"«Здравствуй и прощай»" - читать интересную книгу автора (Линьков Лев Александрович)

Линьков Лев Александрович

«Здравствуй и прощай»



ЛИНЬКОВ ЛЕВ АЛЕКСАНДРОВИЧ родился в 1908 году в Казани, в семье учителя. Детство и юность провел в городе Горьком. Работал на заводе фрезеровщиком, затем инспектором рабоче-крестьянской инспекции. Учился в педагогическом и архитектурном институтах. Первые очерки, рассказы и фельетоны Л. Линькова были опубликованы в 1930 году в горьковской областной комсомольской газете «Ленинская смена». С 1932 года работает в «Комсомольской правде», потом служит в пограничных войсках.

В 1939 году по сценарию Л. Линькова поставлен фильм о морских пограничниках «Морской пост». В 1940 году в Детгизе вышла книжка его рассказов «Следопыт», в 1948 году в «Молодой гвардии» — повесть о советской разведке «Капитан «Старой Черепахи». Повесть неоднократно переиздавалась в нашей стране и в странах народной демократии и была экранизирована в 1956 году.

Среди книг Л. Линькова — повести и рассказы о пограничниках: «Источник жизни», «Отважные сердца», «Пост семи героев», «Большой горизонт», «Малыш с Большой притоки».

В настоящее время Л. Линьков завершает работу над романом из истории ВЧК.


7


Каждое утро все раньше и раньше начинали сверкать под лучами солнца оледенелые хребты, и все позже и позже прощалось солнце с горами, уступая место луне. Правда, нередко набегали еще тучи, сыпля снежную крупу, иной раз совсем по-январски начинала реветь пурга, и ветер норовил сбить с ног, но чаще всего весь долгий день ослепительно сияло солнце, сугробы таяли и оседали чуть ли не на глазах, и все чаще грохотали в горах лавины. Холодное, удручающее зимнее безмолвие сменялось шумами пробуждения. Все казавшееся недвижимым, мертвым оживало, оттаивало. Со склонов бежали ручьи. Пробивая себе путь, они журчали под снегом, бурливыми водопадиками бросались в пропасти и ущелья.


С каменных карнизов, совсем как с крыш домов, хрустально звенела капель. Ветви кедров-стланцев и арчи набирали живительные соки, на обнажившихся местами склонах пробились, робко зацвели первые альпийские подснежники.


Из далеких низовых долин потянулись в горы звери и птицы. У ледника целый день перекликались каменные куропатки. Из ущелья спозаранку до поздних сумерек доносилось переливчатое пение синей птицы и неугомонной оляпки. Они как бы старались перепеть и друг друга и весенние голоса горной речки. Суслики вылезали на солнцепек из многочисленных нор, становились столбиками, в упоении посвистывали. Откуда они появились так высоко в горах, где и летом-то не тают до конца снега, нередки студеные ветры и падают холодные туманы?


Все кругом звенело, шумело, шуршало, отогревалось, радовалось, прихорашивалось.


Не могли нарадоваться приходу весны, ее голосам и улыбкам и Федор, и Закир, и Клим. У Клима все еще не зажили ноги. Он не мог еще ходить и целыми днями лежал у чума на шкуре марала.


Голоса весны растеребили Клима. Наблюдая за говорливыми ручейками, он видел Волгу, освобождающуюся от ледяного панциря, ледоход и весенний разлив, слышал треск распускающихся почек на березах и кленах, пенье жаворонков, и нестерпимая тоска стискивала сердце. Скорее бы соскочить с поезда, выбраться из вокзальной сутолоки на площадь, на ходу вскочить в трамвай — и домой!


Скорее бы увидеть и обнять маму, посмотреть в ее добрые глаза!


Мама, милая мама! Твой Клим многое узнал за время разлуки. Он стал совсем взрослым и никогда больше не огорчит и не обидит тебя...


Все чаще грохотали в горах лавины. Огромная глыба снега нависла и над «Пятачком-ветродуем», где Потапов и Османов поочередно стояли на посту, охраняя границу. Она могла и не сорваться, эта снежная глыба, а вдруг...


Беда приключилась в тот самый момент, когда Потапов делал на скале сто восемьдесят восьмую насечку. Нарастающий гул, превратившийся в грохот, волна упругого воздуха и облако снежной пыли, долетевшие до лагеря, не оставили сомнений — лавина!


Клим лежал у костра на краю площадки. Вздрогнув, он невольно зажмурил глаза.


— Стереги нарушителей! Я — на «Пятачок». На вот тебе еще пистолет. — Потапов поспешно связал по рукам и ногам Сорокина и Матиссена, схватил лопату и убежал, скрывшись в не успевшей еще осесть снежной пыли.


Клим попытался подползти поближе к костру — и не смог, невольно застонав от боли в ногах.


Что же с Закиром? Неужели его завалило?


Клим посмотрел на горы, и ему почудилось вдруг, что они то приближаются, то исчезают, растворяясь в облаках.


* * *


Сорокин и Матиссен — пограничники все еще считали его тяжелобольным — внимательно следили за Климом. Клим не двигался: то ли он потерял сознание, то ли уснул. Матиссен первым окликнул его.


Клим не отвечал.


— Кузнецов! — громко позвал Сорокин.


И опять никакого ответа.


Выждав минуту, отталкиваясь локтями, Матиссен подполз к костру, нечаянно свалил треногу. Со звоном упал висевший над огнем котелок с водой. Матиссен в страхе замер: не разбудил ли он пограничника? Однако Клим по-прежнему не подавал никаких признаков жизни. Выждав с минуту, Матиссен подполз вплотную к костру, выгнул связанные руки, подставил под огонь веревку. Кривясь от ожогов, он то откатывался от пышущего жаром огня, то снова пододвигался к нему, пока, наконец, не смог перетереть обуглившуюся веревку об острый камень.


Клим очнулся, услышав какой-то невнятный шум, и не сразу поверил, что видит Матиссена, поспешно развязывающего Сорокина. В волнении Клим выстрелил вверх из пистолета три раза подряд.


— Назад! — приказал он, наставляя на Матиссена пляшущее дуло пистолета. «Выходит, этот ученый совсем не больной!»


Матиссен отскочил от Сорокина. Клим выстрелил в него два раза и промахнулся.


— Назад, к чуму! — повторил Клим, мельком глянул на Сорокина: «Слава богу — Матиссен, кажется, не успел развязать своего подручного!»


— Камнем его, камнем! — злобно крикнул Сорокин Матиссену, спрятавшемуся за выступом скалы.


— Слушай, ты... ты плохой снайпер... — заговорил Матиссен по-русски. — У твоего пистолета осталось два патрона. Если ты есть мужчина, оставь один патрон для своего сердца...


Спеша на выстрелы, Потапов успел передумать все самое худшее. Пока он добрался до «Пятачка-ветродуя» и откопал из-под снега оглушенного Закира, прошло не менее часа.


Вот и площадка. Клим лежал у костра, сжимая в руках автомат. Неподалеку от чума громко стонал раненый Матиссен. Возле него прижался к камням связанный Сорокин.


— Все в порядке, товарищ сержант! — прошептал Клим.