"Смерть мелким шрифтом" - читать интересную книгу автора (Чехонадская Светлана)29Пока ехали по бетонке, молчали. Дорога была узкой, темной и, даже в темноте было видно, живописной — Ивакин любил эту дальнюю кольцевую. Здесь город уже не чувствовался. Только начиная отсюда можно было по-настоящему оценить красоту Подмосковья, его ельников, лугов и холмов. Все, что находилось ближе, было отравлено городом. Дорога в свете фар зазмеилась и распалась на несколько рукавов — близилось Новорижское шоссе. Посветлело, зашелестели машины впереди. Ивакин закрыл окно. — Дождь, что ли, прошел? — спросил он сына. Тот осторожно глянул на него: до этой минуты отец молчал, значит, не хотел разговаривать. Сын у Ивакина был интровертом и чутким парнем — полной противоположностью дочери. — Так, брызнул чуть-чуть, — сказал сын. — Все равно хорошо. — Это уже было прямое указание на окончание паузы. — Красивый поселок, — произнес сын. — Люблю такие. Как в «Тимуре и его команде». А что за старуха в окне? — Когда-то была домработницей в семье генерала милиции. Потом генерал застрелился, это еще при Сталине, потом его сына посадили за взятку, а она подсуетилась: сына выписала, за его брата-гомосексуалиста замуж вышла. Теперь она владелица восьмидесяти соток в этом поселке. — Шустрая тетка. А зачем ты к ней ездил? — Дачу себе присматриваю, — пошутил Ивакин. — Неплохо бы. — Да ладно! Наша дача тоже ничего. — Шумная. Самолеты достали. А здесь тихо… И все-таки, зачем ты сюда ездил? Это по делу убитой журналистки? Знаешь, Прохоров приходил, жаловался. — Жаловался? — Он принес диктофон. Я послушал — мне Ленка дала. Ты молодец. Нам очень понравилось. — Ты сказал, жаловался. — Ну, он считает, ты неправ. Эта история со статьей… — История со статьей… — задумчиво протянул Ивакин. — Набери-ка его. Кружевной лес закончился, машина выехала на шоссе, похожее на асфальтовое поле. Теперь даже не верилось, что где-то рядом находится этот заколдованный поселок. — Ну? — недовольно сказал прохоровский голос в трубке. — Чего молчите? Делать нечего? — Я не молчу, — удивился Ивакин. — Ивакин? А мне тут названивают. Уже раз пять звонили. Молчат. — Поклонница? — Пацаны. Уши оторву, если поймаю. Тут матч был, а они звонят. Получил диктофон? — Да. Спасибо. Я чего звоню, Прохоров. Хочу сказать тебе, что я ошибался. Не было никакой статьи. — Ну вот! Все у тебя не слава богу! Как это не было, когда она была? — Я не так выразился. Она была написана не до убийства, а после него. И не было никаких материалов, которые прислали заранее. Тебе приятно это слышать? — Да я это и так знал. Но в твоем голосе мне слышится подвох. — Все старые холостяки очень мнительны. — Владимир Александрович, это подло! — сказал Прохоров и повесил трубку. — Представляешь, обиделся! — озадаченно сказал Ивакин. — Ну а ты тоже! Для него это действительно больной вопрос. — Если больной, чего не женится? — Думаешь, это легко? Хороших невест мало. К тому же он, по-моему, голубой, поэтому такой обидчивый… Слушай, мне Ленка кое-что рассказала. Эта статья — она ведь была твоим главным пунктиком, насколько я понял. Ты ошибался? — В общем-то, да, — немного неуверенно согласился Ивакин. — Исходный посыл, связанный с этой статьей, действительно, сбил меня с толку. Вот смотри, представь, что ты Прохоров… — Тьфу-тьфу-тьфу! Представил. — Тебе звонит твой бывший сослуживец и говорит примерно следующее: «Моя сестра устроилась работать в газету. Она ведет колонку криминальной хроники. Сведения ей поставляют какие-то информаторы из УВД. Но у нее появились сомнения насчет этих информаторов. Не можешь проверить кое-что?» — «Могу» — говорю я, — сказал сын, любуясь тем, как оживился отец, когда речь пошла о работе. «Все-таки он счастливый человек», — подумал Ивакин-младший. — Этот бывший сослуживец, назовем его Миша, кратко перечисляет тебе сведения, пришедшие для статьи. Ты их проверяешь. Через некоторое время этот Миша снова звонит тебе и снова говорит: «У сестры опять сомнения. Не посмотришь кое-что?» И так повторяется три или четыре раза. И наконец этот Миша звонит тебе и говорит: «Прохоров, не проверишь по сводкам: было убийство некой фотохудожницы? Была она застрелена у себя на квартире? Что известно милиции на этот счет?» Зачем он это спрашивает? Что ты подумаешь на месте Прохорова? — Как что? Что у сестры снова сомнения насчет информаторов. — Твои рассуждения не лишены логики, — ядовито произнес отец. — Но разве Миша сказал хоть что-нибудь о сестре? Разве слово «статья» было произнесено на этот раз? — И что это значит? — А то, что никто и не собирался писать статью. Статья здесь вообще ни при чем! Если это понять, то… Все-таки статья, предсказывающая убийство, и предсказание убийства — это разные вещи, не так ли? — Это разные вещи, — твердо проговорил компьютерщик-сын. — Но ведь статья была, насколько мне известно? — Была. Кстати, неизвестно, кто ее писал. Новенькому дураку-редактору любой мог прислать статью по электронной почте… Даже у таких солидных организаций есть слабые места. Удивительно. — Ивакин покачал головой. Некоторое время они ехали молча. — Да, тебе звонил некий Онищенко из прокуратуры, — вспомнил Алешка. — Оставил домашний телефон, просил срочно связаться. — По-моему, это следователь, который ведет дело Лапчинской, — сказал Ивакин. — А можно я еще позвоню? Онищенко суховато поздоровался и, не дожидаясь, пока Ивакин выдаст свои старомодные предисловия, сразу заговорил о деле. — Не знаю, будет это для вас полезным или нет, но история с размолвкой между Лапчинской и Леонидовой имела и предысторию и продолжение. — У Ивакина возникло ощущение, что следователь прокуратуры говорит по бумажке. — Их отношения были враждебными. Леонидова ревновала Грибова и намекала ему на измены Лапчинской. Та в долгу не оставалась: специально дразнила Леонидову, хвасталась шикарными подарками, которые ей делал любовник… Ивакин слушал, глядя в окно. Если бы было возможно, он уехал бы куда-нибудь в Тверскую область, а еще лучше в Сибирь. Туда, где тихо и свежо. Их дача на Можайском шоссе слишком уж близко от города. То, что когда-то казалось счастьем, обернулось огромными пробками, непрекращающимся шумом трассы, смогом, а теперь вот еще самолетами. — …Про шубы свои хвасталась, про машину рассказала. Леонидова бесилась, завидовала, к радости Алениных подружек. Ее не очень-то любили, эту вашу Марину. И выходка со статьей еще больше настроила сотрудников «Без цензуры» против нее. Тем более, что из-за этой статьи уволили человека. — Не любили, говорите… За что-то конкретное? Ну, если не брать статью. — Да там много всего. Это ведь и правда непорядочно — говорить человеку, что его любовница ему изменяет. — Значит, об изменах все-таки речь шла? — Думаю, у Леонидовой не было доказательств. — Но вы не уверены? — Не уверен. Да это и неважно. Если стоять на убийстве из ревности, то вполне достаточно и того, что Грибову просто намекнули на измены Лапчинской. Тем более намекнула старая знакомая, которой он доверял. — А он ей доверял? — Эта сотрудница сказала: жалел. Одергивал Лапчинскую, когда она смеялась над Леонидовой. — Почему смеялась? — Да она вообще смешная была, как я понял. Старомодная. Не вписалась она в коллектив. Там, знаете, какие люди противные? Крутые, наглые. А она и интеллектуально не догоняла, и в смысле внешности. Хотя была самоуверенной. Считала себя красавицей, кстати. Данаей. — Кем? — Данаей. С картины. — Понятно. Вы сами-то что об этом думаете? — Да черт его знает! Если Леонидова постоянно говорила Грибову об изменах Лапчинской, то он мог и сорваться. Любому мужчине такое скажи — и реакция может быть непредсказуемая. Кроме того, она ему это говорила несколько раз. Значит, он ее не одернул, не запретил распространяться на эту тему. Не уволил, в конце концов. Нет, версия убийства из ревности становится более чем реальной. — Возможно… Значит, когда Марина позвонила из Лазурного, ее интересовала реакция на статью? — Да. Причем реакция Грибова. Она засмеялась, услышав, что он рвет и мечет. Это я вам цитирую показания сотрудницы. И вот что еще важно: Леонидовой была интересна также реакция милиции. Когда она узнала, что статья милицию не заинтересовала, то сильно расстроилась. Получается, Владимир Александрович, что она действительно информировала нас о причинах этого преступления? Может, что-то услышала? Вы ведь тоже обратили внимание, наверное: она сидела у него в приемной и накануне убийства, и в тот день, когда Лапчинскую убили. Мне вот еще что в голову пришло: она не могла его шантажировать? Вы говорили о двух тысячах, которые она взяла на море. — Все ее гонорары за два месяца следствие проверило. Она получила не меньше трех тысяч долларов. Скорее всего, эти две тысячи — заработанные. Вы точно выяснили день, когда она звонила из Лазурного? — Да. Она звонила в понедельник, — сообщил Онищенко. — Почему сотрудница решила, что это звонок именно из Лазурного? Она сама ей сказала? — Она звонила с переговорного пункта. Там была телефонистка. — Значит, это и был первый Маринин разговор, который она вела с переговорного пункта… После этого разговора Марина позвонила брату. Теперь мне понятно, почему… У меня для вас хорошие новости. — И какие же? — вежливо, но без особого интереса спросил Онищенко. — Я советую вам посмотреть одно архивное дело. Дело о самоубийстве известного человека, которого вы, без сомнения, знаете. Думаю, там для вас будет сюрприз, если, конечно, вы наблюдательны. Если вы найдете в этом деле упоминание о некоем предмете, который вас заинтересует, я готов помочь найти этот предмет. От неожиданности Алешка вильнул рулем. Ивакин сердито посмотрел на него. — Посмотрю. Что за дело? Просто так об этом предмете рассказать нельзя? — недовольно спросил Онищенко. — Так неинтересно, — ответил Ивакин и подмигнул сыну. |
||
|