"Идущие в ночь" - читать интересную книгу автора (Ли Анна, Васильев Владимир Николаевич)

ГЛАВА 2 Меар, день первый

Я никогда не видел красного солнца. Если честно, то мне никогда и не хотелось его увидеть. Люди говорят, что оно есть – наверное, это правда. Но только я-то не человек, а значит, мой удел – синий свет Меара. На пустые мечты у меня не хватает ни времени, ни духу.

Иногда мне кажется, что я – трус. Потому что страх не оставляет меня ни на секунду вот уже двадцать третий круг. По большому счету непонятно вообще – почему я до сих пор жив? Девяносто оборотней из ста умирают после первого же дня своей жизни, ибо трудно скрыть звереныша в детской колыбели, а пощады нам люди не дают. Из оставшейся десятки девять находят смерть в течение недели, если мать все-таки решается спасти роковое дитя. Тогда Чистые братья убивают и мать. Уцелевший редко когда доживает до круга, если только кто-нибудь из знати не решит завести диковинку у себя в замке… Но и там оборотням не жизнь, ведь как бы жестко вельможа ни правил в своем домене, случайный нож, десяток дюжих стражников с пиками или яд придворного алхимика в пище уделают и самого оберегаемого.

Тем не менее некоторым из нас удается даже повзрослеть. Но однажды на такого ополчается весь город, и охоту на оборотня помнят потом еще очень долго. Кончается охота всегда одинаково – кровью и огнем. Цветом нашей свободы: багровым оком Четтана, алым пламенем и алой кровью. Я дважды видел такую охоту – двенадцать кругов назад в Лиспенсе и семь кругов назад – в Гурунаре. До сих пор стынет в жилах моя проклятая нечистая кровь, едва я вспомню глаза затравленных парней перед тем, как толпа раздирала их в клочья… До сих пор я удивляюсь, как у меня хватило выдержки не броситься прочь, расталкивая разгоряченных погоней людей и воя от ужаса.

От ужаса быть узнанным.

Получается, что я – счастливчик. Я выжил, и скоро мне исполнится двадцать три круга. Я единственный, кто уцелел после резни в Храггах. И я до сих пор не узнан людьми… Впрочем, это дорого мне обходится. Никогда я не жил на одном месте дольше, чем круг-полтора. Я уже не помню всех своих имен и прозвищ – сейчас соседи меня зовут Одинец, а сам я считаю себя Мораном. До Дренгерта я жил в Плиглексе, там я прозывался Талгормом, для соседей – Молчуном.

Я ведь не могу позволить себе роскошь подружиться с соседями… От этого тоже хочется выть, потому что я всегда наедине со своими страхами и своим одиночеством – наследием, данным мне родителями-зверьми. Которых я, кстати, совершенно не помню.

Потом мне рассказали в Храггах – тайной деревне, где жили только вулхи-оборотни, – что однажды утром обнаружили меня в одном из домов. Хозяева, здоровенный усатый дядька по имени Жош и его жена Накуста, добрейшие люди, каких я когда-либо знал, сразу стали относиться ко мне как к сыну. Ну, я сказал – люди, но понятно, что они были оборотнями. Как и я. Наверное, настоящие родители, увидев, что едва взошел Четтан, младенец в люльке превратился в волчонка, отнесли меня в лес. А взрослые вулхи подобрали меня и увели в свою деревню. Мораном меня назвала Накуста. Она с улыбкой рассказывала, с каким удивлением они с Жошем рассматривали щенячьи следы у дома в самый первый синий день. А потом нашли меня в доме – сладко спящим под лавкой, на мохнатой шкуре истинного вулха.

Каждый оборотень страдает от вынужденного беспамятства. У нас ведь, по сути, отобрана половина жизни, да и ту половину, что остается, жизнью можно назвать лишь спьяну. Разве это жизнь – вечные прятки и вечный страх?

Однако что-то я размяк.

В тот день я был угрюм с утра, потому что сосед, увидев меня, радостно сообщил, что в пригородной деревушке затравили молодого вулха. Радости мне это не добавило, в Дренгерте я провел уже достаточно времени и именно тогда впервые серьезно задумался о переезде в какой-нибудь другой город. Дело было привычное, я прекрасно представлял, что нужно еще будет основательно готовиться. А главное – выдумать серьезный повод. Потому что переезд без повода, да еще вскоре после охоты на вулха, тут же заставит задуматься Чистых братьев, а им только дай повод задуматься. Хмуро выслушав соседа, я побрел в таверну «Маленькая карса». Место еще то, скажу я вам, но там всегда подавали прекрасное пиво, а для меня это много значит. В общем, жую оленину, пью черное и размышляю о своей скотской жизни.

Старик возник будто из воздуха, но нельзя сказать, что он застиг меня врасплох.

– Привет, Талгорм. Привет, Молчун.

Я вздрогнул. Так звали меня раньше, в Дренгерте же я успел привыкнуть к прозвищу Одинец.

Старик противно хихикнул и добавил:

– Привет, Одинец…

Он знал и нынешнее мое имя. Вообще он подозрительно много обо мне знал. Скажу честно, в первую же секунду у меня возник соблазн втихую заколоть его, облить пивом и оставить за столом в позе захмелевшего гуляки. Но что-то подсказало мне – это лишь отсрочило бы неприятности.

– Меня зовут Лю-чародей. Слыхал, наверное?

– Нет, – мрачно ответил я, сомкнув пальцы на рукояти кинжала. Кинжал я всегда прятал под плащом, а плащ вне дома никогда не снимал. Даже в жару.

– Жаль. Тогда мой рассказ был бы короче.

Я молчал.

– Гадаешь, что мне от тебя нужно, так ведь, Моран? Да отпусти ты ножик свой, не уподобляйся кретину, который режет курицу с золотыми перьями…

Я безмолвно оставил нож и демонстративно положил обе руки на стол. Впрочем, это не помешало бы мне воспользоваться ножом гораздо быстрее, чем мог бы предположить любой противник.

Тем временем старику подали пиво и хадасский сыр, не менее знаменитый, чем хадасские клинки. Старик явно не страдал от недостатка монет, если заказал его чуть не целую голову. Сыр распространял легкий и пряный запах плесени.

– Я хочу тебя нанять. Говорят, ты мечом горазд… Да и без меча ловок.

Голос у Лю был на редкость неприятный. Въедливый и скрипучий.

– Кто говорит? – уточнил я на всякий случай.

– В цехе наемников. И в цехе телохранителей.

– Я не состою ни в одном из цехов, – соврал я. – А к телохранителям вообще не имею отношения. И меча у меня нет.

Второе и третье было правдой.

– В Дренгерте – не имеешь. Но ведь были еще Рива и Торнсхольм, был Плиглекс. А?

Я нахмурился.

– Не слишком ли ты много обо мне знаешь? – Дружелюбия в моем голосе не нашел бы и пьяный рив, житель первого из упомянутых Лю городов.

– О! – негромко сказал старик, перестав даже жевать. – Я о тебе знаю больше, чем ты сам. Это правда, вулх…

Кинжал сам оказался у меня в руке и в тот миг я искренне думал, что старик подписал свой смертный приговор.

– …чистая правда. Но ты меня не убьешь, потому что я тебе нужен.

Говорил старик тихо, так тихо, что нас не слышал никто. Будь я человеком, я бы его тоже не слышал, несмотря на то что сидел с ним за одним столиком. Но я не человек.

– У меня есть то, о чем ты мечтал много раз.

Лю умолк и взглянул на меня из-под набрякших старческих век. Я ждал, боясь пошевелиться.

– Я могу пробудить в тебе память о времени зверя, Моран. И еще скажу, что мне совсем не интересно отдавать тебя безмозглой толпе. Поэтому спрячь свой джерхов ножик и слушай.

Вам знакомо ощущение прыжка в бездну? Я почувствовал себя именно так.

– Я не вру, Одинец. Я действительно могу дать тебе память, но не даром, разумеется. Впрочем, полагаю, ты никакую работу не сочтешь чрезмерной за такую плату. А, рив?

Тут я удивился. С каких это пор я стал уроженцем Ривы? Жить я там жил, но уже взрослым и недолго.

– Ну, удивляйся. Могу сказать тебе совершенно точно, что ты рожден в Риве. А в окрестности Храгг попал позже, круга в три с небольшим.

– Может, ты и родителей моих знаешь? – спросил я мрачно. Как ни странно, старик ответил не задумываясь.

– Знал. Но их давно нет в живых. Иначе ты бы их тоже знал. Это были очень умные и очень осторожные вулхи. И они очень любили своего единственного сына. Только благодаря им… и еще мне, ты по-прежнему жив, а не угодил на костер вместе с ними.

Пропустив мимо ушей последнее замечание, я тускло осведомился:

– Что я могу для тебя сделать?

– Обещай не удивляться. Тут замешана магия, поэтому не стоит спрашивать: «Почему?»

– Магией меня не испугать, – пожал я плечами. Пугать оборотня магией – это додуматься надо!

– Я не пугаю. Я пытаюсь сказать, что с твоей точки зрения задание может показаться бессмысленным. Или, наоборот, исполненным грандиозного смысла. Не думай так, ведь большое видится только на расстоянии.

– Ладно, – согласился я. – Выкладывай. А я отойду подальше и погляжу.

Тьма забери, а что мне оставалось? Во-первых, я уже решил убираться из Дренгерта, потому что оседлый вулх – мертвый вулх, а в окрестностях Дренгерта, похоже, снова затеяли охоту на оборотней. Во-вторых, более благовидного предлога, чем наем на работу, трудно было представить. Дом – джерх с ним, я его купил за гроши, не жалко и бросить. А вещей у меня немного…

– Знаешь место под названием У-Наринна?

– У-Наринна? – Я недоверчиво посмотрел на чародея. – А ты уверен, что такое место есть? Если даже я о нем не слышал, то вряд ли кто о нем знает вообще.

Чародей противно хихикнул.

– Есть, есть такое место, – сказал он. – Его еще называют Каменный лес.

Я потер лоб, вспоминая. Про Каменный лес я, кажется, где-то слыхал, но вот где и что именно?

– Да, чародей, ты меня удивил, – медленно произнес я. – Я было начал думать, что про окрестные земли знаю все.

– Пожалуй, что и знаешь, – прищурился чародей. – Только вот У-Наринна – это очень особенное место. Впрочем, дойдешь – увидишь. Если дойдешь.

Я слегка расстроился – гонимый вулх думал, что знает об окружающем мире все. Да у меня, если хотите знать, несколько вариантов бегства разработано! А кое в каких городах даже жилье есть на первое время. Хоть это и стоило мне немалых денег. Но жалеть не приходится, подобные действия уже не раз спасали мне жизнь, а уж жизнь подороже денег, как ни крути. И все же… Я должен был знать о Каменном лесе. И – не знал. Почти… А впрочем, ничего не знал. Кроме названия.

– Но ведь в Дикие земли соваться опасно… – Я постарался подпустить в вопрос побольше сомнительных ноток-интонаций.

– Поэтому я и посылаю тебя, а не тетушку Фили!

Что ж, резонно.

– Мне понадобится оружие.

– Дам. И оружие дам, и коня дам… Даже спутницу тебе дам. Верную – вернее не сыскать.

Тут я нахмурился, потому что спутница мне была совершенно не нужна. К чему оборотню лишний свидетель его ненормальности? До сих пор девчонки в Плиглексе, Торнсхольме и Риве, должно быть, вспоминают странного парня, который любил их только в свете Меара, и никогда – в багровых отблесках Четтана, хотя издревле повелось отводить для утех время красного солнца.

– Не хмурься, Моран, это не человек. Всего лишь ручная карса.

Тут я, вероятно, выразил слишком много скепсиса, потому что Лю недовольно грохнул по столу бокалом.

– Карса. Ручная. Мне вовсе не нужно, чтобы во время твоей красной охоты какой-нибудь олух увел коня. Или стащил поклажу.

– Карсу невозможно приручить, – возразил я.

– Кажется, – старик был ехиден, дальше некуда, – некоторое время назад мы договорились, что там, где замешана магия, случается еще и не такое.

– Ладно, – сдался я. – Понял. Что еще?

– Еще? Еще – вот.

Старик вытащил откуда-то из складок одежды (темно-синего чародейского балахона) толстый ошейник, украшенный металлическими бляшками.

– Ты наденешь его сейчас и не станешь снимать до самого Каменного леса. Это железное условие.

Я стерпел. Тьма с ним, стерплю еще и не это. Ради памяти – стерплю.

– Л-ладно…

Не то чтобы я сразу поверил Лю-чародею. Но даже если бы надежда, что это правда, была в тысячу раз призрачнее, все равно стерпел бы. Потому что обладающего памятью оборотня поймать не удастся никому.

– Все переправы через Юбен ты, конечно, знаешь. Ту, что неподалеку от Айетота, конечно, тоже. Чуть выше переправы по течению Юбена есть старая заброшенная мельница, ты должен знать. Туда и иди. Коня, оружие, припасы и одежду найдешь там. И киску тоже, хотя она вполне может бродить где-нибудь невдалеке. Пока на тебе и на ней – ошейники, вы останетесь друзьями. Она пойдет за тобой даже в пламя лесного пожара и перегрызет глотки даже дюжине вильтов-воинов, если заподозрит в них врагов. Так что…

– Ладно, – повторил я. – Меня интересуют две вещи. Какие гарантии, что ты меня не надуешь?

Лю развел руками:

– Чародеи не врут. Помощь, за которую не заплачено, повредит мне сильнее, чем тебе мой обман. Весы есть Весы, их не вывести из равновесия… Тьфу, заговорил ты меня, лопочу, словно пьяный менестрель.

– И второе, – продолжил я. – Что я должен буду сделать в У-Наринне?

– Смутные дни! Ты куда-то торопишься, Одинец?

Я пожал плечами:

– Должен же я знать, зачем туда иду?

– Сначала – дойди. Там и узнаешь, – отрезал старик.

Лю жадно отхлебнул пива и тоном монарха, отдающего приказы царедворцам, велел:

– К мельнице поспей сегодня же к вечеру – времени тебе хватит. И выезжай немедленно в Дикие земли. Двенадцать синих дней – и ты будешь в У-Наринне. Гляди не опоздай.

– Что, – хмыкнул я, – неужели до Смутных дней осталось всего двенадцать суток?

Лю изумленно уставился на меня. У него даже сыр изо рта вывалился, смачно шлепнув по столешнице.

– Ты знаешь что-нибудь о Смутных днях?

Теперь настала очередь изумиться мне. Я ничего не знал о Смутных днях, кроме того, что это расхожее ругательство. И кажется, старик решил, что я вкладываю в эти потерявшие смысл слова нечто важное – понятное ему и недоступное мне. Как бы не показать, что я случайно набрел на исчезнувший след? И вообще – стоит ли это делать?

– Ну… – протянул я. – Наступят же они когда-нибудь, если люди не забыли эти два слова! А, Лю? Я не прав?

– Хватит! – оборвал меня Лю. Жестко, я даже вздрогнул. – Не болтай о том, чего не знаешь. И вообще – поменьше болтай.

Я пожал плечами – мне не привыкать. Болтать я не люблю. Сегодня только почему-то разобрало.

– Хорошо, чародей. Хочу верить, что ты не врешь, и я получу то, о чем мечтал долгие круги.

– Кстати, – сказал старик, – ты начнешь помнить время зверя еще в пути к У-Наринне. Так что будешь поспокойнее там, в Каменном лесу.

Я взглянул на него – пристально и недоверчиво.

– Рад, если так. Теперь об оружии…

Не знаю, уж откуда Лю узнал обо мне столько, но рта мне раскрыть он так и не дал. Просто перечислил, что я найду у старой мельницы, и все. Честно говоря, я намеревался потребовать вполовину меньше. И каждая описанная им вещь мне понравилась – от хадасского кинжала до варварских метательных шариков. Конечно, все это еще нужно было повертеть в руках, но слова старика убедили меня, что в оружии он разбирается не хуже моего. К удивлению, я не обнаружил среди оружия меча. Но старик сказал, что это не должно меня волновать.

Можно подумать, что с мечом я волновался бы меньше!

– Конь?

– Ривский жеребец-три круга. Заклят от хищников.

– Даже от карсы?

– В карсу он влюблен. И вообще – чего ты такой беспокойный? Ты же полмира исходил, а, Одинец?

– Не от хорошей жизни, чародей.

Тут Лю понимающе кивнул. Хотя что он мог понимать? Для того чтобы понять оборотня, нужно быть оборотнем. А так…

В общем, я допил свое пиво и побрел домой – готовиться. Несмотря на то что мне часто приходилось уходить из более или менее насиженного места в полную неизвестность и начинать все практически с нуля, каждый раз я покидаю свое временное пристанище с сожалением. Наверное, не будь я оборотнем и живи постоянно в одном и том же месте, я бы очень любил свой дом. А так, обзаводясь жильем в очередном городе, я подспудно сознаю, что спустя круг-два покину его. И это мешает по-настоящему полюбить. Но уходить все равно жаль. Я прошелся по комнатам, провел ладонями по дверцам приземистых шкафов мурхутского дуба, посидел за обширным столом, где пыль быстро оседала на письменных принадлежностях… Я ведь редко сидел за этим столом и еще реже мне приходилось писать.

Сами сборы много времени не заняли. Тем более что все необходимое ждало меня на заброшенной мельнице, чуть не доходя до Айетотской переправы.

Итак. Увесистый кошель с монетами. Пакетики с пряностями. Плоская шкатулка с горстью пещерных самоцветов, они в наших краях диковина. Несколько книг. Стопка чистых листов бумаги, перехваченная атласной ленточкой, затейливая чернильница, сработанная из лесного ореха, и мое любимое перо, которое я не отдам никогда и никому. Пара метательных ножей, с которыми я не хотел расставаться вот уже десять кругов. Вот и все. Лекарства мне не нужны – я оборотень. Оружие… Оружие на этот раз будет. Хотя обычно я выгляжу безоружным – ножи мои никто из живых в этом мире не видел. А кому приходилось увидеть, тот быстро переставал быть живым.

Сумку я опустил в углу, у самой двери. И взглянул на громадные песочные часы, реликвию времен Хадасской войны. Неумолимо близился восход Четтана. Еще несколько часов – и синий по-вечернему Меар скроется за силуэтом Неспящей башни.

Я вздохнул и на минутку повалился на низкое ложе, как всегда поступал перед дальней дорогой. Но прежде запер окна. Запоры эти сработал я сам и поставил в первый же синий день жизни в этом доме, и на окна, и на двери. Потому что зверю, что живет во мне, совершенно нечего делать красным днем на улицах Дренгерта. Но сейчас дверь запирать незачем – я скоро уйду.

Вечером, когда я доберусь до мельницы, мгла, медленно заволакивающая память, не заставит себя ждать. Моран умрет, а вместо него родится взрослый Вулх. Хищник. Зверь. Чужак.

Я очнусь на пересвете. Голова будет ясной и свежей – к счастью, я не знаю, что такое похмелье. Пива-то я сегодня выпил изрядно… Даже не скажу – оттого ли, что я оборотень, или просто организм у меня такой. Не знаю, и все тут.

Вскоре я вскочил – разлеживаться времени не было. И я пошел к соседу. Надо же объяснить, что я нанялся на работу, попросить присмотреть за домом… Какая разница, что я никогда в этот дом не вернусь? Сосед должен верить, что вернусь. Вот пусть и присматривает, тем более что в конце концов он приберет мое нынешнее жилище к рукам. Не заплатив ни гроша, заметьте.

С соседом я говорил минут двадцать; потом вернулся за сумкой, еще раз замер в знакомой и привычной комнате… Тьма, за что мне была уготована судьба бродяги, которому не суждено отыскать под двумя светилами-Близнецами свой истинный дом? Я вздохнул.

В общем, к переправе я отправился куда позже, чем рассчитывал. В Дренгерте, как в любом нормальном городе, многие придерживались красного цикла, и сейчас по их понятиям было время глубокого сна. Но не меньше было и тех, кто предпочитал жизнь при свете Меара. Гудели, как шмелиные гнезда, кабаки и таверны, а толстая тетушка Фили зазывала шатающихся по улицам бездельников в свой полулегальный бордель. Девочки тетушки Фили строили тем же бездельникам глазки из окон второго этажа. Бездельники пускали слюни и машинально шарили в карманах и на поясе, там, где полагалось висеть кошелькам. Надо сказать, местные щипачи часто повергали бездельников в изумление – кошелек в половине случаев находился вовсе не там, где ему полагалось. На рыночной площади, как обычно, было не протолкнуться. Заглушая многоголосый гам, прозвонил колокол на Неспящей башне – я оглянулся. Наверное, я долго больше не услышу боя дренгертского колокола. Если вообще еще когда-нибудь услышу.

Я уворачивался от чересчур назойливых продавцов и отпихивал рыночную шпану, не испытывая при этом обычной злости. Шпану я не любил. Попрошайничают, а могут и стянуть чего при случае. Вроде ж не калеки, что мешает работать? Рук в городе, как обычно, не хватает, мастеровые работников берут без разговоров. Нет – попрошайничают.

Я направлялся на юг, к переправе через Юбен, соединяющей дорогу, что вытекала из западных земель, с наезженным трактом на Запредельные восточные княжества. Дорогу эту проложили еще хоринги – в незапамятные времена, которых теперь никто толком не помнит. Она так и не заросла лесом, потому что хоринги понимали лес куда лучше людей. По ней ходить отваживались только смельчаки-одиночки, да горские караваны, вооруженные до зубов. Караваны проходили только самое начало дороги, а потом отклонялись на юг, к Плиглексу. Мне, похоже, предстояло идти этим негостеприимным путем гораздо дальше, к местам последних хорингских поселений. В компании вороного жеребца и дикой карсы, которая, по словам Лю-чародея, предана мне, словно пес хозяину. В последнее я, понятно, верил не больше, чем в милосердие людей, обнаруживших оборотня.

Протолкавшись сквозь рыночную толпу, я миновал оружейный квартал, квартал Синих Светильников, нуртские трущобы, где приходилось все время держать левую руку на рукояти ножа. Левую, ибо, заподозри местные головорезы, что правая рука прохожего шарит под плащом, прохожему точно несдобровать. Я же правой рукой беззаботно помахивал, и меня не тронули. Как всегда. Впрочем, если бы стало туго, а подраться желания не возникло бы, стоило мне упомянуть имя старого Вара Гремячей Глотки, и дорогу тут же очистили бы без лишних разговоров. Обитатели нуртских трущоб прекрасно знали, благодаря кому они еще не передохли с голоду.

У Южной стены скучали четверо стражей, а из караулки перед самыми воротами доносился раскатистый храп. Четтанская смена, поди, отсыпалась. Ворота были заперты, так же как и северные. На востоке не было ни стены, ни ворот, там протекал Юбен. А западная стена была глухая – кому придет в голову отправиться в Дикие земли? Только психу или нелюди вроде меня. Но нужно было сохранять важный и таинственный вид, ведь я не нелюдь – для остальных.

Одного из стражей я даже знал – Гудда Три Лапы. Он тоже меня узнал, приветливо кивнул и оперся на ритуальную пику.

– Привет, Одинец!

– Привет, Три Лапы. Как служба? – отозвался я с готовностью.

Гудд был смышленым парнем и добыл мне немало сведений о перемещениях караванов по южным дорогам. В свою очередь, у него не было оснований жаловаться на мою скупость – платил я всегда исправно и щедро, потому что сведения были действительно ценные, а в моем деле это много значит.

– Идет служба… помалу. – Три Лапы многозначительно подмигнул. – А ты теперь с Лю работаешь?

Старик обещал утрясти вопрос со стражей, и, несомненно, утряс.

– Тише, Три Лапы! – Я притворно всплеснул руками. – Это ведь страшная тайна!

Гудд и остальные стражники довольно заржали, и я вместе с ними. Некоторая фамильярность льстила им, простым солдатам, а мне была весьма на руку их вера в некие совместные дела с Лю-чародеем.

– В Айетоте новости, – сообщил Три Лапы. – Беша Душегуба хлопнули. И с ним еще двоих – костолома из Ранимировых и Бешева деньговара, не местного, приехал как раз на свою задницу.

– Стража? Или Чистые братья? – спросил я равнодушно. Судьба Беша меня совершенно не волновала.

Три Лапы нахмурился:

– Тьма его знает! Болтают, что у Беша последние круги жила взрослая карса. Наверное, это она постаралась, потому что от всех троих мало что осталось.

Самого Беша я не знал и никогда не видел, но с одним из его людей, а именно со старым пьянчугой по прозвищу Унди Мышатник, я встречался регулярно. Унди мертв, упокой Тьма его нетрезвую душу, а теперь пришел черед и его хозяина, Беша Душегуба… Что же, я всегда считал, что дела вести нужно иначе, нежели вел Душегуб. Может быть, поэтому я еще и жив, а он уже нет?

– Карса, – сказал я с отвращением. – Всегда ненавидел этих проклятых кошек. Помнишь, когда две карсы сбежали из бродячего зверинца? Полкруга назад? Кровь тогда неделю не могли отмыть от мостовой у Неспящей башни…

Три Лапы вздохнул:

– Помню… Лучше б не помнить. До сих пор мутит, стыдно сказать. Железом так не суметь, как эти шельмы когтями или клыками… Зверье, одним словом. Не скажу, чтобы я любил Беша, но мне его жалко – такая смерть не для людей. Даже для таких, как Беш.

Я понимал стража, бывалого воина, участника не одной стычки с дикарями из диких северных земель или головорезами трущоб. И еще я крепко задумался о своей попутчице – не разделить бы мне судьбу беспутного Беша. Особенно во время Четтана. Карса и вулх – злее врагов не сыскать во всем мире. Остается уповать только на магию Лю-чародея.

Но резня в Айетоте меня насторожила. Поэтому я отозвал Гудда в сторонку и негромко спросил:

– А не знаешь ли, Лю-чародей днями в Айетоте не бывал?

Гудд странно взглянул на меня.

– Бывал. Сегодня только вернулся, едва Четтан сел. А что?

– Хм! – сказал я и полез за монетами. У Гудда тут же отпала охота задавать вопросы. Неужели это та самая карса? Джерх забери! Этого мне только и не хватало – карсы-людоеда в попутчиках.

– И вот еще, – объявил я громко, подбросив на ладони серебряный кругляш хадасского риала. – Это всей смене. Попьете пива вечерком…

Приятели Гудда одобрительно загудели. Можно не сомневаться, что риал сегодня же осядет у кого-нибудь из кабатчиков.

– Ладно, Гудд. Продолжай замечать… ну, ты знаешь, о чем я.

– Конечно, Одинец. До встречи. Ты к переправе?

– Угу.

– Хмур, открой ворота! – гаркнул он на самого молодого стража, и тот опрометью помчался к тяжелой, окованной железом створке. – Будь осторожен на западе. Там, говорят, вильты расплодились.

Хорошо иметь своих людей в страже – причем не среди офицеров, а среди простых солдат. Точно никаких проблем не будет, хоть в город идешь, хоть из города, хоть красным днем, хоть синим. Впрочем, я ходил только синим. Насколько мне известно…

Южнее Дренгерта не было даже возделанных полей, как на севере. Просто плоские, как тарелки, луга да далекое серебрение Юбена где-то слева. И конечно, узкий тракт, что вел к переправе.

Я шел быстро, мягко ступая по утоптанной земле. В отличие от восточных дорог, на этой почти не виделось следов от повозок, только отпечатки конских копыт да людской обувки. Меар незаметно клонился к Диким землям, сползал все ниже и ниже. Беспокойно поглядывая на него, я ускорял шаг, потому что нужно было успеть к заброшенной мельнице до восхода Четтана. Иначе пробудившийся Вулх мог натворить глупостей. Мог, конечно, и не натворить, но кто поручится? Лучше успеть, как советовал Лю.

Я успел. Пузатый бревенчатый сруб, прикрытый сверху покосившейся двускатной шапкой из замшелой черепицы, чернел у самого Юбена. Волны лизали ветхое колесо, давно уже неподвижное. Вороной, о котором толковал Лю, стоял тут же, рядом. Вместо коновязи служил гигантский сухой пень. Унди говорил, что когда-то тут рос вековой вяз, но его убила молния. Засохшее дерево потом спилил мельник, а пень корчевать даже не пытался, потому что пришлось бы копать Тьма знает как глубоко, а это под силу только рудокопам.

Конь, заслышав меня, повернул голову. У него был на редкость внимательный взгляд. Я погладил его по теплой морде; вороной фыркнул. Тогда я скормил ему кусочек соленого хлеба.

– Жуй, красавец. – Я похлопал коня по шее. – Нам с тобой многое предстоит.

За дверью пахло грибами и сыростью. В углу я сразу узрел походный двумех, который перебрасывают через седло, и заплечную сумку, незаменимую в путешествиях. Секундой позже обнаружилась и оружейная, сшитая из непромокаемой кожи. Содержимым я остался доволен, но удивило отсутствие меча. Впрочем, Лю говорил, что меч появится несколько позже… Что бы это могло значить? Нашелся и сверток с одеждой, которую я не стал рассматривать.

Не стоит, наверное, ломать голову. Главное, я на месте. Еще несколько минут, и Моран уснет. Вулх же вряд ли станет задавать какие-нибудь вопросы, потому что он вулх и к Морану отношения почти не имеет.

Но где же обещанная попутчица, будь она неладна? Раздевшись и спрятав куртку, штаны, сапоги и плащ, я вышел наружу и огляделся. И сразу же заметил ее – здоровенную рыжую карсу, сидящую на краю прохудившейся крыши. Желтые пятаки глаз глядели на меня холодно, но без злобы. На шее черной полосой выделялся ошейник, такой же, как и у меня.

Несколько секунд мы глядели в глаза друг другу, а потом перед глазами встала привычная красная пелена и Моран уснул.