"Волонтер: Неблагодарная работа" - читать интересную книгу автора (Владимиров Александр Владимирович)

Глава 4 – Архангельский городок.

Первого июня, в середине дня коч «Святой Егорий» причалил к пристани Архангельского городка. Князь Ельчанинов отдал серебряную монету Ефиму Дорачу, и вслед за отрядом сошел на берег.

– Сейчас нужно на первых порах разместиться, – проговорил Силантий Семенович, ступив на землю. Облегченно вздохнув, почувствовав твердую поверхность под ногами, молвил, – Поищем какой-нибудь домик, а затем я и Андрес отправимся к князю Прозоровскому. Алексей Петрович должен быть в курсе, что мы прибудем в город. Полковник Квятковский, за два месяца до нашего отъезда отправил сюда гонца.

Князь умолчал, что тот, кроме известия, что приедут люди из Преображенского приказа, привез сюда повеление государя Петра Алексеевича о начале строительства, в пятнадцати верстах ниже Соломбалы на острове Линском, при узком проходе Двины, каменной крепости. «… чтобы тех неприятельских людей в двинское устье не пропускать, и города Архангельского и уезду ни до какого разорения не допускать». Для правильного надзора над сооружением был назначен дьяк Федор Гусев. Как автор должен заметить, что гонец полковника, не знал, кто конкретно прибудет из Преображенского приказа. Так же Ельчанинов умолчал, что вместе с гонцом прибыл, для составления чертежей и смет, на Северную Двину инженер-фортификатор Яган Адлер. Он посчитал, что ни Якову, ни Ивашке, а уж тем более Егору знать об этом не обязательно. Андресу самому посчастливится познакомиться с ним. Тут автор вновь вынужден заметить, что князь лично не был знаком с инженером, а этими сведениями владел со слов своего приятеля полковника Квятковского.

Ельчанинов окинул взглядом пристань и заметил старичка, что сидел на длинном бревне, почти у самой воды, и смотрел с тоской на корабли. Князь подошел к нему, в пояс поклонился и молвил:

– Здоровья тебе дедушка.

– И тебе не болеть, – проговорил старичок, не отвлекаясь от своего занятия.

– Будь добр, подскажи людям приезжим, а где у вас в городке остановиться? Дед посмотрел на князя, за тем на его путников. Улыбнулся.

– Чай, сам Петр Олексеевич прислал, – проговорил он, – у нас окромя капитан-командора таких мундиров никто не носит. Ну, че же не подсказать. Подскажу. Эвон ступай по той улице, – он показал рукой в сторону небольшой улицы, что тянулась вдоль берега. – Увидишь дом, с красной крышей. Спроси Евдокию. Скажи, Антип Михайлович послал. Она поймет. Князь удивлено посмотрел на старичка. Тот хмыкнул носом, и сказал:

– А что ты удивляешься, думаешь чай один такой приезжий. Всякий пока не устроится, день-два у Евдокии живет. Только ты и твои дружки там не озоруйте. Она хоть и женщина слабая, но постоять за себя может.

– Благодарю тебя дедушка, – проговорил князь.

– Ты не меня благодари, – прошептал Антип Михайлович, – ты лучше Евдокию отблагодари.

– Само собой, Антип Михайлович, – сказал Ельчанинов, – само собой. Опять поклонился в пояс. Вернулся к отряду.

– Нашел, я домик. Вот только у меня просьба. К хозяйке не приставать.

Жила Евдокия в просторном деревянном доме, доставшейся ей от покойного мужа, ушедшего в Белое море, и сгинувшего в его пучинах. Единственным ее сокровищем был десятилетний сын Фрол, мальчишка смышленый и умный не по годам.

Пришедший отряд остановился во дворе. Князь хотел, было поручить вести разговор о двух комнатках денщику, да вовремя передумал, вспомнив, что паренька только-только от мамки оторвали, опыта как такового нет, как бы положение их совсем не ухудшил. Поэтому дал распоряжение ждать его здесь, Ельчанинов вошел в дом, где и нашел хозяйку, которая сидела у окна и вышивала.

– Здравствуй хозяюшка, – проговорил он, кланяясь в пояс.

– Здоровья и тебе, гость честной, – сказала, улыбаясь, женщина.

– Меня к тебе Антип Михайлович послал. Сказывал, что можешь ты, сударыня, меня и моих товарищей, в терем свой на постой пустить?

– Ох, уж этот дед Антип, – вздохнула Евдокия, – Ну, раз прислал, отчего же не пустить. Домик у меня небольшой, да комнатка для усталого путника всегда найдется. Кто ты? И много у тебя товарищей?

– Я, князь Силантий Семенович Ельчанинов, а товарищей у меня четверо!

– У, так вас пятеро…

– Пятеро, да вот только двух комнат вполне хватит.

– Отчего же, я могу на каждого по комнате выделить, – Молвила Евдокия.

– Это лишнее. Мы люди служивые, и привыкли к тесноте. Да к тому же, мы, скорее всего не надолго. Сегодня к князю Прозоровскому направлюсь…

– Наивный ты человек, питаешь надежду, что он вам дом выделит? – поинтересовалась женщина.

– Безусловно.

– Так ты, стало быть, князя нашего не знаешь, – вдохнула Евдокия, – думается мне, что вы надолго у меня задержитесь. Ты не смотри, что дом богатый, – проговорила она, – он мне от мужа достался. Вот и приходится за простой деньги брать. Женщина я вдовая, – добавила Евдокия, – и другим способом себя прокормить не могу.

– И сколько ты просишь?

Женщина назвала сумму, князь хотел, было поторговаться, но передумал. Достал кошель. Порылся в нем и протянул серебряную монету.

– Если этого мало, то люди мои тебе и по хозяйству помогут.

– Я хоть и вдова, но по хозяйству и сама справлюсь. Да и сынок, если что поможет. Так что ступай во двор, да скажи людям своим, чтобы вещи в дом заносили. Ельчанинов поклонился и вышел из терема. Подошел к товарищам и сказал:

– Заносите вещи в дом.

Прежде чем те пошли, князь остановил Яшку Кольцо. Тот задержался, а когда Рваное ухо, золотарь да Егор скрылись в доме, проговорил:

– Ты, уж Яша помоги женщине по хозяйству. Женщина она вдовая, и ни кто ей не поможет.

– Ладненько воевода.

– Да какой я тебе воевода, Яша, – молвил князь, – обращайся ко мне, как и прежде Силантий Семенович. Всю дорогу так величал, а тут сразу воевода.

Теперь они вдвоем проследовали в дом, где Евдокия показала им комнаты. Ларсон и князь расположились в одной, Егор, Ивашка и Яша в другой. Пока Ельчанинов отыскивал в сундуке грамоты от государя, в комнату вошел денщик и попросился сходить к морю.

-Ну, что я с тобой сделаю, – молвил князь, затем вздохну, – говорил же мне батя, что ты им грезишь. Все равно не удержу, так что ступай. Полюбуйся.

Паренек убежал, а князь из сундучка извлек несколько бумаг. Каждую развернул, прочитал. Наконец отложил одну в сторону и сказал Ларсону, что возился с сундуком:

– Обещал я тебе подарок сделать?

– Было такое дело, – подтвердил эстонец.

– Так вот он мой подарок. Князь развернул лист бумаги и сказал:

– Ехал ты сюда, золотарем. А приехал, сержантом Преображенского приказа. С этими словами, протянул Силантий Семенович патент на сержантский чин.

– Тут ошибка, – проговорил эстонец, – меня зовут Андрес Ларсон, а патент выписан на имя Андрея Золотарева. Князь взял бумагу в руки, пробежался по тексту глазами и сказал:

– А нет ни какой ошибки. Отныне тебя, по приказу государя Андреем Золотаревым величают. Что важно для государственного дела. Нужно, чтобы все знали тебя, как Андрея Золотарева. А иноземцы не догадывались, что владеешь ты многими их языками. Вот оттого и величал тебя всю дорогу Яшка Кольцо – Андреем. Глянув в окно, Ельчанинов проговорил:

– Ну, мне пора к князю Прозоровскому ехать.

Последнее, князь Ельчанинов, сказал с горяча да по привычке. Добираться до Прозоровского пришлось пешком. Часто приходилось останавливаться и спрашивать дорогу у архангелогородцев. И вскоре Силантий Сергеевич был в тереме князя. Увы, на счет жилья, Ельчанинов ошибся, права оказалась Евдокия. Услышав просьбу князя, воевода затряс головой и замахал руками.

– Да где я тебе свободную избу найду. Ты уж князь поищи сам квартирку, может какая сердобольная и пустит.

Ну, как говорится «На нет, и суда нет». Силантий Семенович, было, опечалился, но Прозоровский, глянув на его сапоги, покрытые пылью, молвил:

– А вот карету я тебе дать могу. Больно мне смотреть, как ты князь, ноги свои стаптываешь, бродя по дороге.

– Спасибо хоть на этом Алексей Петрович, – поблагодарил князя Ельчанинов. – Работы предстоит много, и не всюду успеешь пешочком.

Это было уже в конце разговора, а с начала воевода Прозоровский очень обрадовался Силантию Семеновичу. Пару раз даже повторился, что ждал приезда князя давно. Дескать, и крепость не хотели начинать строить, без представителя государя, да вот только архиепископ Афанасий настоял, того не дожидаться. На что Ельчанинов сказал:

– И правильно сделал. Ослушаться приказ Петра – преступление, но оно не такое страшное, по сравнению со сдачей злобнейшим шведам града. А с ним единственного морского пути в Европейские государства. Прозоровский кивнул в знак согласия.

– Я велел укрепить остроги: Сумский, Кольский и город Кемь. Выделив для этой цели, аж цельных триста человек – солдат. Кроме того, сейчас народ копает рвы и вбивает сваи. Даже архиепископ пожертвовал для сего богоугодного дела, – воевода так и сказал: «богоугодного дела», – кирпич, камень, известь, щебень да лес.

– А лес то для чего? – уточнил Силантий Семенович, не знакомый с планами строительства крепости.

– Так это, для свай. Сейчас в работе участвуют все крестьяне соседних деревень. Для работ собраны деньги, в доле – один рупь с каждого двора.

– И с вдов брали? – уточнил Ельчанинов, вспомнив Евдокию.

– И с них. – Подтвердил князь Прозоровский.

Укорять за такие действия воеводу Силантий Семенович не посмел. Тот, небось, клич бросил, и добровольцы понесли. А что ему, гнать несчастных женщин. Не дай бог обидишь еще. Дело то, и тут князь Ельчанинов вспомнил слова Прозоровского: «богоугодное».

– Вот и приказ, на площади государя прочитали, перед поморами, – продолжал воевода, – чтобы те на морские промыслы не хаживали. И все ради «опасения воровских кораблей». Да разве их удержишь.

Они еще долго разговаривали. Воевода больше спрашивал о Москве. Интересовался и Нарвской конфузией.

– Силен злодей, ой силен, – ворчал Прозоровский. А когда разговор приблизился к завершению, спросил:

– Может тебе и твоим людям помощь требуется?

Ну, а дальнейший разговор вы уже знаете. Помощь оказалась в виде кареты. Ельчанинов даже вздохнул с грустью. На душе вдруг стало тяжко, что Егор так и не почувствует во всей красе море, о котором мечтает. Уже на пороге, воевода остановил князя.

– Слышь князь, Силантий Семенович, – молвил он, – ты бы сперва архиепископа проведал, а уж потом на стройку ехал.

– Заеду, Алексей Петрович, обязательно заеду.

– Вот и замечательно. Пока обстраивайтесь. А закладку крепости мы на… – тут Прозоровский задумался, что-то быстро в уме посчитал, и проговорил, – на 12 июня.

– На двенадцатое, так на двенадцатое.

Прохладный ветерок, неприятно дует в лицо, пытается сорвать с головы треуголку. Андрес рукой придерживал шляпу и смотрел вдаль. Непривычно, казалось, что можно замерзнуть, а ведь на дворе было лето. Поручик Афанасий Иванович Крыков слушал, как зачитывал царский приказ князь Ельчанинов. Морщился, может быть от холода, а может, и нет. Иногда кивал. Казалось, он не доволен присланным человеком из тайного приказа, боялся, что Андрей Золотарев прознает тайны, которые государю знать не ведомо. И донесет. А у Крыкова, как у любого человека есть тайны. Не всеми действиями Петра Алексеевича поручик был доволен. Когда Ельчанинов замолчал, оглядел Золотарева и сказал:

– Придется его в стрелецкий мундир переодеть. Боюсь, он в этой европейской одежде, будет сильно выделяться среди моих стрельцов. И тогда грош цена ему. Любой негоциант неладное заподозрит.

– Верно, подметил господин поручик, – согласился князь, – поэтому и разрешено сержанту Андрею Золотареву сменить голландский камзол, на стрелецкий кафтан.

– Ну, что ж раз можно, то пусть ступает в дом, и переоденется.

– Ступай, – молвил князь, как старший по званию, и Андрей Золотарев (а мы теперь так будем называть Андреса) направился в небольшой дом, что стоял на возвышенности, почти у самого берега.

Он открыл дверь и вошел в сени. Сидевшие на лавке у стены двое стрельцов встали.

– Андрей Золотарев, – представился эстонец, – прислан в ваш таможенный приказ, для несения службы.

Стрельцы переглянулись. Гость говорил складно по-русски с небольшим непривычным говором.

– Господин попутчик велел сменить сей европейский камзол, на стрелецкую одежду.

– Повезло же тебе Андрей, – проговорил старший из стрельцов. – Завалялась тут одна. Словно тебя ждала. Немного молью поеденная, но для службы сойдет. Проходи в комнатку и переодевайся. – И показал рукой на дверь.

Золотарев поклонился и вошел в горницу. Осмотрелся. Это скорее был арсенал, чем гардеробная. Сабли, ружья, пистоли. В углу небольшая бочка. Андрей предположил, что, скорее всего с порохом. На лавке красные шаровары, белая рубаха. На стене подвешенный, на деревянной клин, кафтан. Рядом шапка, обшитая мехом. В углу, на полу, юфтевые сапоги.

Золотарев снял все свое и аккуратно, сложил на лавку. Надел стрелецкую одежду, и вы шел в сени.

– Ну, вылитый Иван-царевич, – молвил старшой. Затем протянул руку и сказал, – меня Николой зовут. Это Неждан, а это Фрол. Заходил Крыков и интересовался готов ли ты? Он ждет тебя на улице.

Андрей вышел из дома. Князя уже не было, тот, скорее всего, отправился искать швей, способных выполнить, его Андреса затею. Вчера вечером, когда Силантий Семенович вернулся от архиепископа, эстонец изложил свою идею. А она состояла в том, что Золотарев решил изготовить воздушный шар. Он даже статью из портмоне князю зачитал. Тот во время слушания несколько раз удивленно восклицал. Правда сама идея полета над землей князя не удивила. Он лишь только сказал:

– Зело чудная вещь, но не удивительная. Раз уж птицы, да херувимы с ангелами способны летать, то чудится мне, что и человек сможет. Телом он не многим от ангелов отличается. Если нет крыльев, так почему бы ему, как ты сказал?

– Монгольфьере…

– Во, во, – кивнул князь, – на этом самом «монгольфьере» взлететь. Когда же Андрей закончил читать, он вновь спросил:

– А где мы с тобой, этот теплый воздух возьмем? Эстонец высказал предположение.

– Дельно, – согласился князь. – Жаль только один недостаток. Уж больно он мало в воздухе висит. – Затем подумал и сказал, – да и бог с ним. Думаю, нам и этого времени хватит.

Но, это было вчера. А утром Ельчанинов вместо того, чтобы взять с собой Андрея на поиски портних, отвез того в таможенный приказ, где и представил поручику. А тот сейчас стоял и смотрел в подзорную трубу. По всей видимости, Крыков, услышал, как скрипнула дверь, так как повернулся и посмотрел на Золотарева.

– Сейчас опробуем тебя в деле. Дозорные дали сигнал, что в устье вошел купеческий корабль. Минут через десять-двадцать с нашей заставой сравняется. Вот тогда и приступим мы к осмотру груза. Да заодно убедимся, не ворог ли это.

Вдали виднелся, поднимавшийся густой дым. Где-то на островах, кто-то развел костер.

– Стрельцы на острове Сосковец, разожгли огонь, когда заметили входящий в устье Двины корабль, – пояснил поручик Крыков, когда Андрей и еще несколько стрельцов забирались в шлюп. Нам же предстоит осмотреть корабль. Если с грузом проблем нет, возвращаемся на этот остров, и высылаем лоцмана. А уж он, ведет корабль фарватером к городу. До того момента, пока я лично не буду, уверен, что это честный негоциант. Сие судно находится под подозрением. Я так уразумел из приказа государя, – продолжил Афанасий Иванович, – ты должен внимать, все то, что будут болтать, на своем языке торговцы. Пытаясь понять из коротких фраз, является ли, сей корабль контрабандистским?

– Так точно, – проговорил Андрей, занимая место на носу шлюпа.

– Вот и хорошо, – кивнул Крыков, – так что слушай, и что бы не случилось, не в коем случае не вмешивайся. Для начала нужно придумать примету, с помощью которого, ты дашь мне знать, что на корабле есть контрабанда. Ну, например, – Афанасий Иванович задумался, – поправишь шапку. Только, чур, без нужды этого не делать.

Лодка медленно приближалась к аглицкому фрегату, что мирно покачивался на волнах. Капитан распорядился отдать якоря и теперь с нетерпением ждал прибытия таможенников. Сейчас от их решений много зависело. Среди негоциантов ходил слух, что здешний «таможенный воевода» Афанасий Петрович Крыков, человек дотошный. От такого, и иголку в стоге сена не утаишь. Правда, таить в его случае, в общем, нечего было. На всякий случай купец поправил треуголку и застигнул на камзоле верхнюю пуговку. Хотелось бы знать, насколько затянется эта процедура.

– С правого борта шлюп, – сообщил боцман.

– Спустить лестницу. И встречать русских, как полагается, – приказал капитан.

Матросы забегали по палубе. Скинули лестницу и выстроились в линию у противоположного борта. Первым на корабль поднялся поручик, затем вступили стрельцы. Крыков расставил их и приступил к осмотру. Для начала он начал разговор с капитаном, правда не напрямую, а через толмача. Паренька лет восемнадцати, который явно к таможне отношения не имел, а был прислан архиепископом.

– Поручик Афанасий Петрович Крыков. По указу государя Петра Алексеевича, обязан осмотреть любой корабль, в том числе и ваш, на предмет запрещенного товару.

– Skipper Rick Gordon. – на своем языке промямлил капитан.

– Шкипер Рик Гордон, – перевел толмач.

– Шкипер! – проговорил Афанасий Петрович, – Впервые пришли в Архангельск?

– The first time came in Arkhangelsk?[31] – перевел паренек.

– For the first time.[32]

– Вот и вижу, что в первый. – Вздохнул поручик. – Дюже дается мне, что не знаком он со списком запрещенного товару. А ну, Игнат зачитай ему сей текст.

Паренек, уже было готов полезть за пазуху, чтобы достать указ государя, но шкипер неожиданно проговорил по-русски:

– Я не плохо говорить по-русски. Думаю, что ваш человек только затянет наше с вами дело. Я понимать, что иметь государь – царь Питер, под понятием запрещенного товара.

– Вот и хорошо. Будем вести беседу без него. – Согласился Афанасий Петрович. – Игнатий можешь вернуться в шлюпку. Боюсь, сегодня ты нам не пригодишься, – добавил он, обращаясь к послушнику, – видишь, господин негоциант недурственно владеет нашим языком. Андрей, а ты далеко не уходи.

Сухощавый стрелец, у которого шапка была чуть-чуть на бекрень, кивнул. Посмотрел на паренька и подмигнул. Тот недовольно фыркнул и направился к трапу. После того, как он скрылся, капитан молвил:

– Я простой негоциант, прибыл в Архангельский городок на ярмарку. Очень желать поменять свои товары, на русскую пеньку и лен.

– Я понимаю, что негоциант, – кивнул Крыков. – Я буду спрашивать, а вы должны отвечать.

– Хорошо господин поручик.

– Не есть ли вы иноземные воинские люди?

– No.[33]

– Не имеется ли у вас на борту пушек, пищалей, мушкетов более чем надлежит для защиты от морского пирату?

– No.

– Не имеется ли больных с прилипчивыми болезнями?

– No

– Имбирь привезли.

– Нет, имбирь.

– Будем делать досмотр. И лучше всего господин шкипер сразу выдайте запрещенные товары, чтобы не было конфузий.

– Как можно! – воскликнул капитан, – Я есть негоциант. Оружие, только для того, чтобы от пиратов отбиться. Да вы и сами можете видеть. – И он показал рукой на несколько пушек, что стояли по правому и левому борту.

– Это я вижу. Но в мою обязанность входит доскональный осмотр корабля. Если бы вы не заставили, – тут поручик сделал ударение на слове «заставили», – то послушник Игнат, сейчас бы перевел мои слова. А раз его нет, я должен повторить! В мои обязанности входит, тщательный досмотр вашего судна. В противном случае, вы должны развернуться и вернуться в Белое море.

– О, что вы, – прошептал негоциант, – я прекрасно вас понял. Поэтому готов оказать помощь. Here is the devil. Misfortune on my head.[34] – проворчал он.

Поручик бросил взгляд на Золотарева, но тот лишь помотал головой. Конечно, слова шкипера могли и обозначать, что тот вез контрабанду, а с другой, вероятно тот надеялся, как можно быстрее пройти сию неприятную процедуру. В курсе негоциант, что поручик пока не найдет – не успокоится. А если найдет, то проблем шкиперу не избежать.

– Вот и замечательно, – проговорил Крыков. – Так что мы здесь немного походим, посмотрим. А уж потом и поговорим насчет лоцмана.

– Хорошо, хорошо господин поручик.

Три часа продолжался осмотр. Поручик почти весь корабль облазил. Каждую дощечку простучал, каждый гвоздик просмотрел. Часто смотрел на Андрея Золотарева, особенно в те моменты, когда негоциант на свой язык переходил. Иногда поправлял парик, иногда доставал из кармана камзола белый платочек, и обтирал им выступавший на лице пот. У Крыкова даже зародилось подозрение, что не товар запрещенный вез сей шкипер, а человека что будет следить за делами в Архангельском городке. Да вот только, как об этом узнаешь.

– Груза запрещенного я на вашем корабле не нашел, – проговорил Афанасий Петрович. – Посему, после моего возвращения на берег, отправлю вам лоцмана наипервейшего! Ивана Седунова по прозвищу Рябов.

После этих слов поручик и стрельцы спустились в шлюп, и тот отчалил от фрегата.

– Чуется мне, что еще не раз с сим Риком Гордоном встретимся.

Когда же ступили они на берег, Крыков отвел Золотарева в сторону и спросил:

– Ну, что господин сержант скажет на счет сего негоцианта. Андрей поправил шапку, достал из кисета трубку и закурил.

– Нервничал, ругался. Да вот причиной вряд ли контрабандный товар был?

– Думаешь, человека, какого «злого» везет?

-Не исключено, – согласился Золотарев. – Хотя в их случае проще было бы купить предателя здесь.

– Что ж придется отправить в Архангельский городок, человека. А может, сам поедешь?

– А таможня? – начал, было, эстонец, но поручик его перебил.

– Так корабли, не каждый час сюда приходят. Да и я как-нибудь без тебя справлюсь. Если, что пришлем за тобой. А сейчас пошли за лоцманом.

Иван Емельянович Седунов, по прозвищу Рябов, сидел все это время в избушке. Он поднялся с лавки, как только дверь отворилась, и на пороге появился поручик с незнакомым ему стрельцом.

– Здорово ли ваше здоровье на все четыре ветра, – поздоровался лоцман.

– Здорово, здорово. – Сказал поручик, и рукой приказал сесть Ивану. – Сейчас поедешь на фрегат, как он там называется? – уточнил он у Андрея.

– «Изабелл»!

– Вот-вот, – продолжал Афанасий Петрович, – поедешь вот на эту самую «Изабелл». Приведешь ее в порт Архангельский. Да вот только, когда будешь вести по фарватеру, изредка на команду поглядывай. Если там люди, какие подозрительные. В качестве переводчика вон Игнатия возьми.

– Э нет, Афанасий Петрович, – молвил Иван Рябов, поглаживая бороду, – я это лучше Дмитрия Горожанина возьму. У него и глаз остер, да и языками он владеет.

– Ну, возьми. Когда же в порт приведешь судно, ты отыщи там Андрея, да на подозрительного человечка и укажи. Он же сейчас берегом отправится в город.

– Хорошо Афанасий Петрович, – молвил лоцман, – сделаю все, как ты велишь.

– Вот и ладненько. А ты Андрей забирай свои вещи и езжай на моем коне в Архангельск, к князю Ельчанинову. Вдвоем-то вы сообразите, как поступить.

Волна за волной накатывала на берег. Высоко в небе кружила чайка. На причале спорили двое монахов. Около причалившего недавно коча, толпились рыбаки, вернувшиеся с Северной Двины. Шкипер суденышка ругался, казалось, он был недоволен уловом. Андрей Золотарев, уже переодетый в голландский камзол, с грустью вглядывался в море, изредка делая затяжки. Напарник эстонца, Яшка Кольцо, одетый в парусиновый плащ и широкополую шляпу, больше походил на рыбака-помора, чем на разбойника, а уж тем более стрельца. Он переминался с ноги на ногу, иногда бросал взгляд на монахов и ворчал:

– Ну, где он ваш корабль, Андрей? Где, он ваш фрегат?

Английский корабль, что-то задерживался, он уже минут пять, как должен был появиться на горизонте.

– Как бы чего дурного не произошло, – продолжил причитать Яшка, – сами же говорили, что шкипер на нем дюже подозрительный.

– Не думаю я, Яша, что он что-то плохое в море мог учудить. Он волновался, но не от этого. Вряд ли шкипер мог взять в толк, что я понимаю его речь. За все время осмотра корабля, он ни с кем словом не обмолвился. Я имею в виду со своими людьми. Шпиона он доставить в Архангельский городок может, так как город стратегический.

– Какой? – переспросил стрелец, услышав незнакомое слово.

– Городок представляющий немалую важность в делах государства. Верно, помышляю?

– Это само собой разумеется.

– Будь я, шведским королем Карлусом, то всенепременно захватил бы его. Отрезав тем самым Московское государство от Европы.

– Да-а-а, политика, мне не понять. – Вздохнул Яшка.

– А вот и корабль, – облегченно произнес Андрей, когда на горизонте появился фрегат.

– Минут через пятнадцать, если шкипер решится добавить парусов, может причалить к пристани, а так… минут двадцать придется ждать.

– Ничего подождем. Нам спешить некуда.

Словно прислушавшись к словам бывшего разбойника, а может Иван Рябов предложил так поступить, но на фрегате подняли дополнительный парус. Корабль увеличил скорость и уже минут через пятнадцать причалил.

– Вы есть ошень хорошый кормщик, – донесся до Золотарева голос шкипера. – Я хотеть вам предлагать работа в моей компании.

– Увы, господин шкипер, – ответил Рябов, и Андрей увидел, как лоцман, обнимая капитана, стали спускаться по трапу. – Я мужик свободный, однако, опасаюсь, не отпустит меня родная земля Русская, да море Белое. Тут мой дед и отец на промыслы хаживал. Нет не смогу я долго быть на чужбине.

– Ну, я хотеть вам предлагать, вы не мочь соглашаться. Не пожалейте Иван.

– Ну, это уже моя забота.

– У вас Иван в Архангельском городке есть хороший паб? – спросил шкипер и поправил парик.

– Паб? – переспросил Рябов.

– Дядечка, – молвил молчавший до этого, паренек в рясе, – паб по их нему кабак.

– Да, да кабак, – закивал англичанин, – ваш помощник прав.

– Кабак есть, – подтвердил Иван.

– Я хотеть приглашать вас в кабак, штобы отплагодарить замешателного лоцмана.

– Ну, это можно.

Тут кормщик бросил взгляд на берег. В стоящем на пирсе человеке в голландском костюме, он узнал Андрея Золотарева, стрельца, что был с Афанасием Петровичем Крыковым.

– Ну, Дмитрий давай поспешать, – проговорил он, затем наклонился над пареньком и прошептал, – Все, что слышал на корабле, расскажешь вон тому, человек в немецком кафтане.

Дмитрий по прозвищу Горожанин посмотрел туда, куда совершенно недавно взглянул Рябов. Поймав его взгляд, человек, разговаривавший с помором, поправил треуголку.

– Я дядечка вас оставлю, – проговорил паренек и бегом сбежал на берег.

– Как же мы теперь общаться будем? – спросил шкипер, провожая его взглядом. – Я хоть и хорошо говорить на русском, но я мало знать русских слов.

– Ничего, – прошептал Рябов, – Хлебное вино, всегда способствует общению.

Вместо Ивана Рябова к ним подошел паренек лет восемнадцати, в монашеской рясе. Роста он был не большого, в будущем про таких говорят обычно «Метр с кепкой», а сейчас… Андрей подумал немного и решил, что, скорее всего «от горшка два вершка». Вот только говорить ни первое, ни второе не стал.

– Ну, рассказывай, – проговорил Золотарев, когда знакомство состоялось, и парнишка предложил присесть на скамейку, что стояла на берегу, и откуда был виден английский фрегат.

– А что рассказывать дяденька.

– Что видел, что слышал. Все рассказывай, – вставил Яшка.

– Видел не много, по палубе бродить шкипер запретил. А слышать слышал. Был там один матрос, с которым капитан, на незнакомом мне языке разговаривал.

– А ты много языков знаешь? – поинтересовался Андрей.

– Много, – утвердительно проговорил монашек, – английский, голландский, хранцузским, гешпанским, шведским.

– И среди, тебе известных языков, его не было?

– Не было дядечка.

– Да хватит тебе меня дядечкой звать, – возмутился неожиданно Золотарев, – Имя мое – Андрей.

– Как у апостола Иисуса? – уточнил паренек.

– Как у него. Но давай вернемся к разговору шкипера с матросом. Как капитан вел с ним беседу? Как равный, как главный или как… – тут эстонец задумался, минуты две пытался подобрать термин, ведь слово «подчиненный» могло быть и неизвестно монашку. Наконец выбрал и сказал, – или с ним моряк, как с холопом беседовал?

– Изъяснялся в основном матрос, время от времени что-то громозвучно высказывал шкиперу. Да же косился на нас. Из всех слов, что он произнес, я услышал только – Крыков. Мне даже почудилось, что тот ругает шкипера, за неуверенное поведение того во время досмотра.

– Так ты же говорил, что языком сим не владеешь? – вставил вдруг Яшка.

– Так ведь досмотр на всех языках звучит, как – «контрол». Он, как Крыков произнес, так я уши и навострил. Сам в сторону моря смотрел, но все слыхал.

– А с чего ты взял, что тот за неуверенное поведение бранил шкипера? – уточнил Андрей.

– Так, если бы все было по-другому, то зачем ему тогда капитана бранить?

– И то верно, – согласился Яшка. Золотарев вытащил трубку и закурил.

– Ну, ты хоть лицо его видел? – спросил он, после очередной затяжки.

– Конечно же, видел. Так вон он с корабля, дядечка Андрей спускается.

По трапу не спеша, словно боясь привлечь к себе внимание, спускался господин в голубом голландском камзоле. В правой руке он держал трость с белым набалдашником, а левой придерживал треуголку.

– Какой же он матрос! – Проворчал бывший разбойник.

– На корабле он не так одет был. – Молвил монашек. – Черные кожаные штаны, белая рубаха, коричневая жилетка, шляпа, ну такая, какие моряки носят. Ботинки черные на сношенной подошве, и полосатые до колен чулки.

– Тебе бы не в монастыре жить, а в полиции служить, – хихикнул Золотарев, на что Дмитрий Горожанин сразу же отреагировал:

– Где служить?

– Ну, – тут Андрей замялся. Неожиданно он понял, что не сможет объяснить пареньку, что такое полиция, а уж тем паче милиция. Даже жандарм[35] в эту эпоху имел совершенно другой смысл. Хотя смыслов в будущем у этого понятия будет много[36]. Единственное, что он мог придумать, так сказать, – служить в тайном приказе.

Между тем «матрос» прошел мимо их. На удивление, он даже не взглянул в сторону монашка, что несколько часов назад, был с ним на одном корабле.

– Яша, – проговорил Золотарев, – ступай за ним.

Стрелец кивнул, и последовал за важным франтом, на значительном расстоянии.

– Ну, спасибо тебе Дмитрий, – сказал Андрей, когда тот скрылся за углом дома. – Если что понадобиться приходи. Мы с князем Ельчаниновым у Евдокии остановились, Сказал и отправился домой, где его уже ждал князь.

Князь Ельчанинов выслушал Андрея. Задумался и почти минут пять смотрел в одну точку. Он думал. Человек, прибывший в Архангельский городок, вызывал у него опасения. Силантий Семенович чувствовал, что все это было не спроста.

– М-да, – произнес он.

Андрей взглянул на него. Потянулся, было за кисетом, но князь, увидев его действия, проговорил:

– Евдокия просила, чтобы мы в доме не курили это дьявольское зелье. Я, конечно, попытался протестовать, но она настояла на своем. Так что пошли на улицу.

Он встал, подошел к кровати и взял валявшийся на ней камзол. Накинул на плечи и добавил:

– Ну, пошли.

Приятели вышли на крыльцо. Силантий Семенович достал кисет, набил трубку табаком и проговорил:

– Ну, а ты то, что об этом помышляешь?

Андрей вздохнул, он, конечно, хотел сказать, что все происходящее вокруг напоминало ему кадры из старенького российского фильма[37], что частенько показывали по кабельному телевидению для русскоязычных эстонцев. Это он вначале своего знакомства с поручиком Крыковым еще чему-то удивлялся, то теперь, после знакомства с Дмитрием Горожанином и Иваном Рябовым его трудно было чем-то поразить. Ему вдруг вспомнился эпизод, когда лоцмана пытался похитить иноземный шкипер, спрятав его у себя на фрегате в деревянном ящике. У Андрея даже мелькнула мысль, что ради этого и появился иноземный шпион.

– Вздор, – сказал князь. Затянулся и вдруг закашлял. – Можно было просто не отпускать Рябова с корабля.

– Так шкипер и пытался не отпускать, – изрек Андрей, – Предлагал поступить к нему на службу. Но Иван отказался.

– Ну, отказался, так отказался. Не согласиться этот, можно нанять другого лоцмана.

– Нанять то можно. – Парировал Золотарев, – если бы не одно но…

– Кое?

– Поручик Крыков назвал Ивана Рябова – наипервейшим лоцманом в городе Архангельске.

– Это ничего не значит, – сказал князь.– Крыков и Рябов дружки. Мне об этом Евдокия поведала, – пояснил Силантий Семенович, – мы с ней беседовали по душам. Она поинтересовалась, куда делся мой друг. Я объяснил, что ты поступил на службу в таможню к поручику Крыкову. Ну, она и рассказала, что он за человек. Все нахваливала и нахваливала. Потом и про Рябова вспомнила. Они оба за одной девушкой в молодости ухлестывали. Да вот выбрала она, не завидного жениха поручика, а обычного помора, у которого и за душой на тот момент ничего не было. Это сейчас Иван разжился, а тогда. Так что в слова Крыкова, что он «наипервейший» лоцман я сомневаюсь. А вот то, что он у Петра Алексеевича кормщиком в 1693 году был, перечить не буду. Сие есть правда. А насчет шпиона, я тебе вот что скажу.

Князь поднес трубку ко рту, сделал затяжку и выпустил в воздух клуб дыма.

– Что-то тут другое, но вот что мне пока не ведомо. Вот придет Яшка, тогда и узнаем.

– Лишь бы поздно не было, – вздохнул Андрей.

– А что он сделает?

– Хотя бы князя Прозоровского убьет.

– Князя легче купить, чем убить. Да и что смерть его даст. Нам облегчение, врагам злейшим неприятности. Будет крепостью капитан-командор руководить, а так лаются они между собой. Вроде не в открытую, а так исподтишка. Если бы не архиепископ перегрызли бы друг другу глотки.

– Не уже ли капитан-командор такой плохой человек? – поинтересовался Золотарев.

– Да нет. Просто, он ставленник Петра Алексеевича из «потешных», а князь Прозоровский старой закалки. Алексею Петровичу многое из затей государя не нравится. Службу воеводскую он исправно готов нести, но слушаться, когда им командовать будет человек, с малым опытом будет, не согласится. Да плюс еще лекаря иноземные. Те так и норовят на ухо что-нибудь не пристойное про капитан-командора шепнуть. – На секунду Ельчанинов замолчал, посмотрел на небо, и произнес, – а может, шпион и прибыл к лекарю? Дверь за спиной скрипнула и в проеме появилась Евдокия.

– Шли бы вы в дом. Холодно вечером. Того и гляди простудитесь. А так я вам поисть приготовила.

– Спасибо хозяюшка, – сказал князь. Поклонился в пояс и добавил, – спасибо еще раз за хлеб да соль. Мы сейчас погуторим еще немного и придем.

Окрошка, квас, черный каравай. Деревянная ложка, глиняные кувшин и кружки. В большой плошке сметана. За длинным столом Андрей, Силантий Семенович, Евдокия и Фрол. Мальчишка больше ерзаел, да опять пялился на камзол князя. Хозяюшка заметила это и дала подзатыльник.

– Хватит глазеть, – отругала она сына, – ешь, давай. Тот насупился и заметал ложкой так, словно неделю до этого не обедал.

– Не спеши, – вновь проговорила Евдокия. Фрол ее послушался.

– Вы, уж на него Силантий Семенович внимания то не обращайте. Неслух. Без отца растет. Меня совсем не слушается.

Ельчанинов посмотрел на мальчишку и спросил, касаясь рукой своего камзола:

– Такой камзол хочешь?

– Угу.

– Ладно, будет тебе такая одежа.

– Не надо Силантий Семенович, – взмолилась женщина, – да зачем он ему. Вон будет с ребятней по заборам лазить, так за день и порвет.

– Ничего, справим новый. Фрол доел окрошку, запил это все кваском и убежал.

– Ох, неслух, – вздохнула Евдокия.

– Сам таким был, – проговорил князь.

Женщина даже не поверила, видимо считала, что дети у бояр куда спокойнее. Князь лишь улыбнулся и молвил:

– Сам яблони с крестьянскими ребятишками тряс. Так, что яблочки падали на землю. А потом, пихали за пазуху и убегали…

– А у вас дети есть, Силантий Семенович? – поинтересовалась Евдокия.

– Увы, нет, – вздохнул князь. – Да и не женат я. Все времени не было.

– А у вас Андрей?

– Женат был, но детишек так и не завели.

– Почему?

– С начала хотел на ноги встать. Окрепнуть, а потом… – Тут Эстонец замолчал, не хотелось вдруг озвучивать, что его жена ему изменила, поэтому он молвил, – жена у меня умерла.

– Вы вдовец?

– Увы, да.

Евдокия печально взглянула на Андрея, Вдова понимала, как тяжело остаться одному. У нее вот муж в Белое море ушел, да так и не вернулся, но в отличие от Золотарева, у нее был сын, которому она готова была отдать материнское тепло. Дверь скрипнула, и на пороге появился Иван Рябов.

– Здорово ли ваше здоровье, на все четыре ветра, – произнес он уже знакомое приветствие.

– И тебе не болеть, – как-то автоматически ответил Андрей. Лоцман улыбнулся и подошел к столу.

– Не ожидал я вас тут встретить, – молвил он присаживаясь.– Вот Евдокию пришел проведать.

Женщина улыбнулась, встала и ушла. Вернулась с большой плошкой. Поставил ее перед кормчим, наполнила окрошкой. Потом пододвинула кружку с квасом.

– Князь Ельчанинов Силантий Семенович, сержант Золотарев, – представила их Евдокия, – два дня назад приехали к нам из самой Москвы. Иван Емельянович Рябов – помор, первый кормчий государя, – проговорила женщина.

Разговаривали обо всем. Лоцман поведал почти то же самое, что и Дмитрий Горожанин. Сказал, что шкипер вел беседу с матросом на иноземном языке. Когда Иван попросил Дмитрия перевести, тот сказал, что язык ему сей незнаком. Рассказал и то, как капитан предлагал поступить к нему на службу, и даже проводил его до кабака, где он пропустил чарку хлебного вина. Мог бы и больше, если бы не собирался зайти к Евдокии, что являлась его сыну Ивану – крестной.

Андрей слушал, и думал о том, как тесен этот мир. Кто бы мог предположить, что остановятся они с князем в доме Евдокии. А уж тем более не ожидал он встретить здесь, человека, судьбе которого была посвящена книга и даже снят фильм. Неожиданно для себя эстонец понял, что их с князем ожидает в ближайшее время. Вспомнилась вдруг атака шведов на Ново-двинскую крепость, и подвиг лоцмана, что сейчас сидел перед ним.

«А ведь он посадил на мель два корабля, – подумал Андрей, но тут же себя поправил, – вернее посадит».

Вот только в последнем отчего-то эстонец немного сомневался. Ему тут же вспомнилась фраза из другого фильма. На этот раз американского[38]. Звучала она приблизительно так: «История еще не написана, и мы пишем ее». Но Андрей тут же отогнал ее, сейчас он неожиданно понял, что его миссия сообщить князю Ельчанинову, капитан-командору, архиепископу и воеводе Прозоровскому, о предстоящем нападении шведов. В крайней мере он может стать катализатором, что ускорит события. Об этом он и сообщил Силантию Семеновичу, когда они остались вдвоем.

– Так, – проговорил князь, – а ты не ошибаешься?

– Боюсь, что нет. Флот на подходе к Архангельску. У нас еще есть время приготовиться.

– Возможно, ты и прав. Поэтому и появился шпион, чтобы выкрасть лоцмана. А ты не помнишь, как мы отстояли город?

Ответить Андрей не успел. Дверь скрипнула, и в горницу ввалился Яшка Кольцо.

– Виноват я князь. Очень виноват. Я упустил его князь, – громко проговорил он.

– Кого?

– Шпиона. Князь сплюнул на пол и сказал:

– Рассказывай.

Расставшись с Андреем Золотаревым на пристани, Яшка, стараясь не попадаться на глаза, последовал за моряком. Кто бы мог предположить, что это преследование оказалось бессмысленным. Если бы Кольцо догадывался об этом, то он бы более короткой дорогой добрался бы до кабака, где смог бы спокойно дожидаться иноземца. Но об том, куда именно спешит человек, трудно догадаться, отчего и приходится волочиться за ним на почтительном расстоянии.

Моряк открыл дверь питейного дома и вошел внутрь. Яшка постоял минут пять на улице. Сделал он так намерено: во-первых, чужестранец мог зайти на пару минут, и не очень то хотелось с ним столкнуться в дверях, во-вторых, ввалившись в кабак сразу же за ним, это опять же привлечь внимание.

Выждал. Подошел к двери и вошел в помещение. В зале было много народу. В основном они сидели кучками и пьянствовали. Среди присутствующих Яшка узнал несколько поморов, что встречал в городе. В дальнем углу сидели Иван Рябов и шкипер английского фрегата, который пытался напоить лоцмана. Правда, это у него не получалось. Кормщик пригубил чарку, поблагодарил капитана, после чего попрощался и ушел. В противоположном углу зала, Яшка приметил моряка. Тот сидел в компании пьяненького капитана коча «Святого Егория». Казалось, Ефим Дорач слушал иноземца, и все время кивал головой в знак согласия. Видимо чужестранцу удалось договориться, так как в руках у него мелькнула золотая монета. Шкипер проглотил слюну, взял монету, что-то проговорил и ушел, оставив моряка одного.

Яшка Кольцо решил, было, что сейчас иноземец, то же уйдет, и ошибся. Моряк и не думал уходить. Он заказал еще чарку вина.

– Смилуйся князь-батюшка, – взмолился стрелец, – упустил я его. Чарку испил, да вторую захотелось. Пока целовальник хлебное вино мне в чарку наливал, иноземец встал, да айда к дверям. Шмыг, уже на улице. Ну, я решил, что не дело это сразу выскакивать, ай, что неладное он учует. Пождал чуточку, а между делом чарку то испил, и то же на улицу. Глянь, а иноземец мой за угол сворачивает, я за ним. Так и шел до самого порта, а там, там он вместо того, чтобы на корабль свой идтить, прямиком к кочу, что мирно покачивался на волнах. Не успел я подойти ближе, как тот отчалил, видно ждал он супостата. Ну, я прямиком сюда.

-Тфу, ты черт, – выругался Ельчанинов, – какой от твоей слежки толк. Не узнал, о чем иноземец с лоцманом беседовал. Может, подкупал его, чтобы корабли злыдней шведских по Северной Двине к самому городку Архангельскому, по фарватеру привел. Это хорошо, что ты лоцмана признал, а вот, что иноземца упустил плохо. Где нам его теперь искать? Хоть коч узнал, как называется?

– На коче парус, на котором намалевана чайка.

– Не иначе «Святой Егорий». – Молвил Силантий Семенович. – Теперь мне все понятно. Иноземец договаривался о путешествии в глубь страны. Если в том лоцмане ты признал Ефима Дорача, то нет нужды подозревать, что он приведет шведов. А ты уверен, Яшка – что иноземец тот, ни с кем больше не разговаривал?

– Уверен.

– Ну, будем надеяться. – Произнес князь, и, повернувшись к Андрею, спросил, – На чем мы с тобой остановились?

Шестого июня прибыл гонец от Петра Алексеевича. Подтвердились слова Золотарева, тот привез известия, что в сторону Архангельского городка движется шведский флот. В тот же день, к князю-воеводе Прозоровскому были вызваны: капитан-командор Александр Ремизов, архиепископ Афанасий, таможенный целовальник Дмитрий Лапин, князь Ельчанинов, глава купечества Агрип Лушников, помор Семен Батуров, офицер Животовский и сержант Преображенского приказа Андрей Золотарев.

В просторном зале терема, принадлежащего воеводе, они сидели за длинным столом. Воевода Алексей Петрович Прозоровский разложил на столе карту акватории Северной Двины. Сам князь, подозрительно оглядел сержанта, вздохнул тяжело, понимая, что тот, как и Ельчанинов, играли сейчас не последнюю роль. Капитан-командор достал трубку, но прежде чем закурить посмотрел в сторону архиепископа, но тот отрицательно замотал головой.

Собравшиеся выслушали гонца. Вести были не радостные. Карл XII еще в марте подписал приказ о нападении, на русский город. И, скорее всего операция прошла бы в тайне, если бы сведение не поступили к послу, а уже из Копенгагена данные прибыли в начале мая в Москву.

– Ну, что будем делать? – Поинтересовался князь Прозоровский.

– Защищаться, – молвил капитан-командор, который накануне разговаривал с Ельчаниновым по поводу нападения шведов на город. Тогда он, принял сведения князя за бред, но, сегодня услышав гонца, если и был чем-то удивлен, то только лишь тем, что Силантий Семенович узнал об этом раньше всех. Ремизов, как и воевода, бросил взгляд на сержанта. Ему вдруг стало интересно, а какими сведениями владеет этот загадочный человек. Капитан-командор, конечно, не сомневался, им удастся защитить город, и не по тому, что Ельчанинов утверждал, – это удастся. Ему просто нельзя было по-другому даже думать. В противном случае, можно уже сейчас выносить на бархатистой подушечке ключи от города. – Защищать, – повторил Ремизов, глядя прямо в глаза воеводе. – У нас нет выбора.

«Выбор всегда есть», – подумал воевода, но в слух этого говорить не стал. Он взглянул на архиепископа и молвил, – ну, а вы что скажете батюшка?

– Соглашусь с капитан-командором, – отвечал священник, – нужно защищаться. Со своей стороны выделю вам монахов из монастыря. Надеюсь, господин Животовский обучит их обращаться с фузеями да мушкетами? Молчаливый офицер кивнул.

– И еще я предлагаю, – вдруг проговорил Ремизов, – запретить выход рыбаков в море.

– Это еще почему? – возмутился Батуров, – как же мы жить то будем? А еже события надолго затянутся.

– Ни чего, потерпите. В противном случае чуть ниже по течению Северной Двины ловить можете. Правда, там рыба не такая вкусная, как в Белом море, но все же.

– Я согласен с капитан-командором, – согласился воевода, – время сейчас опасное. Не дай бог, кто попадет в руки шведов. А там уж или по собственной воле, или по принуждению, может провести корабли злобных ворогов по фарватеру реки. Ведь каждый из вас, знает русло, как свои пять пальцев. Вы можете обойти все мели. Молчавший до этого момента купец, вдруг заговорил:

– А как же мы? Сейчас ярмарка на носу, и сюда прибудут иноземные корабли. И как нам отличить злодейский корабль, от фрегата негоциантов?

Андрей вдруг вспомнил, как в фильме погиб Крыков. Он сразу сообразил, что шведские корабли пойдут, под мирными флагами английских негоциантов. Сержант только поразился почему, купец недооценивал таможенную службу. Золотарев посмотрел на целовальника. Тот смотрел в окно, и казалось, не слушал о чем шел разговор. Неожиданно он прекратил это делать и сказал:

– Как глава таможенной службы, могу обещать, что мы ни за что не пропустим злодеев. Пока службу несет поручик Крыков, не бывать этого.

– Все это конечно хорошо, – молвил князь Ельчанинов. – Но надо спешить. Крепость заложена, строительство идет, да вот только медленно. Артиллерия у нас есть, слава богу, государь предвидел такой расклад, и еще в начале февраля, отправил сюда обозы с пушками. Можно поговорить с негоциантами, может, кто и согласится принять участие в обороне крепости, да вот только этого мало. У сержанта Андрея Золотарева есть план, может быть, выслушаем его?

– Отчего же не выслушать, – согласился воевода.

Седьмого июня. На следующий день.

Когда воздушный шар был наполнен горячим воздухом, и казалось, что он вот-вот рванет вверх. Князь, капитан-командор и Андрей Золотарев забрались в корзину. Эстонец убедился, что сплетена она была добротно, и дал отмашку рукой. Ивашка Рваное ухо отвязал одну из двух веревок от дерева, и он медленно стал подниматься. Ельчанинов и Ремизов, не сговариваясь, перекрестились. Андрей улыбнулся и посмотрел вниз на суетившихся Яшку и Ивашку. Видно было, что Кольцо нервничал, тот постоянно смотрел на длинную пеньковую веревку, что устремлялась ввысь. Ивашка же, сразу же после взлета потерял интерес. Взял острогу и направился к реке. Князь осторожно подошел к Андрею и взглянул вниз.

– Вы бы князь поосторожнее, – молвил Золотарев.

– Боишься, что выпаду из корзины? – поинтересовался тот.

– Не без этого, – признался эстонец. – Еще я опасаюсь, как бы у вас голова не закружилась.

– На морскую болезнь намекаешь? – неожиданно подал голос капитан-командор.

– На ее самую.

– Ну, так мне эта болезнь не страшна, – гордо молвил Ремизов и взглянул вниз. – Ого, – вырвалось у него, – как же высоко мы поднялись.

– Это еще не предел, – проговорил Андрей. – Подниматься будем, пока веревка не натянется. Или если подует ветерок, мы полетим в сторону, но тоже не далеко, а на длину веревки.

– Если ваш план удастся, возникает вопрос. А где мы такую длинную веревку возьмем? – поинтересовался капитан-командор. – И можно ли без нее обойтись? Золотарев на секунду задумался. Посмотрел в сторону моря и ответил:

– Можно и без веревки обойтись, вот только тогда бомбарды придется кидать очень и очень быстро. Так как ветер в сторону моря понесет. Да и есть еще одна проблема. Когда воздух остынет гондола воду приземлиться.

– Что-то я в вашем плане не уверен, – вздохнул Ремизов. – Не надежный он. А вдруг ветер будет с моря дуть, али штиль. Что тогда? Вот то-то. Но с другой стороны, сей шар можно использовать в качестве наблюдательного поста. Он подымается выше всяких деревьев. Кстати, как вы его хотите величать, ведь воздушный шар – весьма длинное прозвание?

– Монгольфьер, – ответил Золотарев.

– Монгол что? – переспросил капитан-командор.

– Монгольфьер, – вставил князь, и вытащил подзорную трубу из небольшой корзинки, прикрепленной к борту.

– Сие название не годится, – неожиданно сказал Ремизов. – Словно его не мы русские создали, а какие-то степняки.

Андрей на секунду задумался, но не из-за названия. Объяснять, что «Монгольфьер» к татара-монголам никакого отношения не имеет. Говорить, что назван он так в честь братьев, которых даже сейчас и в планах, у их бабушки и дедушки, нет – тем паче не стоило.

– Ларсон, – предложил князь, при этом сделав ударение на последний слог.

– Фу, похоже на шведское название, – возмутился капитан-командор.

– Может «Андлар», – молвил Золотарев, вспомнив прежнее название своей фирмы.

– А что сие значит? – уточнил Ремизов. Потом подумал, – а ладно, пусть будет Андлар. Вроде и звучит не плохо. Неожиданно подул ветерок, и шар немного понесло в сторону моря.

– Ого, – проговорил капитан-командор, и прижал рукой треуголку. – При таком ветерке, как бы ее с головы не сдуло. Кстати князь, а что вы там высматриваете в подзорную трубу.

– Так море господин капитан-командор.

– Море? А не дадите ли вы мне трубу.

Ельчанинов протянул ее Ремизову. Тот взял ее одной рукой, второй по-прежнему придерживал треуголку, и поднес к глазу.

– Бог ты мой! – Воскликнул он, – как же далеко отсюда видно.

С высоты «птичьего полета» хорошо было видно всю гладь моря. Легко можно было разглядеть небольшую хижину, в которой располагался таможенный пост. Чуть дальше виднелась строящаяся цитадель. А почти у самой корзины летали чайки.

– Жаль только Швецию не видеть, – молвил Силантий Семенович.

– И то верно, – согласился капитан-командор. – Швецию не разглядеть. Зато любой флот, как на ладони. И тут шар стал медленно опускаться.

– Что это? – поинтересовался у Андрея князь.

– Воздух теплый закончился. А поддерживать его постоянно теплым, я пока не придумал.

– Нам нужно два шара. – Предложил Ремизов. – Пока один в воздухе, второй на земле нагревают.

– А об этом я капитан-командор, – сказал князь, – подумал. Дня через два-три бабы сошьют второй. Останется решить, как мы Андлары будем использовать? И где их разместим. Думаю нам понадобиться, в том месте построить небольшую избу, где будут греться… – тут он задумался, посмотрел на Золотарева и спросил, – как они называются?

– Аэронавты, – напомнил ему Андрей. – Ну, еще можно летчиками назвать.

– Вот я и говорю, там будут греться летчики, – проговорил Ельчанинов, которому второе название больше понравилось. – Плюс ко всему, нужно запастись дровами для нагрева шара воздухом.

И тут шар шлепнулся на землю. Сразу же подбежали оба стрельца. Увидев, что с пассажирами все нормально, облегченно вздохнули и перекрестились.

– С этим проблем не будет. – Молвил капитан-командор. – Вот только придется, несколько человек вам выделить. Откуда же их взять, вот в чем вопрос?

Уже сидя у костра, и уплетая с огромным аппетитом поморскую уху. Андрей даже удивился, как это Ивашке удалось поймать палтуса. Отменно посоленная, с горошинками перца (откуда он был у бывшего разбойника?) и нарезанным ломтиками лука. Вот только картошечки в ней не было, и этому были объективные причины. Вполне возможно именно благодаря этому в настоящую уху, обычно не клали овощи.

Когда Андрей жил в Таллинне, он частенько устраивал для себя рыбный день, ходил в небольшой ресторан, что располагался почти у самого берега моря. Тамошний повар был мастер своего дела и уху варил так, что пальчики оближешь.

– Обычно в уху я добавляю кипяченное горячее молоко, – проговорил капитан-командор. – Ивашка, а ты что в уху добавил?

– Немного хлебного вина капнул, – молвил Рваное ухо, и показал зеленую бутыль, на дне которой плескалась жидкость.

То ли добавленная водка, то ли аппетит, нагулянный на свежем воздухе, но вскоре деревянная миска у Андрея опустела. Он поставил ее на землю, запустил руку в карман камзола и достал портмоне. Эстонец и сам не мог понять, для чего его сунул туда. Извлек статью о воздушном шаре и стал читать, и тут, словно кусок застрял в горле. Андрей поперхнулся, чем вызвал удивленные взгляды приятелей. Сам же он был ошеломлен. Статья, которую он помнил наизусть, до неузнаваемости. Во-первых, в ней сообщалось, что первое упоминание о воздушном шаре было в начале восемнадцатого века. Во-вторых, сам летательный аппарат назывался не «Монгольфьер», а «Андлар». И, в-третьих, изобретателем, этого самого андлара был Андрей Золотарев. Дальше шла неизмененная информация о самом шаре, и лишь в конце статьи, где было когда-то написано о лже-полетах, упоминание, о том, что царь Петр Великий, использовал грозное изобретение в Северной войне.

– Что ты там такое разглядел? – воскликнул Силантий Семенович.

– Да, так, – замялся Андрей, так и не решивший, как ему сейчас поступать. Рассказать об изменившейся статье, или нет? Он сложил ее листок, и вновь запихнул его в портмоне. – Так пустяки, – добавил он, запихнул кошель в карман, – Плесните мне еще ухи. Яшка Кольцо пожал плечами, взял миску из рук сержанта. Налил в нее ухи.

– Кушайте на здоровьице, – сказал он.

Никто и предположить не мог в тот день, когда воздушный шар поднялся первый раз в небо, что Ивашка Рваное ухо да денщик князя Егор, станут первыми летчиками. Вечером, когда «андлар» был доставлен в Архангельский городок, Силантий Семенович позвал к себе Егора, и долго с ним беседовал. Андрей и предположить не мог, но как-то Ельчанинову удалось уговорить паренька, во время следующего полета подняться на борт шара.

– Сие есть флот, – сказал после князь за столом, – только не морской или речной, а небесный.

Золотарев хотел, было поправить Силантия Семеновича, но вовремя смекнул, что «Небесный флот» звучит более подходяще для этой эпохи, чем воздушный. Ельчанинов, не раздумывая, протянул Егору бумагу с вольной.

– Летчик должен быть человек свободный, так как птица, заключенная в клетку, вряд ли куда полетит.

Андрею даже показалось, что тот заплачет от того счастья, что на него накатило, но тот сдержался. С Ивашкой было все проще. Князь поговорил с ним, тот попытался отказаться, сославшись на то, что боится высоты, на что Ельчанинов только рассмеялся.

– А тебе и не нужно будет совершать полеты, – молвил он, через пару минут, – тебе достаточно будет доставлять «Андлар» на место, где будет совершаться полет и нагревать теплый воздух. Пока этим, – тут Силантий Семенович вздохнул, – нехитрым способом. Потом что-нибудь измыслим. Уповаю на Андрея.

Золотарев вздохнул. Мысли об улучшении способа нагрева у него были. Сложности же заключались в том, смогут ли местные кузнецы выполнить сложную работу, а для этого Андрею нужно было поговорить лично. Это он решил сделать как можно скорее, когда будет возможность и отпадет необходимость присутствовать во время таможенного осмотра.

– Но для обслуживания воздушного шара, – проговорил эстонец, – не достаточно двух человек. Тем паче, что скоро у нас будет второй такой же шар.

Второй «Андлар» князю обещали изготовить к десятому июня. Ельчанинов предполагал, что после демонстрации воздушных шаров на закладке крепости (на одном будет Егор, а на втором он с Андреем), им удастся выпросить у воеводы князя Прозоровского нескольких смышленых парней. Если же нет, то вполне возможно архиепископ посодействует, но только при условии, что полеты на шарах – не будут объявлены бесовскими проделками.

Днем одинадцатого июня, за день до торжественной закладки крепости, две телеги, груженные большими корзинами, выехали в сторону будущей цитадели. Одной правил Егор, второй Яшка. Их пассажирами, придерживавшими груз, были Андрей и Ивашка. Чуть позади, на пегих лошаденках поспешали за ними капитан-командор Ремизов и князь Ельчанинов. Последний, еще за два дня съездил к крепости и узнал, есть ли там хоть какая-то печь, с помощью которой можно было бы наполнить «андлары» горячим воздухом. (Строить специальную печь в крепости, где шары не будут использоваться, не хотелось). Еще накануне, Ремизов сообщил князю, что выбрал место, где планировалось разместить шары, и откуда можно было бы прислать гонцов и в крепость, и в город очень быстро. Туда, по распоряжению капитан-командора, были отправлена артель плотников, среди которых были два печника, на строительство избы и отдельно стоящей печки.

– А это не скажется на строительстве крепости? – Поинтересовался в тот день Золотарев, на что получил твердый ответ:

– Нет. Она конечно бы не помешала на цитадели, но и без нее можно обойтись. По моим расчетам. – Продолжил говорить Ремизов, – им самое большее понадобится три дня.

На следующий день, погрузив летательные аппараты на телеги, отряд выступил в сторону крепости. Нужно было подготовиться к предстоящей демонстрации перед архиепископом и воеводой Прозоровским. Если показ не удастся, то можно расстаться с планом предложенным Золотаревым и Ремизов это понимал. Поэтому он прорабатывал свой резервный план. Для осуществления, которого – «Андлары» не нужны, а надобен хороший и надежный лоцман, а он у капитан-командора был, и с ним Александр Селеверстович собирался поговорить сразу же после закладки крепости. Да и сами воздушные шары, по мнению Ремизова, был не надежны. Мало того, что в воздухе они были минут десять, хотя этого могло вполне хватить, для того, чтобы бросить с высоты бомбарды во фрегат, так еще к тому же ими невозможно было управлять. Полет «Андларов» зависел от направления ветра, а это капитан-командора не радовало. Вдруг ветер изменится, и шар понесет в сторону леса или крепости.

До самой цитадели не доехали чуть-чуть. Остановились около бани, в которой работавшие круглосуточно на строительстве крепости люди мылись. Яшка и Андрей стащили с подвод корзины, затем оболочку шаров. Положили все это на землю. И после того, как произведя приготовления, и оставив летчиков, князь Ельчанинов, Золотарев и Яшка вернулись в городок. Проводя из взглядом, Ремизов посмотрел на Егорку и спросил:

– Как думаешь? Получится? Бывший денщик только пожал плечами.

– Понимаю, – молвил капитан-командор.

Следующий день, двенадцатого июня, был примечателен тем, что произошла официальная закладка крепости. Строящаяся цитадель будет в форме квадрата, с вытянутыми полуромбовидными бастионами по углам. Рядом с крепостью, на западе, протекала Малая Двинка, по своим навигационным условиям являлась основным судоходным путем для крупных парусных судов, на востоке проток Муткурьи. С севера подход к крепости был прикрыт непроходимым болотистым берегом. Вот только южная сторона, оставалась единственным направлением, со стороны которого неприятель мог подойти к крепости по суше. Со стороны каменоломни Орленцы в сторону форта ехали телеги, груженные белым известковыми и бутовым камнем. Для внешних сторон цитадели они представляли тщательно вытесанные блоки. Сейчас же в основании стен – каменный лом, залитый известковым раствором. Для прочности крестьяне из соседних деревень, да с десяток монахов добавляли железные полосы. В одном из углов, на месте будущих бастионов, уже построена караульная башенка-бартизан. Из трех предполагаемых ворот, что должны вести в крепость построены пока одни – названные «Двинскими» те, что выходили на берег реки. В южных и северных куртинах[39] только-только закладывались «Летние» и «Ревелинские"[40]. Под крепостной стеной располагалась фоссебрия, представляющая собой дорогу, огражденную земляным бруствером. Уже облицованная камнем внешняя стена бруствера служила стенкой крепостного рва.

Во дворе цитадели велись постройки двухэтажных кирпичных казематов, в которых будут располагаться оружейные склады, квартиры офицеров и дом коменданта крепости. А еще здесь будут построены казармы для солдат гарнизона, цейхгауз и хозяйственные постройки.

В связи с этим на строящуюся цитадель приехали воевода князь Алексей Петрович Прозоровский, архиепископ Афанасий, капитан-командор Ремизов, а так же князь Силантий Семенович Ельчанинов. Прибыл, конечно же, и сержант Преображенского приказа Андрей Золотарев, вот только к официальной группе он присоединяться не стал, а направился к воздушным шарам, где его уже ждали летчики. Ивашка Рваное ухо и Егор очень обрадовались его приезду и тут же приступили к подготовке полетов.

Тем временем архиепископ прошелся по периметру крепости, благословляя рабочих на строительство. Побеседовал, с присланными им монахами. Пришел от их слов в восторг. Но больше всего архиепископа интересовало место, где должны возвести церковь Петра и Павла. Вот только одно не устраивало священника, по чертежу, представленному архитектором, собор напоминал собой лютеранскую кирху.

Князь Ельчанинов улыбнулся, глядя на отца Афанасия, который неожиданно подошел к Георгу Резе. Стал критиковать того, и требовать переделать проект. Архитектор стоял на своем, утверждая, что проект храма, как и самой крепости, одобрен самим государем. А против воли монарха, он обычный каменщик, не пойдет. Силантий Семенович ухмыльнулся, окинул взглядом стройку и подумал: «А ведь сия фортификация строится по голландскому образцу».

Князь был совершенно прав. Ново-двинская цитадель сильно отличалась от русских фортификационных сооружений того времени. К архиепископу подошел соловецкий архимадрид Фирса и молвил:

– Все готово отче.

Афанасий кивнул и направился туда, куда уже подошли капитан-командор, воевода Прозоровский, несколько монахов и десяток стрельцов. Туда же поспешил и Ельчанинов. Как потом оказалось, именно в этом месте и должен был располагаться храм.

Архиепископ Афанасий начал читать молитву. Стал ходить по кругу и крестить место будущего храма. В заключении сказал «Аминь» и посмотрел в сторону леса.

– А это что еще таковое? – молвил он.

Все посмотрели туда, куда смотрел священник. Над лесом в небо взвились два воздушных шара. В первом находился Егор, во втором Андрей, первый по случаю праздника был в новом, специально сшитом фиолетовом камзоле, красных штанах до колен и в темно-зеленых чулках. Сейчас. Находясь на борту «андлара», они разглядывали крепость и копошившихся внизу людей. Он даже увидел князя Ельчанинова в Преображенском мундире.

Архиепископ вновь повторил свой вопрос. Силантий Семенович даже не пытался ответить, стараясь понять, как относится священник к тому, что сейчас видит. За него на вопрос ответил капитан-командор:

– Сие есть «Андлар» или не мудрствуя лукаво – воздушный шар. С помощью него можно наблюдать за происходящим на земле.

– Занятно, – молвил Афанасий и направился на то место, где, по его мнению, были привязаны Андлары. То, что они были соединены с землей, архиепископ не сомневался, так как канат был отчетливо виден на фоне голубого неба.

Ельчанинов на всякий случай посмотрел на Прозоровского. Казалось, что тому все было безразлично, и воевода больше думал об обеде, что должен был вот-вот состояться.

Два шара на самом деле произвели на архиепископа и князя-воеводу неизгладимое впечатление. Они, задрав головы, смотрели, как те парят в воздухе. Афанасий даже из любопытства хотел потрогать трос, связывавший шар Егора с землей, но Ивашка прикрикнул, и священник убрал руку. Ельчанинов на секунду испугался, что тот вызовет негодование у архиепископа, но тот лишь улыбнулся и пробормотал:

– Оно, поди, правильно, раз шар сей, привязан к земле. Вот только боюсь, не удастся мне вот так вот подняться в небо, и стать ближе к богу. Так как стар я, и могу не пережить тех чувств, кои вызывает скорее всего в душе человечьей сие действие. Тут он повернулся к капитану-командору и спросил:

– Ты, главный в сей затее?

– Сие придумали князь Ельчанинов и сержант Преображенского приказа Андрей Золотарев.

– Князя я лицезрю, а где сержант? – поинтересовался Афанасий.

– Он там, – молвил Ремизов и показал рукой на шар.

– Смел сей сержант, ох смел.

Тем временем шары стали опускаться. Когда они коснулись твердой почвы, к ним подбежали Яшка и Ивашка. (На последнего князь-воевода посмотрел, как-то заинтересованно.) Андрей с Егоркой выбрались из корзины, и подошли к военачальникам. Архиепископ окинул их и молвил:

-Хороши, ой хороши. Как тебя звать сын мой? – обратился священник к Егорке, так как из этих двоих он только этого в фиолетовом камзоле не знал.

– Егор сын Федора, – проговорил хлопец.

– Егор Федоров, – окрестил его Афанасий, – а не страшно?

– А чего бояться батюшка. Сие, как на лодии плыть.

– Ну, я смекаю, ради чего государю Петру Алексеевичу морской флот потребен, – начал вдруг рассуждать архиепископ, – дело сие важное и нужное, о выходе в море-окиян не он один мечтал. Вон и царь грозный Иван задумывался. А что нам проку от небесного флота? Так можно чего доброго и господа нашего разгневать. Вы уж уважаемый князь, – тут он повернулся к Ельчанинову, – растолковали бы мне непутевому.

– Сие новое оружие, – начал Силантий Семенович, – с них на врагов можно и бомбарды кидать, и наблюдения вести… Ведать о приближении врага заранее очень даже не худо. Тем более обзор моря не с дерева. Ведь шар поднимается на высоту, где только птицы и летают.

– Птиц летают, говоришь? – спросил священник, – Выше действительно человеку не подняться, – согласился он, потом подумал и обронил, – О приближении врага знать заранее это хорошо. Мыслишь, что в деле обороны городка, воздушные шары, таким образом, подсобят?

– Подсобят!

– И то хорошо. А теперь молви, ради чего сия забава тобой устроена, чай не спроста?

– Не спроста, батюшка.

– Я тотчас уразумел, что не спроста.

– Люди мне нужны. Несколько человек. Вдвоем с сими андларами не справится.

– Так у тебя ж их не двое, – молвил воевода.

– Двое, – парировал князь Ельчанинов. – Сержант Золотарев и Кольцо у меня участвуют в других делах.

Архиепископ посмотрел на эстонца, затем на Яшку, что возился с тросом шара. Улыбнулся.

– Если воевода батюшка не хочет дать тебе людей, – проговорил он, – ну, и понятно. Большинство из них у него на строительстве сей крепости задействовано. Посему я отдаю тебе трех монахов, что ты их зрел на возведении фортеции.

Андрей тяжело вздохнул. Он с утра прогулялся до крепости и видел монахов. Уж больно толсты они были, отчего эстонец даже засомневался, сможет ли их поднять воздушный шар. Архиепископ уловил тяжкий вздох Золотарева.

– Смыслю, – молвил Афанасий, – что опасаешься, что тучны они, и не подняться им будет в небо.

– Верно, отче, – согласился Андрей.

– Ничего, я их заставлю похудеть. А то зажирели на монастырских харчах. Яко медведи перед зимней спячкой. Им бы лапу сосать, да в берлоге спать, ворочаясь с боку на бок. – После этих слов, он вновь обратился к Силантию Семеновичу, – я тебе пошлю, а ты уж гоняй их как сидоровых коз.

Проговорил и направился в сторону крепости. Воевода Прозоровский посмотрел ему в след, и прошептал, так чтобы Афанасий его не услышал:

– Я тебе человечка пришлю в команду. Он все равно мне не потребен.

– Надеюсь, он не полный? – поинтересовался Ельчанинов.

– Да, нет. Худ, как жердь. Племянник это мой, – добавил Алексей Петрович. Сказал и поспешил вслед за капитан-командором и архиепископом.

Пока князь-воевода потчевал всех праздничным обедом, Ремизов подошел к Ивану Рябову.

– Мне бы с тобой Иван Ермолаевич, один на один поговорить.

Волны накатывали на берег. В небе, пикируя над водой, летали чайки, криком своим, оглушая окрестности. В нескольких метрах от воды на береге, покрытом крупной галькой, лежало бревно. Вот на нем-то и разместились капитан-командор и лоцман. Ремизов достал из-за пояса трубку и закурил. Молчал минут десять, пока Иван Рябов, не прервав молчание, спросил:

– Так зачем ты меня позвал Александр Селеверстович?

– Шведы идут к крепости, – молвил Ремизов.

– Так это не секрет, – тяжело вздохнув, молвил лоцман.

– Сильные они, а мы сам видишь, – капитан-командор показал рукой на форт, – еще не готовы. Нам бы посадить, их корабли на мель, что напротив крепости…

– Для этого тебе лоцман нужен, – перебил его Иван, – не сам же ты поведешь фрегат.

– Быстро смекаешь.

– А-то.

– Так вот нужен лоцман. Что согласится пойти на службу, – тут Александр Селеверстович на секунду замолчал, словно боясь обидеть помора, – временно, – добавил он, – шведам. А уж затем сам посадит корабли на мель.

– Где же ты найдешь такого? Ни один помор не пойдет на это.

– А если его попрошу я.

– Тебе нужно будет найти такие слова, чтобы убедить его Александр Селеверстович.

– Вот я и пытаюсь…

– Не ужели ты, Александр Селеверстович, хочешь, чтобы я был тем лоцманом.

– А другого, я – Иван, не вижу. Только ты способен окуратно посадить фрегаты злодеев на мель так, дабы они угодили под пушечный обстрел крепости. А мы уж ветки, обозначающие фарватер, сместим в сторону мели.

– Доброе ты дело задумал капитан-командор. – сказал Рябов, – так и быть. Посажу я сие судна на мель.

Когда собрались князь-воевода, архиепископ да князь Ельчанинов возвращаться в Архангельский городок. Подошел к Силантию Семеновичу Прозоровский и спросил:

– А не разбойник ли твой холоп Ивашка Рваное ухо? На что ответил Ельчанинов твердо:

– Не разбойник. А то, что ухо у него рваное, так сие у медведя спросить надо, что напал на него.

– Как знать князь, как знать, – сказал Алексей Петрович, – но Ивашке я бы не доверял.

VII

На следующий день утром, по Архангельску прошел слух, дескать, сам архиепископ рассказывал. Мол, когда все пили и веселились у князя-воеводы на лугу, да поднимали тосты за здравие его величества Государя Московского – погода испортилась. Поднялись над городом две тучи, с севера и юга, с сильным ветром и градом, громом и молнией. И вышло так, что северная туча рассеяла южную.

– Бред сивой кобылы, – молвил Ельчанинов, выслушав Яшку, – чушь. Не было такого.

– Как не было, кое сам архиепископ Афанасий видел, да князь-воевода.

– Я там был. Андрей был. Егор был.– перебил князь, – но ни кто из нас и в глаза такого не лицезрел.

– Так архиепископ, – замямлил Кольцо.

Силантий Семенович на секунду задумался, посмотрел на стрельца и подмигнул:

– Архиепископ вещает?

– Как есть архиепископ.

– А люди, что слух сей слышали что болтают?

– Говорят, что знак это. Дескать, добрый знак это. Мы северная туча, шведы южная.

– Ну, раз знак, – молвил Ельчанинов, – да еще хороший, – улыбнулся, – то и мы будем говорить, что было сие знамение.

Неожиданно князь понял ход священника, не иначе тот таким способом решил вселить в архангелогородцев уверенность. Дать надежду на победу, над грозным противником.

– Ох, и умен архиепископ, ох и умен, – сказал Силантий Семенович, и положил руку на плечо Андрея, – понимаешь, до чего умен. Эвон, какую историю придумал, чтобы дух в народе поддержать. Золотарев улыбнулся.

– А пошли князь на крыльцо, – молвил он, – покурим.

– А пошли, – согласился Ельчанинов, вставая из-за стола. – Только я трубки возьму.

Он ушел и вернулся уже с двумя трубками. Андрей накинул камзол, и друзья-приятели вышли во двор. Князь раскурил обе трубки. Затем одну, что принадлежала эстонцу, протянул Золотареву.

– Как думаешь, – шепотом спросил Силантий Семенович, – капитан-командор поступил так, как ты говорил?

– Когда вы ушли, – начал Андрей, – Ивашка вновь поднял андлар в воздух. Я посмотрел в подзорную трубу и углядел, как Ремизов беседовал с Рябовым. Конечно, мне не удалось услышать, о чем они говорил, но в конце беседы они ударили по рукам. В знак того, что сделка заключена.

– Слушай Андрей, а не может ли Александр Селеверстович, предать нас.

– Вряд ли. А вот от князя-воеводы, ожидать что угодно можно. Человек он мягкий, и поддастся дурному влиянию, может.

– Но, но – возмутился Ельчанинов, – ты Андрей попридержи коней. Ты хоть и угодил в царские любимчики, но все равно остался человек иноземный. Я то тебе верю, но, видишь ли, друг мой, – тут князь смягчил интонацию, – воеводу Петр знает уже много лет, а ты тут без году неделя. Кому Квятковский поверит быстрее тебе или воеводе? Вот то-то. Так что сиди и помалкивай. Примечай, да лови охальника за руку. Чтобы не делал Прозоровский сейчас, он в чести у государя. Начнет межеваться, тянуть, ты Андрей не удивляйся. Он ведь между молотом и наковальней. Промедлит – государь съест, поспешит – шведы заклюют. Кажется мне, что зря капитан-командор Александр Селеверстович Ремизов без согласия князя-воеводы на такую авантюру пошел. Как бы в предательстве опосля не обвинили.

Андрей выслушал пылкую речь Силантия Семеновича и промолчал. Ему вдруг вспомнилась та серия, в которой капитан-командор (правда звали его по-другому) был арестован. Вдруг Золотареву стало страшно, что случись, что с Ельчаниновым или с Ремизовым, то и он может подвергнуться такой участи. Эвон, как нехорошо Прозоровский смотрел на Рваное ухо. Не дай бог, прознает, звать его не Андрей Золотарев, а Андрес Ларсон так уж точно со света белого изживет. Тут уж былые заслуги, да покровительство Петра Алексеевича не помогут. Где царь, а где он.

– А теперь пошли в дом. – Сказал князь, докуривая.

Утром четырнадцатого июня поморы: Иван Рябов да Дмитрий Горожанин, на небольшом коче, нарушая указ государя, вышли в открытое море. Подгоняемые попутным ветром они направились в район острова Сосоковец, где ими был разбит лагерь. Наловив немного трески и сварив уху, сидели они у костра и разговаривали. Паренек все время интересовался, отчего это дяденька, а он так звал лоцмана, нарушил запрет царя и вышел в море. Иван все отнекивался, да по большей степени пытался перевести разговор в другое русло. Но Дмитрий не унимался и снова, и снова задавал один и тот же вопрос, отчего Рябов не выдержал и грозно проговорил:

– Будет время, узнаешь. А сейчас ешь и не задавай глупых вопросов.

То, что это глупый вопрос Дмитрий так не считал. А вот попытка уйти в сторону, а потом еще этот ответ заставили сделать вывод, что все это не спроста. Больше всего его поразило то, что Иван Емельянович до закладки цитадели, о выходе в открытое море даже и не помышлял. Видимо, сделал вывод паренек, в строящейся крепости произошло, что-то, что заставила лоцмана изменить планы. Чувствую, что тот все равно не ответит, Дмитрий только вздохнул, зачерпнул ложкой ухи, и больше задавать вопросов не стал.

Четырнадцатого июня ближе к полудню в Архангельский городок, под барабанный вой, вошли стрелецкий полк, стоявший в Холмогорах. Кроме того, началось формирование драгунского полка. В дом, где остановился присланный из Вельска в день закладки крепости, майор Иона Алексеевич Ознобишин, стали стекаться молодые парни из соседних, деревень, которых этот самый майор накануне отобрал среди жителей окрестных деревень. Также в Архангельск прибыли Русский и Гайдуцкий стрелецкие полки.

Вечером все воеводы, а так же князь Ельчанинов, капитан-командор Ремизов, архиепископ Афанасий да с два десятка иноземных матросов прибыли к князю-воеводе Прозоровскому. Прежде, чем начать совещание, Алексей Петрович иностранцам предложил службу Его Царскому величеству Петру Алексеевичу. Почти все чужеземцы, а особливо голландцы отказались. Гнев князя-воеводы смягчили только семеро англичан.

На совещании было решено: во-первых, пока строится крепость, для охраны корабельного хода, создать небольшие земляные насыпи на островах. (На каждом таком укреплении предполагалась разместить по пять пушек и сто солдат). Во-вторых, двинским крестьянам решено было раздать ружья и копья, отчего должны они были денно и нощно ходить по берегам и высматривать врага. В-третьих, если шведы прорвутся к городу, было решено укрепить пушками русские и немецкие каменные гостиные дворы. В-пятых, затопить в устьях Мурманском и Пудожемском старые барки, груженные землей, а сами входы укрепить батареей о двадцати пушках. Все предостерегающие знаки снять. Лица знающие фарватер должны были быть поселены в отдельную крепость, а на укрепление посланы те, что корабельного хода не знали. В-шестых, усилить досмотр судов, а для сего на острове Мудьюжском был уже давно построена застава. В-седьмых, воевода отдал приказ построить в Архангельске шесть судов зажигательных, чтобы вредить ими неприятелю. И напоследок, что больше всего огорчило иноземцев, было то, что иноземные корабли велено было задерживать и не выпускать в море.

Тем временем тринадцатого июня Петр Алексеевич подписал указ, о принятии оборонительных мер при появлении в Белом море шведских фрегатов, а уже шестнадцатого пишет грамоту архиепископу Афанасию, которому дает практически исключительные полномочия для обороны Беломорья. С этим приказом и грамотой в сторону Архангельского городка выехал гонец.