"Исчезнувшая" - читать интересную книгу автора (Хаббард Сьюзан)

ГЛАВА 2

После завтрака мама отвела меня наружу, вручила мне молоток и представила меня Леону, члену плотницкой бригады, который показал мне, куда забивать гвозди.

Мы приколачивали фанеру к брусьям пять на десять — не спрашивайте меня зачем. Уверена, Леон сказал бы мне, если бы я спросила. Но меня не интересовало, что мы строим. Я хотела быть внутри. Дашай скоро встанет, и они с мае станут разговаривать. Я хотела услышать подробности.

Но нет, я должна была помогать восстанавливать дом. Я чувствовала себя словно за стенами театра или домика для игр: все действие разворачивается внутри, а мне остается только воображать себе сюжет.

Леон предложил мне лимонад из своего термоса. Это был мускулистый, почти дочерна загорелый мужчина с темными глазами и разноцветными татуировками в виде ножей и роз, покрывавшими его шею и руки до плеч. Остальные — я просто знала, что они есть, — скрывала футболка и джинсы.

— Тебе сколько? — коротко спросил он.

— Четырнадцать.

— А держишься на тридцать.

Так мне и папа говорил. Иногда (как правило, когда сильно уставала) я выглядела гораздо старше, чем обычно.

Лимонад оказался терпким, но сладким. Я смотрела, как у меня на правой ладони появляются и почти сразу исчезают пузыри мозолей, но быстро сжала ее в кулак, пока Леон не увидел. Думаю, он не знал, что мы вампиры, а мае учила меня не афишировать этот факт.

По радио играла песня «Любовь кусается».

— И скажи, что это неправда, — проворчал Леон.

Рабочий день заканчивался в пять. Я вбежала в дом и едва не врезалась в Дашай. На ней было шафранное платье в восточном стиле, а длинные волосы обернуты темно-зеленым шелковым шарфом. Она выглядела надменной и царственной. Но она обняла меня — совсем не так искренне, как раньше, — и вымученно улыбнулась.

— Я скучала по тебе, — сказала я.

В ее карамельных глазах блеснули слезы.

— Довольно плакать. — Тон мае был жестким. На ней было темно-голубое платье и нитка лимонно-желтых бус. — Беги переоденься, Ариэлла. В платье. Девочки едут в город.

Счастливый час в ресторанчике «У Фло» не был счастливым в тот вечер.

Завсегдатаи сидели у стойки и в кабинках с бокалами красного вина или «пикардо» в руках. Но красное пили не все. Там и сям можно было заметить кружку с пивом или фужер с белым вином, в основном в руках смертных.

За нашим столиком никто не разговаривал. Мае с Дашай выглядели красивыми статуями.

Так что, когда дверь в заведение распахнулась, я с облегчением повернулась туда — в зал с важным видом входили Мисти с Осенью. Они семенили, выставив вперед животы, подчеркнутые джинсами с низкой талией и короткими тугими топиками. Я поправила лямку своего хлопчатобумажного сарафана и подумала, что выгляжу лет на десять.

Осень с Мисти ухитрились каким-то образом увеличить объем своих причесок. Солнечные очки у них были сдвинуты почти на темечко, глаза щедро подведены тушью и тенями. Осень взглянула на меня, кивнула и помахала. Но они не подошли. Они направились прямо к бару.

Мае с Дашай их сначала не заметили, а я наблюдала, как девочки пытаются заказать пиво.

Обменявшись несколькими репликами с барменом, Осень громко произнесла, перекрыв Джонни Кэша, поющего «Кольцо огня»:

— Разве наши деньги здесь не годятся?

Все в зале умолкли.

— Это удостоверение личности фальшивое. Я не могу обслужить вас. — Бармен (его звали Логан), высокий красивый мужчина с темно-рыжими волосами, был одним из нас. — Мы лишимся лицензии.

Осень повернулась и взглянула прямо на меня.

— Ну, ее-то вы обслужили.

Передо мной на столе невинно красовалось полбокала «пикардо».

— Это еще кто? — спросила Дашай.

— Это те девочки, с которыми ты познакомилась на днях?

Я кивнула. Осень продолжала в упор смотреть на меня, ожидая, чтобы я за них вступилась. Но что я могла сказать?

Логан рассмеялся, и напряжение в зале немного ослабло.

— Она пьет «пикардо». Это безалкогольный напиток. Хотите попробовать?

Он налил в стопку «пикардо» на два пальца и протянул Мисти. Она с сомнением поглядела на жидкость, затем поднесла стакан к губам и опрокинула его ярко-красное содержимое в рот. И сразу же закашлялась и сплюнула на пол.

— Гадость!

— К нему надо привыкнуть, — сказала я.

Кое-кто из завсегдатаев улыбнулся.

— Вам, барышни, не стоит тусоваться в дыре вроде нашей, — сказал Логан. — В «Мюррее» вам будет куда уютнее.

Не говоря ни слова, они покинули бар. Осень, проходя, бросила на меня исполненный презрения взгляд.

Логан вполголоса произнес что-то, и все сидевшие у стойки засмеялись.

— Я всегда думала, что «пикардо» алкогольный, — сказала я.

— Он и есть. — Дашай отпила глоток из своего бокала. — Причем изрядно.

Мама выговаривала Логану за шутку над Мисти и Осенью.

— Ты ж мог лишиться лицензии за то, что дал им «пикардо», — говорила она, опершись локтями на стойку.

Логан налил нам по новой порции и улыбнулся мае.

— Знаю. Но девочка хотела попробовать. Теперь она знает, что значит «горько».

Я недоумевала, почему мы выпиваем столько «пикардо» и не пьянеем. Мае с Логаном заговорили одновременно:

— Потому что мы не… — Тут они рассмеялись, и мае закончила фразу: — Подвержены действию алкоголя.

Я помогла ей донести бокалы обратно в нашу кабинку.

— Осторожнее с этими девицами, — сказала Дашай, когда мы сели. — Не нравятся они мне. — Она резко протянула ко мне руки. — Дай-ка посмотреть твои глазки.

Она легонько толкнула меня в лоб и, наклонившись ближе, взяла за подбородок. Я уставилась ей в глаза: карамельные издали, вблизи они мерцали оранжевым, зеленым, черным и желтым. Странно было смотреть в них так пристально.

Через несколько секунд она отпустила меня.

— Нет, с тобой все в порядке.

— Ты о чем? — не поняла я.

Дашай не ответила. Она смотрела куда-то вдаль.

— Ее сознание не здесь, — негромко произнесла мае. — Оставь ее.

И так мы и провели Несчастливый час в молчании, слушая, как музыкальный автомат играет странную смесь песен, пахнущих застарелым сигаретным дымом и одиночеством, и в каждой была своя печаль.

Выходя из бара, я заметила бежевый внедорожник, припаркованный дальше по улице, возле ресторана «Мюррей».

— Он похож на тот джип, который я видела вчера, — сказала я.

Он уехал прежде, чем я смогла сказать точно. Мае с Дашай меня даже не слышали. Они обе думали о Беннете.

Позже в тот же вечер, когда Дашай удалилась к себе, я вернулась в гостиную, уселась на диван и постаралась настроиться на ее мысли.

Рассуждала я просто: она мой друг; она в беде; и они с мамой явно не готовы рассказать мне, что произошло на Ямайке. Оставаться и дальше в стороне было невыносимо.

В комнату вплыла мае в белом шелковом халате, мерцавшем при движении. Она с первого взгляда поняла, чем я занимаюсь.

— Ты забыла, что я говорила о подслушивании? — яростно прошептала она. — Это дурно…

— Папа всегда говорил, что абсолютных правил в области морали практически нет, — быстро сказала я и тут же вспомнила, как он не любил тех, кто перебивает. «Искусство беседы в Америке совершенно утрачено», — сказал он как-то. — Извини, что перебила, — добавила я.

— И как ты оправдаешь подслушивание? — Она уселась в кресло напротив.

— Ну, факт вторжения в ее личное пространство перевешивается его возможным положительным результатом. — Я надеялась, что мои слова звучат убедительно. — Я люблю Дашай. Возможно, я смогу ей помочь.

— По-моему, это нелогично, — медленно проговорила мае.

— Ты позволяешь мне слушать свои мысли. Что такого уж плохого в подслушивании?

— Я позволяю тебе слушать иногда, — сказала мама и в подтверждение своих слов заблокировала мысленный фон. Для нас это не составляет труда, хотя я нередко забываю это делать. — Я не такой специалист по этике, как ты или твой отец, но, по-моему, нечестно подслушивать или лезть в мысли того, кто расстроен. Все равно что без спросу трогать чужие вещи, а это однозначно плохо.

Я сложила руки на груди.

— Даже если думаешь, что сможешь помочь? — Я впервые возражала маме и находила это восхитительным. Интересно, хватило ли бы у меня пороху, не будь в комнате так темно?

Внезапно в гостиную скользнула Дашай.

— Перестань, Ари, — сказала она.

Но я не могла не оставить последнее, как мне казалось, слово за собой:

— Дашай, ты, должно быть, подслушивала.

«Вот язва», — подумала мае. А Дашай мысленно ответила: «Совсем как ее маменька».

Несмотря на все свои аргументы, я понимала, что мае права: слушать чужие мысли значило вторгаться в личное пространство, что допустимо только при исключительных обстоятельствах. Беда в том, что в тот год едва ли не все обстоятельства казались исключительными.

В итоге мне не пришлось подслушивать, чтобы узнать историю. Дашай сама рассказала мне несколько дней спустя.

Беннет с самого начала не хотел ехать на Ямайку, сказала она. Дашай не была дома несколько лет — она уехала вскоре после того, как ее родители погибли в автокатастрофе, — и похороны бабушки не казались ее любимому подходящим поводом для знакомства с ее семьей. Но Дашай его уболтала. (Беннета легко было уговорить — он был из тех мужчин, что движутся по жизни, словно в танце, легко смеются и вызывают у женщин желание кокетничать.)

С первого же вечера все пошло не так. Для начала семейство Дашай понятия не имело, что принимает у себя вампиров. Дашай выросла обычной смертной, но после отъезда была «вампирована» (ее собственное словечко) в Майами — городе, популярном у более жестокой разновидности вампиров. (Беннет тоже был «иным», но как это произошло — совсем другая история.)

В любом случае семейство Дашай проявляло настойчивую подозрительность, и хуже всего была ее тетушка. Она хотела знать, что это за кроваво-красные хлопья, которыми Дашай и Беннет посыпают свою еду, и почему это Дашай «неправильно пахнет» — разумеется, вампиры ведь не пахнут.

Тетушка всегда винила Дашай за то, что после гибели родителей та покинула Ямайку, не дожидаясь, пока их души по-настоящему упокоятся. Когда человек умирает, считается, что его дух, даппи, несколько дней скитается. Существуют особые ритуалы, чтобы наверняка упокоить даппи.

Однажды ночью тетушка увидела Дашай с ее кузеном Кэльвином под шерстяным деревом. Дашай держала Кэльвина за подбородок, пристально глядя ему в глаза. Тетушка вбила себе в голову, что Дашай — ведьма и налагает на ее сына заклятие. Поэтому тетушка отправилась в холмы над Монтего-бей к колдуну — это нечто вроде шамана, связывающего духовный мир с земным. Колдун выслушал, как тетушка поносит свою племянницу-ведьму, и посмеялся над ней.

Домой тетушка вернулась в ярости. Она собрала семью и заявила:

— Он сказал мне, мол, что ты за женщина, если печешься о ведьмах, когда под твоей крышей спят вампиры?

Дашай потеряла дар речи. И Беннета не было рядом, чтобы защитить ее. Позже она гадала, может, он тоже видел Дашай и Кэльвина вместе в тот вечер. И понял все неправильно.

— Виноваты даппи, а страдают люди, — повторила Дашай поговорку. — Когда случались неприятности, тетушка всегда винила либо духов, либо меня.

Дашай выбежала из дома на поиски Беннета, но не смогла его отыскать.

— Любовь моей жизни, — проговорила она негромко, — просто взяла и исчезла. Вот так. — Она дохнула на ладонь, словно сдувая воображаемую пушинку. И снова заплакала.

Еще несколько августовских дней я провела, помогая Леону. Мы перебрались на крышу, где приколачивали полосы дранки, потом спустились обратно, чтобы прибить ограничительные полосы вокруг дверных и оконных проемов.

Однажды я подняла глаза от работы и увидела Дашай лицом к лицу с Леоном, причем ее глаза находились в нескольких дюймах от его носа. Я замерла, не зная, что делать.

— Она выясняет, все ли с ним в порядке, — раздался у меня за спиной мамин голос. — Она полагает, что умеет определять состояние по глазам.

Леон явно выдержал экзамен. Дашай что-то сказала ему и резко ушла. Он остался стоять, озадаченно глядя ей вслед.

— Эта ваша подруга — очень странная дама, — сказал он мне позже. — Она сказала, что проверяла мою «саса». Что это значит?

Я не могла ему помочь. Он надеялся, что это означает «сексапильность». В тот вечер за ужином я передала его слова Дашай. Но она не засмеялась.

— В нем сидит одна, маленькая, прямо возле печени, — сказала она почти шепотом. — Беспокоиться ему не о чем, пока. Я сказала ему, что, если он будет меньше пить, тварь оставит его.

— Маленькая что?

— Маленькая саса, — сказала Дашай. Она произнесла это слово с придыханием на гласных.

— Как в «Хомосасса»? — У меня гласные получались не такие мягкие.

Дашай кивнула.

— Произносится несколько иначе, но звук тот же и, думаю, означает то же самое. Хотя некоторые расскажут тебе, что место получило название в честь перечных плантаций!

Мама вздохнула и вышла из-за стола.

— Саса — это духовная сила, — объяснила Дашай. — Она есть у людей. И у животных тоже. Если ты, скажем, убиваешь собаку, то саса животного входит в тебя, налагает заклятие, мстит.

— Ты умеешь видеть эту саса?

— Да, я могу определить, присутствует ли она в человеке.

Мама поставила на стол тарелку с ризотто и молча уселась на свое место.

— Как она выглядит? — Мне важно было знать.

— У него на краю правой радужки такой как бы огонек, словно пятнышко мерцающего света. — Дашай передала мне миску с салатом. — Этот участок роговицы связан с печенью.

Мае молча ела, но я чувствовала ее скепсис.

— Любой может видеть саса? — спросила я.

— Нет. Во-первых, надо быть четаглокой. — Дашай закашлялась. — Это ямайское слово. Четырехглазкой, по-вашему. Это означает способность видеть призраков и духов и все такое.

— Я видела призрака. — Слова сорвались с языка, и я тут же пожалела, что не могу взять их обратно. Они вызвали в памяти образ моей лучшей подруги Кэтлин, убитой год назад.

Ужин мы закончили в молчании. После, когда мама убирала со стола, Дашай подошла ко мне.

— Я могу попробовать научить тебя, если хочешь. Научить видеть саса.

— Может, как-нибудь потом. — При всем моем любопытстве, я не чувствовала себя готовой увидеть новых призраков. Тот, что я уже повидала, до сих пор преследовал меня.

— По-прежнему суешь нос не в свое дело?

Наутро из дверного проема гостиной на меня злобно таращилась Мэри Эллис Рут, папина лаборантка.

Я уронила письмо, которое вынула из стопки отцовской почты. Как и все прочие, оно было адресовано Артуру Гордону Пиму, чье имя он принял по переезде во Флориду. Рафаэль Монтеро «умер» в Саратога-Спрингс.

— Вы-то что здесь делаете?

Рут выглядела иначе. Те же жирные черные волосы, стянутые в пучок на затылке, то же жучиное тело, втиснутое в засаленного вида черное платье. Но три длинные волосины, торчавшие из бородавки на подбородке, словно посаженные не на место вибриссы, — исчезли. Неужели она их выщипала?

— Он просил меня забрать его почту. — Голос у нее остался таким же скрипучим. — И как раз вовремя, я вижу.

Это было очень в ее духе: обвинить меня в шпионаже, когда она сама вошла в наш дом без приглашения. Но я и не пыталась защищаться. В конце концов, меня поймали с поличным. А история нашей с Рут взаимной враждебности насчитывала годы. Я никогда не понимала, за что она меня так не любит. Полагаю, она ненавидела все и вся, отвлекавшее папу от работы.

Вошла мае с кружкой кофе в руках.

— Мэри Эллис, какой сюрприз.

По ее тону могло показаться, что сюрприз приятный, но я-то знала. Она питала к Рут не больше приязни, чем я.

— Я пришла за его почтой. — Рут никогда не называла отца по имени.

— Разумеется, — улыбнулась мае. — Как насчет кофе? Или ты предпочитаешь гранатовый сок?

Мы сидели за кухонным столом, потягивая сок и притворяясь, будто рады друг другу, когда вошла Дашай и сказала:

— Они все либо умирают, либо уже умерли.

Рут не спросила, кто «они». Интересно, умела ли она слушать мысли? Я подозревала, что она — одна из нас, но точно не знала. Мне никогда не удавалось настроиться на ее мысли, а ее личные привычки оставались тайной для меня.

— Они ведут себя так, словно их накачали наркотиками, — продолжала Дашай. — В смысле, те, которые не исчезли. Оставшиеся ползают кругами, будто заблудились. — Руки Дашай участвовали в речи наравне с голосом. Я радовалась, что она взяла на себя труд проверить ульи, и жалела, что понадобился кризис, чтобы вернуть ее к жизни.

— Чем они больны? — Рут заговорила отрывистым профессиональным тоном.

— Это называется «болезнь упадка колонии», — встряла я. — Я проверяла в Интернете. Причин никто не знает, но гипотез множество.

— Вызвано это, скорее всего, стрессом, — сказала Рут, — побочным явлением какой-то человеческой деятельности. Возможно, пестицидами. — Впервые я получила хотя бы отдаленное представление о том, за что папа так ее ценит.

— Я получила ответ от Департамента сельского хозяйства Флориды, — сказала мае. — Им звонят со всего штата. Они пока не пришли ни к какому определенному выводу. Но, как правило, когда пчелы покидают улей, другие насекомые и животные приходят полакомиться медом. Этот мед никто не трогает.

— Нет пчел, нет перекрестного опыления. — Дашай всплеснула руками. — Только представьте, что может случиться с продовольственным обеспечением. Что люди будут есть?

— Исключительно десерты. — Глаза Рут при этих словах сверкнули.

Я обернулась к маме и послала ей мысль: «Рут сострила?!»

Мае не ответила. Взгляд ее беспокойно метался по столу.

Рут начала складывать папину корреспонденцию в принесенную с собой холщовую сумку. Она сказала, что временно проживает у подруги неподалеку от Сарасоты.

— Ты-то знаешь, когда он возвращается? — спросила она у мамы.

— Пока нет. — Мае помотала головой, словно прочищая мозги. — Он подыскивает новый дом.

— Ну, это-то и я знаю. — Рут отодвинула стул. — Что мне нужно, так это четкие временные рамки. Наши исследования не могут бесконечно пребывать в подвешенном состоянии.

— Наши жизни тоже, — выдохнула мама со страстью, удивившей нас и, больше всех, ее саму.