"Неман! Неман! Я — Дунай!" - читать интересную книгу автора (Агафонов Василий Прохорович)

От Немана до Прута

1

Боевая тревога! Вставай! — кричит оперативный дежурный. Слышны сильные взрывы и нарастающий гул самолетов. Выскочили из убежища — немецкие самолеты бомбят каунасский аэродром. Высокие черные столбы поднимаются на летном поле. Аэродром в густом дыму, сквозь него пробиваются огненные языки. А над головой — новая армада тяжелых машин с черными крестами.

Бегу на узел связи. Там творится что-то несусветное: беспрерывно трещат все аппараты Морзе и СТ-35, капитан Васильев с воспаленными от бессонницы и напряжения глазами бегает от одного аппарата к другому. На лентах — одни и те же сообщения:

«Противник открыл сильный артиллерийский огонь…»

«Противник обстреливает из орудий наш передний край…»

«Артиллерия противника открыла огонь по нашим позициям…»

«Артиллерийский обстрел противник перенес вглубь…»

— Дела… — расстроенно говорит мне капитан Васильев.

— Не время сейчас об этом, Дмитрий Михайлович. Звоните в оперативный отдел и зовите направленцев для переговоров по Морзе.

— Товарищ майор, начальника штаба просят к аппарату Бодо, — докладывает бодист.

Приходит сообщение из Казлу-Руды — «Немцы бомбят лагерь». Но остававшиеся там части успели покинуть лагерь до налета вражеской авиации.

Генерал Шлемин докладывает в округ обстановку: «Все соединения армии заняли оборону вдоль линии государственной границы. Сосед справа — 8-я армия. Слева — 3-я армия Западного округа… В 4.00 по всей линии нашей обороны противник открыл артиллерийский огонь».

И еще более тревожные сообщения из соединений:

«Нас атакуют немецкие танки…»

«Отражаем атаки пехоты противника…»

«Атаки противника отбиты. Взято в плен 25 немецких солдат…»

— Ура! — кричит дежурный морзист, и через минуту по всему узлу проносится весть: «Взято в плен 25 немецких солдат!»

Иду на телефонную станцию. Дежурный телефонист, обливаясь потом, не успевает отвечать вызывающим абонентам.

— Не могу больше работать, товарищ майор. Все ругаются, грозят арестом… Я ничего не соображаю.

Вбегает помощник дежурного по радиосвязи.

— Товарищ майор! Нет связи со 128-й дивизией. Сколько ни вызываем — не отвечают.

Вижу, что телефониста опять разрывают на части.

— Подожди минуту, не отвечай никому, — говорю я, — а главное, успокойся. Твердо помнишь номера командующего, начальника штаба, члена Военного совета и начальника артиллерии?

— Твердо помню, товарищ майор!

— Ну так вот, дружок, все внимание только им. Им отвечать и их соединять с нужными абонентами в первую очередь. Остальные подождут. С остальными я переговорю сам. А сейчас — за дело!

Вбегает капитан Васильев с лентой в руке:

— Товарищ майор, от 128-й! — Он протягивает мне ленту.

«Немецкие танки окружили штаб», — читаю я и тут же бросаюсь к начальнику штаба.

— Как со 128-й, товарищ Агафонов? — встречает меня вопросом генерал Шлемин. — Есть какая-нибудь возможность связаться?

— Связи со 128-й больше не будет. Вот, товарищ генерал, последняя телеграмма от них.

Тяжело вздохнув, Шлемин несколько секунд напряженно что-то соображает и отрывисто произносит:

— Сейчас говорил с фронтом. Нам подчинили 5-ю танковую дивизию. Штаб ее находится в Алитусе. Срочно нужна связь.

И вот уже морзист без устали выстукивает: «Неман»! «Неман»! «Неман»!..

Телефонист беспрерывно повторяет: «Неман»! «Неман»! Я — «Дунай»! «Неман»! «Неман»! Я — «Дунай»!.. «Алитус! Алитус! Алитус!..»

— Товарищ майор, Алитус молчит, — докладывает капитан Васильев.

Я снова у начальника штаба.

— Очень плохо, — говорит Шлемин, не то в укор нам, связистам, не то просто оценивая обстановку. — Только что там, на левом фланге, противник бросил танки. Немцы двинут на Алитус, дороги там хороши. Во что бы то ни стало нужно связаться со штабом 5-й танковой.

Звонит телефон. Шлемин берет трубку:

— Сошальский? Вот что, Сошальский, выделите срочно одного командира — нужно немедленно лететь в Алитус… Хорошо. Пусть зайдет, я лично поставлю задачу… Остальное потом. А вы, Агафонов, назначьте самого толкового командира. Пусть возьмет с собой человек десять связистов и едет в Алитус на машине. Связь со штабом 5-й танковой дивизии должна быть. Идите.

Вызываю лейтенанта Гаспарьяна, объясняю ему задачу.

— Будет выполнено! — весело отвечает он. Отдает честь и бежит к своим бойцам. Любуюсь его юношески гибкой фигурой. Огонь парень!

Через несколько минут он со своей командой уже в кузове грузовика.

— Все будет в порядке, — заверяет он меня на прощание.

Машина со связистами выкатывает на дорогу и скрывается в пыли.

Связи с Алитусом по-прежнему нет.

Генерал Шлемин запрашивает начальника штаба фронта:

— Товарищ генерал, разрешите подготовить к взрыву мосты. Я также распорядился готовить узлы связи, электростанцию и некоторые административные здания…

— Готовьте, но смотрите, чтобы все по закону…

— По какому?

— Чтобы потом не пришлось отвечать.

— Перед кем? Перед немцами, что ли?!.

Приехавший из корпуса командарм Морозов сообщил, что войска удерживают свои позиции, но понесли уже большие потери, а враг рвется вперед.

— Очень тревожит меня наш левый фланг, — говорит генерал Морозов и сильно трет виски. Лицо его за эти несколько часов почернело, еще резче обозначились морщины. — Немецкие танки рвутся на Алитус. Если они захватят там мост, то непременно ударят во фланг нашей армии…

Входит подполковник Сошальский. Его трудно узнать. На худом обескровленном лице с потухшими глазами застыла боль. Он нетвердо приближается к столу командарма, с трудом растягивает крепко сжатые губы.

— Василий Иванович, — глухо шепчет Сошальский, — немцы ворвались в наш пионерлагерь. Детей… детей…

— Что с детьми, Алексей Андреевич?! — ещё с надеждой спрашивает Морозов.

— Не могу! — кричит Сошальский. — Детей танками…

Комната поплыла перед моими глазами, лица стали расплывчатыми, и только слышу звуки, похожие на рыдание.

Вошел оперативный дежурный и доложил, что из штаба фронта передали разрешение контратаковать противника, так как началась война. Генерал Морозов смотрит непонимающими глазами. Для него, как и для всех нас, война началась давно, в 4 часа утра.

Прибыл командир 23-й ордена Ленина стрелковой дивизии генерал-майор Василий Федотович Павлов. Он доложил, что дивизия, вызванная из Двинска по решению Военного совета армии еще несколько дней тому назад, готова вступить в бой с противником. Генерал Морозов поставил дивизии боевую задачу.

— Костьми лягу, а задачу Военного совета выполню! — вытянулся во весь свой громадный рост генерал Павлов. — Будем драться до последнего.

* * *

В 18 часов меня с командиром оперативного отдела капитаном Федоровым послали в разведку. Мы получили задачу узнать, в чьих руках находится Алитус, найти штаб танковой дивизии и установить с ним связь.

Проехав на бронеавтомобилях несколько десятков километров, увидели ползущий навстречу автобус. Мирный голубой автобус — в нем возвращались из отпуска к месту службы человек двадцать командиров. От них узнали, что Алитус занят немцами, а танки противника ворвались в город еще в полдень. Теперь мне стало понятно, почему не вернулись из Алитуса командир разведотдела и лейтенант Гаспарьян со своей командой. Ехать дальше было бессмысленно. Мы повернули на Каунас.

На командном пункте застали только начальника штаба генерала Шлемина с отделением охраны и со взводом связистов.

— Штаб армии переместился в Кайшадорис, — сказал мне Шлемин. — Часа через два мы выедем тоже туда. Наша задача — к утру развернуть там командный пункт, а вам надо подготовить к действию узел связи.

— Видимо, товарищ генерал, придется перейти на радио…

— Это нежелательно. Постарайтесь добиться телефонной связи. Штаб 128-й дивизии разгромлен. Командир дивизии генерал Александр Семенович Зотов ранен и попал в плен. Немцы, очевидно, захватили всю документацию, а стало быть, и шифродокументы. Так что радиосвязь — только в крайнем случае.

— А долго ли штаб корпуса будет под Казлу-Рудой?

— Недолго. Противник переправился через Неман не только у Алитуса, но и в районе Меркине. Теперь он повис над нашим левым флангом. Удержать правый берег Немана нам не удастся. 5-я танковая дивизия так и не найдена.

Генерал Шлемин был подавлен событиями дня. Теперь предстояло и нам покинуть форт № 6. А тут еще тяжелым камнем на сердце каждого легла забота о семьях: они оставались в Каунасе, эвакуация началась только во второй половине дня 22 июня.

Раздается команда «По машинам!». Мы покидаем форт № 6, который прослужил нам всего один день.

В Кайшадорисе я немедленно попробовал подать соединительные линии телеграфным кабелям от конторы связи на командный пункт армии. Но эта затея оказалась бесполезной, а своих полевых средств для связи с соединениями на большие расстояния мы не имели.

Обстановка в штабе была нервозная: отсутствие стабильной связи с войсками, скудность сведений о противнике, а главное, невеселые итоги первых дней боев действовали угнетающе. В соответствии с приказом 16-й стрелковый корпус отошел на Каунас и затем, оставив его без боя, вышел к Ионаве. Все части 5, 188 и 33-й дивизий переправились на правый берег Немана, но удерживать там оборону уже не могли, так как немцам в первый же день удалось захватить мосты в Алитусе и Меркине. Оказался под ударом весь левый фланг нашей армии.

В такой ситуации собрался Военный совет армии. По одному виду генерала Морозова, поседевшего за эти дни, можно было понять, что положение наше тревожно.

Когда я вошел, командарм докладывал собравшимся обстановку. Он стоял, опершись одной рукой о стол, а в другой держал обломок указки. Генерал Шлемин жестом предварил мой доклад, и я присел на свободный стул.

— В сложившейся обстановке и при учете наших сил целесообразно развивать наступление на север, пробить боевые порядки 4-й танковой армии немцев, наступающей, видимо, на Двинск, и соединиться с другими войсками нашего Северо-Западного фронта. — Обломком указки Морозов проскреб на карте линию севернее Ионавы. — Есть и другая возможность, — продолжал он, — ударить во фланг танковой группе противника и соединиться с войсками Западного фронта. — Командарм замолчал, будто ему трудно было говорить.

Воспользовавшись паузой, поднялся начальник разведки подполковник Сошальский.

— Мы располагаем данными, что танковые колонны немцев растянулись по магистральным дорогам и рассечь их в удобном месте будет возможно, — сказал он и поспешно опустился на место.

— Товарищ командующий, а почему мы все-таки без боя оставили Каунас? — задает кто-то вопрос генералу Морозову.

— Если бы мы удерживали оборону по правому берегу Немана, тогда Каунас стал бы ключом этой обороны, — отвечает Морозов. — Оставаться в Каунасе — означало бы добровольно идти в окружение. Это только на руку немцам. Наша задача сейчас, нанося удары противнику, выйти на соединение с войсками стратегического эшелона…

Вошел оперативный дежурный. Он доложил, что из штаба фронта прибыл на самолете командир, желающий видеть командующего армией.

После ухода Морозова заговорил генерал Шлемин. Он успел только сообщить, что оба плана операций отправлены в штаб фронта и после санкции мы начнем активные действия всеми соединениями. В это время вернулся командарм. Он был неузнаваем: воспаленные от бессонницы глаза налились кровью, почерневшее за эти дни лицо словно окаменело. Ни на кого не глядя, он быстро прошел к столу, схватил обломок указки, отвернулся к карте. Несколько секунд что-то искал. Указка уперлась в слово «Каунас».

— Вот! — ни на кого не глядя, проговорил Морозов. — Из района Ионавы будем наступать на Каунас, а затем — на Восточную Пруссию. Это приказ Наркома обороны.

— А как же наш план? — спохватился генерал Шлемин.

— Штаб фронта ничего не ответил по поводу нашего плана, — глухо проронил Морозов.

Воцарилось тягостное молчание.

— Товарищи, — через силу проговорил Морозов, — приказ фронта обсуждению не подлежит. Иван Тимофеевич, — обратился он к генералу Шлемину, — штаб армии передислоцировать под Ионаву. Все члены Военного совета немедленно выезжают в войска.

Оперативный дежурный доложил, что прибыл командир 84-й мотострелковой дивизии генерал Петр Иванович Фоменко и просит принять дивизию в подчинение 11-й армии, так как потерял связь со штабом своего корпуса.

* * *

Штаб армии начал перемещаться из Кайшадориса в район Ионавы.

По дорогам брели старики, женщины, дети… Устало, но упрямо шли они на восток, с опаской поглядывая на голубое летнее небо. Людей безжалостно обжигало солнце, они обливались потом, таща на себе непосильную ношу. Но пугало не солнце. В небе была другая опасность — вражеские самолеты. Малейший звук в вышине — и люди бросались на землю, прижимая к себе детей.

В первые дни войны часто употреблялось слово «эвакуированные». В народе говорили проще — «беженцы», и это доступное пониманию слово точно выражало смысл происходящего.

На тех дорогах войны мы видели беженцев. Ах, если бы можно было эвакуировать этих людей!..

У самой Ионавы дорогу преградила река Вилия. Мост, к счастью, не был разрушен. Но только проехали середину — из-за неисправности мотора остановилась впереди идущая машина. Образовалась пробка. А сзади наседают — ревут клаксоны, кричат шоферы, трещат моторы… И вдруг все стихает, звенит только воздух… На наше счастье, у «юнкерса», видимо, не было бомб, иначе он не упустил бы такую цель. Обстреляв нас из пулеметов и израсходовав боеприпасы, вражеский самолет скрылся из глаз.

Штаб армии развернулся в нескольких километрах от Ионавы. Сразу попытались установить проводную связь со штабом 16-го стрелкового корпуса, используя местную проводную линию. Для ее ремонта кабельно-телеграфная рота армейского батальона выделила небольшую команду. Под артиллерийским и минометным огнем связисты исправили линию, но в Ионаве шел бой, нужно было как-то пробраться на городской узел связи и подключиться к коммутатору. Капитан Васильев поручил это самому расторопному телефонисту — Сергею Белянину.

Прошлой ночью Белянину удалось снять несколько сот метров кабеля с оставленной линии. В расположение роты он принес два мотка кабеля и ручной пулемет. Узнав о ночной вылазке связиста, я спросил, не было ли ему страшно. Белянин только усмехнулся: «Не мы к ним пришли… Пусть они и боятся». В то время не каждый день приходилось слышать столь уверенные слова.

Со стороны Ионавы доносился шум жестокого боя. Это заставляло думать, что наступление на Каунас сорвалось.

Вернулся капитан Васильев и доложил, что Сергей Белянин пробрался к зданию почты, но там уже засели гитлеровцы. Белянин бросил в окно несколько гранат, немцы из соседнего здания открыли автоматный огонь. Будучи раненным, Белянин все же переплыл реку и добрался до своих.

— Дела… — со злостью закончил Васильев. — И Каунаса не взяли, и Ионаву теперь не удержим… А все равно не верю, что они такие непобедимые!..

…Проводной связи со штабом 16-го корпуса нет, работает только радио. Мы уже знаем: наступление на Каунас захлебнулось. Пришло сообщение о гибели генерала Василия Федотовича Павлова — командира 23-й ордена Ленина стрелковой дивизии.

Отважно дрались бойцы и командиры этой дивизии. Остановив врага, они сами перешли в контратаку и гнали немцев чуть ли не пятнадцать километров, к станции Палемонас. На поле боя враг оставил сотни убитых и раненых, большое количество военной техники. Но поредели и части дивизии. Генерал Павлов несколько раз сам водил полки. Собрав силы, гитлеровцы атаковали снова. Павлов с остатками полков ринулся в последний бой. Враг не выдержал, отошел. Но пулеметная очередь скосила мужественного генерала. Тут-то и подоспел приказ об отходе.

К концу дня я встретился в штабе с подполковником Сошальским. Ужинали вместе, черпая из глубоких мисок густую перловую кашу.

— Сволочи!.. — зло говорил Сошальский. — На какие хитрости пускаются, подлецы! Ты представляешь, 5-я дивизия наступала через Гайжунский лес. У деревни Александровка немцы оказали жестокое сопротивление. Ну, на то и война, я не об этом. А тут на помощь спешит какая-то часть. Не знаю, как там командир 5-й дивизии Федор Петрович Озеров догадался, только дал команду открыть огонь по этой «подмоге». И не ошибся. Целую часть переодели…

— Хорошо то, что хорошо кончается…

— Какой, к черту, «хорошо»! — еще больше разъярился Сошальский. — Ты знаешь, что они таким же манером захватили Алитус?

В воздухе что-то прошуршало. Метрах в двухстах поднялся косматый столб земли. Затем еще и еще. Откуда-то бил немецкий миномет. Сошальский вскочил, весь напружинился и со злостью отшвырнул миску с кашей. Но тут же взял себя в руки, опять присел на пенек, закурил.

* * *

Как только наши войска начали отходить после неудачного наступления на Каунас, было дано распоряжение прекратить работу с соединениями по радио.

Правда, у нас оставалась радиосвязь со штабом фронта, но и она просуществовала недолго. Справедливости ради скажу, что произошло это главным образом по моей вине.

Под Ионавой шел еще упорный бой. Наши части с трудом сдерживали натиск фашистов. Со штабом фронта радиосвязь поддерживалась в телеграфном режиме (ключом). Часов в девять утра начальник радиостанции 11-АК, работавшей со штабом фронта, доложил мне, что к аппарату вызывают командарма Морозова и члена Военного совета Зуева. В это время в воздухе появились немецкие бомбардировщики. Я подошел к радиотелефону. Вызов повторился: «К аппарату — командование советских войск!» Бомбардировщики уже гудели над нами. Я насторожился. А вызов повторился вновь. Тогда я ответил:

— Морозов и Зуев вместе со штабом находятся на новом командном пункте в двадцати пяти километрах восточнее прежнего.

Бомбардировщики сделали над нами круг. Не сбросив ни одной бомбы, взяли курс на восток. Видимо, наша радиостанция была запеленгована гитлеровцами и они хотели одним бомбовым ударом уничтожить штаб и командование нашей армии.

Примерно через час начальник радиостанции вновь доложил, что появилась какая-то другая радиостанция и передает микрофоном: «Позовите для переговоров Зуева — просит Диброва».

— Почему вы решили, что это другая? — спросил я.

— Вызов микрофоном дан более мощной станцией.

В это время как раз шло заседание Военного совета армии. Доложив командарму о вызове к микрофону бригадного комиссара Зуева, я высказал предположение об очередной провокации немцев.

— Что вы предлагаете? — спросил меня сидевший тут же начальник штаба генерал Шлемин.

— В целях проверки предлагаю ответить примерно так: «Кого вы вызываете? Вы же прекрасно знаете, что никакого Зуева здесь нет». Если это немцы, то они прекратят свои вызовы.

Предложение было принято.

Как выяснилось уже после, Зуева действительно вызывал корпусной комиссар Петр Акимович Диброва. Чтобы улучшить слышимость, работавшую с нами радиостанцию заменили более мощной.

А вот чем была вызвана эта замена и что тогда произошло на командном пункте фронта.

Командующий войсками фронта генерал-полковник Кузнецов вызвал начальника связи фронта полковника Курочкина и, подавая ему шифровки, принятые по радио от штаба нашей армии, сказал:

— Прочтите внимательно, товарищ полковник.

В телеграммах генерал Морозов докладывал о крайне тяжелом положении войск 11-й армии, требовал от командующего фронтом действенного руководства, упрекал Кузнецова в пассивности. Столь резкий стиль не был присущ Василию Ивановичу Морозову. Это и вызвало у командующего фронтом сомнение в достоверности подписи шифровок.

— Ну что вы скажете на это? — многозначительно спросил Кузнецов у начальника связи.

— Что можно сказать, товарищ генерал-полковник? Все правильно. Не вижу оснований считать эти телеграммы фальшивками…

— А стиль? — прервал Кузнецов. — Я вас спрашиваю — стиль?.. Ручаюсь, это не Морозов.

— Товарищ генерал, такая обстановка, как в одиннадцатой, может изменить чей угодно стиль…

— Ни черта вы не понимаете! — зло оборвал Курочкина командующий, почувствовав, видимо, в словах начальника связи упрек в свой адрес. — Плохой вы оператор, полковник. Немедленно прекратите радиосвязь с одиннадцатой!

Полковник Курочкин пошел тогда к члену Военного совета корпусному комиссару Диброве и доложил, что получил приказание прекратить радиосвязь с нашей армией.

— Есть у нас мощная радиостанция, по которой я смог бы переговорить микрофоном с членом Военного совета 11-й армии Зуевым? — спросил корпусной комиссар.

— Да, товарищ корпусной комиссар, у нас есть мощная радиостанция PAT, — ответил Курочкин.

— Переключите связь. Я переговорю с Зуевым.

Мой ответ на вызов окончательно убедил полевое управление фронта в том, что штаб нашей армии захвачен немцами и все передачи по радио производят они. Так мы потеряли радиосвязь со штабом фронта.

Потерять связь легко, а вот восстановить ее — куда труднее!

* * *

По решению Военного совета армии командный состав штаба был разбит на три взвода и направлен в войска. Какую задачу получили первые два взвода — не помню. Нашему было приказано прочесать лес и отправлять обратно всех, кто уходит с передовой.

Направление взяли на запад. Изредка попадались небольшие группы раненых. Бойцы шли, помогая друг Другу, почти все были при оружии.

На опушке леса увидели артиллерийскую батарею, занявшую огневую позицию. Артиллеристы деловито готовились к бою. Монотонный гул канонады начал ослабевать.

— Тишает, — с растяжкой проговорил пожилой капитан, работавший раньше, кажется, в отделе снабжения. — Ну, ребята, — обратился он к окружающим, — теперь можно до завтра объявлять перекур.

— Смотри, папаша, как бы тебе сегодня не пришлось пробежки делать, — беззлобно заметил один из артиллеристов.

Командир батареи, совсем молоденький лейтенант, узнал меня и доложил, что часа через два у него будет телефонная связь с командиром дивизии. А в это время капитан-снабженец наставлял бойцов:

— Вы, ребята, присматривайтесь к немцу, изучайте его — оно и бить его будет легче. Немец воюет как? Аккуратно. С утра начал — к обеду отработал. Помылся, побрился, покушал, конечно, кто живой остался, — и бай-бай отдыхать. Культурно, стервец, воюет.

— А вы, товарищ капитан, приметливый, — дружелюбно обронил кто-то.

— Вторую войну примечаю, — вздохнул капитан.

Приближался вечер. Мы распрощались с артиллеристами и двинулись к своему командному пункту.

— Давайте, майор, возьмем малость южнее, а то что ж без толку свои следы топтать, — предложил капитан, и я с ним согласился.

Прошли метров триста. Между деревьями замелькали фигуры. В лесу уже стало темнеть, к мы сначала заметили не людей, а белые пятна. Бросились наперерез. Группа оказалась безоружной. Двое раненых, остальные шестеро без повязок и без следов ранения.

— Почему без оружия? — спросил я бойцов.

Старшего узнать было невозможно: все в изодранном красноармейском обмундировании, кожа на лицах натянута, губы потрескались, глаза злые.

Мой вопрос остался без ответа.

— Садись, Коля, — как-то уж очень мягко обратился высокий боец к своему раненому товарищу, у которого голова и нога были обмотаны нательными рубашками.

— Почему без оружия? — повторил я.

— А нам, командир, только лопаты выдали. Говорили, здесь землю копать требуется, а тут, оказывается, воевать нужно.

— Кто такие и откуда? — спросил я у высокого, решив, что лучше разговаривать с одним, чем со всей группой сразу.

— Стройбатовцы мы, товарищ майор, из-под Мариамполя, — облизывая черные сухие губы, сказал боец.

— Ну а винтовки ваши все-таки где?

— Их на всю часть штук десять было, в комендантском взводе. А нас, товарищ майор, лопатками вооружили…

— Ну что ж… Пошли потихоньку.

Я знал, что в полосе нашей армии работали строительные батальоны. Они занимались своим делом — возводили укрепления вдоль границы. Но я не допускал мысли, что это многотысячное войско почти безоружно. Спросил у капитана-снабженца: действительно ли так было? Он утвердительно кивнул.

Километра три шли молча. Стройбатовцы, кажется, двигались из последних сил, но виду не показывали. В лесу стало совсем темно. Мы с трудом продирались сквозь густой кустарник. Сухо щелкали под ногами ветки. Потом потянуло сыростью. Кто-то обронил:

— Должно быть, река близко.

— А может, болото, — спокойно возразил капитан.

Сделали привал, перевязали раненых. Стройбатовцы повалились как подкошенные. Закурив, я увидел, как жадно стрельнул глазами по пачке папирос высокий боец. Предложил ему папиросу. Он с жадностью взял, а потом как-то уж очень тщательно стал разминать ее.

— Некурящий, что ли?..

— Курящий, товарищ майор. Все мы тут курящие, товарищ майор…

Я отдал пачку. Боец благодарно улыбнулся, и тут только я заметил, что он еще совсем мальчишка. Угостив товарищей папиросами, боец вернул мне остатки пачки и опустился рядом на землю. Я спросил, как они вырвались из окружения.

— Не вырвались, а выдрались, — задумчиво произнес он, вертя в своих черных пальцах белый мундштук папиросы. — Слишком долгий это рассказ… Хорошо, что вас повстречали… Третий день без хлеба и курева.

— Теперь уже недалеко. Раненых определим в медчасть, вас накормят. Разберемся, кого куда… — Мне окончательно понравился этот сильный, волевой, сдержанный боец, и я предложил: — Хотите стать связистом?

— Нет, — прямо ответил он, — связистом не стану. Мне нужно туда! — И махнул в ту сторону, откуда мы шли.

На командный пункт добрались уже ночью. Раненых определили в медчасть, остальных стройбатовцев направили, кажется, в саперный батальон. Я узнал, что принято решение отходить на Полоцк. Чтобы освободиться от лишнего груза, решено было уничтожить часть документов штаба армии. С рассветом под артиллерийским огнем противника мы тронулись в путь.

* * *

…Наша армия отходила на восток с тяжелыми кровопролитными боями. Не раз приходилось вступать в бой с противником и армейскому батальону связи. Таяли ряды связистов. Не вернулся со своей группой командир роты лейтенант Гаспарьян, посланный в первый день войны в Алитус.

Во время стычки за железнодорожную станцию Гайжуны погиб командир взвода телеграфно-телефонной роты лейтенант Овсянников, обеспечивавший проводную связь с одним из соединений. Когда дивизия начала отступать, был отдан соответствующий приказ и лейтенанту Овсянникову. Он ответил: «Линию не оставлю». Гитлеровцы наседали. Овсянников приказал своему помощнику быстрей снимать провода, а сам, выбрав удобную позицию, залег и открыл огонь из ручного пулемета. На несколько минут лейтенанту удалось прижать немцев к земле. Но схватка была слишком неравной. Овсянников погиб.

После того как были оставлены Гайжуны и Ионава, штаб армии начал отходить на Полоцк. Недалеко уже оставалось и до старой границы. Танковые колонны гитлеровцев часто опережали свои пехотные соединения и всегда могли напасть на наш штаб. Не редкостью были и вражеские авиадесанты. Активизировались местные националисты. У местечка Видзе батальон связи получил задачу прикрыть отход колонны штаба армии. В арьергард была выделена телеграфно-телефонная рота под командованием капитана Васильева. О нем хочется рассказать подробней.

Накануне вступления в Литву мне позвонили из отдела кадров и поинтересовались, не нуждаемся ли мы в командирах-связистах. Минут через двадцать ко мне пришел старший лейтенант. Невысокий, крепкого сложения, молодой, на вид очень энергичный и волевой. Он сразу понравился мне. Из разговора выяснилось, что Васильев участвовал в финской войне — это окончательно определило с первого дня мое отношение к нему. Я попросил назначить Дмитрия Михайловича Васильева командиром телеграфно-телефонной роты в армейский батальон связи, И ни разу не пожалел об этом.

Теперь рота капитана Васильева стала настоящим боевым подразделением. За счет подобранного на поле боя оружия Васильев установил на каждой машине по нескольку пулеметов, бойцы раздобыли автоматическое оружие. Была у Васильева и пушка, одно время к нему присоединился даже танк.

Миновав местечко Видзе, колонна штаба армии попала под пулеметный огонь, который вели со стороны затерявшегося в деревьях хутора. Капитан Васильев атаковал хутор с фланга. Противник бежал, оставив несколько убитых. По всей видимости, это были местные националисты.

Поздним вечером разведчики сообщили, что вблизи дороги расположилась немецкая батарея 45-миллиметровых противотанковых пушек. Мы спрятали машины в лесу, и капитан Васильев повел свою роту через рожь в тыл немецкой батарее. Удар был столь неожиданным и быстрым, что вражеские артиллеристы не только не успели развернуть орудия, но даже не произвели ни одного выстрела из личного оружия. Все они были поколоты штыками или пали под ударами прикладов.

Связисты вытащили орудийные замки, собрали стрелковое оружие, взяли документы убитых. У дороги осталось около двадцати трупов гитлеровцев.

Минут через тридцать — сорок мы нагнали колонну штаба армии.

* * *

Пути нашего отхода нередко совпадали с направлением движения немецких колонн: по дороге встречались указатели. Аккуратные, припасенные впрок немецкие указатели на нашей земле. Сначала мы просто сбивали их, а потом смекнули и стали поворачивать в другом направлении: пусть фашисты поплутают по русским дорогам.

Однажды, когда уже начало смеркаться, в нашу колонну влетел мотоциклист. Широко раскинув по рулю руки, он начал обгонять машины. Кто-то обратил внимание, что у мотоциклиста засучены рукава. Приглядевшись, увидели — немец. Одна машина вырвалась из колонны и прижала мотоциклиста к кювету. Первым к гитлеровцу подскочил Сергей Белянин, на шее у него висел немецкий автомат. Гитлеровец был до того ошарашен, что никак не мог оторвать руки от руля мотоцикла.

…Во время отхода штаба армии и постоянного передвижения соединений о проводной связи, естественно, не могло быть и речи. От радиосвязи, как я уже говорил, пришлось отказаться еще раньше. Поэтому в штабе далеко не всегда было известно, где находится в данный момент та или иная дивизия, и даже не всегда представляли, как далеко от нас противник.

Я получил от генерала Шлемина задачу: с двумя взводами связистов пробиться на Полоцк и выбрать там место для командного пункта армии.