"Отсвет мрака (Сборник)" - читать интересную книгу автора (Филенко Евгений)

2. РИМ ГАФИЕВ

— Ты завтракал? — спрашивает Малыш, плюхаясь на соседнее сиденье и энергично массируя физиономию.

— Есть такое ощущение, — говорю я, с некоторым затруднением припоминая, когда же это произошло, да и происходило ли вообще.

Нет, не происходило. То есть был, вестимо, обед. На скорую руку, вчера и дома. А с того часа — ничего серьезного.

— Какого черта, — хмурюсь я. — После такой ночки нормальному человеку кусок в горло не полезет.

— А что было, Арсланыч? — любопытствует Малыш.

Малыш — это прозвище. Как, например, Малютка Джон в былинах о Робин Гуде и с тем же смыслом. В реальности Гоша Авилов имеет роста целую сажень без какой-то ерунды и веса восемь-девять пудов в зависимости от того, в пике он формы или нет. Но рожица у него и вправду детская. Розовощекая, круглая и курносая. И голубоватые глазенки, в которых светится чистый огонек интереса. Ни за что не подумаешь, что этот парень, прежде чем прийти в Департамент охраны порядка, отмотал по контракту три года на Кавказе, в самом аду. А это значит, что руки у него, как любят говорить интеллигенты, по локоть в крови.

— Крыс травили, — коротко отвечаю я.

Комментарии не требуются. Травля крыс в канализации — в равной мере противное и опасное занятие. Огонь, вода и трубы. Только не медные, а скорее архангеловы… По закону участникам подобной акции причитается семьдесят два часа пассивного отдыха и психологической реабилитации. Ну, там, сауна, пивбар, восточный массаж — на свое усмотрение. И премиальные в размере недельного оклада. Но мое дежурство заканчивается в два часа пополудни, и все развлечения лишь ожидаются. А Малышу, наоборот, предстоят развлечения совершенно иного рода, потому что его дежурство только началось.

— Так пойдем, загрызем чего-нибудь, — предлагает Малыш.

— Тебя что, дома не кормят?

— Дома — кормят. Но разве я сказал, что ночевал дома?!

— Ночной бомбардировщик… — ворчу я и трогаю элкар с места.

Метров с полсотни мы неспешно катим по мостовой, лавируя между припаркованными как попало машинами близлежащего НИИ.

— Ох, достали они меня! — рычит Малыш. — Каждый день одно и то же, одно и то же! Ну-ка, притормози…

— Да ну их к ляду, — говорю я расслабленно. — Посуди сам: где им еще-то парковаться?

Мы выруливаем на оперативный простор, я отдаю руль вперед, и элкар взмывает в воздух. В приоткрытые окна бьют горячие потоки смрадного воздуха пополам с грязными брызгами дождя. Малыш, матерясь шепотком, нажатием сенсора поднимает стекла со своей стороны и тянется проделать ту же операцию с моей. От его возни элкар вихляет боками, как дешевая такси-герл при исполнении служебных обязанностей.

— Куда прикажешь? — осведомляюсь я.

— Давай к Тунгусу, в «Инниксу», — предлагает Малыш. — Я там бывал месяца два назад, мне понравилось. И, что самое ценное, рукой подать.

— Не круто ли будет, с утра-то? Спалим себе все кишки…

— Форсить мы не станем. Возьмем пару салатов и какое-нибудь мясо. Зуб на расстрел, Арсланыч, после первой же порции все воспоминания о крысах из тебя вышибет к чертовой бабушке.

В этом есть свой резон, и я кладу элкар на правый борт.

Мы несемся на бешеной скорости — а кажется, плывем — над таким спокойным с высоты в полторы сотни метров Гигаполисом. Над его серыми облезлыми домами застройки прошлого века — целое море серости до самого горизонта. Между стеклянноглазыми башнями небоскребов, воздвигнутыми по японским проектам в рамках международной кооперации начала века нынешнего. Их тоже море, хотя больше они напоминают набитые вразнобой сваи под фундамент какого-нибудь совсем уж невообразимого супердома. Гигахауса, черт его дери. Может быть, так оно и есть?.

На миг я поддаюсь колдовству Гигаполиса, и он — в который уже раз! — привораживает мой взгляд невероятным зрелищем человеческого жилья от края до края, всюду, куда ни кинь оком, без малейших вкраплений какого-нибудь иного, не серого, цвета… Такое за Гигаполисом водится, и не раз и не два доводилось мне сталкиваться с жертвами наваждения, впавшими в транс от созерцания этой чудовищной бесконечности, серой днем и темно-серой по вечерам. Они теряли себя над Гигаполисом и в беспамятстве направляли машины отвесно вниз, до последнего соприкосновения с убивающей серостью. Либо вверх до упора, что в итоге опять же оканчивалось падением. Устремлялись к смерти как к горизонту… Возможно, такой способ сведения счетов с жизнью для них был чем-то вроде запредельной дозы наркотика.

Но я не поддаюсь дьявольскому искушению. А психологически устойчив и вдобавок специально подготовлен к долгим бдениям над Гигаполисом. Что днем, что ночью.

Наш путь лежит в Болото, где до сих пор можно встретить деревянные бараки времен «советской» власти. Домишки по преимуществу девяти- и двенадцатиэтажные, уровень преступности сумасшедший, но тунгуса, например, это не страшит. Он там родился, вырос, там же, по всей вероятности, и подохнет. И вряд ли своей смертью. Он плоть от плоти Болота, в Болоте у него связи, родня — сплошь смуглые и узкоглазые, но что все они тунгусы, утверждать не берусь. Там у него и дело, и охрана, и, есть подозрение, покровители из Пекла. И враги оттуда же. Но предложи кто-нибудь смеха ради Тунгусу сменить Болото на более спокойный район Гигаполиса — и он с фырканьем откажется. Потому что не проживет и дня без запрещенного бизнеса, без того дерьмового народца, что круглосуточно ошивается в его заведении. Да и без врагов своих тоже. Все эти их болотные заморочки с обязательным рэкетом, разборками и правежом иногда кажутся мне этакой игрой для взрослых дядей и тетей малоприятной наружности. Вот если бы при этом у них не доходило до душегубства, так, ей-богу, оставили бы мы их в покое на вечные времена.

Между прочим, Тунгус, он же Сергей Андреевич Пантелеев, среди себе подобных еще в ангелочках числится. Правильно говорят: безделье порождает порок. А он при деле: все же ресторан, польза для общества. И кухня у него просто изумительная.

Если бы только не воспоминания о крысах!.

Бережно, чтобы не зацепиться за провода и не оцарапать бока о жестяные баки с мусором, опускаю элкар на заднем дворе, почти впритык к черному ходу.

— Мы что, на работе? — скалится Малыш.

— Да нет, рефлекторно получилось… — оправдываюсь я.

У меня и вправду нет настроения брать на борт ту шушваль, что сейчас рванет от Тунгуса через запасной выход. Тем более что с утра они, верится, не успели еще напроказить по-крупному.

Что-то удерживает меня от того, чтобы вот так беззаботно, как планировалось, выпрыгнуть из кабины на замусоренный асфальт и без черных мыслей, запросто, войти в ресторан.

Неужто я боюсь крыс, которых здесь должно быть навалом?!

— А давай-ка поглядим, кто там нынче гостит у Тунгуса, — говорю я и врубаю схемоскан.

На экран тотчас выскакивают пять схем. Одна принадлежит Тунгусу, и я немедля удаляю ее с глаз долой.

— Алексей Петрович Тигай, — читает Малыш, нависая надо мной всеми своими пудами и метрами. — Кто таков будет?

— Телохранитель. Криминала за ним большого не водится. Так, один—два мордобоя в месяц…

— Далее: Роберт Валентинович Ан.

— То же самое.

— Ольга Павловна Царикова. Адрес… год рождения ноль седьмой… Это сколько же ей, Арсланыч? Пятнадцать? И уже успела засветиться!

— Нимфетка, — поясняю ему. — К тому же весной мы застукали ее с пакетиком бишкекского скэффла. Сама вроде бы не употребляет… хотя давненько я за ней не приглядывал. По малолетству отвертелась, но схему в банк таки сдала. А за все прочее преследовать не имеем права: это забота полиции нравов.

— Гуляй дальше, Ольга Павловна, — великодушно дозволяет Малыш. — До первого спидюка… А это кто?

— Хм… Иван Альфредович Зонненбранд. По прозвищу Зомби. Два полных срока плюс одна амнистия.

— Ну, Зомби-то я знаю, — говорит Малыш. — Имел сеанс общения… Преприятнейший, обходительнейший господин. За ним, помнится, подозрение в убийстве?

— В двух убийствах, — поправляю я. — Но не доказано. Сроки он гребет, как правило, за рэкет. А вообще-то он природный авантюрист. Солдат удачи. «Дикий», так сказать, «гусь».

— Уж не Тунгуса ли вздумал потрясти нынче милейший наш Иван Альфредович? — спрашивает Малыш.

— Вряд ли. С тунгусом у них деловые отношения плюс общая любовница. Не синхронно общая, а исторически.

— Это как?!

— А так, что Тунгус попользовался, вывел девушку в свет и, уже с рекомендациями, сдал с рук на руки. За соответствующий гонорар. Медицински чистая шлюха нынче — ба-альшой дефицит. Дина Викторовна Кунцева, кличка Филифьонка… Нет, скорее всего, Зомби тоже неравнодушен к восточной кухне. Кстати, ты не знаешь, что такое Филифьонка? Что-нибудь из сленга?

— Ну, Арсланыч, — морщится Малыш. — Какие книги ты читал в детстве?

— Коран, — говорю я кротко. — Устав патрульной службы. И, урывками, про доктора Айболита.

— А нужно было читать Туве Янссон.

— Это про того малого с пропеллером в заднице?

— Нет, — Гоша скисает, как молоко на солнцепеке, глазенки делаются узкими-узкими, почти незаметными на его розовой физиономии. — Про муми-троллей. Муми-тролли — это такие зверушки, не путать со спригганами и кобольдами…

Я отлично знаю, кто такие муми-тролли. Старая затрепанная книжка о них валяется в изголовье кроватки моего маленького Арслана, а захватанный видеодиск с розовым бегемотиком на этикетке мне приходится вытаскивать из плейера всякий раз, когда хочется развеяться поздним вечером. И будь я неладен, если хотя бы раз удосужился прочесть фамилию автора… Во всяком случае я продолжаю прикидываться гвоздем, чтобы выяснить, что же за зверь такой — Филифьонка. Через пару минут мне это удается.

— И аллах с ней, — говорит чуточку утомленный моим дремучим невежеством Малыш. — Пошли завтракать, Арсланыч.

Мы наконец покидаем кабину.

На мне обычный полуцивильный костюм, без всяких там служебных причиндалов. Ну, пуленепробиваемый панцирь я, вестимо, снимаю только дома, под пиджаком он практически незаметен. Оружие — сегодня это ординарный шок-ган — в заднем кармане, по-походному.

Точно так же не возбуждает любопытства своим обликом и Малыш — если, разумеется, пренебречь его гренадерской статью. Но в руке он несет японский лаптоп[1] со всем спектром штатовских сканеров, — наши по сю пору не годятся фирменному продукту в подметки, — а где у него скрыто оружие, я могу лишь гадать. Наша клиентура — тоже. И это хорошо.

— Забавно, — вдруг говорит Малыш. — Оказывается, эти сволочи… преступный элемент… в детстве читали те же книжки, что и я.

О чем это он?. Ах да — о Дине-Филифьонке.

Через черный ход мы попадаем на кухню, погружаемся в облака разнообразных запахов, которые уже загодя разят наповал и будоражат фантазию. И я забываю о горах горелого крысиного мяса, а взамен начинаю мечтать о «мясе по-тунгусски», стараясь не думать, каким животным это мясо было при жизни.

Ибо рассказывают: однажды, в молодости еще, Тунгус на спор приготовил три блюда — из крысятины, псины и кошатины — и скормил их за милую душу какой-то иностранной делегации, прибывшей в Гигаполис заключать миллионный контракт. Фирмачи остались довольны. Контракт, впрочем, сорвался, но отнюдь не по вине Тунгуса. Принимающая же сторона, едва только отвалил белокрылый «Боинг», вышвырнула Тунгуса из метрополевского кабака к чертовой матери…

На кухне светло, как в операционной, аккуратные чистенькие тунгуски — или как там их называют нынче?. эвеночки?. эвенкушки?. — в белых халатиках колдуют над кастрюльками, пугливо косясь в нашу сторону. Малыш, оскалив белоснежные зубы, салютует им на ходу. Откуда-то сбоку возникает чудовищно пузатая тень, она покрывает нас собой, «как бык овцу» (это не я придумал, а кто-то из классиков). Один из телохранителей Тунгуса, не то Робик Ан по кличке Бомбовоз, не то Леша Тигай, он же Зверь-Бегемот… Не показываясь целиком, безошибочно идентифицирует нас как служителей порядка и позволяет беспрепятственно двигаться дальше. Хотя хозяина по долгу службы непременно упредит, это уж вне всяких сомнений.

Так и есть: мы еще выруливаем из-за стойки в зал, а Тунгус уже шествует навстречу. Делает он это не торопясь, с подобающей важностью и не щерится, как мелкая шестерка, а лишь обозначает свое к нам расположение приветливыми лучиками в уголках глаз. Тем паче что со мной он знаком шапочно, а Малыша если и видел, то не в полицейской форме. На Тунгусе джинсовый комбинезон средней потертости, под которым белоснежная французская сорочка и красный «депутатский» галстук, зашпиленный подчеркнуто плебейским зажимом с небольшим таким бриллиантиком.

— Господа блюстители по делу или покушать? — осведомляется он с легким поклоном.

— Покушать, Сергей Андреевич, — говорю я приветливо. — Чтобы вкусно и недорого.

— Разве так бывает? — сдержанно изумляется Тунгус.

— Мы контингент неприбыльный, — усмехаюсь я. Малыш молчит. На его лице застыла улыбка. Ему здесь нравится — зря, что ли, он меня сюда затащил? И это как раз то самое первое впечатление, на которое Тунгус ловит клиентуру. Не удивлюсь, что та помойка, что окружает «Инниксу», обустроена им специально, для усиления контраста.

— Хорошее отношение тоже прибыль, — теперь и Тунгус разрешает себе легкую улыбку.

— Вам, Сергей Андреевич, грешно жаловаться на нашу предвзятость.

— Справедливо… Сюда, пожалуйста. — Тунгус уводит нас из центра зала в боковую нишу и зажигает над столом светильничек.

В светильничке пляшет язычок живого желтого огня. Ниша наполняется горьковатым запахом трав.

— Пару салатов, — сам себе диктует Тунгус, сверяясь взглядом с нашей реакцией. — Из свежих раков и речной рыбы. Средней остроты, как любит господин Гафиев. — Оказывается, он и это помнит!. Между тем Тунгус называет следующее блюдо, что-то вроде: «Дыр-бул-щил». — Фаршированное мясо под соусом с травами и овощами, — поясняет он в ответ на нашу настороженность. — Как насчет пива?

— Мне можно, — киваю я.

— Мне кофе, — глотая слюну, говорит Малыш. — Большую чашку.

— С молоком? — уточняет Тунгус, иронически щурясь.

— Без…

— Господин Гафиев предпочитает «Хольстен», «Голден Ринг», «Паки Старр» или?.

— «Жигулевское», — говорю я. — На «Хольстен» я не зарабатываю.

— Хотите деловое предложение? — спрашивает Тунгус, надевая маску предельной серьезности. — Чтобы заработать на «Хольстен»?

— Нет… пока. Вот уйду на пенсию — вернемся к этому разговору.

— Я запомню, — говорит Тунгус.

Я верю. Память у него действительно отменная.

— А разве вы берете на работу… не по национальному признаку? — любопытствует Малыш.

— Я не шовинист. Важно блюсти внешний колорит: это привлекает посетителей. У меня работают даже казахи.

— Это правда, — киваю я. — Леша Тигай по матери так и вовсе эстонец.

— Если бы господин… м-м…

— Авилов, — подсказываю я.

…Господин Авилов не был так молод и далек от выхода на пенсию, я сделал бы перспективное предложение и ему. Но я боюсь умереть раньше, чем наступит этот счастливый день. Патрульные инспекторы, особенно из ДЕПО, идут у нас на вес золота.

— Господин Авилов может разорить вас, — говорю я. — Он весит много.

— Ничего. Леша Тигай обошелся мне дороже.

И снова верно: мастер спорта международного класса по вольной борьбе, затем — профессиональный кетчер, затем — профессиональный сумоист в ранге «маэгасира», Алексей Петрович Тигай потянет сейчас килограммов на двести с гаком.

Тунгус с легким кивком удаляется, а мы располагаемся за столиком со всевозможным комфортом.

— Здесь неплохо, — наконец выдавливает из себя Малыш.

— Только не вздумай приглашать сюда девушку. Особенно вечером.

— Арсланыч, я что — третьего дня на свет родился?!

— К тому же вечером Тунгус слупит с тебя тройную цену. Даже с поправкой на уважение к твоему роду занятий.

— Господин старший инспектор желает еще поучить меня уму-разуму? — терпеливо осведомляется молокосос.

— Почему бы нет?

— Да будет известно господину старшему инспектору, — начинает он язвительно, — что с девушками я посещаю исключительно кафе-мороженое.

— А я уж и поверил!

— И вообще я домосед…

— А я и уши развесил!

Гошин рассеянный взор падает на дальний от нас столик, за которым пасется стайка молодняка- три девицы и три парня. Все расписанные и разукрашенные, как индейцы на празднике новолуния. Гудят смирно, порядка не нарушают. Пьют из высоких стаканов что-то безобидное… на первый и непристальный взгляд. Курят, естественно — но у Тунгуса это не возбраняется.

— Ольга Павловна? — спрашивает Малыш, кивая в сторону пацанвы.

— У самого окошка. В очках-жалюзи. Прическа «маленькая баба-яга». Желтые шорты. Китайский свитерок, красный дракон на черном поле, на спине надпись «Великий Поход — дорога к свободе». Что бы это могло значить?

— «Великий Поход» — китайский коммерческий ракетоноситель, — поясняет Малыш. — Самый дешевый в мире. А ты что, по-китайски читаешь?

— И по-японски. И по-корейски, кстати. Я же работал в транспортной инспекции на Байкало-Амуре.

— Это-то понятно, — тянет он. — А вот как ты, Арсланыч, углядел эту цыпочку, сидя к ней спиной?

— Допустим, комплименты тунгусу я расточал, пялясь на честную компанию во все глаза. Бьюсь об заклад, сегодня Ольга Павловна чиста перед законом. Либо у нее с детства поистине железное самообладание. Она даже ухом не повела, когда мы ввалились в зал.

— Тоже… зарабатывает рекомендации? — мрачно улыбается Малыш.

— Вестимо.

— Гады, — цедит Гоша сквозь зубы. — Всех гребут под себя, никого не упускают… Ну, а где же наш добрый знакомый Зомби?

Я осторожно, как бы между делом, совершаю круговой осмотр. Действительно, Зомби в зале отсутствует.

— У Тунгуса есть разветвленная сеть подсобных помещений, — говорю я. — Там спрячется целый полк морской пехоты, если потребуется.

— Если потребуется, — говорит Малыш ревниво, — полк морской пехоты впишется и в твой гальюн!. Но если Зомби закусывает в подсобке — значит, ему есть что скрывать, не так ли?

— Твое рвение меня умиляет, Гоша. Мы зачем сюда пришли? Завтракать или скрадывать Зомби?

— Одно другому не помеха, — говорит Малыш и приоткидывает крышку лаптопа.

Я придвигаюсь к столу поближе, чтобы закрыть плечом экран дисплея. Между тем Малыш умело отлавливает схему Зомби и начинает сканирование.

— Ты прав, старик, — говорит он спустя минуту. — Иван Альфредович пасется в подсобке. И он не один. — Долотообразный ноготь Малыша касается серого пятна в углу экрана. — По всей видимости, происходит деловое свидание. Вынашиваются коварные замыслы.

— Странная схема у собеседника нашего Альфредыча, — замечаю я. — То ли где-то рядом источник помех, то ли…

— Ну, договаривай.

— Вообще-то нынче я не склонен фантазировать.

— Вот и не фантазируй. Если ты имеешь в виду «нечеткие» схемы, так меня этим не удивишь. Мы о них на курсах повышения квалификации проходили.

— Допустим, означенный тип схем по сю пору в природе не зарегистрирован.

— Нам объясняли так, что некоторые экстрасенсы — реальные экстрасенсы, а не мошенники — обладали «нечеткими» биосхемами. Например, Иринарх Турганов. Этот жеребец… Лихтшиммер. Или бабка Джуна.

— Допустим, Джуна никогда не имела отношения к реальным экстрасенсам.

— Есть мнение, что таки имела.

— Есть и прямо противоположное мнение.

— Сейчас мы с тобой займемся теорией!.

— Сканируй глубже!

Закусив губу, Малыш врубает вибрационный дипскан. Тем временем я привычно регистрирую все движущиеся объекты в пределах досягаемости. Таковые места не имеют. Нимфетки и сатириски у окна дудлят свои коктейли и смолят сигареты. Сильно хочется верить — без начинки из скэффла. Тунгус мирно беседует с барменом в дальнем углу зала. С кухни доносятся дурманящие запахи, перебить которые неспособна даже ароматическая травка в светильнике. Все пристойно.

А дипскан начинает транслировать беседу Зомби и типа с «нечеткой» схемой. Хотя выглядит это как монолог Зомби, обращенный к забарахлившему динамику. Нет, скорее в здешних подсобках зашит источник помех. В конце концов, в Пекле тоже не дураки работают.

Однако в этом случае и схема Альфредыча тоже была бы прикрыта, не так ли?