"Рыбалка на живца" - читать интересную книгу автора (Кораблев Артем)

Глава II У СЕМЫ

Без пятнадцати восемь я был около узоровской церкви. Эта церковь известная, XVII века, построил ее крепостной архитектор князя Голицына. Чудо, а не церковь. Мама говорила, что она сделана в стиле барокко. Не знаю уж, какой там стиль, но церковь точно красивая. Стоит на высоком берегу, над Москвой-рекой, ее со всех сторон за версту видно. Я эту церковь в трех или четырех исторических фильмах видел и еще в рекламных клипах. Женькин дед говорил, что во время войны в ней склад устроили, а теперь она опять действующая. Правда" службы пока проводятся только по праздникам, а в остальные дни идет реставрация.

Почти одновременно со мной подошел Лыка, Мы поздоровались и пошли к Семе. От церкви до Семиного дома минута ходьбы, не больше. Я заметил, что кроме нас к воротам его участка подтягиваются и другие узоровские ребята. Во дворе у Семы собралось их вместе с нами семь человек, все мне были знакомы, кто больше, кто меньше. Но я удивился, был здесь и Женька. Он заулыбался и встал с лавочки к нам навстречу.

— Что ж не говорил, что сюда ходишь? — спросил я его вместо приветствия.

— Да я только третий раз, да и что говорить, когда ты сам сюда ходить не хотел.

— Может, с тобой и пошел бы. — Я немного обиделся.

Вскоре из дома вышел Сема в майке-тельняшке, которую носят десантники, и в спортивных брюках.

— О, новые лица, — обратил он на меня внимание во время приветствий, — давно пора. Все в сборе? — обратился он уже ко всем. И, получив утвердительный ответ, бодро скомандовал: — Побежали.

Я знал, что день Сема начинает с утренней пробежки" в которой принимают участие и ребята, которые ходят к нему заниматься карате. Я их не раз видел за этим занятием, когда ходил на речку рыбачить. Только сам я к такой пробежке готов не был. Мне только еще уроков физкультуры не хватало. Даже оделся не по-спортивному: в свитере, в джинсах, хорошо еще, всегда ношу кроссовки.

Сема бодрым бегом двинул на речку, остальные растянулись за ним змейкой. Я трусил следом за Лыкой, а за мной Женька. Сема впереди выбирал дорогу" и нет бы бежать ему по ровной тропинке, что пролегала у речки, он специально то взбегал по косогору, то спускался вниз, месил ногами по грязи, гнал нас по траве, заставлял прыгать с ходу через ямы. Прошло совсем еще немного времени, а дышать мне уже стало нечем" потом заболел бок, и я давно уже пристроился в конце бегущих. Но отставать совсем было стыдно. Второго дыхания что-то не открывалось, зато второй бок заболел тоже. Около получаса гонял нас Сема по родным просторам, а потом повернул к дому.

Когда мы уже подбегали, я думал, что сдохну, ноги еще как-то двигались, а вот дыхалка… Но не успел я еще отдышаться, Сема начал какие-то упражнения, всякие, и на координацию, и силовые. Я все ждал, когда он покажет приемы" но так и не дождался. После долгой и тяжелой зарядки Сема остановился.

— Все, — сказал он, — вечером как обычно. А сейчас все к самовару.

Народ радостно зашумел, уже, видимо, знали распорядок. Сема пошел в дом и вернулся с огромным старинным самоваром. Не с электрической подделкой, а с настоящим, с большой ржавой трубой. Правда, сам самовар был начищен до блеска.

Кто-то сбегал за водой, кто-то притащил корзинку сосновых шишек, кто-то настрогал лучины. Сема разводил огонь в самоваре. Я никогда еще не видел, как это делается, и наблюдал с интересом. Сначала он поджег и сунул в брюхо самовара лучины, а затем, когда те разгорелись, накидал сверху шишек, закрыл самовар крышкой и укрепил кривую трубу.

В ожидании чая все уселись за стол, вкопанный во дворе у Семы под навесом. Навес — крыша на четырех столбах, крытая серым от времени рубероидом. Такой же стол, только без навеса, стоял у него за воротами перед участком. Единственная девочка, Наташка Хотькова, которая тоже была здесь и даже вполне на равных участвовала в пробежке, притащила из Семиного дома разнокалиберные стаканы, чашки и кружки. Откуда-то появилась банка варенья, сахар и пара батонов хлеба. Позже я узнал, что кое-что покупал Сема, а кое-что притаскивали ребята.

Самовар закипел, чай Сема заварил, все расселись за столом, на котором возвышался медный блестящий толстяк, напоминавший мне какого-то средневекового рыцаря в сверкающих доспехах.

Я впервые пил чай из настоящего самовара, и мне понравилось. Мало того, что заварка у Семы была хорошей, он еще пах дымком, ничего подобного я раньше не пробовал. Да еще сельская тишина, и чистый утренний воздух, и птицы поют, тишину эту не нарушая, и усталость в теле после утренней разминки — все хорошо, спокойно.

За столом меж тем развернулась беседа. Говорили о кладах, видно, эта тема поднималась и раньше.

— Да какие сейчас клады! — горячился Витька Фомин. — Ну откуда им тут взяться?

— А бывшая дворянская усадьба князей Голицыных, — возражала Наташка.

— Так нету уж этой усадьбы, нету! Одна церковь осталась. Ты что, в церкви хочешь копать?

— Ну и что, что усадьбы нету, а клады могли остаться в земле, в дуплах деревьев.

Витька даже заржал.

— Ну да, князь Голицын собственноручно зарыл свои бабки в землю, или нет, он в дупло от жены заначку спрятал.

Тут уже все заржали.

— Сейчас искать какие-то клады — полная безнадега, — категорично подвел итог Витька.

— Ну уж и безнадега, — вмешался Сема, — все время ведь что-нибудь находят. Надо только искать со смыслом.

— Да со смыслом, без смысла, — не сдавался Витька, — в Узорове ни черта ноту.

— Может, и нету, а может, и есть. — Сема даже значительно поднял палец. — Вот я расскажу вам случай из жизни.

Я заметил, что все замолчали. Они приготовились слушать Сему, Да, он обладал тут немалым авторитетом. Сема начал:

— У меня в кладоискательстве опыт небольшой, но все же есть, Когда я был вот таким же, как вы, то есть было мне лет тринадцать. Жил я в деревне Аксиньино, там я и родился. Сейчас эта деревня вошла в состав Москвы, недалеко от Речного вокзала. Так вот, были у меня там два друга, и мы начитались приключенческих книг и тоже решили искать клад. Ну где клад искать? Мы, конечно, копать решили. Так себе представляли, вроде Наташки, что все деньги и сокровища в землю зарывают. Другое дело, где копать? Тут надо было подумать.

В нашей деревне не было ни усадьбы, ни каких-то значительных строений, церковь, правда, была. Она и сейчас есть, даже действующая, как раз неподалеку от станции метро "Речной вокзал", на краю Парка Дружбы. Хотя мы были пионерами и потому тогда еще думали, что "жадные попы" могли укрывать сокровища в церкви или церковном дворе, но эта церковь и тогда была действующей, стало быть, копать на виду у священнослужителей или церковного сторожа было просто невозможно. Однако в нашей деревне было много пустующих старых домов. Некоторые пустовали так давно, что даже наши родители уже не помнили, кто в них когда-то жил. Мы решили поискать спрятанные сокровища в них. Причем, по-моему, вполне резонно, решили в первую очередь обследовать самые старые.

На краю Аксиньина один из пустующих домов был настолько ветх, что, в общем-то, уже завалился. С него мы и начали свои раскопки.

Рано утром мы выбрались из дома, захватив с собой лопату и большой мешок для сокровищ. Некоторые бабки уже проснулись, выгоняли пасти скотину, но до нас им не было никакого дела. Так что, можно считать, мы дошли до выбранного нами дома незамеченными. Вошли. Пол весь прогнил, так что даже не надо было вскрывать доски.

"Ну и где рыть будем?" — спросил тогда мой друг Юрка. Он имел в виду, что дом-то большой, не всю же землю под ним перекапывать. Специалисты сейчас ищут клады с искателями металлов, а у нас, кроме лопаты, ничего не было. Тогда я почему-то указал на самый гнилой, завалившийся угол и предложил копать там. Юрка молча взял лопату, подошел и три раза копнул. На третий раз лопата обо что-то стукнулась. Он опустился на колени и вытащил из земли металлическую коробку еще царской работы. Когда-то в ной были конфеты, но, открыв ее, мы нашли внутри вовсе не леденцы, а серебряные деньги. Там было четыре царских серебряных рубля, двадцать первых советских серебряных полтинников и два Георгиевских креста, которые давали в царской армии солдатам за проявленную в бою храбрость. Вот так, — Сема обернулся к Витьке, — а ты говоришь, "безнадега"… Тот только пожал плечами.

— А что вы сделали с кладом? — поинтересовалась Наташка.

— Как что, поделили, естественно. Моя доля и по сей день у меня. Правда, по закону полагалось сдать найденный клад государству, и тогда получили бы только двадцать пять процентов, но мы никому из взрослых ничего не сказали, даже родителям. Ну, а перед пацанами хвастались, конечно. Через неделю вся земля внутри и вокруг всех старых заброшенных домов в Аксиньине была перерыта, переворочена, будто там пахал трактор. Но это уже не мы рыли, а те, кому мы хвастались, только ничего они больше не нашли.

— Сейчас, наверное, эти полтиннички прилично стоят, — заметил Игорь.

— Да нет, не очень, — возразил Сема. — Я хотел было их продать, когда здесь дом строил, да, когда оценил, не стал. Уж лучше они у меня останутся, как память. А деньги тогда занял. Кое-что у покойного Коломейцева, так все и не отдал, уж больно большие проценты он требовал.

"Ни фига себе Сема!" — подумал тогда я и значительно глянул на Женьку, но тот специально отвернулся.

— Сейчас, погодите. Сема встал из-за стола и ушел в дом. Через пару минут, во время которых шли жаркие споры, в каком конце Узорова лучше искать клад, Сема вернулся.

— Вот эта коробка. — Он положил на стол ржавую истертую металлическую квадратную коробку с царским гербом на крышке и плохо читаемой надписью старыми русскими буквами "МОНПАНСЬЕ". — А вот и моя доля. — Сема приоткрыл крышку и выложил на стол два серебряных креста и семь полтинников с изображением рабочего, перековывающего меч на орало.

— А где же рубли? — поинтересовался Игорь.

— Да я вместо них кресты взял, мне тогда все, что как-то связано с армией, нравилось. А тут очень уважаемая в России боевая награда. Между прочим, не прогадал, эти кресты сейчас гораздо дороже тех рублей стоят. Но их-то я никогда не продам.

Чаепитие еще некоторое время продолжалось. И все это время тема кладоискательства не иссякала. Сема рассказывал, как и где ищут клады настоящие кладоискатели. Он, оказывается, читал об этом книгу, уже когда стал взрослым. В заключение Сема еще раз сходил в дом и принес оттуда эту самую книженцию. Ее тут же взял почитать Игорь. И я был уверен, что скоро увижу его где-нибудь на липовой аллее князей Голицыных с лопатой в руке и в сопровождении Наташки.

Попив чаю, все стали расходиться, предварительно вымыв посуду. Сема подошел ко мне. — Приходи вечером, — сказал он, — будем карате заниматься.

Я обещал прийти. А про себя опять подумал: "Приду, обязательно приду. Я теперь от тебя просто так не отстану, раз ты у Коломенцева денег занял, да еще не все вернул, да еще к Женькиной бабке за молоком ходишь". Единственное, что меня смущало, — это то, как Сема легко рассказал о долге Коломенцеву. Я помнил, что Козинов тоже запросто говорил о своем знакомстве с покойным и оказался невиновным.

А вообще-то мне у Семы понравилось, и сам он действительно оказался интересной личностью. Это меня смущало тоже…

— Ну что, вечером придешь? — спрашивал меня Лыков, когда мы вышли от Семы.

— Приду, конечно, — соглашался я,

— Правда, клевый мужик?

— Правда.

— Что я тебе говорил, — торжествовал Лыков.

Женька шел молча, он знал о моих подозрениях, и было видно, что ему это не нравится.

После обеда я мигом слетал к Светке, чтобы не забывала, а в шесть вечера был уже у Семы. На этот раз Сема удивил меня еще больше. Надо признаться, что я сильно недооценивал этого человека. Свои занятия с ребятами, одновременно с собственной тренировкой, он проводил всегда в одно и то же строго назначенное время. Как оказалось, даже когда он по какой-либо причине не мог их провести, кто-то из ребят подменял его, и занятия все равно проводились. Сема жил один, семьи у него не было, и чем он жил, долгое время было для меня загадкой. Теперь же многое становилось ясным.

Карате оказалось вовсе не карате. Это говорил и сам Сема. Он просто учил ребят драться. Тут было и карате, и бокс, и русский стиль, и всякие виды борьбы и единоборств. Новенькие, каковым я и являлся, тренировались в общей массе. А старожилы, вроде Лыки и Игоря, даже работали в спарринге, и это было особенно интересно. Тренировка мне понравилась, и я решил посещать Семины занятия регулярно.

А после тренировки Сема повел нас в дом. Тут я вообще рот разинул. Здесь было столько удивительных вещей: как в каком-нибудь краеведческом музее. Чего только тут не было. Старинная икона, клык моржа, морские звезды и разнообразные раковины, боевой штык, который использовали японцы в войне 1903 года, футбольный мяч с автографом Льва Яшина, какая-то японская ваза, человеческий череп, оленьи рога и много чего еще, даже чучело маленького крокодила, Сема усадил нас за стол в комнате с печкой, правда, и так было тепло, и печка не топилась. На столе опять оказался чай.

— А чем Зин и мнется Сема, — спросил я тихонько Лыку, — кем работает?

— Да никем, он писатель, — улыбнулся Лыков. — Но вообще-то после Афгана он окончил какой-то институт, только работать по специальности не стал, сюда уехал. У него здесь когда-то предки жили. Вот Сема здесь и обосновался, и пишет. Одному скучно, он и возится с нами.

В это время на другом конце стола разговор опять пошел о кладах.

— Да где их здесь искать? — все еще горячился Витька. — Нет у нас здесь никаких старых домов, как в Семиной деревне детства. Все обжито, перепахано…

— Дело в том, — опять вмешался Сема, что вы просто не знаете, где живете.

— Как это не знаем, — полушутливо возмутился Игорь, — в Узорове.

— Ну, Про Узорово вы еще кое-что знаете, наверное, слышали и про Никольское.

Никольским называется дачный поселок по соседству, заселенный потомками первой советской интеллигенции, среди которых было немало действительно известных и достойных людей.

— А вот про Звенигород что вы сказать можете, или про Петрово-Дальнее, или про Ильинское, или про те же Горки? Чем все эти города да села примечательны?

— Ну, в Звенигороде Кремль есть, — уверенно сказал я, потому что был там недавно с родителями.

— Верно, — кивнул Сема.

— В Горках — конезавод, — поддержал меня Игорь.

— В Петрово-Дальнем какой-то научный институт есть, с медициной связанный, — заметила Наташка, у которой мама работала научным сотрудником.

Больше никто ничего не сказал.

— Маловато, — выждав некоторое время, заметил Сема. — Знали бы вы побольше об окрестностях вашего Узорова, глядишь, и сами догадались бы, где вам клад искать. Историю надо знать, историю родных мест. Ну вот взять, к примеру, хотя бы Ильи некое. Вы хоть знаете, кому оно принадлежало, кто в нем жил, какие исторические события связаны с этой усадьбой?

— А какие? — спросила Наташка.

— Очень даже интересные. — Сема отхлебнул чаю и откинулся в кресле. — Усадьба эта старая, а село Ильинское еще древнее, оно известно историкам с XVI века. Изначально село принадлежало Романовым, то есть, значит, предкам русских царей. Но я не думаю, чтобы они в те времена зарывали свои сокровища в землю подмосковной вотчины. Село у них было не одно, богатые были бояре. Им принадлежало и Ромашково, и Крылатское. А вот ближе к окончанию Смутного времени, как раз тогда, когда Романовы вступили на российский престол, нечто подобное могло случиться. Потому что это село захватил другой претендент на российский трои, польский королевич Владислав Жигмонтович. Проходили по истории Смутное время-то? Чем оно знаменито, знаете?

— Да уж проходили, — ответил за всех Игорь. — Остальные молчали, и было не ясно, знают ли они действительно что-нибудь про этот период русской истории с туманным и тревожным названием.

— Ну тогда вы должны знать, что грабеж в это время был нормой. Вся страна была разграблена, то поляками и литовцами, то казаками, то просто разбойниками. Царя не было. Воля казацкая. Вот тогда и мог кто-нибудь укрыть в Ильинском добро, или от грабежа, или, наоборот, награбленное.

После Смутного времени Романовы передали село Морозовым, а затем его получили Стрешневы, все это были бояре именитые, богатые, основатели знатнейших дворянских родов. Стрешневы владели Ильинским долго и очень много сделали там построек. В том числе они перестроили старую деревянную церковь Ильи Пророка, это с тех пор она стала каменной. Где-то к концу XVIII века имение в Ильинском получил граф Остерман, который приходился Стрешневу племянником. Это был очень богатый и влиятельный человек в Российском государстве, одно время он был даже государственным канцлером. Жил Остерман во времена дворцовых переворотов, когда царицы то и дело сменяли одна другую, а их ближайшие подданные зачастую отправлялись в тюрьму. Это было время тайных интриг и неожиданных поворотов фортуны, поэтому что-то могло быть спрятано в Ильинском и в те годы. Но Остерман держался очень стойко и попал в настоящую опалу лишь при Екатерине II. Детей у графа не было, и он усыновил внучатого племянника Александра Ивановича Толстого, который с тех пор стал графом Остерманом-Толстым, О, это была личность так личность. С детства, как и многие дворяне, он служил в гвардии, брал Измаил вместе с Суворовым и Кутузовым, воевал во всех войнах с Наполеоном, герой 1812 года, участник Бородинского сражения и многих других. Когда его полк сдерживал превосходящие силы французов и адьютант спросил, что делать, ведь полк гибнет, он получил ответ: "Стоять и умирать!" А в те времена генералы гибли вместе с солдатами на поле боя. В сражении под Кульмом, это в Чехии, ему оторвало руку, он привез ее с собой в Россию и похоронил в другом своем имении, в Красном, — родовом имении Толстых.

После войны с Наполеоном Остерман — Толстой пожил в Ильинском. Он развернул там бурное строительство: перестроил главный дом, соорудил павильоны, оранжереи, галерею, беседки по всему парку, правда, сейчас от этого почти ничего не осталось.

У Остермана в Ильинском гостили известные писатели и поэты: Вяземский, Тютчев, Лажечников, Полежаев и многие другие.

При этом сам Остерман был большим оригиналом, в его обеденном зале жили орлы, а во время обеда у стола стояли медведи с алебардами. Но детей у него не было. И имение после смерти Остермана унаследовал его племянник князь Голицын. А уж в шестидесятых годах прошлого века Ильинское купила императрица. Имение опять вернулось в царскую семью. Кстати, им одно время владел Великий князь Сергей Александрович, убитый в 1905 году террористом-народовольцем. А его вдова, Великая княгиня Елизавета Федоровна, кстати, сестра последней нашей царицы, посвятила себя благотворительной деятельности и очень много сделала для больных и несчастных людей. Погибла она в 1918 году, а вот не так уж и давно Елизавета Федоровна причислена Русской Православной Церковью к лику святых.

Все эти дворяне и члены царской фамилии были неплохими хозяевами в Ильинском. Они не только развлекались в столовых с медведями и принимали у себя писателей и поэтов, не только возводили строения в усадьбе, но и открывали в селе и окрестных деревнях мастерские, устраивали фермерские хозяйства, открыли почту, телеграф, больницу и школу для крестьянских детей.

Ну а после революции в Ильинском, в бывшем дворце Романовых, был дом отдыха сначала для рабочих, потом для партийцев из Московского комитета. Но в 1929 году дворец сгорел, и от остальных строений усадьбы мало что осталось. Вот так, — закончил Сема свою маленькую лекцию по ликвидации нашей безграмотности.

— Сема, — спросила Наташка, — откуда ты все это знаешь, и зачем тебе это нужно?

— Ну, узнать не трудно, читай себе… А нужно для работы. Да и просто интересно.

— А про Звенигород расскажешь, — спросил Игорь.

— Лучше про Горки.

— Про Петрово-Дальнее. Предложения от слушателей поступили самые разные.

— Расскажу, — сделал успокоительный жест рукой Сема, — расскажу. И про Воскресенское могу рассказать, еще и про Узорово добавить, чего вы и не подозреваете. А уж где копать, сами решайте, вон Игорь у вас специалистом будет, он у меня книжку взял про клады. Только все это уже не сегодня. Расходитесь по домам, мне работать надо.

Как Сема "работал", в тот день для меня так и осталось загадкой. Но домой я ушел в большой растерянности. Не вязалось никак все, что я узнал за этот день о Семе и от Семы, с моими подозрениями. И все ж я не стал исключать его из списка подозреваемых. Время покажет, том более что других кандидатов на тот момент у меня больше не было.

Не было у меня и иных методов вести следствие, как только ходить к Семе, да наблюдать и еще рассматривать в мокрую погоду следы от сапог на дорогах Узорова в надежде найти тот самый с места преступления. Но погода опять наладилась, и сапог никто не носил.

Я стал посещать Сему регулярно. Впрочем, ходить туда мне было интересно. Я скоро привык к занятиям физкультурой и стал даже дома подкачиваться отцовскими гантелями. Занятия карате, вернее, тем, что Сема называл этим словом, тоже пришлись мне по вкусу. Я все ждал момента, когда наконец Сема поставит меня в спарринг. Особенно хотелось подраться с Лыкой. Все-таки между нами продолжалось соперничество, хотя теперь все было уже по-другому. Злости мы больше друг к другу не испытывали, но все равно каждый хотел быть лучше и сильнее.

А на вечерние посиделки я стал приводить с собой и Светку. Мама ее со мной отпускала. Правда, ходить на тренировки Светка не захотела, но у Семы ей тоже понравилось, и ее очень быстро признали за свою в узоровской компании. Теперь и Тамерлан уже не скучал в одиночестве, привязанным к забору, а весело проводил время в компании Ксюши.

Мне же очень хотелось побывать во всех помещениях Семиных владений и проинспектировать их на предмет наличия Женькиного горного велосипеда. В жилых помещениях дома я уже побывал, и неоднократно, но оставались еще чердак, погреб и сарай во дворе, куда никто еще из ребят не заглядывал. Только вот как это сделать?

Если долго думать об одном и том же, то в конце концов обязательно что-нибудь да придумается, я это давно заметил. Так случилось и в этот раз. После двух дней усиленных размышлений у меня созрел план, как посетить хотя бы сарай. И помогла мне, как ни странно, страсть моих приятелей к кладоискатель-ству. Я решил тоже прикинуться искателем сокровищ.