"Святой Камбер" - читать интересную книгу автора (Куртц Кэтрин)

ГЛАВА XIX Готовьте щиты и копья, и вступайте в сражение; седлайте коней и садитесь, всадники, и становитесь в шлемах; точите копья, облекайтесь в брони.[20]

На дорогу в Валорет к королю у Камбера ушло чуть меньше двух дней; они добрались бы и скорее, когда бы не проливной дождь — не редкость в Гвиннеде на пороге зимы. Дождь превратил дорогу в грязевой поток, залил костры на холмах, разведенные в честь праздника Самхейн, и принес с собой первые заморозки и все это за каких-то двадцать четыре часа. Путешествие от этого сделалось куда менее комфортным, но Камбер ни на что не обращал внимания, всеми мыслями устремленный к грядущим испытаниям. Ему не терпелось увидеть, чего достиг его ученик за эти месяцы. Все указывало на то, что Синхил даром времени не терял.

Епископ Грекотский въехал в столицу около полудня, в день Всех Святых. На ступенях собора его приветствовало куда больше народа, чем он ожидал, учитывая скверную погоду и поспешность приезда. Главным был, разумеется, архиепископ Энском, поскольку это был его собор и его епископ; но к нему присоединился также настоятель Эллин, дюжина обрадованных рыцарей-михайлинцев и архиепископ Орисс, который сам прибыл в Валорет лишь накануне, по приказу короля.

Но затмевал всех, несомненно, промокший, но ликующий Синхил, которому настолько не терпелось повидать своего нового канцлера, что он даже не смог заставить себя дождаться его приезда в тепле и сухости дворцовых покоев. С обнаженной головой, Синхил сбежал по ступеням навстречу другу, ни на миг не прекращая говорить, с того самого момента, как Камбер спешился. Синхила просто распирало от новых идей, требовавших воплощения, и все они требовали одобрения канцлера. Камбер и припомнить не мог, когда в последний раз видел короля в столь бодром расположении духа.

Он не умолкал и за ужином, как видно, конец лета и осень Синхил провел не в стенаниях, а с большой пользой для себя. Вплоть до открытия заседаний Совета Камбер проводил время с королем, обсуждая его замыслы, либо с секретарем, которому Синхил уже успел продиктовать наброски своих многочисленных планов. К исходу четвертого дня у Камбера наконец появилось ощущение, что он разбирается в нарисованной Синхилом картине. Все замыслы короля казались немыслимо честолюбивыми.

Утром в день святого Иллтида, после торжественной мессы Святому Духу, король Синхил собрал наконец заседание своего Совета, официально объявил епископа Элистера Келлена канцлером, лично прочитал указ о назначении и передал Камберу символы его власти. Королева Меган положила на облеченные лиловой сутаной плечи епископа широкий воротник из золотых букв X; она так никогда и не узнала, что в ответ благодарно целовал ее руку никто иной, как ее бывший опекун.

Синхил лично передал в освященные руки Камбера Большую Печать Гвиннеда с восстановленным изображением Льва вместо львиных лап и горностая — герба Фестилов. После этого Камбер получил свою канцлерскую печать с изображением оружия Грекотской епархии, геральдического меча Келлена и эмблемы дома Халдейнов.

После окончания этой церемонии Камбер поклонился и принес благодарность королевской чете, затем занял место справа от высокого королевского трона; теперь это место принадлежало ему.

Назначением Камбера события не исчерпывались. Теперь, когда Синхил взялся управлять государством, королевские грамоты и должности получили и люди, и Дерини.

По рекомендации архиепископа Энскома и некоторых других, лорд Джебедия Алькарский был объявлен главнокомандующим королевской армии. В военных делах он становился равным Синхилу, но маловероятно было, чтобы король стал ему помехой, ибо Синхил имел самое отдаленное представление о стратегии, несмотря на то, что быстро всему учился. Благодаря назначению, Джебедия получал право заседать в Совете короля и графский титул — случай, беспрецедентный для рыцаря церкви.

Вместе с Джебедией в Совет вошли архиепископ Энском и Орисс и четверо новоявленных пэров, получивших свои титулы на той же церемонии, когда юный Девин Мак-Рори был объявлен графом. За исключением барона Торквилла, четверка — два графа и два барона — состояла из представителей людской расы. Камбер догадывался: это сделано для того, чтобы уравновесить влияние трех Дерини. Синхил собирался пополнить нынешний Совет еще четырьмя членами, но теперь, пока обязанности еще не были окончательно распределены в соответствии с талантами и способностями, хватало и восьми. Камбера интересовал вопрос, намерен ли король удержать установленный таким образом баланс Дерини и людей. С учетом рассказов Джорема о лордах-людях, ринувшихся ко дворцу в надежде приобрести земли и титулы, будущее равенство в Совете людей и Дерини казалось маловероятным.

Следуя обычаям двора, Синхил и его советники удалились в одну из комнат на неофициальный обед, на котором могли присутствовать только девять человек. За обедом Синхил дал ясно понять, что только что объявленные назначения были не пустыми почестями. От королевских советников требуется исполнение обязанностей, в противном случае последует отставка. Прежде чем слуги убрали остатки еды, Синхил начал раздавать поручения. Отчеты советников должны быть готовы к повторному заседанию Совета в день святого Эндрю, почти через месяц, а к началу рождественских праздников процесс радикальных перемен в королевстве должен быть запущен.

Камберу досталось координировать исполнение планов Синхила, а они так или иначе затрагивали все сферы, начиная с дипломатии и военных дел и кончая реформами права и улучшением социальных отношений.

Одно королю не терпелось осуществить как можно скорее. Он хотел укрепить союз или по крайней мере подписать соглашения с соседями Гвиннеда. Устранение реальной угрозы нападения в эти первые после поражения Эриеллы месяцы не означало снижения военной активности. Расположенная к западу от королевства Меара, считавшаяся вассальным государством уже около тридцати лет, со времени смерти ее последнего наследника престола время от времени представляла угрозу целостности Гвиннеда, равно как и королевства Ховисс и Лланнед, доставлявшие немало неприятностей своими внезапными набегами на юг страны. Мурин, бывший могущественным союзником Имре, после падения последнего хранил молчание, не выказывал враждебности, но гонцов не слал. У Синхила не оставалось никаких сомнений, что все соседи с величайшим вниманием следят за новым владыкой Гвиннеда, высматривая проявления непоследовательности и слабости.

Требовал незамедлительного выяснения статус крошечного княжества Келдор к северу от Гвиннеда, ранее принадлежавшего родственнику Имре Термоду Рорау. За несколько недель до созыва Совета до Синхила дошли слухи о возникшем там конфликте между младшей ветвью дома Фестилов и его бывшим союзником Сигером. Тот в результате воцарился в Келдоре, прибавив княжество к своему исконному Истмарку. Сигер был достаточно рассудителен, чтобы понять — у него никак не хватит сил удержать приобретенные земли. В озерном крае Рэндалл сопротивление продолжалось; к Дерини этого района, приютившим двоих Фестилов, примкнули остатки армии Рорау. Весь Рэндалл фактически был неподвластен Сигеру. Они с Синхилом снова нуждались друг в друге, Фестилы и их приспешники должны быть окончательно добиты; покуда вновь не объединились с Торентом и не стали серьезной опасностью для Гвиннеда и смертельной угрозой для Сигера. К нему было решено спешно отправить констебля лорда Удаута и барона Торквилла с предложениями переговоров.

И все же не Сигер и не его авантюра в Келдоре занимали ум Синхила. Нимур отмалчивался. О короле Торента и событиях в его стране в последнее время почти ничего не было известно. Сотню своих знатных воинов, взятых в плен при Йомейре, Нимур выкупил, не торгуясь. Стало быть, нуждался в людях и золота на это не жалел. Но никто не угрожал Торенту извне, на границах было спокойно, некогда мятежные земли на юге и востоке пребывали в покорности. Для чего королю-Дерини понадобилось так срочно выкупать своих рыцарей? Не могла ли эта забота о вассалах быть приметой военных приготовлений Нимура против Гвиннеда? В конце концов где-то в Торенте под покровительством близких ко двору вельмож жил-поживал младенец-Фестил. Он подрастет и по наущению родни, весьма вероятно, заявит права на трон своего отца. А Нимур? Что удержит его от искушения использовать мальчишку для славы и могущества? Сколько преимуществ получит король Торента, водворив на трон своего ставленника?

И Синхил хотел быть готов к любому повороту событий. Начинать следовало с серьезных военных преобразований. У него должны быть войска, на которые можно положиться, выдвинутые к границам Торента и Истмарка.

Приступить к военной реформе немедля оказалось невозможно — солдаты будущих воинских частей были фермерами и крестьянами. Всю осень они собирали урожай, молотили, готовили хозяйства к зиме, а с первым весенним солнышком должны были снова оказаться в поле. Выучкой рекрутов по-настоящему можно было бы заняться только с окончанием сева. Временное отсутствие солдат не остановило Синхила, он озаботился тем, чему не мешала стужа.

Оружейники принялись ковать клинки, наконечники копий и клепать шлемы. Подмастерья корпели над кольчугами и оснащали кожаные доспехи стальными пластинами и кольцами. Владельцы собственной амуниции были обязаны в течение зимы привести ее в полный порядок и держать в готовности.

Мастера оперили тысячи гладких стрел из каленого дерева, которые от плохой погоды не искривятся и не потрескаются. В помещениях замка выдерживались срезанные загодя прутья из тиса и пекана, чтобы, когда придет срок, превратиться в тугие луки.

После осеннего забоя скота вовсю трудились кожевенники и шорники. Из кож шили куртки, нагрудники, шлемы и другие доспехи, кожей обтягивали щиты, из внутренностей свивали тетивы луков и канаты катапульт.

Джебедия и двое других членов Королевского совета — графы Фэнтан и Таммарон — приступили к долгосрочному плану создания хорошо вооруженных и дисциплинированных конных отрядов.

Джебедия считал, что прошедшие выучку всадники составят ударную силу королевской армии. Пока графы из Совета продумывали правила набора и программу обучения рекрутов, барон Хилдред и несколько других дворян совершали объезды лучших коневодческих ферм Гвиннеда, отбирая жеребцов и чистокровных кобылиц для намеченной программы по заведению в армии племенных табунов — Джебедия мечтал усадить свои отборные войска на самых рослых и быстрых коней. В сражении вместе с торентскими рыцарями было захвачено несколько р'касаннских жеребцов, союзники Эриеллы высоко ценили этих легконогих обитателей пустынь. Джебедия и Хилдред считали, что кровь благородных животных очень пригодится для будущей непобедимой конницы Гвиннеда.

В суете государственных дел у Камбера почти не оставалось времени. За несколько недель он сумел приспособиться, ежевечерне выкраивал около часа на собственные исследования. С благословения Кревана Эллина, при полном одобрении короля Джорем был назначен личным секретарем Камбера и поселен в комнаты по соседству с покоями прелата-канцлера в архиепископском дворце. Для Камбера и Джорема все решилось наилучшим образом.

Райс и Ивейн тоже объявились в столице, но вовсе не в результате отцовских интриг, а благодаря хлопотам королевы и профессиональной репутации Райса. Меган несколько месяцев убеждала Ивейн стать ее фрейлиной и предпочитала Райса другим придворным Целителям, хотя среди них были самые искушенные и многоопытные.

Когда Ивейн приняла предложение, королеву целую неделю было не узнать, весь двор удивлялся оживлению обычно незаметной, как мышка, Меган. Даже Синхил заметил радостную перемену и благодарил Ивейн. Вскоре они с Райсом получили апартаменты в королевской башне, оба находились теперь поблизости от комнат Меган и от королевской детской. Ивейн бывала около королевы или просиживала у себя над переводом древних рукописей, привезенных отцом из Грекоты.

Джорем опасался попусту, Ивейн не пыталась нарушить запрет Камбера и проверять на опыте то, что удавалось прочесть. С тем, что заключалось в манускриптах, не стоило шутить. Они об этом почти не говорили, но порой после очередного рассказа Ивейн, который выслушивали трое мужчин, Камбер засиживался до утра за неубранным столом. Выкладывал из кубиков преград все новые фигуры между пустыми кубками и остатками еды и раздумывал.

Так наступило и миновало Рождество, потом Крещение. Им открывалось новое знание, вокруг складывалась новая жизнь. Камбер и его семья все меньше вспоминали о прошлом.

Элинор, регулярно извещавшая Ивейн о детях, оставшихся в Кайрори, между прочим сообщила, что холода остудили энтузиазм паломников к могиле Камбера. Остались несколько наиболее ретивых со своими молитвами и приношениями записок. Все это было так далеко от столицы, от многообразия дел в Валорете. Ну разве стоила внимания пустая могила в далекой провинции?

Вопрос, тем не менее, оставался и вновь напомнил о себе в начале февраля, незадолго до отъезда Камбера в Грекоту, где он намеревался пробыть месяц, до дня святого Пирана. За это время можно было проверить положение дел в епархии, дать указания на весну и начало лета и лично исполнить то, что не могло быть препоручено другим. В марте он должен был вернуться. Король планировал заседание Весеннего Совета раньше обычного, так как Сигер Истмаркский выразил намерение лично провести переговоры. Для этого королю нужен был его канцлер, безразлично, епископ он или нет.

Но морозным февральским утром епископ Грекотский все еще находился в своих апартаментах в архиепископском дворце. Комнаты эти были куда более просторными, чем те, что занимал, когда жил здесь еще настоятелем михайлинцев. Он сидел перед большим, но довольно бестолковым камином, развалясь на стуле и закрыв глаза. Голова была откинута назад, плечи накрыты мохнатым полотенцем. Гвейр закончил намыливать его лицо и теперь осторожно водил бритвой по щекам, обросшим за ночь, — эту обязанность он взял на себя после посвящения Камбера.

Рядом с камином Джорем читал распорядок дня Камбера, опираясь рукой о теплую каминную полку. Он распахнул свой меховой плащ, однако снимать не стал, зная, что этот камин греет только на расстоянии вытянутой руки. Ему вовсе не улыбалось застудить спину, не покидая дворца.

— Итак, после мессы и завтрака с Энскомом у вас встреча с Его Величеством и лордом Джебедией, примерно до полудня, — объяснял Джорем. — Я переписал ваши вчерашние заметки, а Гвейр сделал необходимые пометки на карте, все подготовлено, если не пожелаете внести дополнений.

Камбер одобрительно хмыкнул, но не шелохнулся, опасаясь бритвы Гвейра.

— Сегодня же двор приглашен бароном Мердоком на оленью охоту, — продолжал Джорем. — По-моему, вчера барон выследил в лесу белого оленя и хочет добыть его. И как раз, по совершенно случайному совпадению, жена и сыновья подарили Мердоку пять пар гончих.

Последнее заявление Джорем произнес так же ровно и бесстрастно, но что-то заставило Камбера открыть глаза и взглянуть на сына. Как он и подозревал, лицо Джорема выражало нескрываемое презрение.

Мердок никогда не нравился Джорему. Откровенно говоря, Камберу тоже. Мердок Картанский, отпрыск семьи людей из тех, что когда-то правили Гвиннедом и лишились владений более века назад, когда первый из династии Фестилов захватил трон. Предки Мердока использовали все средства для восстановления своего влияния под властью Дерини.

Мердок следовал фамильной традиции, а теперь перед ним открывались куда более широкие перспективы. Почти три месяца назад он предстал перед Синхилом с петицией о возврате семейных владений, что король не замедлил сделать, хотя пока не вернул ему титул графа, дающий наследственные права на эти земли. Синхил считал Мердока честным и преданным, сочувствовал невзгодам барона, который однажды даже едва не стал членом того же религиозного Ордена, что и Синхил, по крайней мере так говорил сам Мердок.

— Барон Мердок? — пробурчал Камбер. — Он и его компания, кажется, всегда оказываются в гуще событий, не правда ли?

— По-моему, не секрет, что Мердок добивается весьма важного и незаслуженного места при дворе, — ответил Джорем, приподнимая бровь. — И может получить его. Боюсь, наш король слишком легко поверил сказке о прежней несправедливости и личине набожности.

С возмущенным фырканьем в адрес придворных льстецов вообще и барона Мердока в частности Камбер дернулся, собираясь возразить, и заставил Гвейра поспешно отдернуть руку с бритвой. Он пожал плечами, извинился, снова откинулся головой на спинку и вздохнул; молчаливый Гвейр снова приступил к делу. Камбер размышлял о карьеристе-бароне и о возможности завести с Синхилом разговор о нем, как вдруг понял, что нынче утром Гвейр необычайно замкнут. Он складывал бритву и принялся вытирать лицо хозяина с совершенно несвойственной резкостью.

Гвейр начал причесывать его, Камбер сел повыше, стараясь незаметно понаблюдать за юношей и проверить, не привиделась ли ему эта нервозность. Должно быть, лицо выдало любопытство Камбера, потому что Гвейр вдруг отвел глаза и с еще большей неловкостью возился с его густыми медно-серыми волосами. Закончив, он освободил плечи Камбера от полотенца и смахнул воображаемые волоски с сутаны хозяина. Казалось, он намеренно избегает взгляда Камбера.

— Что-то случилось, Гвейр? Сегодня ты какой-то расстроенный.

Гвейр поспешно отвернулся, чтобы взять лиловую шелковую шапочку епископа. Когда он опустил ее на седины, по его лицу уже ничего нельзя было прочесть.

— Ничего не случилось, ваша милость. А что?

— Да так.

Камбер рассеянно повернулся, чтобы просунуть руки в рукава пурпурной накидки, которую подавал Джорем. Глаза Гвейра он снова увидел, принимая из рук юноши нагрудный крест на золотой цепи. В них был испуг, почти затравленное выражение. Камбер старался казаться как можно более мягким, Гвейр смотрел под ноги.

— Ваша милость, вы правы, кое-что случилось… — начал он робко.

— Я так и думал, — ласково произнес Камбер, садясь и приглашая Гвейра занять кресло справа от себя.

Джорем отошел, вернулся к письменному столу и начал перебирать манускрипты, чувствовалось, что и он следит за юношей. Камбер не мог понять, почему Джорему тоже не по себе.

— Хорошо, — Камбер старался помочь Гвейру. — Ты хочешь рассказать мне об этом?

— Я… да, ваша милость, — Гвейр с трудом глотнул. Во рту у него пересохло, а взгляд, обычно прямой и открытый, блуждал в поисках чего угодно, лишь бы не останавливаться на ледяных глазах. Он не находил слов.

Камбер терпеливо ожидал, сцепив пальцы у груди, — этого жеста Элистера он уже не замечал, Келлен делался частью его самого.

Гвейр глубоко вздохнул и поднял голову, решившись наконец-то посмотреть в глаза благодетеля.

— Ваша милость, я… я хотел просить об одолжении, — пробормотал он, первые слова прозвучали, и юноша поддался порыву откровенности. — Строго говоря, не у вас лично… — Он замолчал, чтобы восстановить дыхание. — Но я надеюсь, что вы поможете. Его святейшество архиепископ очень ценит ваше мнение.

— Его святейшество имеет собственное мнение, — осторожно произнес Камбер, не догадываясь, куда клонит Гвейр, — хотя действительно иногда спрашивает моего совета. Должен напомнить тебе, если ты попросил о чем-то и получил отказ, то я и не смогу, и не должен вмешиваться.

— О нет, ваша милость. Я еще не просил его. Я… по правде говоря, боюсь подступиться к нему. Поэтому я пришел к вам. Если он посмеется…

— Посмеется? Почему он должен смеяться над высказанной от чистого сердца просьбой? Это касается веры? Если так, могу сказать тебе, что преподобный знает о твоем духовном развитии. Я рассказывал.

Гвейр опустил глаза.

— Ваша милость не знает всего. Боюсь, моя вера развивалась не совсем так, как вы полагали, и не совсем могли бы меня одобрить. Одним словом, я желал бы принять духовный сан, ваша милость.

— И ты думал, что я не одобрю это? — Камбер покачал головой. — Гвейр, ты, верно, не понял смысла моих прежних слов, Я просто советовал тебе не спешить давать обеты, навсегда меняющие твою жизнь. Если ты обрел свою дорогу и тверд в выборе, я счастлив.

— Правда?

— Конечно. Рассказывай. Какой Орден ты выбрал?

— Это… это только еще образующийся Орден, ваша, милость, — Гвейр боязливо поднял глаза. — Прошу, не требуйте от меня многого. Я дал обет сохранить тайну. Обещайте мне не настаивать.

— Даю слово, — согласился Камбер. — Расскажи, что можешь.

Гвейр глубоко вздохнул.

— Мы хотим посвятить себя новому святому, ваша милость. Мы думаем получить разрешение устроить его главный храм здесь, в соборе Валорета, а собор епископов просить о скорейшей канонизации. Существуют явные свидетельства его чудес.

— Новый святой? — Камбер лишь поднял бровь, но мысленно содрогнулся. — О каком святом ты говоришь? Мне неизвестно ни о каких чудесах, явленных в последнее время.

Гвейр склонил голову. Теперь, когда пришло время раскрыть карты, язык не повиновался ему.

— Ну, давай же. Не стесняйся, — настаивал Камбер. — Кто это?

— Это… лорд Камбер, ваша милость.