Хорьков Гелий Иванович

Морские были

Аннотация издательства: Эта книга о войне и моряках. Основываясь на ярких, необычных порой просто невероятных событиях Великой Отечественной войны автор подводит молодого читателя к мысли о необходимости воспитывать в себе такие качества, как мужество, инициатива, смекалка и находчивость.

Морские были

Военная кругосветка

Советский ледокол «А. Микоян», находившийся перед началом войны на Черном море, в первые дни Великой Отечественной решением Военного совета ВМФ был переоборудован во вспомогательный крейсер. На судне установили четыре пушки, около десятка зенитных автоматов и пулеметов. Некоторые помещения над верхней палубой защитили легкой броней. Дополнили экипаж ледокола военными специалистами, призвали на военную службу бывших членов экипажа. Ледокол стал кораблем Военно-Морского Флота.

Командиром крейсера назначили опытного моряка, начинавшего свою службу еще на царском флоте матросом крейсера «Россия», капитана 2 ранга С. Сергеева. Сергей Михайлович воевал в Испании, был начальником штаба дивизиона миноносцев республиканского флота. За умелое руководство боевыми действиями кораблей дивизиона и личное мужество он был награжден двумя орденами Красного Знамени. После возвращения на Родину капитан 2 ранга С. Сергеев работал в группе специалистов по приемке боевых кораблей от промышленности.

Приняв под командование вспомогательный крейсер, Сергеев сумел быстро ввести его в состав действующих кораблей. Многие из вчерашних гражданских моряков стали отличными военными специалистами. «А. Микоян» принимал участие в боевых действиях в период обороны Одессы, огнем своих пушек отразил десятки налетов вражеской авиации, подавлял огневые точки, отражал атаки вражеских танков и пехоты. В боях сплотился его экипаж, в полной мере проявился боевой талант командира.

После того, как Одесса была оставлена нашими войсками, пришел неожиданный приказ разоружить крейсер. Только один командир знал, для чего это делается. В те дни недоумевающие матросы и командиры, помогая рабочим завода демонтировать оружие и приборы, даже не догадывались о том, какая судьба уготована их кораблю. Крейсер вновь стал ледоколом.

Темной штормовой ночью 25 ноября 1941 года ледокол вышел из порта и взял курс вдоль турецких берегов. Из экипажа крейсера на нем осталось сто шестьдесят пять человек, а из бывшего вооружения — девять пистолетов у командного состава. Только здесь в море экипажу объявили задачу: предстояло пройти двадцать восемь тысяч миль через три океана и десятки морей на Дальний Восток. В то время даже командир не знал, что в последующем ледоколу предстоит провести льдами Северного морского пути группу эскадренных миноносцев с Тихоокеанского флота на Северный и таким образом замкнуть кольцо кругосветного плавания.

Полным ходом, который у угольного ледокола не превышал десяти узлов, «А. Микоян» шел Черным морем, сторонясь вероятных путей движения вражеских кораблей и судов. Сначала его маршрут имитировал переход в Севастополь, и только через сутки, когда темнота укрыла море от наблюдения с воздуха, он взял курс на Босфор. В пролив вошли в предутренних сумерках, бросили якорь на рейде в Стамбуле.

По договоренности Советского правительства с правительством Великобритании от пролива Дарданеллы до английской военно-морской базы на острове Кипр ледокол должны были сопровождать английские корабли. Но когда Сергеев прибыл в английское посольство в Стамбуле, помощник военного атташе заявил, что английский флот в Средиземном море не сможет выделить ему эскорт и ледоколу надлежит идти самостоятельно.

Это было равноценно предательству: Стамбул кишел шпионами, а итальянский флот представлял собой в то время немалую силу. Да и корабли фашистской Германии были тогда уже на Средиземном море. Но особую опасность представляла фашистская авиация, господствовавшая над Эгейским морем. Какими бы мотивами ни руководствовались англичане, но в результате их отказа перед экипажем встала сложная задача самостоятельно прорываться через вражеские заслоны.

Вернувшись на судно, Сергеев, вместе со своим первым помощником принял решение уходить с рейда как можно скорее и незаметнее, без разрешения властей.

В 01.40 без объявления аврала матросы заняли места по съемке с якоря. На баке темнела фигура боцмана Т. Мороза, приготовившегося начать по приказанию с мостика выборку якоря. Потихоньку заработал брашпиль, медленно пошла якорь-цепь. Ледокол понемногу начал двигаться вперед. Как только якорь оторвался от грунта, Сергеев приказал дать самый малый ход. В сумраке ночи ледокол безмолвной тенью заскользил в сторону от берега. Только тихие всплески воды за бортом говорили о том, что он движется. Выйдя на фарватер, дали полный ход. В темноте валивший из труб чёрный дым был не особенно заметен, тем более что кочегары старались изо всех сил, чтобы ни одна искорка не вылетела из трубы. Чтобы не наскочить на скользившие без огней многочисленные лодки или на какой-либо плавающий предмет, командир приказал выставить на носу и по бортам дополнительных наблюдателей.

Через полчаса огни Стамбула остались позади. Без каких-либо происшествий корабль вышел в Мраморное море. На счастье, начался моросящий дождь, за серой пеленой которого скрылись проплывавшие за бортом берега.

Под покровом ночи и дождя прошли пролив Дарданеллы и в предрассветных сумерках вышли в Эгейское море. Весь день и всю следующую ночь, уклонившись в сторону от международных путей движения, ледокол полным ходом шел на юг. К утру дождь прекратился, видимость увеличилась, и Сергеев на период светлого времени решил затаиться у небольшого островка, подойдя к берегу настолько, насколько позволяла глубина. Весь день прошел в напряженном ожидании. Но никто в течение дня вблизи ледокола не появился. Только на горизонте несколько раз мелькнули силуэты каких-то кораблей. Перед сумерками «А. Микоян» снялся с якоря.

Предстояло пройти самый опасный участок. Впереди по курсу — остров Родос, на котором находилась база врага. Прошла ночь. Островов, у которых можно было бы отстояться, в этом районе не было. Ложиться в дрейф вблизи военно-морской базы противника, чтобы дождаться вечера, было опасно: тушить топки нельзя, а в условиях ясного дня в открытом море дым из труб далеко виден. Посоветовавшись с Новиковым, Сергеев решил идти вперед.

На судне готовились к встрече с противником. В том, что эта встреча произойдет, никто не сомневался. Аварийные партии проверили пожарную магистраль, разнесли по палубе шланги, огнетушители, ящики с песком. Около вентилей открытия кингстонов выставили специальный пост. Наблюдатели внимательно осматривали каждый квадрат моря, каждый сектор воздуха. Радист Н. Коваль прослушивал эфир. Несколько раз он обнаруживал работу радиостанций, ведущих переговоры на немецком и итальянском языках. И вот впереди по курсу появились две точки. Вскоре уже можно было различить быстро несущиеся торпедные катера. Они приблизились к ледоколу. На ломаном русском языке с одного из них в мегафон запросили, чей корабль и куда он следует, хотя задавать этот вопрос и не было смысла. Красный флаг с золотым серпом и молотом красноречиво говорил врагу о принадлежности судна.

На ледоколе царило молчание. Сергеев, остановившись у обвеса мостика, внимательно наблюдал за действиями врага. На него навели пулеметы. Первые трассы пуль пронеслись над головами советских моряков.

— Следовать за нами! Курс на Родос! — раздался приказ с катера. На фалах катеров затрепетали флаги международного свода сигналов с этим приказанием.

Этот курс какое-то время будет совпадать с тем, которым должен был следовать ледокол, направлявшийся в Фамагусту. Поэтому Сергеев приказал рулевому следовать указанным с катера курсом. Один из вражеских катеров занял место впереди ледокола, другой — сзади. Можно было понять торжество фашистов: они ведут на базу захваченный без боя советский корабль!

Ледокол шел на малой скорости, стараясь растянуть время и подойти к Родосу как можно позднее, ближе к вечеру. Несколько раз с головного катера кричали, чтобы увеличили ход, на что сигнальщик неизменно сообщал о неисправности машины. Прошло несколько часов. Впереди показались горы Родоса. Там база врага... И тогда по ледоколу был передан сигнал: «Приготовить корабль к затоплению»!

Командир резко изменил курс и приказал выжать из машин все, что могли дать. На какое-то время фашисты опешили и их катера отстали. Но затем они вновь приблизились к ледоколу. Один из катеров оказался совсем рядом. Пользуясь этим, матрос, стоявший около пожарного гидропульта, быстро включил его и направил сильную струю воды на катер — фашист с мегафоном в руке был сбит с ног, а наш матрос уже поливал других членов экипажа катера, не давая им подняться и добраться до пулеметов и пушек. В это время со второго катера открыли огонь непосредственно по мостику и оказавшимся на палубе морякам. Пули и малокалиберные снаряды попадали в бронированный борт ледокола и не пробивали его, отскакивая в сторону.

Вражеские катера дали полный ход, отошли от ледокола и, развернувшись, вновь пошли на сближение. Наблюдавший за их действиями Сергеев понимал, что сейчас начнется торпедная атака. Он не ошибся: с катеров вылетели стальные сигары и с всплеском нырнули в воду. На голубой поверхности воды отчетливо виднелись белые пузырчатые дорожки... Рулевой мгновенно выполнил команду и развернул ледокол параллельно торпедам, которые прошли всего в нескольких метрах от борта ледокола. Вновь загрохотали пушки катеров и в воздухе протянулись серебрящиеся нити трассирующих пуль и снарядов. В нескольких местах вспыхнул пожар. Аварийные партии сбивали огонь струями гидромониторов, огнетушителями, а иногда и просто бушлатами и плащами. На ледоколе появились первые раненые. Упал на штурвал рулевой М. Рузаков. На его место встал Р. Молочинский. Сжался в комок в уголке мостика сигнальщик Е. Полещук...

На торпедных катерах вновь подняли сигнал с приказанием остановиться, но ледокол продолжал идти полным ходом, удаляясь от Родоса. Появились еще два вражеских катера. Снова торпедная атака. И опять ледокол отвернул от несущихся на него торпед. Теперь уже четыре катера открыли огонь по мостику и надстройкам ледокола. Вновь пришлось вступить в борьбу с огнем аварийной партии.

С мостика на все посты судна поступил приказ: если фашисты попробуют захватить ледокол, поднявшись на палубу, бить их чем попало: ломами, ножами, топорами, бить до тех пор, пока хоть кто-нибудь из команды будет жив. Кингстоны открыть в самый последний момент, когда обороняться уже будет нечем и некому.

Новиков прошел по постам, повторяя:

— Помните подвиг «Варяга!»

Солнце клонилось к горизонту, когда в небе показался гидросамолет. Сначала он прошел над ледоколом и дал несколько очередей из пушек, а потом сделал круг и понесся ему наперерез совсем низко над водой. Под брюхом самолета качнулась, готовая сорваться вниз, торпеда. Самолет все ближе, ближе... И вдруг с борта ледокола ему навстречу выплеснулась блестящая, похожая на серебристый взрыв, завеса — мощная струя воды из гидромонитора. Неизвестно, как она выглядела в лучах заходящего солнца с самолета, о чем подумал в тот момент вражеский пилот, но он вдруг резко отвернул в сторону и стал набирать высоту. Возможно, сверкающая завеса была принята им за новое оружие против низколетящих самолетов? Так или иначе, но атака была сорвана. Несколько позднее вновь появившийся самолет все-таки сбросил торпеду, но уже с большой высоты, что позволило ледоколу уклониться от нее.

Быстро сгущающиеся сумерки помогли нашим морякам уйти от преследователей. К этому времени усилился ветер, пошел дождь. Темнота укрыла ледокол. На следующий день он прибыл в Фамагусту.

Устранив повреждения, полученные от пожаров и вражеских снарядов, и пополнив запасы, ледокол вышел в Хайфу. Стоянка в этом порту обернулась для советских моряков новым «сюрпризом». Когда ледокол был уже готов к отплытию и находился на рейде, в море выходил крупный танкер с грузом нефтепродуктов. Внезапно под ним раздался мощный взрыв, и почти сразу же море заполыхало от растекающейся горящей нефти. Огонь начал приближаться к ледоколу, один из котлов которого находился под парами. Это позволило немедленно дать ход и начать выходить из зоны пожара. В это время сигнальщик доложил Сергееву, что на одном из молов, прикрывавших рейд со стороны моря, мечутся английские солдаты, охранявшие порт. Сергеев приказал струями воды пожарных гидромониторов отгонять пламя от борта ледокола и повел его к молу. В тяжелейших условиях удалось принять на борт англичан, некоторым пришлось тут же оказать медицинскую помощь. На следующий день в газетах, вышедших в Хайфе и Порт-Саиде, правительство Великобритании выразило глубокую признательность советским морякам за спасение английских солдат.

4 декабря 1941 года корабль благополучно завершил очередной этап перехода и прибыл в порт Суэц, где по предварительной договоренности с англичанами на ледокол должны были поставить несколько орудий и пулеметов. Но данное англичанами обещание вновь не было выполнено. На ледокол была поставлена только одна малокалиберная пушка производства 1905 года. Как объяснили представители властей, это делается для того, чтобы советский корабль имел возможность производить салюты наций при входе в иностранные порты...

В первых числах января ледокол начал переход Индийским океаном. Несмотря на то, что пламя войны громыхало далеко от этих районов, плавание и здесь было небезопасным. В то время в Индийском океане действовало несколько гитлеровских подводных лодок и надводных рейдеров — вооруженных торговых судов. По данным, полученным от английских моряков, наиболее часто они встречались у берегов Африки и Мадагаскара. Тогда-то и появилась у кого-то из экипажа мысль «вооружить» ледокол бутафорскими пушками: пусть пользы они и не принесут, но в случае встречи с вражескими кораблями страху на противника, может быть, и нагонят. Под руководством главного боцмана и при личном участии командира ледокола из бревен и брезента соорудили несколько макетов орудий и пулеметов. С таким вооружением и пришел ледокол в Кейптаун.

Когда корабль, приняв запасы и загрузившись углем сверх всех предусмотренных норм, был готов продолжать плавание, на выходе из порта обнаружили мины, выставленные, вероятно, фашистской подводной лодкой. Несколько суток тральщики очищали фарватер, вытралив около двадцати мин. Командирам кораблей и капитанам судов, находившихся в порту, было предложено заранее информировать командование порта о выходе, чтобы оно могло обеспечить суда тралением. Опасаясь, что вблизи порта выходящие суда могут подстерегать подводные лодки противника, Сергеев и на этот раз решил уйти незаметно. Ночью 26 марта, бесшумно снявшись с якоря, ледокол покинул Кейптаун. За несколько дней до этого к берегам Южной Америки вышел конвой под охраной английских военных кораблей. Командир этого конвоя отказался включить в его состав советский ледокол, сославшись на то, что тот слишком дымит при работе машин на полном ходу, а это, мол, может демаскировать конвой...

Держась ближе к районам плавающих льдов, где опасность встречи не только с военными, но и с торговыми судами была значительно меньше, огибая отдельные ледовые поля, ледокол пересек Атлантический океан и через пролив Дрейка вышел в Тихий океан.

Прибыв на рейд порта Монтевидео, ледокол запросил разрешение войти в порт, но в ответ ему сообщили, что власти не разрешают посещение порта вооруженным судам и военным кораблям. Вероятно, настолько внушительно выглядели «пушки» ледокола! Пришлось вызвать на судно специального представителя, чтобы убедить портовые власти в том, что «вооружение» судна не настоящее.

Дальнейший переход вдоль побережья Америки, хотя он и сопровождался целым рядом опасных ситуаций, прошел благополучно. В июне 1942 года ледокол «А. Микоян» вошел в бухту Золотой Рог Владивостока. После небольшого ремонта ему предстояло выполнить необычное по тому времени задание — участвовать в проводке льдами Северного морского пути в Полярное эскадренного миноносца «Баку» и эсминцев «Разумный» и «Разъяренный». Этот переход, заслуживающий отдельного описания, начался 15 июля и успешно завершился 14 октября 1942 года в Полярном. За семьсот шестьдесят два ходовых часа корабли этой экспедиции, особого назначения прошли семь тысяч триста шестьдесят миль, более двух тысяч из которых в сплошных льдах. Боевые корабли завершили ледовый поход, полностью сохранив свою боеспособность, и сразу после вступления в состав Северного флота приступили к выполнению боевых заданий.

В те дни и появилась в штурманском журнале «А. Микояна» запись: «Долгота 35 градусов восточная» — та, с которой он начинал свое плавание в Черном море. Так, почти через год, закончил он свое легендарное кругосветное плавание.