"Основатели кланов I: Исход" - читать интересную книгу автора (Биллс Рэндалл Н.)

1

«Гордость Маккенны», линкор класса «Маккенна»

Армада Исхода

Глубокая Периферия

17 июня 2 785 года

Андрей попытался заставить себя принять вертикальное положение. Пот покрывал его, словно вторая кожа, тело ощущалось холодным, тяжеловесным и неухоженным. Андрей втянул воздух – воспоминания о ночном кошмаре жгли его изнутри и витали над отверстиями антигравитационной сети. Он вскочил, как только смог, наконец, освободиться – только для того, чтобы обнаружить, что неожиданное движение отправило его в неконтролируемый полет по воздуху. Андрей задергался и заизвивался, словно выброшенная на берег рыба, его тело завертелось в попытках обрести опору. Рукой он сильно стукнулся о стену каюты и волна боли пронзила его. Он ухитрился ухватиться отбитыми пальцами за угол кровати. Запутавшийся, немного испуганный и всё ещё витающий в неощутимом пространстве между сном и явью – между желанием использовать вторую руку и реальным движением – Андрей забыл свой страшный сон, который заставил его так резко пробудиться.

– Ты уже усвоил, что должен привыкнуть просыпаться так, чтобы не разгромить ненароком каюту?

Зажёгся свет и темнота мгновенно рассеялась. Андрей повернулся к яркому источнику, сориентировавшись подобно цветку с первыми солнечными лучами нового дня, и короткая, но сильная волна головокружения ударила по нему. Он висел почти что вниз головой в пространстве, цепляясь рукой за кровать, причём мотался в воздухе туда-сюда, словно привязанный воздушный шарик на лёгком ветру.

Несмотря на то, что ориентировке в условиях микрогравитации можно было выучиться, человеческий мозг всё-таки, после тысяч лет эволюции, привык устанавливать привычные пространственные связи. Вверху и внизу, справа и слева. Так что, если кто-нибудь из товарищей торчал перед койкой, как сейчас, и глядел на кого-нибудь через плечо снизу вверх, в то время, как сам этот кто-нибудь висел вниз головой – разум, независимо от степени акклиматизации, срывался в старые рамки отпечатанных на генетическом уровне представлений. Андрей отбросил их, прочтя литанию, которой его научил Уиндхэм Хаттиб, и глуповато ухмыльнулся.

– Извини, Уиндхэм. Я не хотел прерывать твою молитву.

Он подтянулся настолько, что смог ухватиться другой рукой за кровать, напрягся и утвердился на полу каюты движением, похожим на эволюции закрывающегося складного ножа.

– Не переживай. Я всё равно только что закончил.

Пока Андрей маневрировал, пытаясь принять сидячее положение на койке и убедиться при этом, что ноги его прочно утвердились на полу, Уиндхэм начал облачаться в ризы для утреннего богослужения. Божий человек улыбнулся Андрею.

– Что, помогла молитва? – что-то в лице Андрея должно было выдать его.

– Ответ утвердительный, – как всегда, эта форулировка, казалось, позабавила Уиндхэма. Священник никогда не спрашивал, почему Андрей использовал такое необычное словосочетание, так что это оставалось его тайной.

Несмотря на то, что Уиндхэм был на семь лет старше него, в душе оба, казалось, принадлежали к одному и тому же поколению. Тёмные глаза и густые, чёрные волосы Уиндхэма – не говоря уже об окладистой бороде священника, которую Андрей никогда не согласился бы носить – не оставляли при всем при том сомнений, что они не были братьями.

Как всегда, Андрей восхитился осторожной, собранной концентрацией, с которой облачался Уиндхэм. Сначала подрясник, потом ряса и плащ, чьи длинные концы спереди и сзади доставали до пола. Завершал композицию пояс, который удерживал всю конструкцию вместе. Даже в той вдумчивости, с которой Уиндхэм одевался, можно было распознать его преданность своему делу. Это, конечно, всё внешние признаки, однако они многое говорили о характере священника. Однажды он рассказал Андрею, что его ряса – на самом деле лишь урезанная версия полного одеяния, которое священник намеревался, однако, надеть на себя лишь тогда, когда будет возведен первый новый храм. Тем не менее, Андрей был поражен.

Уиндхэм поднял глаза и заметил, что Андрей наблюдает за ним.

– Ты не имеешь ничего против того, чтобы принять участие в богослужении? Нас бы тогда впервые оказалось больше тридцати человек.

Как всегда, его голос наполняло некое мирное тепло. Андрею хотелось, чтобы однажды его собственный голос зазвучал так же… но не теперь.

– Тридцать! Вас становится все больше и больше.

– Это так. Нас, может, и мало, но мы сильны. Ты не ответил на мой вопрос. Их взгляды встретились – один сверкал глазами, другой потешался.

– Не сегодня. Но не переставай меня спрашивать.

– Ты же знаешь, я не перестану этого делать никогда.

– Я этого и не ожидал.

– Доброго тебе дня.

– Спасибо, тебе также. – Уиндхэм в развевающемся одеянии покинул каюту, оставив за собой небольшое ароматное облачко, защекотавшее нос. Андрей стал готовиться к смене.

Несмотря на то, что он чувствовал запах своего немытого тела ещё с прошлых выходных, в том секторе, где располагалась его квартира, душевой день был по расписанию только завтра.

Удивительно, насколько нюх приспособился к постоянно регенерируемому воздуху. Он пару раз потянул руку – мускулы немедленно начали жаловаться на неласковое обращение. Потом он осторожно поднялся, чтобы не потерять снова контакт с поверхностью, и поднял койку. Под ней располагались его личные пожитки. Он вытащил чистую униформу, свежее белье и носки. Затем он запихал использованную одежду в коробку возле кровати, оделся и принялся возиться с туфлями на магнитных подошвах. Он исполнил немногие возможные в таких условиях гигиенические процедуры, убедился, что койка заправлена хорошо даже согласно строгим критериям его отца, и вышел из каюты.

Может быть, он сможет выкроить сегодня немного времени на симуляторе. Андрей знал: если ему придется ещё хоть один-единственный раз выслушивать бесконечные монологи старого доброго Якоби о преимуществах комбинированной тактики – он слетит с катушек.

В третью смену коридоры не были и наполовину так переполнены, как во время первой и, тем более, второй рабочей фазы. Первые шесть месяцев Андрей работал в первой смене, потом, однако, решил, что такого количества людей в узком закрытом пространстве он больше не выдержит. Не то, чтобы он не ценил общества – нет, он не торчал в одиноких, тёмных уголках, как, например, его брат Николай. И он знал, что количество жизненного пространства на «Гордости Маккенны» по сравнению с переполненностью на остальных тысяче трехстах сорока девяти прыжковых кораблях выглядит едва ли не райскими просторами. При этом об условиях, царящих на тридцати судах класса «Потемкин», которые одни только несли на себе пятьдесят семь посадочных кораблей, он старался вообще не думать. Не говоря уже о положении на трехстах семидесяти боевых кораблях. Нет, Андрей просто хотел проводить больше времени в одиночестве – немногие спокойные моменты, помогавшие ему привыкнуть к новой жизни.

Это также отдаляло его от политических дрязг и интриг на борту – по крайней мере, пока что. Конечно, все, кто последовал за Мечтой генерала, сделали это добровольно. Однако многих солдат изматывало это, казалось бы, бесконечное путешествие, которое месяц за месяцем уводило их все дальше от исследованных областей Вселенной… и первые неурядицы не заставили себя ждать.

А ещё и гражданские… им-то куда хуже приходится.

– Ну что, кадет, отправился в столовку? – Андрей едва не схватил инфаркт. Майору Джес Коул вечно удавалось бесшумно подкрасться сзади, хотя Андрей двигался не так чтобы уж очень медленно. Он безуспешно попытался определить – не пролетела ли она весь коридор по воздуху: подобное было запрещено, так как даже в эти часы нельзя было предугадать, не выйдет ли кто-нибудь из-за угла. В любом случае, в данный момент офицер пехоты двигалась пешком.

Очевидно, именно это и было причиной, почему она была в такой замечательной физической форме: рельефно выделяющиеся мускулы, мундир идеально подчеркивает линии тела. Бирюзовые глаза и огненно-рыжие волосы, которые сама Джес называла «что-то вроде красного», завершали картину. Андрей был горд тем, что мог называть её своим другом.

– Утвердительно. А потом – учиться.

– Ты с твоим «утвердительно», – заявила она и скроила самую серьёзную мину – это всегда вынуждало Андрея улыбаться. Она ответила улыбкой.

– Ты всегда так серьёзно разговариваешь.

Он пожал плечами, как всегда, неуверенный, каким образом ему реагировать на подобное замечание. Сам Андрей не считал себя слишком серьёзным, так почему другие должны о нём так думать? Его пожатие плеч было связано не только с вопросом, но и с ним самим. Если уж я не понимаю собственного брата, как мне прикажете понимать других людей?

– В Якоби можно просто влюбиться. Как там его лекции? Какие-нибудь улучшения есть? – продолжила она беседу.

Андрей снова пожал плечами, на этот раз смущенно. Вообще-то, о своих учителях не говорят плохо, независимо от неестественной атмосферы кадетского класса. Эти курсы были предназначены для людей вроде него, которые, хотя и получили достаточный опыт на симуляторах, но до окончания войны с узурпатором не были записаны ни в одну из академий СОЗЛ. «Может быть, мы и вступаем в неисследованные области пространства. Но молодые люди всё ещё обязаны получить образование. Вы все ещё должны сначала побыть кадетами. Вы нуждаетесь в порядке в вашей жизни. И вы, кадеты, научитесь порядку». Андрей почти услышал гулкий голос Якоби, словно он раздавался в коридоре – и поэтому не смог скрыть улыбку.

– Ты слыхал о встрече? – спросила она, в очередной раз на собственный лад бессвязно меняя тему.

– О какой встрече?

– На «Гермесе».

Несмотря на все старания, Андрею не удалось удержать вздох и лёгкий запах зубной пасты защекотал его нос. Её «дружеский тычок» в плечо, которым она – как это часто случалось – отреагировала, отозвался вовсе не дружеской болью.

– Я ненавижу, когда ты вместо ответа вот так вот многозначительно сопишь.

– Что я делаю?

– Ты отлично знаешь, о чем я говорю.

– Нет, не знаю.

Она снова подняла сжатый кулак, Андрей в ответ также поднял руки. Онемевшее плечо напомнило ему о последнем «дружеском тычке». Пол Харроуэй, однокаютник, однажды назвал так эти короткие, неожиданные и тяжёлые проявления приязни, и это застряло у Андрея в памяти.

– Ты засопел.

Он едва не засопел снова, однако одумался.

– Утвердительно.

Джес полагала, что он всегда использует эту формулировку, однако это было не совсем так. Сейчас ему просто хотелось развеять её раздражение и вернуть на лицо улыбку вместо того, чтобы огрести ещё один «дружеский тычок».

– Я приношу свои глубочайшие извинения. Я в самом деле засопел.

Они вошли из коридора в столовую – собственно, это были несколько соединенных друг с другом помещений, расположенных вокруг камбуза. В целом, это отделение втиснулось между двумя большими отсеками – межпланетных двигателей и систем Керни-Футиды.

В первом помещении находились около двух дюжин людей, в прилегающем Андрей различил ещё шестерых.

Они подошли к раздаточной стойке, около которой в это время не было большой очереди, и взяли складные пластиковые коробки с магнитными пластинками на дне. Затем они начали наполнять их различной едой со стойки.

– Так что насчет встречи? – не отставала Джес.

Андрей надеялся, что она оставит эту тему. Не получилось.

– Ладно, какая там ещё встреча?

Как всегда, не в силах сдержаться, она затараторила:

– Несколько офицеров с «Гермеса» и кое-кто с других кораблей организовали встречу, чтобы выслушать гражданских, которым хотелось бы узнать, куда ведёт это путешествие. Куда мы летим, в конце концов. Похоже, что туда соберётся очень много народу.

Они нашли свободный стол и сели. Холодный металл скамейки заставил Андрея вздрогнуть. Они принялись за завтрак. Кое-кто на борту начал уже жаловаться на еду, как будто это могло что-либо изменить, однако Андрею было наплевать. Он запихивал пищу в рот, жевал и глотал, не вникая, что ест – совершал простой процесс питания.

Андрей уже принялся за третье блюдо, а они не обменялись и словом. Джес пихнула его. Андрей попытался изобразить ужасную сосредоточенность на еде, но её взгляд не допускал дальнейшего молчания. Джес знала его уже достаточно хорошо, чтобы быть в курсе, как он относится к принятию пищи. Андрей попытался отчистить языком с зубов то, что повар, кажется, называл «тушёными фруктами», и ответил:

– Майор…

На этот раз её реакцией стал удар локтем по ребрам. Андрей согнулся и закашлялся. И всё это не прекращая есть. Джес закончила завтракать, пока он осторожно разгибался.

– По-моему, я тебе уже как минимум один раз говорила, что меня зовут Джес. По крайней мере, когда мы вдвоем.

– Хмм, да. Раз или два.

Андрей потёр ребра и осторожно согнулся. Он до сих пор не мог понять, что она в нём такого нашла. Тот факт, что женщина-офицер общается с кадетом, вызывал подозрения. Прошло ещё несколько секунд.

– Ну?

– Ты хочешь меня опять ударить?

– Обязательно. Если ты меня опять назовешь майором, когда вокруг никого нет.

– Я постараюсь это запомнить, – пробормотал он, выскребая остатки трапезы из судка.

– Да уж, пожалуйста. Так что насчет встречи?

– Ты просто беспощадна.

– Это все говорят.

Он не смог сдержать ухмылку, её мягкий голос контрастировал с адским ударом, который она ему только что отвесила – «дружеский тычок» или нет. Она встретила его взгляд ослепительной улыбкой.

Лицо Андрея потемнело от нехорошего предчувствия, когда он вспомнил о теме их разговора. Он ощутил себя очень неуютно.

– Джес, эта встреча… – он сделал паузу и опустил голову, не зная, как высказаться. Как он может выразить сомнение и недоверие? Его посетила новая мысль и он перешел в атаку: – Почему ты хочешь, чтобы я туда отправился?

Тёмно-голубой цвет наткнулся на аквамарин, когда они на мгновение посмотрели друг другу в глаза. Андрей почти физически чувствовал их конфликт. Потом что-то изменилось в её лице – отговорка? – и она начала говорить.

– Я тебе до сих пор не лгала и не намерена этого делать теперь.

– Я это ценю, – он попытался убрать иронию из голоса, однако не мог сказать, насколько ему это удалось. Как минимум, она не влепила ему на этот раз «дружеский тычок».

– Я хочу, чтобы ты пошел туда, потому что ты Андрей Керенский.

Он рассчитывал на этот неизбежный ответ и готовился к нему. И все равно, слова Джес были для него, как будто бы «Атлас» врезал ему апперкот левой – массивный, металлический кулак, управляемый сотней тонн миомеров и активаторов. Как минимум, боль казалась сравнимой.

Андрей сухо сглотнул – его горло сдавили глубоко спрятанные, подавленные чувства. Его желудок восстал, делая бессмысленным только что проглоченный завтрак. Вряд ли он почувствует хоть какой-нибудь аппетит до конца дня. Джес осторожно коснулась его руки и глаза Андрея снова стали воспринимать окружающее. Сочувствие на её лице вызывало почти что большую боль, чем удар «Атласа». Он заставил себя говорить:

– Почему вы не пригласили принять участие самого генерала?

– Ты знаешь, что из этого ничего не получится. Никто не оспаривает то, что генерал сделал для нас. Почти все на флоте ему до сих пор бесконечно благодарны. Но даже несмотря на его знаменитую способность выслушивать, мы должны иметь возможность говорить открыто. Чтобы понять, какому делу мы себя в конце концов посвятили.

– Вообще-то, уж как-то слишком поздно вы спохватились, ты не находишь? – Он поерзал, так как угол скамейки ощутимо давил сквозь тонкую униформу. Привстав, он одернул брюки и снова сел.

Джес отрицательно покачала головой и зелёный огонь заплескался в её глазах:

– Нет, не поздно. Мы не говорим о бунте, это не имеет ничего общего с бунтом. Мы просто хотим знать, куда мы летим. Как выглядит план путешествия. Да, может быть, речь идет о военной операции, но с нами, как-никак, летят несколько миллионов гражданских, которые хотя и присоединились к генералу добровольно, однако отправились с нами по его призыву. – Она сделала паузу, оглянулась и увидела нескольких гражданских, о которых только что говорила. Первые результаты новых правил, позволяющих путешественникам перелетать с корабля на корабль для обмена персоналом, а также новыми идеями и новой энергией. И для поддержки единой связи между сообществами кораблей. – Ещё до того, как мы покинули Внутреннюю Сферу, эта операция потеряла исключительно военный характер.

Она была во многом права, но Андрей не пожелал этого замечать. Вечный адвокат дьявола…

– Почему же тогда не Николай? Если генерал не может, то Николай, я уверен, с удовольствием принял бы участие. – Он давно уже перестал удивляться тому, что всегда говорит о некоем безымянном «генерале», когда речь шла о его собственном отце. Ведь для СОЗЛ существует только один-единственный генерал.

– Это было бы ещё хуже, чем если бы явился сам генерал.

– Что ты хочешь этим сказать? – Андрей автоматически собрался защищать брата, но в этот момент ему стало ясно, что имеет в виду Джес. Тем не менее, он продолжил: – Он бы позволил высказаться любому.

– Да, это уж точно. И на каждого, кто осмелился бы открыть рот, он глядел бы, словно в уме уже составляет расстрельные списки. – Она выглядела недовольной, словно ей было жаль говорить ему такие вещи, несмотря на их дружбу. – Это сводит людей с ума, Андрей.

Как раз об этом он и подумал.

– Он хороший человек, Джес. – Это было правдой, несмотря на собственные рассуждения Андрея. – И из него получится хороший командир.

– В первом я не сомневаюсь, а вот во втором – да. Но здесь не стоит вопрос «или – или», Андрей. Он бы не подошел. Ты – да. Ты – один из сыновей Керенского. Они бы не боялись говорить в твоем присутствии.

Короткая, презрительная усмешка появилась на его губах, прежде чем он смог сдержать её:

– Они не признают меня только потому, что я его сын. Большинство из них даже не смогут отличить меня от Амариса.

Удар Джес последовал молниеносно. Перед глазами Андрея промелькнула голубая искра и он услышал эхо пощечины. Тянущая боль, распространившаяся от его быстро покрасневшей щеки, вернула ему ощущение реальности. Застыв на секунду, не в силах пошевелить даже пальцем, он мог лишь глядеть на Джес, пока она поднималась со скамьи.

– Ты никогда больше не будешь упоминать этого имени в моем присутствии, Андрей Керенский. Если у тебя есть хоть капля мозгов в черепе, ты больше никогда не назовешь этого имени. – Злость в её голосе не дала Андрею дышать ещё целую секунду. Наконец, он возмущенно втянул воздух.

– Если ты на что-нибудь будешь закрывать глаза, это ничего не изменит. Нельзя изменить прошлое, нельзя от него спрятаться – это только увеличит вероятность того, что оно повторится.

На этот раз уже Джес не сдержала смеси саркастической усмешки и грустной улыбки. В её глазах, однако, не наблюдалось никаких дружеских чувств.

– Опять какой-нибудь мёртвый русский философ твоего отца?

– Нет. Ты знаешь, что они мне не нравятся. Всё, что я сказал – это моё собственное. Нельзя запретить использование имени Амариса только потому, что он так поступил. Это лишь подтолкнёт таких же, как он, поступать точно так же.

Она посмотрела на Андрея так, словно в самом деле пыталась понять, к чему он ведёт. Однако потом он увидел, что её чувства опять возобладали над логикой. Погребены под многолетними тяжёлыми боями на фронте и залиты кровью слишком многих боевых товарищей.

– Несмотря на это, я прошу тебя не упоминать этого имени в моем присутствии.

Андрей потер всё ещё отзывающуюся болью щеку и попытался несколько разрядить напряжение:

– Да уж точно не стану.

Джес подняла руку и осторожно погладила его по щеке.

– Мне очень жаль. Но ты иногда доводишь меня просто до белого каления. Ты недооцениваешь себя. Может быть, ты и живёшь в тени гигантов, но однажды ты сам станешь гигантом, веришь ты в это или нет.

На какое-то мгновение она полностью открылась, словно её чувства оказались сильнее, чем он думал. Но окошко захлопнулось так же быстро, как было открыто, и Андрей спрашивал себя, заметил ли он вообще что-нибудь или просто подумал, что заметил.

– У тебя есть много друзей, Андрей. И это твои друзья. Не Андрея Керенского, а просто Андрея. И всё-таки я думаю, что эта встреча – правильное дело, и я бы была рада тебя там увидеть. Через десять дней на «Гермесе».

Она встала, не проронив больше ни слова, взяла свой поднос и направилась к трюмам. Андрей отпихнул свою коробку от себя с таким звуком, словно бы кто-то провел ногтем по металлической пластине, и сложил руки перед собой, после чего опустил на них голову. Стану ли я когда-нибудь чем-то ещё, кроме Керенского?

Он знал, что его отец и Николай рассердятся, если он отправится на эту встречу. Он ведь и в третью смену-то перешел добровольно, чтобы избежать подобных ситуаций. А теперь эта тень появилась снова, чтобы достать и поглотить его. Он опять почувствовал интенсивность их эмоций.

Десять дней?

Может, он и в самом деле придёт.