"Отсвет мрака (Сборник)" - читать интересную книгу автора (Филенко Евгений)

6. СЕРГЕЙ СПОЛОХ

Директор окружного Департамента охраны порядка Петр Ильич Китаев встречает гостей на пороге конференц-зала и с каждым здоровается за руку, сопровождая приветствие легким полупоклоном. По случаю прибытия иностранных гостей он в полной боевой выкладке, при всех регалиях и наградах. Референт мэра вполголоса величает прибывших:

— …Доктор Глен Брустер, Интерпол, отдел борьбы с распространением наркотиков… Бригадный комиссар Лу Лонг, Европол, отдел по борьбе с терроризмом… Комиссар Улдис Маргерс, Латвия, Департамент морской полиции, отдел по борьбе с контрабандой… Доктор Фриц Брасс, Австрия, криминальная полиция…

Совершенно автоматически Китаев пожимает руку и мне, легким движением брови отметив заминку референта.

— Уж виделись, Петр Ильич, — говорю я.

— А тебе лишний раз с начальством и поручкаться неприятно? — поднимая глаза, находится шеф.

Гости проходят в просторное помещение, немедленно распределяясь по интересам. Темноликий — тропический загар? — и контрастно седовласый Брустер, заложив руки за спину, изучает живущую собственной, независимой от посетителей жизнью огромную карту Гигаполиса. По карте бегают пронзительно-синие огоньки, обозначающие маршруты трассеров, там и тут тлеют вишневые костерки особо важных расследований. Один из таких костерков — мой. Дикий Хирург. Иные дела мои поплоше. Поглядеть на эту карту — так на текущий момент у нас тишь да благодать… Маргерс, молодой румяный прибалт, угнездился в сторонке и, через равные промежутки времени кивая аккуратнейше улизанной головой, выслушивает переводчика. Желчного вида, долговязый Брасс извлек из футляра тонкую сигару, воровато огляделся, нет ли транспаранта, возбраняющего курение, и на всякий случай отошел к окну.

— Мороки с ними, — негромко говорит Китаев. — Еле удалось вышибить из «Националя» кавказцев, чтобы освободить люксы и обеспечить хотя бы видимость порядка на этаже. Латышу полдня искали переводчика, пока не узнали, что он понимает по-английски. А ведь их еще и кормить чем-то надо!

— На то у нас есть отдел сервиса, — роняю я без особенного сочувствия.

— Так ведь и за сервисом нужен глаз… — Китаев склоняется ко мне с вершин своего генеральского роста и почти шепчет: — А больше всего я боюсь терактов. Веришь ли, Бога молю, чтобы обошлось.

— А вы которому Богу молитесь? — любопытствую я.

— Да уж всем свечки пообещал…

— Послушайте, Петр Ильич, а за каким дьяволом они вообще прикатили?

— Достаем мы их понемногу, Сережа. Забодались они и с нашими мафиозниками, и скэффл наш — лучший в мире, и рынок оружия мы практически контролируем. Ну, не мы с тобой, разумеется, мы-то как раз и не контролируем, а наша клиентура. Не выгорело у нас с экспортом революции — так мы их криминалом потихоньку изводим… А теперь вот еще экзотическая наша фауна, все эти мутанты. Кобольды, спригганы, банши…

В зале появляются начальники служб Департамента и комиссары. И все при параде. Один я в цивильном. Уловив это, шеф делает очередное руководящее движение бровями, и я удаляюсь «на Камчатку».

— Господа! — прекрасно поставленным голосом возглашает референт мэра, и расслабившиеся было переводчики порскают к своим подопечным, а мы по возможности бесшумно располагаемся в креслах. — Учитывая особую напряженность повестки дня, предлагаю продолжить. Порядок следующий: сначала с кратким сообщением выступит господин директор Китаев, а доктор Брустер даст свою оценку уже увиденному и услышанному. Затем перейдем к свободному обмену мнениями, где каждый волен задать администрации и сотрудникам окружного Департамента охраны порядка любые вопросы и получить желаемую информацию.

Китаев выходит на середину зала, умащивает могучие длани на животе. Круглая голова с благообразными сединами слегка откинута, и значительный взор его скользит примерно на полметра выше голов присутствующих. Шеф выглядит уверенно и весомо, он умеет производить впечатление и сейчас пользуется своим искусством в полной мере.

— Нет нужды объяснять, какую сложность являет собой задача поддержания правопорядка в таком населенном пункте, как Гигаполис, — начинает он. — Приведу лишь некоторые цифры, представляющие очевидный интерес. Площадь Гигаполиса составляет пять тысяч квадратных километров. Это пространство сплошной застройки, возникшее на пересечении нескольких промышленных регионов центральной России, слившихся на рубеже двух периодов нашей истории, известных как «Экономический хаос» и «Техногенная революция». Современные жилые массивы соседствуют с тем, что можно лишь с большим допущением назвать памятниками архитектуры прошлого века. А правильнее было бы считать трущобами и относиться к ним соответственно, то есть распространить на них социальные программы государства и ООН и планомерно искоренять, вытесняя новыми постройками… Здесь и промышленные объекты всех отраслей, и сорок два аэропорта, из которых двадцать пять имеют статус международных, и двадцать два речных порта, в большинстве своем приспособленные к заходу морских судов. Пять лет в округе Композит идут изыскательские работы по закладке космопорта, и один Всевышний знает, когда там приступят к строительству… Иными словами, — Гигаполис сравним с Рурской промышленной агломерацией и существенно превосходит по размерам такие супергорода планеты, как Токио, Мехико, Шанхай и Москва, которые, следуя сложившейся практике, принято именовать «мегаполисами». В соответственной пропорции усложняется в Гигаполисе криминогенная ситуация. По данным последней переписи, здесь проживают сорок два миллиона человек. Простой подсчет показывает, что плотность населения превышает все разумные, цивилизованные нормы. При всем том, что ведущей отраслью Гигаполиса остается строительство, которое вот уже несколько лет идет только вверх и вниз, пока эта проблема видится неразрешимой и порождает массу дочерних проблем. Не стану перечислять их все. Достаточно будет лишь обозначить основные: транспорт, продовольствие, энергетика. И все они неизбежно продуцируют криминогенный фактор…

Тертые полицейские зубры, синхронно подавшись вперед и набычась, ловят каждое слово переводчиков. Конечно, они могли бы навесить на уши портативные лингвары, эффект был бы тот же, и качество приемлемое. Но живые переводчики — все едино что предмет роскоши, атрибут власти, сословный признак высшей бюрократии… Что же до розовощекого прибалта, то он водит глазами по сторонам и с трудом сдерживает зевки. Правда ли, что он не знает русского языка?

Я тоже близок к тому, чтобы удариться в откровенную и неудержимую зевоту. Зачем я нужен здесь? Уж лучше бы толковал сейчас с Серафимом Ерголиным и змеюкой Индирой о том, как нам дальше скрадывать маньяка с хирургическими наклонностями… Чтобы, задремав, не рухнуть на пол, я с предельнейшим вниманием, с небывалой волевой концентрацией таращу глаза на объемные карты Гигаполиса, разворачивающиеся по мановению руки шефа на экранах, во всех мыслимых и немыслимых проекциях. Горизонтальный срез Гигаполиса на высоте пятидесяти метров над уровнем моря… диагональный срез округа Старый Город… Динамическая криминогенная схема так называемого Болота… Предполагаемая структура вертикальных иерархических связей в тайной преступной организации Пекло…

Будь я проклят, если подозревал о существовании всех этих карт, гистограмм, срезов, ракурсов. Мне простительно: на встрече с иностранными коллегами я присутствую впервые с момента последнего повышения по службе. Но будь я проклят дважды, если знаю, каким образом их употребить на пользу делу.

Мне вдруг начинает чудиться, что вот прямо сейчас, где-то на скрытом ото всех, каком-нибудь сотом подземном этаже Гигаполиса происходит точно такое же благородное собрание. И высшие иерархи Пекла точно так же разворачивают перед своими забугорными гостями компьютерные картинки, в цвете, объеме и звуке. Возможно, и даже вероятнее всего, более близкие к истине, нежели те, что демонстрирует подобравшимся интерсыскарям директор Китаев. И строят свои собственные планы, заключают свои договоры о международной кооперации. И впоследствии непременно воплотят их в жизнь, чему ни я, ни даже сам Китаев не помеха. А после сядут в кабинки элкаров, по тайным шахтам взлетят к небесам и обмоют эти свои планы в лучших кабаках Болота или даже Старого Города. Может быть, в одном кабаке с нашими иностранными сотоварищами по несчастью. Обменяются тяжелыми бутылями коллекционного шампанского «от нашего стола- вашему столу». И выйдут на улицу, и сольются с пестрой толпой простых усталых трудяг, которых нещадно и неощутимо потрошат столько лет.

И ни черта тут не поделать.

Всякий раз, когда я осознаю это, мне хочется от бессилия выть и кусать собственные кулаки. Или палить направо-налево… да не из либерального шок-гана, а из боевого лазера модели «соренсен»… разя без разбора и чистых, и нечистых. При этом есть хорошая вероятность, что нечистым перепадет больше…

Ну зачем я здесь торчу как пугало?!

…Избавление приходит внезапно и как бы само собой.

На плоской карте Гигаполиса разгорается еще один, совершенно новый костерок вишневого цвета. По рядам комиссаров-криминалистов прокатывается шум. Шеф обрывает себя на полуслове и удивленно вскидывает брови. В наступившей за этим глухой тишине он исследует карту, между тем как шея его наливается кровью, и галстук консервативного бурого цвета полностью с ней сливается.

(А ведь было у меня подозрение, что карта эта — лишь бутафория, обманка для вящего впечатления гостей. Но нет, оказывается: все огоньки на ней — чистая, неприглядная правда!)

— Some problems? — предупредительно спрашивает доктор Брустер.

— No, nothing,[5] — немедленно откликается Китаев, обнажая тем самым еще одну, прежде для меня неведомую, грань своей эрудиции.

Это шанс, и я должен его использовать. (Позже выяснится: лучше бы я не рыпался!)

Приподнимаюсь из своего кресла и делаю недвусмысленный жест — мол, сейчас выйду и разберусь. Шеф бровями выдает мне добро.

В коридоре извлекаю из внутреннего кармана гнучую пластинку фонор-карты.

— Дежурный, здесь комиссар Сполох. Что там у вас приключилось?

Физиономия дежурного, размером с ноготь моего большого пальца, выглядит апатично, голос профессионально обесцвечен:

— Убийство в Болоте. Частный ресторан «Инникса». Какой-то постоялец грохнул трассера.

— Кто убит?

— Старший инспектор Гафиев.

Гафиев… Помню такого. Крупный и, кажется, не особенно глупый для трассера татарин, моих примерно лет. Как же он так неловко подставился?

— Дальше.

— Его напарник применил шок-ган, но неудачно. Преступник мертв.

— Фамилия преступника?

— Неизвестно. Вообще там много интересного… если верить второму трассеру.

Вот я и начинаю сожалеть, что покинул уютное кресло в конференц-зале, где при небольшом ухищрении можно было бы даже и подремать. Убийство трассера — чересчур крупная неприятность, чтобы можно было так просто от нее отвертеться. Особенно тому, кто влез в эту лужу первым. А я, словно камикадзе, уже спалил за собой все мосты.

— Ладно, отбой.

Не сходя с места вызываю Ерголина. Старик, как обычно, в своей конуре, подле компьютера. Выглядит усталым, но все же не таким усталым, как я, который моложе его на добрых полтора десятка лет. Неужели байки про так называемую «старую закалку» — чистая правда?!

— Степаныч, нужна твоя помощь…

Ерголин выслушивает меня молча, с выражением покорности судьбе. Я знаю, что он по уши в деле Дикого Хирурга и переключаться на бедолагу трассера для него что ножом по сердцу. Бросить на полпути почти выстроенную версию, недоформулированные алгоритмы, не до конца просканированные базы данных… Но знаю также, что он не откажет. Это не в его правилах. Опять-таки старая закалка: молодость, проведенная в строгом чинопочитании. А ядовитая змеюка Индира, в свою очередь, не откажет ему в дружеской поддержке.

— Возьми экспертов каких захочешь. Подними Индиру. Я тоже буду там.

Ерголин все еще молчит. Я понимаю, что ему невыносимо хочется спросить: что же, пускай Хирург спокойно чинит свои «операции» и дальше?!

Но утешить ничем не могу.

— Степаныч, — бормочу я, пряча глаза. — Наверное, мы с тобой быстро раскрутим это дело. Броде бы, все кристально ясно. Преступник обезврежен… Только бы не было там ниточек в Пекло.

И сердцем, селезенкой чувствую: ничего пока не ясно. И ниточки непременно потянутся не куда-нибудь, а именно в Пекло, мать его чертову так и эдак.

— Ну хочешь, я сам растолкаю Индиру?

Молчит…

Опускаю фонор в карман.

В пяти шагах от меня стоит этот балтийский щеголек, Маргерс. На румяной физиономии — смешанное выражение безразличия и облегчения от того, что ему, как и мне, удалось-таки вырваться в кулуары.

— Господин Маргерс желал бы принять участие в расследовании, — говорит мне переводчик, трафаретной внешности моложавый тип в безупречном, понятное дело, костюме. — Хотя бы на этапе осмотра места инцидента. Директор Китаев санкционировал эту акцию.

В отличие от комментатора Мэгги Кубышевой переводчик налегает на букву «ц», и она тоже получается у него пронзительно звонкой.

Только прибалта мне сейчас не хватает для полного комфорта!

Однако же ничем не обнаруживаю собственного недовольства. Быть может, к пятидесяти годам и я, как Серафим Ерголин, научусь беспрекословно исполнять приказы начальства?

— Хорошо. Вы тоже едете?

— Господин Маргерс нуждается в моих услугах…

— Там два покойника.

Переводчик меняется в лице и потерянно оборачивается к Маргерсу. Но я уже в лифте.