ГЛАВА ТРЕТЬЯ

1

Валя Светлова познакомилась с Таней в цехе, когда принесла Алексею обещанную книгу. Таня ей понравилась, и очень захотелось сойтись с нею поближе.

Они встретились снова на другой день в фабричной столовой.

Валя рассеянно доедала остывающий борщ. Таня заняла место за соседним столиком.

Одолев борщ, Валя отодвинула тарелку. Сидела, облокотясь на стол, и катала в пальцах шарик из хлебного мякиша.

На Танином столе не оказалось соли. Таня поискала глазами.

— Вам соль? — спросила Валя и, встав с места, принесла солонку. — Здесь постоянно недосаливают. — Она подсела к столу.

Лицо у Вали было обиженное, ямочка на подбородке по-детски беспомощная.

— Трудно в станочном, правда? — спросила Валя. — Я тоже работала, так вконец измучилась. Да и обстановка такая создалась… — Валя помолчала и добавила: — В библиотеке спокойнее.

— У вас тут родные? — спросила Таня.

— Никого…

— В общежитии живете?

— На квартире. Тут недалеко, у Лужицы.

— У какой лужицы? — не поняла Таня.

Валя улыбнулась.

— Это фамилия такая. Лужица, Егор Михайлович, бухгалтер… А вы где устроились?

— У Соловьевых.

Хлебный шарик в Валиных пальцах как-то сам собой сплющился.

— У Соловьевых? — Вале показалось, что она ослышалась.

— Да. Вы заходите ко мне.

— Спасибо. Я все больше в библиотеке по вечерам, а то дома. Даже в кино редко хожу, — сказала Валя, и непонятно было, отговаривается она или, наоборот, с радостью принимает приглашение.

Таня проводила Валю до дверей библиотеки, пообещав заглянуть, когда будет посвободнее. Она спешила.

А Валя, вернувшись, долго смотрела в окно на Таню, которая шагала к цеху, видела, как ее нагнал Алексей, как они пошли вместе. «Счастливая!» — подумала Валя и сама удивилась этой своей мысли.

Выполнить обещание — побывать у Вали в библиотеке — Тане все не удавалось. Домой она возвращалась поздно, усталая, со свинцовой головой и всякий раз даже отказывалась от чая, который предлагала ей Варвара Степановна.

Костылев вел себя по-прежнему. Если Таня просила помочь, обещал «быстренько подойти и разобраться», но или не приходил вовсе или поспешно объяснял на ходу, ссылаясь на то, что его куда-то вызывают. Таня перестала обращаться к нему. А когда он сам любезно справлялся, не затрудняется ли она в чем-нибудь, Таня отвечала: «Я постараюсь разобраться сама».

История с браком вскоре повторилась: Сысоев не принял на склад партию брусков. На этот раз виновата была сама Таня. Помогая работнице настроить станок, она проверила размеры брусков наспех — на двух фрезерах ее давно ждали рабочие и нужно было бежать туда.

К счастью, на этот раз бруски оказались не короче, а длиннее, чем полагалось, и после смены Таня осталась, чтобы переделать их. Когда она уходила с фабрики, уже смеркалось. Усталая, она медленно шла по главной, самой широкой улице поселка. Было тепло и тихо. Собирался дождь.

Возле дома с палисадником Таню остановила музыка. Она лилась, из раскрытых освещенных окон. Кто-то очень хорошо играл на рояле «Лунную сонату» Бетховена.

Таня подошла к невысокой изгороди и оперлась на нее. На улице никого не было, никто не мешал слушать. Таня стояла неподвижно, забыв об усталости, обо всех своих бедах, и слушала, слушала…

— Концерт по заявкам? — неожиданно раздался над самым ухом голос Алексея.

Таня вздрогнула и обернулась. Рядом с Алексеем стоял Ярцев.

— А вы, оказывается, любите музыку, — сказал он.

— Заслушалась, — призналась Таня. — Любимая вещь.

— В чем же дело? Пошли в дом, там слушать удобнее, — предложил Ярцев.

— Как в дом? — не поняла Таня.

— Очень просто, я здесь живу, — ответил Ярцев и обернулся к Алексею: — Заходи, Соловьев.

Он взял Таню под руку. Она отказывалась. Но Ярцев не слушал.

— Пошли-пошли!

— Зайдите, Татьяна Григорьевна, — поддержал Ярцева Алексей. — Мирон Кондратьич у нас человек простой… Домой вместе пойдем.

Они вошли в дом. Их встретила жена Ярцева.

— Знакомьтесь, — сказал Ярцев Тане. — Вот, Лиза, мастера нашего затащил музыку слушать.

Лиза пожала Танину руку.

— Доставай-ка, Елизавета Николаевна, наши любимые пластинки, — сказал Ярцев, подвигая Тане стул. — Усаживайтесь.

— Я думала, у вас на рояле кто-то играет, — призналась она, — так чисто звучит.

— Это мой секрет, собственное усовершенствование обыкновенной радиолы. — Ярцев многозначительно поднял указательный палец. — До смерти люблю фортепьянную музыку, хотя сам… В общем, при распределении талантов мне достался чей-то чужой. — Он рассмеялся и повернулся к Алексею: — Вот, Соловьев, выбирай.

Ярцев подвел Алексея к большой книжной полке. Здесь было множество книг, в том числе редкие. Ярцев давно обещал показать свою библиотеку Алексею.

В дверях соседней комнаты появилась мальчишеская взъерошенная головенка.

— Спать сейчас же, шельмец! — пригрозил Ярцев.

Головенка исчезла, стрельнув большими хитрющими глазами и озорно улыбнувшись. Было ясно, что спать «шельмец» все равно не будет. Лиза достала пластинки…

— Интересно, прежде я был равнодушен к роялю, — сказал Ярцев, усаживаясь на диван. — Фортепьянная музыка казалась скучной. А вот в войну… Лиза, отыщи, пожалуйста, эту…

— А я уже отыскала. — Лиза издали показала пластинку с темно-синим кружком в середине.

— Ну-ну, — кивнул Ярцев. — Послушайте эту вещь, Татьяна Григорьевна.

Лиза поставила пластинку.

— Этюд Шопена до-минор, — тихо сказала Таня, услышав первые звуки.

Ярцев кивнул и откинулся на спинку дивана. Лиза подсела к нему. Алексей перебирал книги и, казалось, ни на что больше не обращал внимания.

Таня слушала, наклонив голову и положив на колени руки. Алексей задержал на ней взгляд. Рука его так и замерла с книгой. Что-то новое, необычное открылось ему вдруг в Танином лице. Алексей так и простоял с раскрытой книгой в руках, пока не кончилась музыка. В комнате стало так тихо, что слышался даже шорох крыльев ночной бабочки, которая билась под абажуром.

— Вот такая же тишина была тогда в зале, — задумчиво сказал Ярцев. — Нравится вам эта вещь?

Таня подняла голову.

— Очень!

— У нас с вами вкусы сходятся, — улыбнулась Лиза. — Мы с ним, — она коснулась Ярцева плечом, — любим эту вещь больше всего. Когда он был в Германии, уже после войны, мне было очень трудно одной. Детей еще не было. Приду домой с работы, и тоскливо, тревожно так… Вот я поставлю эту пластинку и слушаю… А наслушаюсь — как будто с ним поговорила.

— Музыку должен любить каждый, — медленно заговорил Ярцев. — Но чтобы это случилось, надо… Даже не знаю, как это вам объяснить. Надо, чтобы, знаете, ну… произошло что-то с человеком, что-то потрясло его, чтобы пережил что-то во время музыки… Со мной так, должно быть, и получилось.

— Расскажите, — нерешительно попросила Таня.

Ярцев не ответил. Он сидел склонившись. Длинные кисти его загорелых рук свисали с колен. Он все что-то вспоминал. Лиза поднялась с дивана и перебирала пластинки, Алексей листал книгу.