"Лунная радуга. Книга 1. По черному следу" - читать интересную книгу автора (Павлов Сергей Иванович)9. ВЕРЕВКА ДЛЯ ШУРИНА— Самый загадочный элемент сообщения Грижаса — история о чужаке. — Шеф обвел глазами собрание. — Кто-нибудь желает высказаться?… Ваше мнение, профессор? Старик медленно поднял бледные веки. — Так, понятно… — Гэлбрайт перевел взгляд на Никольского. — Я думаю, следует попытаться установить контакт с Рэндом Палмером, — сказал Никольский. — Если это возможно. — Попробуем, и безотлагательно. Палмер — штатный сотрудник Западного филиала УОКСа. Наш оператор наверняка успел оценить обстановку… Что скажете, Купер? — Я затребовал у связистов нашу спецлинию видеосвязи с УОКСом. Предупредил Палмера, что нам, вероятно, будет нужна его консультация. Он ждет. Гэлбрайт кивнул. Участок голубого пространства рядом с изображением Купера посветлел, бесшумно лопнул от пола до потолка. Появилась огромная голова — так, наверное, видится обитателям комнатного аквариума голова хозяина, когда он смотрит на них сквозь стекло. Фрэнк добросовестно разглядывал Палмера, но ничего особенного в нем не находил. Возраст — лет пятьдесят. Голова круглая, волосы пепельно-седоватые и, как это в обычае у десантников, коротко стриженные. Бронзовое от загара, твердое я в то же время самое что ни на есть обыкновенное лицо — из тех, которые трудно запоминаются с первого взгляда. На тренировках зрительной памяти частой сменой образцов подобных лиц тренеры-психологи доводили Фрэнка до изнурения. — Хэлло, Рэнд! — сказал Купер голове Палмера-великана в огромное ухо. — Извини, заставил тебя подождать. Ты нас видишь? Выражение терпеливого ожидания на исполинском лице сменилось вниманием, глаза и губы шевельнулись: — Вижу, но почему-то не в цвете. Только ты у меня на экране цветной… — Все в порядке, так и должно быть. Рэнд, мой шеф полагает, ты сумеешь помочь распутать одно занятное дельце. Мне придется записывать вашу беседу, не возражаешь? — Давай без церемоний. У меня, между прочим, рабочий день, а работы по горло. — Мы тоже не на прогулке, — рассеянно обронил оператор. — Шеф, у меня все готово. — Он сделал какое-то необходимое ему движение рукой в сторону. Это выглядело забавно: рука вошла в ухо гиганта. — Купер, — сказал Гэлбрайт, — отодвиньте изображение Палмера дальше от своего, вы мне мешаете. — Голова гиганта невесомо откачнулась вправо и сократилась в размерах наполовину. — Вот так, хорошо. Добрый день, Палмер. — Добрый день, Гэлбрайт. — Вы знаете меня в лицо? — Да. Видел вас однажды в УОКСе. — Однажды… Когда? — В тот сумасшедший день, когда потерпел катастрофу «Спэйс фэнтом». Или днем позже?… Ну, в общем, видел на совещании по поводу гибели трампа. — Год назад… У вас хорошая зрительная память. — Пока не жалуюсь. — Что ж, пригодится. — Гэлбрайт кивнул. — Ваш возраст? — Сорок семь лет. — Должность? — Инспектор по кадрам десантных подразделений бокс». — Превосходно… Как у вас там погода? Палмер удивленно поморгал: — Погода отличная. Но вас, должно быть, интересует не это? — Да. Кроме погоды, нас интересует Четвертая экспедиция к Урану. Точнее, одно странное происшествие на борту «Лунной Радуги». — А… понятно… — В глазах Палмера отразилось тоскливое размышление. — Что вы имеете в виду? — Странных происшествий было несколько? — Я бы этого не сказал. — Вот и прекрасно. Будем считать, вы догадались, о чем идет речь. — Понимаю. Вам нужно, чтобы я первый произнес это слово — «чужак». Ладно, я произнес. — Спасибо, Палмер. Это очень важно для следствия. — Следствие по делу о чужаке? — Нет, мы идем по другому следу, но чужак оказался у нас на пути. И знаете, он почему-то нам не понравился, мы решили проконсультироваться с вами. Когда это было? Вы помните точную дату я время? Палмер назвал дату и время. — Расскажите подробности встречи. — Прошло восемь лет, — пробормотал Палмер. — И сейчас я… — Вы забыли подробности? — Нет, но… — Вам приходилось с кем-нибудь делиться этой историей? — Да, я рассказывал про чужака своему другу. — Друзей у вас, вероятно, немало. Кому именно вы рассказывали? — Я не хотел бы называть имен. — Вы полагаете, Палмер, вопросы я задаю из праздного любопытства? — Вот поэтому и не хотел бы… Простите, но я не желаю, чтобы моих друзей беспокоили. — А уж это насколько вы будете откровенны. Если нет… результат, увы, окажется прямо противоположный тому, которого вы добиваетесь. Мы будем просто вынуждены говорить с Бугримовым. На лице Палмера проступило смятение: — Вы… Но откуда вы знаете? — Служба такая. Бугримов поверил вашему рассказу о чужаке? — Конечно. Я никогда его не обманывал и не разыгрывал. И вообще… это не в моем характере. — Кому еще рассказывали вы о чужаке? — Командиру десантного отряда «Лунной радуги» Нортону. — Нортон поверил? Лицо Палмера окаменело. — Вы молчите? У Палмера да лбу выступила испарина. — Что это с вами? Десантник молчал. Бывший десантник. Фрэнк сочувственно смотрел в его светло-карие, сильно увеличенные на экране глаза, — можно было представить себе, каково ему там. Увеличенные изображения лиц как-то нехорошо, неприятно обнажали людей… Но это был один из методов следовательской практики, ничего не поделаешь. — Я не совсем понимаю ваше состояние, — мягко сказал шеф, — но вы должны взять себя в руки и… Палмер его не слушал. — Спросите Нортона сами, — отрезал он. — Нортона, значит, можно побеспокоить. Вам Нортон не друг. — Здесь суть не в этом. Просто я не желаю совать свой нос в личные дела Нортона. — А разве вопрос, поверил Нортон вам или нет, никак не касается вашего носа? — Сначала я был убежден, что Нортон мне не поверил. — Ну а потом? — А потом… Видите ли, это уже не имело значения. — Пока я ничего не вижу. Ну хорошо… Расскажите нам то, о чем вы рассказывали Бугримову и командиру. Палмер стал неохотно рассказывать. Фрэнк слушал рассеянно — не любил повторений. Все совпадало с тем, что рассказывал медиколог. Шеф и Никольский, напротив, слушали с напряженным вниманием: Роган, казалось, подремывал, но Фрэнк мало уже доверял безучастным позам язвительного консультанта. — Любопытно! — проговорил шеф, будто впервые услышал эту историю. — Весьма любопытно!.. Итак, на борту «Лунной радуги» ночью вы встретили незнакомца, который не мог быть членом экипажа рейдера. Кому-нибудь другому я бы не поверил… А что об этом думаете вы сами? — Я… до сих пор… В общем, не знаю, что думать. Столько всего передумал… Надоело мне, Гэлбрайт! Сыт я чужаком по горло! Обращайтесь с вопросами к Нортону. — С какой же стати именно к Нортону? Он что… знает о чужаке больше, чем знаете вы? — Вот вы его об этом и спросите. А мне, в конце концов, все равно, что он там знает, а чего не знает. — Спросим. Но сейчас я беседую с вами. Ведь не заинтересованы же вы в том, чтобы нашу организацию водили за нос? — Нет, не заинтересован. — Я так к полагал. Поскольку наши интересы совпадают, скажите, Палмер… Встретившись с незнакомцем, вы не заметили в его облике какую-нибудь странную особенность? — Незнакомец сам по себе уже довольно странная особенность. — Безусловно. Но я имел в виду другое. Вам не приходило в голову, что это могла быть искусно сделанная маска? Грим? — И об этом я думал. Правда, ничего такого я не заметил, но кто знает… Должно же существовать хоть какое-то объяснение. — Встреча с чужаком была единственной? — На борту рейдера — да. Позднее мне приходилось… То есть я, конечно, не мог его встретить, потому что… его уже не было, этого человека. Просто меня удивило странное сходство, и я подумал… Нет, глупо было так думать. Потому что… его уже не было гораздо раньше. У Фрэнка по спине побежали мурашки. Он почти с испугом следил, как бывший десантник мучительно, тяжело пытается выбраться из хаоса каких-то своих представлений. Лицо Палмера было мокрым от пота. — Вы, — проговорил шеф, глядя в потолок, — вы не могли его встретить, потому что… Ну да, по той причине, что его уже не было… Кого не было, Палмер? — Этого… Ну который казался мне чужаком. То есть сам по себе для меня он, конечно, чужак. Я совершенно не знал его, никогда не видел… ну… прежде. Только потом… Да и какое это имеет значение? Ведь говорю же я, что все это так… Ну, в общем, не знаю! И откуда вы взялись на мою голову! Может, никакого чужака, в сущности, и не было, а я сижу тут перед вами и путаюсь как дурак! — Успокойтесь, Палмер. Хотите, я скажу, отчего это у вас происходит? Палмер молчал. — Оттого, что вы чего-то не договариваете. Палмер молча обливался потом. «Ну почему он не вытрет лицо?!» — гвоздем засело в голове у Фрэнка. Сочувствие, которое он испытывал к бывшему десантнику, понемногу улетучивалось. — Ладно, — сказал шеф. — Вопрос ребром: чужак, в сущности, был? Или чужака, в сущности, не было? — Смотря что понимать… — Палмер! Да или нет? — Ну… как бы это вам объяснить? — пробормотал Палмер. Лицо у него было совершенно измученное. — Почему вы мне не верите? Я действительно не… Ну сначала мне так показалось. А позже… — Стоп! — сказал Гэлбрайт. — Вот с этого и начнем. С начала. Опишите нам внешность чужака. Если трудно словами… Вы знаете, что такое фоторобот? Купер, дайте Палмеру на экран рабочее поле фоторобота. — Я знаю, что такое фоторобот, к эта штука, пожалуй, мне ни к чему… Погодите, я все объясню! Уже работая в управленческом аппарате УОКСа, я однажды по какой-то надобности просматривал архив и… Мне попались материалы Третьей экспедиции и Урану. В том числе фотография десантников группы Элдера. Кроме самого Элдера, я никого из погибших ребят этой группы не знал и никогда не видел. То есть видел мельком в программе телевизионной информации… По, во-первых, когда сообщали о катастрофе на Обероне, мы с Бугримовым проводили отпуск в лыжном походе в горах сибирского плато Путорана. И если учесть, что экран размерами с ладонь окружали в тесной палатке семь человек, можете представить себе, как хорошо мне все это было видно. К тому же весть о гибели Элдера так меня потрясла, что остальным десантникам, фамилии которых мне ни о чем не говорили, я уделил меньше внимания. Ведь с Элдером мы начинали еще на Венере. Бугримов тоже очень расстроился. Как выяснилось, кроме Элдера, он знал Бакулина, Асеева и Накаяму. Отпуск был испорчен… Во-вторых, мне не довелось просмотреть в полном объеме специальный фильм-отчет о Третьей экспедиции. Это уже когда мы с Бугримовым находились в резерве на лунной базе «Гагарин». В тот день решался вопрос о нашем участии в Четвертой экспедиции в составе десантного отряда «Лунной радуги», и нам, откровенно говоря, было не до просмотров. Правда, потом, в целях спецподготовки, наш отряд не раз просматривал этот фильм и слушал попутные комментарии Юхансена и Нортона. Но, поскольку не было смысла вновь демонстрировать фильм целиком, мы с Бугримовым видели только ту его часть, которая имела прямое отношение к событиям на Обероне и действиям десантной группы. Десантники, естественно, работали в скафандрах… Словом, как-то так нехорошо получилось, что тех, которые там… остались на Обероне, я толком не видел даже на фотографиях… — Рэнд, можно я выдам маленькую «профессиональную» тайну десантников? — неожиданно вмешался оператор. — Не надо, Купер, — остановил его Гэлбрайт. — Все знают, что перед началом рискованных операций десантники почему-то не любят смотреть на портреты погибших. Иногда им это удается. Но продолжайте, Палмер, прошу вас. — Да, есть такое у нашего брата… — смущенно согласился Палмер. — И, наткнувшись в архиве УОКСа на материалы Третьей экспедиции, я все это как бы заново прочувствовал и стал перебирать портреты десантников. Четверых я знал хорошо: Кизимова, Нортона, Йонге и, конечно же, Элдера. Узнал и двух других — Симича и… кажется, Лорэ. Когда-то встречался с ними в резерве. Перебираю дальше и вдруг… вишу перед собой лицо чужака! Я прямо обалдел. Переворачиваю портрет и на обратной стороне читаю: Фрэнк заметил, как шеф и Никольский быстро переглянулись. — Вот оно как… — пробормотал Гэлбрайт. — Друг Нортона! — Этого я не знаю, — чуть слышно ответили губы с экрана. — Купер, дайте Палмеру на экран портреты погибших десантников. Пять красочных слайдов мгновенно выстроились в ряд. — Кто? — спросил Гэлбрайт. — Второй слева, — медленно сказал Палмер. — Да, — подтвердил оператор. — Второй слева Леонид Михайлов. — Уберите слайды, а портрет Михайлова сделайте покрупнее. Так… Спасибо. Фрэнк с любопытством уставился на «чужака». Внешность Михайлова производила приятное впечатление. На портрете он выглядел серьезным, но было в выражении его лица что-то такое, что давало повод заподозрить у этого человека иронический склад ума. Поджатые губы, взгляд изучающе-пристальный, левый глаз с прищуром… Фрэнк довольно уверенно представил себе человека неторопливого, спокойного в движениях, склонного относиться ко всему окружающему с повышенным вниманием, но не без юмора. Люди подобного типа встречаются редко… Да, старина Дэв, по-видимому любитель редкостей. Что ж, друзей выбирать он умеет. Шеф спросил: — Вы абсолютно уверены, Палмер, что перед вами портрет того незнакомца, который… гм… шокировал вас на борту «Лунной радуги»? — Зачем вы так… — печально произнес Палмер. — Я ведь говорил: похож. Настолько похож лицом, что это меня изумило. И все. О какой уверенности может идти речь? — Ладно, ставлю вопрос по-иному. Вы уверены, что встретили на борту «Лунной радуги» незнакомого вам человека во плоти и крови, очень похожего, как вам удалось это выяснять позже, на Леонида Михайлова? — Да, встретил. Во плоти и крови. Очень похожего на Леонида Михайлова. Лицом. — Так… А телом? — Но я ведь никогда не видел Михайлова в… в натуре! — Вот именно, — сказал Гэлбрайт. — Зачем же вы все время подчеркиваете: «похож лицом»? Палмер опять замолчал. На него жалко было смотреть. «Нет, я к этому, наверное, никогда не привыкну…» — подумал Фрэнк. Шеф поднялся я обошел вокруг стола, поглядывая на экранную стену. Палмер потел я молчал. Шеф сел. Деловито сказал: — Итак, незнакомец лицом похож на Михайлова. А кого он напомнил вам телом? Поясняю: походкой, осанкой, повадками, жестами?… Губы Палмера шевельнулись совершенно беззвучно, и на этом все кончилось. — Ну почему я должен тянуть вас за язык? — спокойно спросил Гэлбрайт. — Вы же сами минуту назад говорили, что чужака, в сущности, не было. Это вам удалось «раскусить» еще на борту «Лунной радуги», и довольно быстро. Вы узнали «чужака», Палмер. Лицо Палмера дернулось как от удара. — Нет!.. — хрипло возразил он. Добавил с отчаянием: — Я лишь заподозрил! — А есть ли тут разница? — Есть. Ведь я ничего не могу сказать вам наверняка, не могу объяснить!.. Ну какая вам польза, если я скажу, что заподозрил Нортона?! Фрэнк не был готов к ошеломительному действию слов Палмера, хотя то, что в них содержалось, нужно было предвидеть. Предвидеть!.. Его захлестнула бессильная злость. На кого?… Мысли путались, к он не сразу осознал, что это — вспышка отчаянной тревоги за сестру. Он готов был все бросить и немедленно отправиться в Копсфорт. Заметив, что Роган смотрит на него, почувствовал себя еще более мерзко. «В конце концов, — подумал он, — мое желание и намерения шефа редкостно здесь совпадают…» Он уловил наступившую в холле гнетущую тишину и, будто о чем-то ненужном, подумал: «Почему они замолчали?» — Вы не поняли, Палмер, — сказал наконец шеф. — Я не требую от вас никаких объяснений. Нам нужны только факты. Нелишними будут, конечно, и ваши соображения… или, лучше сказать, комментарии к фактам. Когда вы заподозрили Нортона? Палмер вяло ответил: — На следующий день. — В какой момент? — Не знаю… Во всяком случае — после разговора с Нортоном в спортивном зале. — Разговор дал вам какой-нибудь повод для подозрений? — Нет… Не знаю. Когда я рассказывал о чужаке, Нортон слушал хмуро, с тоскливым неудовольствием… Вечером я встретил его в коридоре и… Ступает он как-то особенно мягко. Как леопард на охоте. И у меня… смутно так… — Первые подозрения? — Да… Нет. Скорее… ну такое предощущение, что ли. — И вы подумали… — Нет, я ничего не подумал. Я слишком устал и рано лег спать. Ну и во сне… Я редко вижу сны, но в ту ночь такого насмотрелся!.. — Подозрения оформились во сне? — Вероятно. Потому что утром я уже был почти уве… Нет, не то. В общем, я впервые подумал, что со мной сыграли скверную шутку. — Нортон? — Видимо, он хотел… не со мной, но так у него получилось. — А вы пытались понять, каким способом ему удалось изменить свою внешность? — Пытался. Не знаю… При встрече мне все казалось естественным. Кроме самой встречи, конечно. И настолько естественным, что… Ну, словом, я не уверен, что мои подозрения чего-нибудь стоят. Но, с другой стороны… — Выражение лица тоже казалось естественным? — Да, вполне. — Выражение было похоже на то, которое на портрете Михайлова? — Нет. Другое. Лицо было хмурым и озабоченным… злым. Будто бы человек торопился по какому-то спешному и неприятному делу. Меня он явно не… Почти не глядя оттолкнул меня локтем и промчался мимо. — За Нортоном вы замечали такое… такую… — Отталкивать? — Да. — Было однажды. Перед высадкой на Титанию. Нортон спешил — бегал, командовал, ну и в спешке задел меня, оттолкнул. Это мне сразу напомнило… Я остановился, посмотрел ему вслед. Он тоже вдруг остановился, посмотрел на меня и сказал: «Извини, Рэнд». Сделал шаг, снова остановился, бросил через плечо: «И за тот раз… тоже извини». — Вот как? Что он этим хотел сказать? — А кто его знает… Длинная пауза. — Это все? — спросил Гэлбрайт. — Да, это все. — Хотите что-нибудь добавить? — Тогда два последних вопроса. Вы не заметили различия в росте Нортона и… этого… — Я понял. Нет, не заметил. По-моему, ростом они одинаковы. — Эмблемы на костюмах совпадали? — Да. На рукаве у того и другого было изображение кугуара. — Благодарю вас, Палмер. Вы очень нам помогли… По крайней мере, я на это надеюсь. До свидания. Прошу извинить за доставленное вам беспокойство. — Гэлбрайт сделал рукой что-то наподобие прощального жеста. Палмер молча смотрел с экранной стены — казалось, не верил, что все кончилось и он свободен. Лицо его медленно таяло в голубизне. Гэлбрайт сидел опустив голову, будто изучая свое отражение в полированной крышке стола. Даже неподвижность не могла скрыть его озабоченности. — Вот так, — произнес он, не повернув головы, но было ясно, что адресовано это Никольскому. Тот ответил не сразу. Проводил взглядом исчезающее изображение Палмера, опустил глаза и стал смотреть на собственные руки. — Если хотите знать мое мнение, то… то я почти убежден, — непонятно сказал Никольский. — Кентавр? — непонятно спросил Гэлбрайт. Не дожидаясь ответа: — Наши мнения совпадают. — Тем хуже. — А что, если уговорить Палмера? — Имитировать встречу? — Да. Никольский подумал. — Я, собственно, не против, но… Во-первых, время. Во-вторых… — Он искоса взглянул на Гэлбрайта. — Вы все-таки надеетесь избавиться от… кентавра? Пауза. Гэлбрайт медлил с ответом. — Нет, — сказал он. — Уже не надеюсь. Решительно сбрасывать со счетов маску и грим я пока не намерен, но лучше приготовиться к худшему. — Лучше к худшему, — одобрил Никольский. — В нашей практике это уже перестало быть словесным курьезом. — Он откинулся на спинку кресла. — Любите спорт? — спросил неожиданно Гэлбрайт. Заметив быстрый взгляд собеседника, пояснил: — Мне любопытно узнать, как вам нравятся наши ковбойские состязания. — Родео? Что ж, занятное зрелище… — Говорят, вы отличный наездник и мастер лассо? Полинг, я обращаюсь к вам. Говорят, вы дважды были чемпионом? Фрэнк посмотрел на шефа: — Был. Когда участвовал в школьных родео. — Говорят, вы непременный участник ежегодного Большого родео в Копсфорте? — У меня просто вылетело из головы, что завтра в Копсфорте спортивная заварушка… Нет, ковбойский спорт я забросил, как только поступил работать в Управление. — Напрасно. — Забросил или поступил? Гэлбрайт молча повращал глазами. — Я понимаю, куда вы клоните — Фрэнк подвигался в кресле. — Готов в Копсфорт хоть сегодня… Но, полагаю, нужен я вам не как призер Большого родео, а как интервьюер, от пяток до подбородка нашпигованный скрытой микроаппаратурой. — Нет, — сказал Гэлбрайт. — Никакой записывающей микроаппаратуры. И в этом смысле всякую самодеятельность строжайше запрещаю. Никаких спецбраслетов, пуговиц, медальонов, радиосигнализаторов, микротелемониторов. Понимаете? Ни-ка-ких! Обычная одежда спортсмена-ковбоя. Широкополый стетсон, джинсы, ковбойка и пояс с обыкновенной — обыкновенной, Полинг! — пряжкой. Это все. В Копсфорт вас привлекло в первую очередь Большое родео. Боюсь заглядывать далеко вперед, это «родео», однако, может вполне оказаться одним из самых ответственных в вашей жизни. — Что ж, мне не впервые скакать без седла и раскручивать лассо. Но кто вам сказал, что я не почувствую разницы между быком и своим родственником? — Фрэнк сознавал, что говорит совсем не о том, о чем следовало бы сейчас говорить, но ничего не мог с собой поделать. Он находился во власти необъяснимого желания сказать шефу что-нибудь неприятное. — С моей стороны, было бы очень нечестно что-либо заранее вам обещать, — добавил он. — Я не жду обещаний. От вас мне нужны сознательность и готовность. Иначе просто нет смысла затевать операцию «Копсфорт». Или «Большое родео»… — Или «Кентавр». Или, может быть, прямо без маскировки: «Веревка для шурина»? — Хотелось бы сразу внести предельную ясность, — устало сказал Гэлбрайт. — Вы, Полинг, вправе взять на себя копсфортовскую миссию только на добровольных началах, и никак не иначе. Ваш отказ, разумеется, нас огорчит, но мы поймем это правильно. — Шеф, копсфортовскую миссию я, безусловно, беру на себя. И не столько из опасений вас огорчить, сколько по личным мотивам. К тому же посылать в Копсфорт для встречи с Нортоном кого-либо другого просто не имело бы смысла. — Верно. Тогда в чем причина вашего… гм… смятения? — Причина в том, что я предвижу, как все это будет. Признаться, шеф, я совершенно не в своей тарелке и… не могу заставить себя поверить в успех копсфортовской затеи. Это меня угнетает. Иметь дело с Нортоном вообще не слишком приятно. А тем более в таком его… качестве. В конце концов я не специалист по кентаврам. — Да? — угрюмо удивился Гэлбрайт. — А кто из нас специалист по кентаврам? Хает? Кьюсак? Я? Вы, Никольский? Вы, профессор? Или, может быть, вы, Купер?… Вот видите, Полинг, все молчат. Мы испытываем острый дефицит в специалистах подобного рода. — Гэлбрайт заворочался в кресле. — Купер, поднимите нас и можете считать себя свободным до шестнадцати ноль-ноль. Но подготовьте к вечернему заседанию все материалы по «оберонскому гурму». Фильмы, документацию, отчеты комиссии… все! Купер кивнул. На крышке стола отразился хлынувший сверху дневной свет, изображение оператора угасло, и экранные стены поползли вниз. Фрэнк прищурился в ожидании бьющих лучей жаркого солнца. Солнца не было. Всю широту видимой из окна инструкторского холла небесной панорамы заволокла тяжелая туча. Приближалась гроза. Приближалась стремительно, со стороны океана, низко волоча темно-свинцовое брюхо, поблескивающее разрядами. Такие шквальные грозы нередко приносят с собой серьезную для этих мест неприятность — торнадо. Фрэнк машинально поискал глазами пестрые цепочки хорошо заметных на грозовом фоне противоураганных аэробаллонов. Метеозащиты не было. Синоптики, очевидно, считают, что все обойдется… — Нортон что-нибудь рассказывал о «Лунной радуге»? — спросил Гэлбрайт. — Полинг, я обращаюсь к вам. — Нет, шеф, — ответил Фрэнк, отрывая взгляд от окна. — Я не могу припомнить, чтобы при мне Нортон вообще произносил название этого рейдера. — Как часто вы бываете в семье своей сестры? — Как правило, раз в месяц. Иногда чаще. Дело в том, что нас — меня и сестру — с детства связывает большая родственная дружба. Вероятно, в зрелом возрасте эта дружба играла бы меньшую роль, если бы не женская трагедия Сильвии: она бездетна. Этим объясняется необычайная привязанность ко мне. Она до сих пор называет меня «беби». — Исчерпывающий ответ, — похвалил Гэлбрайт. — Я постарался заранее прояснить ситуацию. Иначе мой ответ на следующий ваш вопрос может показаться вам нелогичным. — Проницательность — одно из ценнейших качеств в нашей профессии, — одобрительно прокомментировал Гэлбрайт. — Итак?… — Итак, несмотря на то, что Нортон муж моей сестры и в конечном итоге мой родственник, я его плохо знаю. Другими словами, шеф, мои довольно частые визиты в Копсфорт — это одно, а мои отношения с Дэвидом Нортоном — нечто совсем другое. Мы с ним очень редко встречаемся и еще реже беседуем. Даже после того, как он вышел в отставку и прочно осел в Копсфорте. Любые формы общения нас тяготят, мы избегаем друг друга. — Н-ну!.. Чем же это вы друг другу так насолили? — Ничем. Просто с самого начала он проявил ко мне равнодушие, я платил ему тем же, вот и все… — Фрэнк, заметив, что шеф и Никольский как-то очень внимательно, неотрывно глядят на него, осторожно добавил: — Надеюсь, вы понимаете, что с таким багажом «родственных отношений» мне туго придется в Копсфорте. — М-да, небогато… — согласился Гэлбрайт. — Но это мы обсудим позже. Теперь предлагаю… Ослепительно сверкнул в окне пучок огня, и громовой раскат, казалось, поколебал здание. Почти мгновенно вслед за этим в стекло ударил шумный ливень. Плотность ливневого водопада была такова, что сгустившийся в холле сумрак заставил сработать автоматику освещения. Никольский, щурясь, оглядел декоративные светильники, перевел взгляд на окно, покачал головой. Грозовой шквал неистовствовал. Слепяще-голубые ветвистые трещины молний вспарывали водяной поток; почти непрерывно ухало, гремело, перекатывалось на фоне однообразного гула то ли воды, то ли ветра… — Дождик пошел? — сонно осведомился Роган. Он вынул из уха шарик слухового аппарата, сунул в нагрудный карман и принял прежнюю позу. Гэлбрайт поднялся, но в этот момент пискнул сигнал внутренней связи. — Бауэр? — спросил Гэлбрайт, морщась от очередного, особенно звучного удара грома. — Давайте, что там у вас? — Поступило первое сообщение, из Торонто, — ответил потолочный спикер под аккомпанемент громовой канонады. «На войне как на войне…» — подумал Фрэнк, прислушиваясь к голосу дежурного. Бауэр докладывал: — Операция типа «Эспланейд» оказалась безрезультатной. Меф Аганн вел себя в Торонто как обычный турист. Ни с кем из родственников Элдера не встречался, хотя бы по той причине, что достаточно близких родственников погибшего десантника в этом городе нет. Трое бывших друзей Элдера знают Мефа Аганна в лицо. Двое из них встречались и говорили с Аганном после событий на Обероне только однажды. Существование дальнейших контактов с пилотом отрицают. Ни один из служащих отеля «Глобус», которые знают шефа Аганна в лицо, не имеет о «черных следах» никакого понятия. — Это все? — Да, пока все. — Что ж… отсутствие результата есть уже результат. Впрочем, подождем других сообщений. Если появится что-нибудь новое, Бауэр, свяжитесь со мной после шестнадцати ноль-ноль. Конец. Спикер умолк. Гэлбрайт взглянул на часы. — Пора, — сказал он. — Я чувствую, что желание чего-нибудь съесть превращается у меня в навязчивую идею. Призываю вас всех отнестись к этой идее без легкомысленного предубеждения. Фрэнк поднялся и, с трудом передвигая затекшие ноги, направился к двери. Уходя, слышал, как шеф что-то сказал Никольскому, но что именно, не разобрал: слова утонули в грохоте грозового разряда. Ответ Никольского он разобрал достаточно ясно: — Не надо, Гэлбрайт, не беспокойтесь. Мефа Аганна мы возьмем на себя. Еще неизвестно, как у вас пойдет работа с Дэвидом Нортоном… Фрэнк вышел в безлюдный, ярко освещенный коридор. Дверь с мягким шелестом закрылась. В коридоре было невыносимо тихо. |
||
|