэвом, и тот убьет его камнем». На третий день опять дэв сбросил вниз камень и убил много бойцов. Пришли огорченные слуги и доложили Каису. Разгневался тот: «Почему до сих пор не сообщили мне об этом?» Вскочил он, пошел пешком к стану китайского царя. Доложили Шеруку: Каис идет сразиться с дэвом. Вскочил Шерук, погнался за зятем, крикнул: «Не ходи!» Но тот не внял ему, пошел.

Когда подошел Каис к берегу реки, дэв как раз стоял там. Взял он два камня размером с доброго слона и кинул в Каиса. Каис протянул руку и легко поймал их. Тут же метнул обратно в дэва. Тот упал замертво.

Как узнали о смерти дэва китайский царь и его воинство, впали в великое смятение и горе. Мазмур-дэв, узнав о смерти своего палавана, закипел от гнева: вскочил и послал к Каису гонца: «Каис, ты моего палавана убил, у меня еще есть двое палаванов-дэвов, ныне, если ты мужчина, сразись с одним из них!»

Выслушав это, Каис ответил так: «Не знаю, как насчет одного, но, если не пришлешь обоих, с одним я сражаться не стану».

Когда рассвело и показалось украшающее вселенную солнце, вооружился Каис для боя и сел на своего буланого коня, копья он не взял, выехал и стал посреди площади. Вскричал грозно, подобно льву: «Мазмур-дэв, куда ты девал своих героев? Пришли их и, если хочешь, сам приходи с ними». Как увидел дэв вооруженного Каисара, ужаснулся и сказал про себя: «Вот это дэв, а не то что мы!» Но виду не подал и приказал выйти тем двум дэвам, и вышли они во всеоружии. Были они высоки и могучи, но, как вышли на середину площади, стало заметно, что они испуганы. Вскричал Каис так грозно, что дэвы от страха растерялись и не могли решиться пойти в наступление. Пришпорил Каис коня и наскочил на одного из дэвов. Лошадь и всадника — обоих убил. Направил он коня на второго дэва, вздыбился конь Каиса и копытами ударил дэва по голове. Дэв был убит, а Каис к нему и рукой не прикоснулся.

Как увидели это китайцы и Мазмур-дэв, очень испугались и сказали: «С ним ни человеку, ни дэву нельзя сражаться!» Особенно дивились все коню Каисара. Крикнул Каис Мазмур-дэву: «Что собираешься делать, дэв?! Или пришли своих палаванов, или выходи сам и обрати меня в бегство!»

Как услышал это дэв, устыдился, не было у него иного выхода, как принять вызов. Подошел он и доложил китайскому царю: «Этот человек убил моих дэвов, а других дэвов, которые могли бы с ним сразиться, у меня нет. И у тебя нет богатыря, способного сравняться с ним. Придется выйти мне самому. Но конь Каиса грозен и страшен в битве. Может быть, я сначала с конем справлюсь, и тогда будет легче одолеть седока». Конь Каиса был закован в броню так, что, кроме глаз и копыт, ничего не было видно. Облачился Мазмур-дэв в ратные доспехи, сел на коня и выехал на середину площади.

Вышел дэв, грозный на вид, огромный и ужасный. Как увидел его царь Шерук, послал человека к Каису: «Ты утомлен, и сегодня не следует сражаться с этим дэвом, отложи битву на завтра!» Обиделся Каис и ответил так: «Не в обычае богатырей показывать противнику спину, когда тот вышел на площадь! Не учи меня такому, государь!»

Противники обошли друг друга по кругу, издали боевой клич и схватились. От этого грозного клича содрогнулись оба войска и та большая скала раскололась и обвалилась в реку. Река вышла из берегов и залила большое поле. Много трусливых воинов от страха отдали богу душу. С утра до самых сумерек длился жестокий бой, и в обоих войсках не прекращались вопли, крики, стоны. И молил бога царь Шерук даровать победу Каисару, но один никак не мог одолеть другого. Взялись противники за мечи, и Каис в сердцах ударил коня Мазмур-дэва мечом по голове и отсек ему голову, но седок успел соскочить с павшего коня и продолжал сражаться пешим. Сражались они недолго, ибо наступил вечер, и они разошлись.

Вернулся дэв в свой стан, а Каис в свой шатер. Призадумался он над стойкостью дэва и над тем, что он вырвался из его рук невредимым. Утешали его: «О государь! Вы устали от боев, а дэв был отдохнувшим, и все же вы его пересилили, убили под ним коня, и он бежал пешим. К чему же печалиться?»

Ту ночь отвели они отдыху, и в обоих станах царило большое смятение. Воины Каиса опасались, не победит ли дэв, но многие говорили: «Не родился еще богатырь, который мог бы победить нашего царя!» А войска китайского царя боялись еще больше, и сам царь говорил: «Знаю, что найдем мы здесь конец от его руки. Не явился еще на свет человек или дэв, могущий его одолеть, но Другого пути у нас нет». Дэв пребывал в большом смятении и страхе, но, поскольку был прославленным бойцом, не мог показать врагу спину.

Как только рассвело и украшающее мир солнце показалось на небосклоне, ударили с обеих сторон в барабаны, заиграли в трубы и вышли цари, вынесли богато украшенные самоцветами и жемчугами престолы и сели на них. Первым вышел на площадь Каис и начал бряцать копьем. Те, кто взирал на него, не замечали в нем ни страха, ни усталости, был он бодр, словно сидел на пиру.

Крикнул Каис: «Что замешкался ты, дэв, почему не выходишь? Может, обиделся, что я вчера заставил тебя спешиться!» Тут появился дэв и ответил: «Несчастный! Радуешься, убив одного коня! Вот я тебе сейчас покажу, как сражаются истинные палаваны! Вчера это была только шутка!» Рассмеялся Каис и сказал: «Что ж, поглядим, каков ты молодец!»

Опять описали противники круг, попытались поддеть друг друга копьями, но ни один не смог сдвинуть другого с места. Затем оба схватились за палицы и начали колотить друг друга. Так жестоко бились они, что вчерашний бой походил на простую забаву. Кони их сталкивались, словно огромные горы. Подскочил Мазмур-дэв, ударил мечом и ранил под Каисом коня. Как увидел это Каис, разгневался, налетел на дэва, размахнулся мечом, рассек железную кольчугу и сильно повредил ему руку. Второй удар Каис нанес по крупу лошади, рассек ее надвое, сбросив дэва с седла. Увидев дэва повергнутым, сказал ему Каис: «Ты повержен, ничего тебе не остается иного, как только возвратиться пешим к китайскому царю, а завтра выходи на бой снова». Ушел дэв пешком, но не прекратил борьбы. Что сказ тянуть — семь дней продолжалась их схватка. Сколько раз Каис убивал лошадь под Мазмур-дэвом и скидывал его с седла! Но не считал он достойным витязя убивать поверженного противника или полонить его, а дэв говорил: «Не вернусь я побежденным в свое отечество, лучше пусть он убьет меня!»

На седьмой день завязалась битва более жестокая, чем во все предыдущие дни. Дэв еще более горячился. Каис же был спокоен, ибо ежедневно одерживал над ним победу. Обломали они друг о друга свои копья, разбили палицы, схватили мечи и вновь описали круг. Подскочил дэв к Каису, ударил его мечом по голове, пробил шлем. Размахнулся и Каис в гневе. Дэв прикрыл голову щитом, но Каис щит разрубил, рассек ему шлем и с силой ударил его по голове. Но выстоял дэв, налетел на коня Каиса, пробил броню, укрывавшую его, и сильно поранил. Конь покачнулся, и глаза его налились кровью, не смог он двинуться с места. Как увидел Каис, что приключилось с его конем, рассвирепел, издал грозный клич и соскочил с седла. Дэв испугался и припустился бежать. Каис догнал его и рассек мечом пополам со словами: «Ты думал, я так немощен, что прощу тебе кровь моего коня!» Каис поспешил на помощь своему буланому, но конь был цел и невредим.

Увидев, что Мазмур-дэв мертв, убежали китайский царь и все его войско. Погнались за ними воины Каиса и начали истреблять. Три дня и три ночи преследовали врагов. Догнал китайского царя Каисар и крикнул ему: «Куда ты уйдешь от меня, царь! Предлагал я тебе вернуться с миром — ты не пожелал. Теперь же пеняй на себя!» Ударил он его мечом и убил.

Рати Каисара вступили в Китай, круша все на своем пути. Явились тамошние жители, поднесли победителям много сокровищ и просили их помиловать. Уплатили они великую дань, чтоб их более не притесняли.

Целый год оставался в том царстве Каис, навел порядок во всем Китае и поручил власть некоему вельможе, одарил его многими чудными подарками, и повернули они назад, веселые, победоносные, в свое царство. Шли много дней и прибыли в престольный город. Каис щедро одарил воинов, и разошлись все по своим домам.

В игрищах и пирах шло время. Ежедневно одаривали цари неимущих, пировали и тешились. Еще одного сына даровал господь Каисару, возрадовался он, сорок дней и ночей пировали и веселились при дворе, подобного веселья никогда прежде не бывало. На радостях царь так обогатил всех бедняков, что нищие той страны превосходили вельмож иных стран!

Прошло время. Сказал Каис сам себе: «Я весел и беззаботен, а родители мои пребывают в печали и горести, ибо ничего они обо мне не ведают. Ныне знаю, добра мне ждать нечего, так я виновен перед ними. Как бы мне сделать, чтобы оправдать слова старца-визиря». Перестал Каисар ездить на охоту и посещать пиршества. Дивились все его поведению и печалились.

Однажды собрались вместе оба государя и обе царицы. Обратилась к Каисару его теща с плачем: «О владыка всей страны, царь всех царей! Почему задумчив, свет моих очей и владетель всех стран?! Все царства десницей и мечом твоим повержены. Все цари покорны твоим велениям, и никто не смеет ослушаться твоего приказа. От страха пред тобой дэвы хоронятся на горе Каф[60], а крокодилы прячутся в море. Кто же непокорен твоим повелениям, что ты так печален?! Мы, двое стариков, радуемся, на тебя глядя. Царь Шерук достиг старости, и я тоже состарилась. Кроме тебя и супруги твоей, у нас никого нет, и мы оба на тебя взираем. Если тебя не видим веселым, на что нам наши глаза, мы своими руками их выколем, на что нам свет в очах? Жена твоя равна солнцу, и детей у тебя пятеро, прекрасных, достойных тебя. Если обиду таишь на супругу или на нас, пусть поразит господь твоих обидчиков! Кто смеет огорчать тебя! Скажи нам, почему ты печален?»

Стал Каис на колени, так выслушал высказанное царицей и доложил: «Зачем говоришь это? Нет, ведает бог, я ни на кого не обижен и никто меня не огорчал. Благодаря вам я покорил все эти царства, всех врагов подчинил своей власти. Как же могу я таить на вас обиду? Но вспомнил я своих родителей и по этой причине закручинился. Давно я покинул отчий кров, и бедные мои родители ничего не знают обо мне. Когда я родился, звездочеты предсказали моему отцу: либо от руки наследника сгинет твое царство, либо покорит он все государства. Ныне я, покоривший много царств, пребываю в веселье и утехах, а они, знаю, плачут и печалятся. Кроме меня, у них никого нет. Горе мне, если они умрут, не увидев меня, а я умру, не удостоясь лицезреть их. С тех пор как я ушел от них, не знают они, мертв я или жив. Ныне о том молю я вас, чтобы вы согласились и разрешили мне поехать проведать их, показать им моего старшего сына, сообщить о своих делах. Останусь я там неделю, оставлю у них Карамана, а сам скоро вернусь!»

Заплакали тут все так, как если бы Каис умер. Обнимали Каиса за ноги царь и царица и прекрасная Хорашан, умоляли его не уезжать. Заверял их Каис клятвенно: «Я не уеду навечно, как вы думаете. Если даже вы меня гнать станете, и тогда не уеду! Но позвольте мне ненадолго отправиться на родину. У меня двое стариков-родителей, один я у них на всем свете. Может, они уже умерли от горя. Ныне поеду, сына моего Карамана там поставлю владетелем, а сам вскоре возвращусь».

Поверив клятве, разрешили Каису отправиться в путь, хотя и тяжело было всем с ним расставаться. Как узнал Каис, что дозволено ему ехать, начал снаряжаться в дорогу. Велел он приготовиться и старшему сыну Караману. Взял с собой искусных музыкантов управителя Фаруха.

Когда явился Каис попрощаться, начались плач и стенания такие, горше которых никогда не раздавалось в том царстве. И плакал Каис, клялся, что скоро вернется, утешал и успокаивал их. Наконец простился и ушел в сопровождении управителя царского двора. Пришли они в его дом. Пировали там три дня, как подобало. Щедро одарил его Каис и пошел дальше. Пришли они туда, где были те три сада, и пировали во всех трех. Взял Каис оттуда украшения и семена плодов и цветов. Шли они долго и дошли до того узкого и темного хода, который вел в родной город Каиса. Каис шел в сопровождении многих мастеров и многочисленной свиты. Приказал он срыть ту скалу и выпрямить тот темный путь. Подошли они к дворцу, и Каис послал одного вельможу вестником к своим родителям. Наказал: «Сразу ничего не говори! Войди в город и спроси старого визиря, расскажи ему о моем прибытии, он поведет тебя к царю и сам ему обо всем доложит».

Поехал тот человек, прибыл в город и спросил старого визиря. Указали ему дом визиря. Подошел к воротам гонец и послал слугу с поручением: «Я принес добрые вести, но, пока не увижу самого визиря, никому своих вестей не доложу». Слуга предстал перед своим господином и передал ему слова гонца. Визирь был так обессилен разлукой с Каисаром и чрезмерной печалью царя Карамана, что без помощи не мог встать, так ослабел он от горя, но тут вскочил на ноги, словно двадцатилетний, и воскликнул: «Наконец-то настал день радости для нашего скорбящего сердца!» Выбежал он к воротам с непокрытой головой. Увидел того человека, поцеловал его и попросил: «Расскажи все, что знаешь!» Тот доложил: «Я принес добрую весть. Прибыл сын твоего владыки Каисар, могущественный и возвеличившийся, покоривший все царства».

Как услышал это старый визирь, обнял вестника за ноги, начал их целовать. Рука об руку пошли они к царю. И вошли туда, где сидели царь с царицей, облаченные в траур, посыпая голову золой, и доложил визирь: «Слава творцу, горечь наконец сменилась радостью, в старости господь даровал нам большое утешение и отраду, оправдались мои предсказания, о царь! Явился сын твой Каис, победоносный и могучий. Вот гонец от него, которого привел я к тебе, государь!»

Как выслушали это царь Караман и царица, замерли, не веря своим ушам. Затем вестник сам подтвердил: «Воистину это так — прибыл сын ваш Каис». Вскочили царь с царицей, бросились обнимать его: царь одну ногу обвил руками, царица — другую. Убежал тот в смущении: «Не навлекайте на меня гнев божий!»

Выбежали царь с царицей из дворца, босоногие, с непокрытыми головами, сами не знали, куда шли. Ко всем встречным бросались с мольбой: «Может, видели вы нашего сына Каиса, где он — укажите!»

Явился вестник к Каису, доложил ему, плача: «Каис, царь царей! Босоногие, с непокрытыми головами, идут сюда родители твои. Что же ты сидишь? Я от жалости к ним не мог остаться там». Вскочил Каис и побежал навстречу старикам, за ним следовал его сын Караман. Увидев сына своего Каиса, царица упала без чувств. Царь обнял его за шею и долго плакал.

Приветствовав царя, Каис огляделся и увидел лежавшую без сознания мать. Обнял он ее за шею и поцеловал в грудь. И начал Каис плакать и стенать: «Родительница моя! Я знал, что печалишься ты, и потому отправился сюда и оставил дом мой, что жалел тебя. Ныне, если ты умрешь, на что мне моя жизнь, мои владения или царство?! Я прибыл сюда с сыном своим, чтобы развеять твою печаль, иначе зачем мне было приезжать!»

Как услышала царица эти слова, открыла глаза и немного пришла в себя, обняла сына за шею, поцеловала и вновь надолго потеряла сознание. Давали ей нюхать различные благовония и с трудом привели в себя. Ошеломленно посмотрела вокруг царица и, как увидела сына, стала обнимать его ноги, целовать и казалась лишившейся рассудка. Увидели придворные царицу в таком состоянии, горько все плакали и не чаяли, что останется она живой. Но царица постепенно очнулась и посмотрела на Каиса, а Каис от слез не мог вымолвить ни слова. Приободрившись, сказал он матери: «Почему плачешь ты, мать?! Я ушел от вас один, а вернулся с сыном, который намного лучше меня. Теперь отринь печаль, и будем пировать, чтобы горечь, которую мы до сих пор видели, сполна возместилась весельем!» Тут только заметила царица внука, обняла его, поцеловала, и долго стояли они, не разнимая объятий.

[Юный] Караман облобызал ей ноги и промолвил: «О царица цариц! Неужто огорчает тебя, что такую славу снискал себе ваш сын и привел тебе внука? Или что иное тебя печалит?» Отвечала царица: «Свет очей моих! Кто знает, сколько горя я перенесла, пока вырастила Каиса. Ныне благословляю я судьбу, что при жизни увидела я Каиса и вижу тебя, его сына. Теперь мне и смерть не страшна!» С этими словами она ввела их во дворец.

По городу разнеслась весть о возвращении Каиса. Все, кого она достигла, хлынули на площадь — мужчины и женщины. Осыпали Каиса драгоценными камнями и жемчугом, расстилали перед ним парчу и обнимали его колени, раздавали нищим золото.

Вошли в царские палаты и поднялись на престол. Царица села между сыном и внуком и обнимала то Каиса, то Карамана, сына его, и целовала их.

Начались в городе пиры и игрища, гремели трубы и барабаны. Приказал царь открыть двери семи сокровищниц, все раздал неимущим. И дошло известие о прибытии Каиса во все концы их владений, и начали прибывать отовсюду воины и горожане. Приходили, поздравляли с благополучным возвращением и подносили неисчислимые дары. Радовались прибытию Каиса и великие и малые. Сорок дней и сорок ночей непрерывно длилось ликование. На сороковой день спросил Каис о том, что делалось в покинутом им царстве. Доложили ему, что плакали и печалились его подданные и сановники, оттого что он исчез, а от врагов они ущерба не имели. Каис рассказал обо всех своих приключениях, о том, какую снискал славу и сколько покорил царств.

Дивились все, а старый визирь возблагодарил господа и сказал царю Караману: «Ведь я предсказывал вам, что Каис покорит все государства!» Благодарили господа царь с царицей за то, что он даровал им такого сына.

Попросил Каис своего отца: «Сын мой Караман вырос в чужом государстве и здешних порядков не знает. Чтобы он не попал впросак, обучите его вашим обычаям и нравам, пусть все увидит и узнает». Приказал царь Караман показать внуку весь дворцовый уклад.

И одобрил тот все царские порядки. Так, в пиршествах и веселье, миновало два года. Ближние государи приезжали на торжества, дальние присылали дорогие подношения. Мать и отец Каиса так помолодели, будто никогда горя не знали.

Как прошло два года и ознакомился царевич со всеми делами государства, призвал к себе Каис старого визиря и сказал: «Есть у меня к тебе одно дело, и ты знаешь сам, как справишься с ним». Отвечал ему визирь: «Приказывай, господин мой!» Сказал ему Каис: «Знаю, как трудно будет решиться на это родителям моим, но молчать больше не могу. Я перенес немало злоключений, ушел из отчего дома один, долго скитался, попадал в сети колдовства, из которых ни один смертный не высвобождался. Но справился я с трудностями. Много палаванов-дэвов убил и много царств покорил, надеясь на свою десницу и на господа. Теперь у меня есть солнцеподобная супруга, дочь царя Шерука, которому покорен весь мир, и ты видишь моего старшего сына, каков он, а кроме него у меня еще четыре молодца. Они лучше старшего, так же как он сам лучше прочих худородных людей, но привести их сюда нельзя и нельзя мне оставлять столько царств без присмотра. Под моей властью не одна страна, а несколько — владения царя Шерука, царей Севера и Китая. Их всех я сам покорил. Теперь я привез сына своего Карамана и оставляю здесь, мне же пусть мои родители позволят уехать — много врагов у царя Шерука, а к вам я скоро приду вновь».

Выслушал визирь эти речи и очень огорчился, но не смел перечить, ибо понимал, что нельзя покидать столько государств. Задумался визирь; заметил Каис, что визирь огорчен, и спросил: «Визирь, отчего ты грустишь?» Отвечал ему визирь: «Как же мне не грустить? Только на старости лет удостоился я счастья узреть тебя живым, а теперь ты вновь собираешься исчезнуть! Такой огонь проник в мое сердце, сильнее геенны огненной, а как узнают о том твои родители, увидишь, что с ними будет! Клянусь тобой, не останутся они жить. Но знаю, что делать нечего, нельзя тебе оставлять такое царство, только скажи мне, за какой срок можно туда доехать?» Каис ответил: «За шесть месяцев». И посоветовал визирь: «Остается тебе одно: родителей своих взять с собой, чтобы они своими глазами увидели твое царство и солнцеподобную невестку, тогда они ни о чем не будут скорбеть, в ином случае — непременно покончат с собой».

Очень был благодарен Каис визирю за совет, обнял его и поцеловал в бороду. «Хороший выход ты придумал, — сказал он. — Теперь ступай и доложи обо всем царю с царицей, как это достойно твоего ума». Пошел визирь и доложил царю и царице о том, что Каис передал следующее: «Много горя я вам доставил и много сам пережил. Ныне, поскольку судьба подчинила мне столько царств, вы непременно должны увидеть их и вашу невестку. Прикажите и пойдем туда. Это близко, и никаких трудностей у вас не будет. Вы увидите вашу невестку и моих детей. Потом, если скажете, вернемся сюда, если пожелаете, останемся там. Сына моего оставим здесь, поручим ему все дела. Не такой он человек, чтобы до нашего возвращения не справиться с нашими владениями и позволить врагам притеснять нас».

Сначала старые царь с царицей очень огорчились. Но когда рассудили, что Каис не может остаться, смирились. Посадили на престол сына Каиса, благословили, венчали царским венцом и поручили его старому визирю. Из тех семян, что привез Каис, взрастили три таких сада, какие Каис видел там, посадили тех музыкантов, играющих на чанги, ради которых Каис покинул дом, и стали готовиться в путь. Военачальникам и вельможам наказали, чтобы все соблюдали порядок, установленный царем Караманом, и ничего не изменяли. Открыли двери сокровищниц и одарили свиту Каиса так щедро, что все забыли щедрость царя Шерука и хвалили щедрость, Дела и обычаи Карамана. С тем и отправились в дорогу. Шли они с весельем и играми и пришли в те сады. Остановились и пировали там три дня, и рассказывал Каис матери и отцу о своих приключениях, о том, где и что с ним случилось. Шли они, веселясь и радуясь, и послал Каис вперед человека к первому визирю Фаруху и сообщил: «Знаю, что тебе будет приятно мое возвращение, о не один я еду, а со мной высокий государь, повелитель-батюшка мой и государыня-матушка. Из любви ко мне покинули они свое царство и последовали за мной, чтобы поглядеть, в какое царство я попал, и надеюсь я, что ты встретишь нас, как подобает».

Когда явился гонец Каиса к Фаруху, тот очень обрадовался и стал готовиться к встрече, предупредил и свою жену, созвал рати, разослал письма во все концы владений. И собралось бесчисленное множество мужчин и женщин, вышли они встречать Каиса с дарами и подношениями. Фарух послал благовестника к царю Шеруку: «Прибыл избавитель наш, потому не тревожьтесь более».

После отъезда Каиса управитель царского двора от тоски заболел и не выходил из дому, а государство царя Шерука страдало от вражеских набегов. Как услышал Фарух о прибытии Каиса, все болезни его оставили, и он поехал ему навстречу.

Шли одни с одной стороны, другие — с другой и встретились через десять дней пути. Как увидел Каис, что приближается управитель двора, пришпорил коня и поспешил вперед. А управитель двора, увидев устремившегося вперед Каиса, соскочил с коня и, обнажив голову, побежал ему навстречу. Подойдя, он обнял ноги Каиса, поцеловал стремена, осыпал его алыми яхонтами и возблагодарил господа за то, что своими глазами узрел своего патрона. Каис велел ему сесть на коня, но отвечал он так: «Как же можно мне садиться на коня, когда я еще не видел царя, вашего отца и повелителя!» И пошел он пешком, с непокрытой головой, и вместе со свитой своей предстали они перед царем Караманом, поклонились издали. Спросил царь своего сына: «Кто это?» Отвечал тот: «Это управитель двора царя Шерука». Удивились царь Караман и его придворные роскоши управителя двора и многочисленности его свиты. Сказал царь: «Подойди, брат, и приветствуй меня!» Снова низко поклонился управитель двора, подошел, облобызал ноги коня, а царь поцеловал его лик, обласкал и спросил, как поживает царь Шерук. Отвечал Фарух: «Благодаря вам мой государь пребывает в добром здравии». Не стал говорить, что враги его притесняют. Велел ему царь сесть на коня, но долго еще Фарух не садился, а шел пешком впереди. Снова приказал ему царь сесть на коня, сел он на коня и поехал.

Поехали они радостные и подъехали к большой реке, на берегу которой росли прекрасные деревья. И сказал Каису управитель двора: «Остановимся сегодня здесь, ибо должны прибыть ваши слуги повидать царицу цариц, вашу матушку». Приятно стало Каису, и объявил он своему отцу: «Прибудет семейство управителя двора повидать мою матушку. Встретят они нас на расстоянии десяти дней пути, и негоже встречаться на конях. Сегодня отдохнем здесь, пусть повидаются они друг с другом, а утром отправимся в путь». Понравилось это царю, и остановились они в том прекрасном месте, разбили шатры и палатки, и расположились там все. Прибыла супруга управителя двора, сопровождала ее большая свита знатных и красивых жен, им отдельно поставили шатры, и расположились они там.

Как только наступил вечер, пришла супруга управителя повидать царицу, и, когда подошла она к порогу, царице доложили о ее прибытии. Вышла царица ей навстречу, приветствовали они друг друга, поцеловала ее царица и обласкала, как сестру и дочь. Вошли они и сели. Пригласила царица ее сесть рядом, но не согласилась она — мол, недостойна я того, — села у подножия трона. Царица одарила гостью бессчетными дарами и поднесла ей свои одеяния, усеянные жемчугами и драгоценными камнями. Почтительно поблагодарила ее супруга управителя и пошла в свой стан.

На следующее утро она пришла и сказала: «Снизойдите, государыня, и пожалуйте в мой шатер!» Дала царица согласие и отправилась к ней. О том же просил царя Карамана управитель двора, и он тоже отправился в его стан. Стелили им под ноги парчу и ковры, осыпали алыми яхонтами. Прибыли они туда, где стояли три драгоценных престола: один — для царицы, другой — для царя и третий — для Каиса. Воссели они на престолы и устроили пир, какого никто прежде не видывал.

Вынес Фарух три яхонтовых венца и преподнес их трем царским особам; сам же, сровняв лик с землей, молвил: «Раз уж господь оказал нам такую милость и вы, государи великие, пожаловали к нам, снизойдите еще раз и извольте попировать с нами». Поблагодарили они его, и начались пиршество и веселье, никем прежде не виданные. Наполнил царь Караман чашу и сказал [шутя] визирю Фаруху: «Это я выпью ради тебя, но мне не подобает здесь пировать, ибо, вижу я, сын мой с неимущими и худородными людьми связался и на дочери бедняка безродного женился. А коли господин твой имеет такого вассала, как ты, то сам, должно быть, и вовсе никуда не годен». Отвечал Фарух: «Разумеется, я не мог приглянуться вашему царскому величеству, но, когда с божьей помощью встретитесь вы с моим патроном, думаю, не отвергнете вы его и Каис не погнушается таким родством». Снял Фарух сундуки с сотни верблюдов и стал раздавать сокровища царской свите: «Здесь мы не смогли встретить вас, как положено, весть о прибытии государя заставила меня поспешить, за нынешнюю недостойную встречу не обессудьте и пожалуйте ко мне, там я буду прислуживать вам». Воздали ему великую благодарность царь и его придворные, но многие думали про себя, что Каис обманул их: дескать, не может быть, чтобы это был вассал царя Шерука, это и есть, наверное, сам царь Шерук, иначе каков же должен быть его патрон! В ту ночь справили они пир, а наутро отправились в путь и каждый день устраивали пиршества одно другого лучше.

Шли они и прибыли во владения управителя двора. До его города оставалось расстояние в один день пути. Послал он человека вперед, и наутро, как рассвело, весь путь до города был устлан драгоценной парчой, и по обе стороны стояли мужчины и женщины и били в барабаны и дули в трубы. Лошади царей и свиты ступали по дорогим тканям, а горожане осыпали их золотыми и серебряными монетами. И стояла радость великая, и все восхваляли Каиса.

Когда подошли они к вратам города, стали горожане громко восклицать: «Благословенно прибытие царя царей Карамана и его сына Каисара!» Вошли они в палаты управителя двора. Поставили престол еще краше первого, посадила царица жену Фаруха рядом, и сели они пировать. Пришли музыканты и певцы, пели сладостными голосами и восхваляли Каиса и его родителей. И радовался царь, что его сын владеет такой страной. Чего тянуть [мой сказ] — провели они там неделю, и каждый день устраивали все более пышные пиры и подносили все больше даров царю и царице, Каису и их вассалам — великим и малым. Фарух мог бы не один месяц держать гостей у себя, но царю Шеруку угрожали враги, и Каисару надо было спешить, поэтому Фарух его не задерживал.

Тем временем к царю Шеруку прибыл гонец и доложил о прибытии царя Каисара и его родителей. Возрадовался Шерук, как ему подобало, и пожаловал доброму вестнику небольшое царство, венчал своей рукой венцом и облачил в богатые одежды. Щедро одарили гонца все его подданные. Жена и дочь царя пожаловали ему по сокровищнице, и началась великая радость.

Разнесся слух: «Идет Каис». Враг был охвачен страхом, и срочно послали гонца к Фаруху: «Не тяните время, приходите быстрее!» Прибыл гонец и доложил визирю и Каису: «Царь Шерук ждет вас, и нет у него больше терпения!» В тот день там же справили они пир. Наутро Фарух подарил всем троим три бесценных престола, три венца с султаном, по три коня в драгоценной сбруе, царице — слона с троном и балдахином и три непочатые сокровищницы и щедро одарил свиту. Дивились все богатству и щедрости управителя двора. Пошли с ними и визирь Фарух, и его супруга с большой свитой.

Им навстречу направились царь Шерук, его жена и дочь. И радовался царь Шерук предстоящей встрече со своим избавителем, которого любил больше, чем любил бы родного сына, а уж кто знает, как радовались его жена и дочь. И сыновья Каиса ликовали, предвкушая встречу с отцом. И Караман, и его супруга гордились, что овладели такой страной, и ждали встречи с царем Шеруком, с его женой и дочерью. Кто скажет, как цвели, подобно розе, сердце Каиса и его лик при встрече с женой и детьми.

Шли они, и на расстоянии одного агаджи пути выслал вперед царь Шерук тысячу начальников над бокаули и их жен. Завидя столько мужчин и женщин, спросил царь Караман: «Кто эти люди, что идут сюда?» Отвечал Каис: «Это старейшины и их жены, которых выслал нам навстречу царь Шерук». Возрадовался царь Караман. И спешились старейшины, и поклонились царю, благословили его, воздали хвалу и осыпали его драгоценными камнями. Царь обласкал вельмож, поблагодарил их и велел сесть на коней. Сели они.

За ними подошли их жены и поклонились царице, благословили ее, восславили, осыпали несчетными самоцветами и жемчугами. Царица также поблагодарила их и велела сесть на коней. И они сели. Поехали дальше. Аут вышли им навстречу царские есаулы с женами — их была тысяча, и они тоже величали царя, царицу и его вельмож. Далее встретил их главный конюший со своей супругой и своими подручными, они тоже воздавали гостям хвалу. Затем пожаловали главный казначей с женой и подручными и главный егерь, и все они осыпали гостей яхонтами и рубинами. И обласкал всех царь Караман, а их жен принимала царица.

Прошли они еще немного, и появилась несметная толпа жен и мужей. Спросил царь Караман: «Это и есть царь?» — «Нет, государь, — отвечали ему. — Царь еще далеко». Спросил он: «Так кто же это тогда?» Отвечали ему: «Это начальник царской охраны со своей свитой». Приблизясь к царю, спешился он, пал ниц и поцеловал ноги Каиса. Обласкал его царь и велел сесть в седло.

Также спешились их супруги и кланялись царице и осыпали ее драгоценными камнями. Возблагодарили их тоже и велели сесть.

Проехали они еще немного, и вновь подъехала тысяча всадников и столько же женщин. Спросил царь своего сына: «Кто это такие?» Отвечал Каис: «Это визири и звездочеты царя Шерука. Раз появились они, значит, и царь недалеко». Как подошли они ближе, выслали вперед сотню почтенных старцев в белых одеждах, пали они ниц и воздали хвалу высочайшему царю Караману, супруге его и сыну их Каису и осыпали их алмазами. Подошли также их жены, поклонились царице, и оба они возблагодарили их, обласкали, как братьев и сестер.

А когда проехали они небольшое расстояние, показалась такая многочисленная свита, что невозможно было объять ее взором. Спросил Караман: «Кто это такие?» Доложил ему Каис: «Это свита самого царя Шерука». Доспехи и облачение свиты сверкали, как огонь. Посередине войска шел слон, на спине его возвышался престол царя Шерука, а за ним — еще два слона, на одном — трон из зеленого изумруда, на другом — из красного яхонта. На зеленом престоле сидела жена Шерука, а на красном — дочь. Столь многочисленна была свита, следовавшая за ними, что взиравший на нее сказал бы: «Не осталось в мире ни женщины, ни мужчины, которые не пришли бы сюда!» Свита заполнила площадь, по которой можно было бы идти три дня. Когда подошли ближе, первым спешился царь Шерук. Увидев Шерука спешившимся, спешился и царь Караман. И спешились все воины и той и другой стороны, и прежде всех Каис, поспешил он приветствовать царя Шерука. Обнял его царь и поцеловал. Справились они друг о друге. Каис не вытерпел, послал Шерука к отцу, а сам пошел туда, где находились царица и ее дочь.

Как увидели Каиса слуги, доложили царице: «Пришел Каис». Спешилась теща Каиса и пошла ему навстречу пешком. Как увидел Каис царицу, соскочил с коня, подошел и низко ей поклонился. Обняла царица Каиса, поцеловала и промолвила: «Сын и зять мой, повелитель моего царства! Здравствуй вовек и пусть радуется вся страна твоему долголетию! Да не согнется никогда твой бесподобный крепкий стан! Да послужит все наше царство и жизнь моя и царя Шерука защитой тебе от бед, а ты вовеки будь здоров и беззаботно восседай на престоле. Пусть в блаженстве вовеки пребудут твои родители, ибо позволили они нам и нашим подданным вновь лицезреть тебя! Раз сладчайшие родители твои снизошли до того, что посещением своим обрадовали нас и сами пожаловали в нашу страну, отныне считайте, что я служанка ваших родителей, а ваш тесть — младший из слуг вашего отца».

Каис пал перед нею ниц и молвил: «Зачем навлекаешь на меня гнев божий? И я сам ваш раб, и мои родители тоже». Подошел он, обнял свою супругу, и поцеловали они друг друга и долго стояли, не разнимая объятий. И сказал Каис: «Вот любимые родители мои, из-за которых я четвертый год без тебя тоскую, но не должна ты думать, что у тебя недостойный муж и что он сын недостойного отца. Ныне я привел их сюда, и сама посмотри, какие у меня родители». Хорашан [шутя] отвечала Каису: «Я и раньше знала, что ты и сам негодный, и родители твои такие же». Рассмеялся Каис и молвил: «Оказывается, нравлюсь я тебе [не на шутку]!» Велел Каис царице войти в паланкин, а сам пошел к царям.

Караман и Шерук поклонились издали друг другу, а подойдя, обнялись и поцеловались. И принесли главные казначеи обоих царей бесчисленное множество камней и жемчугов, и главный казначей Карамана осыпал ими царя Шерука, а главный казначей Шерука — Карамана. Осыпали их так щедро, что оба стояли по колено самоцветах. Затем справились они друг о друге ласково и любовно и воздали друг другу хвалу и благословляли счастливый исход дальнего пути. Затем по лестницам оба поднялись на слонов и уселись на престолы под балдахинами. Подойдя к прекрасной местности на берегу реки, все спешились, разбили роскошные шатры и предались веселью и ликованию.

Как только расположились они, пошел Каис к своей матушке. С ним отправились супруга и дочь царя Шерука. Каис шел впереди. Подошли они ближе, сначала выступили прислужницы и старшие над прислужницами и поклонились царице. Потом спешились те и другие, и расстелили много дорогих ковров и парчи. И пошли по ним с обеих сторон, навстречу друг другу. Сошлись обе царицы, приветствовали и расцеловали друг друга.

Как закончили приветствие сватьи, мать Каиса обняла невестку и поцеловала ее очи, подобные чернилам, и ланиты ее, более яркие, чем лал, и, плача, обвила руками ее шею, подобную кипарису. Слезы мешали ей говорить, и сказала она, рыдая: «О, слава великая тебе, Господи, творец неба и земли, пославший нам, недостойным, такую милость, и пожаловавший нам, созданным из глины, царский титул, и подаривший нам, грешным, в старости сына, которого мы лишились и по которому горевали вместе с целым царством. Но милость божья такова, что пожаловал господь ему в супруги светило, и ныне я молю его продлить их дни и укрепить их царствование».

Потом обласкала она свою сватью и сказала: «О царица цариц, лучшая из всех цариц! Да не прекратит господь царствование царя Шерука и царицы цариц! Пусть веселье царит на вашем престоле! Пусть в спокойствии вечно пребывает ваша душа, ибо, взирая на вас и на вашу дочь, вкушаем и мы превеликую радость». Царица тоже воздала ей хвалу выше всех похвал. Пели певцы и музыканты и восхваляли Каиса и его жену, Карамана и Шерука и обеих государынь.

Потом привели слонов, сели в паланкины, поехали и спешились возле своих шатров. И когда прошло немного времени, теща и жена Каиса пришли навестить ее, поскольку матушка Каиса была утомлена, и доложили ей о приходе цариц. Велела она стелить им под ноги драгоценные ткани и воскуривать благовония. Вышла им навстречу, и они обнялись. Повелела царица поставить три престола: один зеленый, второй желтый и третий багряный — все из яхонтов и изумрудов. Желтый предназначался для жены Шерука, багряный — для его дочери, а зеленый — для самой царицы. Сели каждая на свой престол, и устроили пир — отдельно цари и отдельно царицы. В ту ночь отдохнули они там, отведали легкого угощения, ибо царица была немолода и утомлена дальней дорогой. Разошлись все по своим покоям.

Как наступило утро, велела супруга царя Карамана открыть сокровищницы и одарила сватью несчетными дарами: девять раз по девять ковров, девять раз по девять парчи и шелков без числа, один изумрудный престол и бессчетные сокровища, девять блюд жемчугов — в их стране жемчуг ценился дороже всего.

Все это она преподнесла царице, а своей невестке тоже послала бесчисленное множество даров. Венец ей преподнесла — алый, весь из яхонта и посередине алмаз в образе птицы, ничего прекраснее око человеческое не видывало. Темной ночью он сверкал, словно солнце. А престол она преподнесла ей еще более дивный. Был он весь из золота, украшенный изображениями женщин и мужчин, зверей и птиц, а подножие было в виде львов, и над каждым львом возвышалась колонна из желтого яхонта. И так сверкали те четыре колонны, что темной ночью могли светить вместо свечей и светильников. А подножие то было сделано с особым приспособлением: как повернешь талисман, львы начинали вертеть головами и негромко рычать и от престола шли приятные для слуха звуки, подобные пению соловья, канарейки и сирены. Престол был устроен таким образом, что можно было повернуть талисман — и львы уносили человека, куда он пожелает. Этот престол и венец царица поднесла невестке, а жен вельмож также щедро одарила.

Как преподнесли все это царице и ее дочери, понравилось им это, и дивились они красоте венца и устройству престола. В тот день они не снимались с места, там же стали готовиться к пиру. И слышал Караман хвалу невестке и хотел видеть ее, но не подобало устраивать встречу в пути. И три дня оставались они на том же месте и веселились и пировали. Трубили в трубы, били в барабаны и тимпаны, играли на лирах и свирелях. Одни играли в мяч, другие упражнялись на кабахи. И предавались отдыху и веселью. И цариц развлекало множество искусных музыкантов, и сладкоголосые певцы пели им хвалу, но Каиса и его супругу восхваляли они особо.

Прошло три дня, собрались они все и поехали дальше с большой пышностью. В пути одни пели, а другие охотились, некоторые стреляли в цель, иные играли в мяч.

Как приблизились к городу на расстояние четырех дней пути, навстречу царю Шеруку вышли главный казначей и хранители сокровищниц, вынесли множество драгоценных ковров и разостлали их на дороге в два ряда: один — для царя Карамана, другой — для царицы, его жены. Осыпали царя с царицей золотыми и серебряными монетами и воскуривали благовония.

В тот день хозяином был царь Шерук. На второй день пришли хранители сокровищ супруги царя Шерука; и подносили множество даров — богатых и драгоценных. В тот день все расходы несла царица.

На третий день рассвело и показалось украшающее вселенную солнце, но разве одно лишь солнце появилось для царя Карамана и его супруги?! Взошли для них четыре солнца. Ехала навстречу огромная свита, прекраснее которой никто никогда не видел. Три тысячи молодцов ехали под предводительством трех сыновей Каиса. Как приблизились на тысячу шагов, спешились три брата и пошли пешком навстречу деду.

Как увидел их царь Караман, подивился их красоте и стати и спросил: «Кто это такие?» Сказали ему: «Такого вопроса мы никак не ждали, разве так уж заурядны эти молодцы, чтобы вы не могли их узнать?!» Тут понял Караман, что перед ним сыновья его любимого сына Каисара. Сначала растерялся он от чрезмерной радости и удивления, а как пришел в себя, соскочил с седла и, пав ниц, вознес хвалу господу: «Будь благословен господь, творец всего сущего, который так уважил мою старость и взрастил для меня, недостойного, такие плоды. На малое время отвратил он от меня лик свой, а ныне снова: щедро обратил милость свою на меня, и отпрысков моего сына размножил в чужой стране, и осчастливил очи мои их лицезрением!»

Тем временем юноши подошли совсем близко. Заторопился к ним и Караман. Как увидели они деда, направлявшегося к ним, все трое пали ниц и намеревались поцеловать его ноги. Царь Караман не допустил этого, поднял их и расцеловал в очи и в уста. Трое рабов держали в руках золотые подносы с алыми яхонтами. Юноши осыпали деда самоцветами и пошли на поклон к царице — супруге Карамана, приветствовали ее и осыпали драгоценными камнями.

Когда приветствия закончились, появились бесчисленные придворные, в одной руке все держали по большой свече, а в другой — золотые и серебряные монеты, жемчуга и драгоценные камни, снова пришли казначеи и стелили под ноги царю Караману и его жене златотканую парчу, осыпали их самоцветами, воскуривали благовония, благословляли и хвалили Каиса и его родителей. Радуясь и веселясь, направились они в город. Как подошли они все к городским воротам, вышли им навстречу стражники и воздали им хвалу, а за ними вышли все горожане, от мала до велика, и осыпали гостей золотыми и серебряными монетами.

Не стану удлинять речь — об убранстве того города и царском укладе я уже рассказывал прежде, когда речь шла о прибытии Каисара, но так как царь Караман прибыл с еще большим войском и с более многочисленной свитой, нежели Каисар, также и прием ему оказали еще более пышный. Наряды горожан и убранство царских палат поразили самого Каисара. Доехав до дворца, цари остановились, спешились и направились в отведенные им покои.

Загодя так распорядился царь Шерук, чтобы дворец, казну, придворных и прислугу и все его имущество разделить поровну: половину оставил себе, половина предназначалась для царя Карамана и его жены. Так же разделила все и царица. В ту ночь цари, царицы и все подданные пировали и веселились. Целую неделю провели они так. Потом принимал их один день царь Шерук, а другой день — Караман, третий — Каисар, и всякий раз все больше было даров и угощений. Также приглашали друг друга царицы и веселились так, что никто ничего прекраснее не видывал и слаще ничего не слыхивал.

Когда царь Караман увидел невестку, для него это было все равно как если бы он вознесся в небеса и увидел рай. Не мог он отвести глаз от ее блистающего лика и молвил: «Солжет тот, кто скажет, что на земле есть красота, подобная этой. Конечно, ради нее Каисар мог забыть своих старых родителей!»

Прошел целый год в веселье и утехах. И не оставалось в целом царстве ни одного места, пригодного для развлечения, ни одной игры или забавы, которых не показали бы Караману. Когда все исчерпали, обратился Царь Караман к сыну с такими речами: «Сын мой любимый, утешение старых родителей! Воистину мощью своей десницы завоевал ты великую славу, подвластно тебе могущественное царство, но дороже всего — морей и суши — светило небесное Хорашан, невестка моя, и прекрасные сыновья твои. Но и себя не должен терять человек. Разве ты не знаешь, что птицу узнают по ее гнезду, а человека — по его владениям. Хотя ты доблестный и отважный витязь, здесь все-таки думают, что у тебя на родине нет владений и богатств, соответствующих твоим доблестям. И наш приезд еще не показывает всего, ибо ты могущественный и славный государь и все, что имеем мы здесь, — от тебя, а обычаи, какие царят в моем царстве, мое богатство и величие так и неведомы твоей родне». Каис отвечал на это: «Да не допустит того господь! Кто посмеет сказать, что я не сын великого царя?!» Вновь молвил Караман: «Нет, сын мой! Ты молод, я же опытен. Не видевши своими глазами, трудно поверить на слово. Теперь, если ты хочешь удостоиться почестей и показать достоинства своего царства, пригласи тестя и тещу и самой царевне — небесному светилу — покажи нашу страну, дабы сказала она: «Не бедняком был мой муж, а из одной любви ко мне покинул он такое богатство и величие!» Каис отвечал отцу: «Трудно, государь, им оставить эту страну, ибо у них — многочисленные враги и, узнав об их отъезде, те ополчатся и разорят царство, и это принесет и мне и им немалый урон. Если послушаешься меня, лучше не отрывать их от трона; если же нет, вы сами пригласите царя и царицу, и, если они примут приглашение, кто же посмеет противиться вашей воле!»

Спустя некоторое время наступил день, когда восседали все цари и царицы в тронном зале. Большое было веселье, и восхваляли все Каисара. Сказал тогда царь Караман: «Напрасно хвалите вы моего сына, ведь не знаете вы его отечества и царства, так за что же хвалите? Лишь бродяге безродному свойственно хвалить самого себя, но не к лицу это царскому сыну. Виноват Каисар: подобно скитальцу, сбежал он из родного дома с непокрытой головой, босой, и теперь вы славите его доблесть, ибо не знаете за ним других достоинств. Ныне он сжалился над своими старыми родителями, беспомощными от дряхлости, навестил нас, но не остался в своем царстве, а привез нас сюда, как бедных странников. Вы можете подумать, что, если бы у него были обширные владения и подобающий дворец, не поступил бы он так, а сначала показал свое царство несравненным царям.

Ныне не боюсь вашего упрека, ибо сын мой воистину не имеет себе равных, и слава его велика, и сегодня он также и ваш сын, и вы не станете судить меня строго, беден я или богат. Другое меня огорчает: то, что ярчайшее среди небесных светил Хорашан, дочь великого государя, если вслух не выскажет, то про себя непременно подумает: «Недостоин меня супруг мой, бедняк он бездомный!» Отчего же не предлагает вам мой сын и его владения посетить! Хоть вы и владыки великих царств, но и малыми пренебрегать не следует, да пребудут и они под вашей властью!»

Шерук промолвил в ответ: «Не дай бог, государь, чтобы я посмел сказать такое! Вы могучий повелитель, старший над всеми нами, и мы недостойны даже равняться с вами. Но не подобало Каису приглашать нас в ваши владения. Он верно поступил, моля вас, чтобы вы прибытием своим осчастливили царство, дарованное ему богом. Ныне мы готовы исполнить вашу волю!» Что сказ тянуть! Пригласил их царь Караман в свое царство, и стал Шерук готовиться к отъезду. А царь Караман послал срочно визирей и вельмож на родину с наказом: «Здешние порядки и обычаи вы сами видели, отныне ничего не жалейте — ни старых, ни вновь обретенных богатств и сокровищ; старайтесь, чтобы в нашем царстве в десять раз лучше были убраны дороги, дома и дворы, крепости и города; покажите знатным гостям и охоту, и игру в мяч, всякие развлечения и забавы!» В тот же миг отправились визири, день равняя с ночью, и, как было приказано царем, еще более украсили царство, так что, когда прибыли гости и увидели все это, сам царь Шерук, супруга и дочь его сказали так: «Вот это царство, и порядки царствования здесь знают, напрасно мы хвалили свои!»

В первый день царь Караман принимал в своем дворце царей и цариц и всю их свиту и преподносил им дары без числа, во второй день собрались все в покоях, отведенных царю Шеруку, сам Караман был там гостеприимцем и дарителем. На третий день сын Каисара, юный Караман, пригласил всех к себе и такой устроил пир и так щедро одарил гостей, что нельзя того описать! На четвертый день прибыли все во дворец Каисара. На пятый день старая царица пригласила царей и цариц и устроила пир в своих чертогах; изысканны и драгоценны были дары, которые она им подносила. На шестой день пришли все к царице, супруге Шерука, там пировали и тешились. На седьмой день принимала гостей в своих палатах Хорашан и одарила всех без числа и счета. Так прошла неделя. Затем хозяева развлекали гостей игрой в мяч и кабахи, скачками и стрельбой в цель. Затем все выехали на охоту. Так провели цари много дней. И взяли с тех пор в обычай пребывать то во владениях Шерука, то во владениях Карамана.

Все это я слышал от знающих людей, а ныне скажите мне: «Если родители Каисара не умерли после такого странного исчезновения единственного сына и претерпели столько испытаний, отчего же ты, [сестра моя Русудан], зная, что сын твой вернется со славой и богатством, терпеливо его не ждешь?»

Сказал пятый брат Гив: «Вы рассказываете то, что слышали от других. Теперь выслушайте меня, доложу вам то, что видел своими глазами и слышал своими ушами».