"Кровавая королева" - читать интересную книгу автора (Кинг Сьюзен Фрейзер)

Глава 9

Королям предстояло встретиться далеко к югу от Файфа, на границе между Лотианом, недавно присоединенным к Шотландии, и саксонской Нортумбрией. Мы должны были объединиться с другими мормаерами, съехавшимися с четырех концов Шотландии, чтобы продемонстрировать нашу силу.

— Малькольм не подчинится Кнуту, ибо шотландские короли никогда не были вассалами короля английского, — объяснял Боде, когда мы собрались в зале утром в день нашего отъезда. — Если Кнут начнет настаивать на подчинении, тогда может разразиться война. Мы будем учтивы, но нельзя терять бдительность — все наши люди будут вооружены.

Старый Малькольм несмотря на все свои ошибки и преступления, совершенные за время правления, оставался мудрым королем и знал, когда польстить, когда угодить, а когда и напасть, чтобы защитить свое королевство и свой род. Кнут, по слухам, был сильным королем — справедливым и могущественным.

Его супруга — королева Эмма, которую в Англии называли Эльфгифой, происходила от норманнов и викингов, так что саксы имели преимущество в виде поддержки их объединенных сил, правда, лишь в те периоды времени, когда они находились в состоянии мира друг с другом.

Я слышала, что однажды Кнут вывез весь двор на берег моря и установил свой трон прямо в воде, так что его осыпали брызги прибоя. Затем он поднял руки и повелел волнам остановиться. Естественно, они его не послушались, и вскоре высокий бородатый датчанин вымок до нитки и был вынужден перенести свой трон на сушу. Его враги утверждали, что подобная выходка свидетельствует лишь о его гордыне. Сторонники же Кнута и люди более философского склада ума говорили, что таким образом он показал, что не в его силах остановить наступление океана. Ибо даже самый могущественный король не может обуздать природу, которая находится во власти Господа.

За несколько столетий до Кнута один из моих предков — король пиктов — также пригласил нескольких королей на берег Северного моря и расставил их кресла перед набегающими на берег волнами. Волны вскоре выбили деревянные сиденья из-под королей, сиденье же у моего прапрадеда было сделано из навощенных перьев и легкой древесины. Поэтому волны подняли его кресло, и он, как на лодке, доплыл до ближайшего мыса и, взобравшись на него, встал во весь рост, доказав всем таким образом свое могущество. Это мы, кельты, изобрели этот трюк, подчинив себе само море.

В то утро из Абернета под топот копыт выехала блистающая кавалькада. В середине ехала я на белом мерине — поверх темно-зеленого платья на мне был надет нагрудник, к набедренному ремню прикреплен меч. Для женщины, путешествующей в компании мужчин, нужна была компаньонка, поэтому рядом со мной ехала Элла, мечтавшая повидать юг, так как сама была родом из саксов. Кроме того, с нами отправилась Биток, мечтавшая о приключениях. Нашими непосредственными телохранителями были Руари Мак Фергюс и его два брата — рыжий Ангус и юный светловолосый Конн.

Для того чтобы сократить путь, мы погрузили людей, лошадей и оружие на лодки и целый день провели в Бервике, а затем поплыли по реке Твид. Через некоторое время мы высадились на берег и снова сели на лошадей. Я никогда не была раньше на юге и, чем ближе мы подъезжали к границе между Англией и Шотландией, тем большее возбуждение меня охватывало.

Днем я кинула взгляд на гребень холма и увидела целый ряд кольев, вздымавшихся как деревья. Острия кольев были увенчаны отрубленными головами, черными и страшными, ибо их обмакивали в смолу, чтобы они сохранялись в течение долгого времени.

Раскрыв рот, я разглядывала эти жуткие лица, обрамленные редкими волосами, с провалившимися глазами и отвисшими челюстями. На некоторые колья были нанизаны другие части человеческих тел — руки с изогнутыми кистями, ноги с болтавшимися на них половыми органами, стопы, все еще облаченные в обувь.

Эллу чуть не вырвало, и она закрыла глаза руками. Биток отвернулась в сторону. И лишь я, как завороженная, продолжала смотреть на это жуткое зрелище, не отрывая от него взгляда даже тогда, когда Руари и Конн начали подгонять нас вперед. Я помнила, что мой телохранитель и мой единственный брат тоже были обезглавлены, но, слава Богу, никто не насаживал их головы ца колья.

Меня не должно было смущать это мрачное зрелище, ибо я знала, что мне предстоит не раз стать его свидетельницей, и я должна быть сильной, пусть даже внутри у меня все трясется от страха. Собираясь стать женой самого могущественного мормаера Шотландии, я должна была разбираться в мужских нравах и методах ведения войны. Рано или поздно сама моя жизнь могла оказаться в зависимости от этого.

— Кто это? — спросила я у Руари.

— Наверное, участники какой-нибудь битвы за эти земли, — пожал плечами он. — Может, саксы, убитые шотландцами… а может, шотландцы, обезглавленные нортумбрианцами. Впрочем, это было давно. Они здесь висят уже не первый день.

У меня перехватило дыхание при мысли о том, что это могут быть мои соотечественники.

— И что теперь… с ними будет?

— Рано или поздно они упадут на землю, и какой-нибудь местный крестьянин захоронит останки.

— Но у них есть семьи, — заметила я. — Близкие, которые их любят, которые хотели бы устроить поминки, предать их тела земле и оплатить заупокойные службы для спасения их душ.

— Этого не будет. Поехали, — повторил он.

Мы двинулись дальше по холмам и лугам — над нами синело небо, под ногами распростерлась щедрая и прекрасная земля. И все же виденная картина омрачала солнечный день. Руари по-прежнему ехал рядом со мной, время от времени бросая на меня тревожные взгляды.

— Знаешь, Ру, если они хотели встретить достойную смерть на войне, то они ее встретили, — промолвил он.

Я кивнула и шепотом произнесла благословение душам убиенных.

Ночь мы провели у местного тана — кто-то устроился на кроватях и тюфяках в доме, а телохранители разместились в амбарах или просто улеглись на вереске, завернувшись в шерстяные одеяла. Шотландцы, в отличие от южан, не нуждаются в удобствах, приговаривали они.

На следующий день мы продолжили свой путь на юг и достигли того места, где должна была состояться встреча королей, — поблизости располагался старый монастырь с небольшой церковью, посвященной святому Кутберту. На позолоченной солнцем пустоши виднелись группы англичан и шотландцев. Боде и остальные мормаеры должны были присоединиться к королю, находившемуся в центре. Гиллекомган отсутствовал, вынужденный противодействовать разбойникам, которые грабили побережье Морея. Мучимая любопытством, я направила свою лошадь вперед, чтобы занять более выгодное место, но Боде резко остановил меня.

— Оставайся сзади с телохранителями, — строго сказал он. — На случай волнений. Вы за нее отвечаете, — добавил он моему эскорту, и Руари, Ангус и Конн снова оттеснили меня назад.

Рядами, как небольшое войско, вперед вышли священники и монахи — кельты в белом, саксы в коричневых и черных одеяниях. Каждая группа, возглавляемая епископом, несла огромные кресты, покрытые эмалью и драгоценными камнями, и ковчеги с мощами святых, включая святого Кутберта, который должен был стать заступником саксов и их датского короля. Шотландцы взывали к святому Колумбе и святому Филлану.

И, наконец, на луг выехали два короля в окружении своих приближенных. За ними рядами выстроилась стража с круглыми щитами и длинными пиками. Некоторые были верхом. Кнут оказался крупным бородатым мужчиной; отливающий золотом шлем прикрывал нос, а прорези для глаз придавали его владельцу еще большую свирепость. Король Малькольм в своем обитом медью шлеме и красной мантии, расшитой перьями, как это и предписывалось королям кельтской традицией, выглядел ослепительно.

Короли представили друг другу сопровождавших их вельмож: Кнута сопровождали эрл Нортумберленда Сивард и другие. Малькольм представил Боде и Дункана, которого он назвал королем Кумберленда и Стратклайда, а также своим наследником. Это был плотный молодой человек с грубыми чертами лица, облаченный в сверкающую кольчугу и шлем, украшенный плюмажем. Рядом с ним на лошади восседал его отец и старый недруг Боде Крайнен из Атолла. Изысканный кожаный нагрудник и красный плащ придавали ему еще более напыщенный вид, чем у королей. С ними были рыжеволосый Имерги — король Западных островов, и еще один вельможа, оруженосец которого держал в руках знамя Морея — серебряные звезды на синем фоне.

Сначала я решила, что это Гиллекомган. На нем был темно-красный плащ, а в гриву и хвост его изумительно красивой гнедой лошади были вплетены серебряные бусины; и я ее узнала. Когда воин учтиво снял шлем, приветствуя обоих королей, по его плечам рассыпались золотые кудри.

— Мак Бетад Мак Финлех, король Морея, — донесся до меня хриплый голос Малькольма.

У меня перехватило дыхание, и я кинула взгляд на Руари:

— Но он не король Морея!

— Наверное, король приказал Макбету заменить Гиллекомгана. Провинция Морей столь значительна, что не может не иметь своего представителя на этой встрече.

— А король Кнут не отличит настоящего короля Морея от пастуха, — заметил Ангус.

— И все же это неправильно. — Я натянула поводья, и моя лошадь заволновалась.

Руари схватил мою уздечку:

— Успокойся, Ру. Это чистая формальность, ничего не значащая.

— Эти братья грызутся из-за Морея, как собаки из-за кости, — промолвил Конн Мак Фергюс. — Возможно, таким образом король демонстрирует свое предпочтение.

Я кивнула:

— Но это оскорбительно для Гиллекомгана и опасно. Король Малькольм занимается попустительством. И когда мой жених узнает об этом…

— А ты не сообщай ему, — предостерег меня Руари. — Это не твое дело.

— Он все равно об этом узнает. Монахи опишут это событие и внесут имена присутствующих в свои анналы. Слухи распространяются быстро. И Гиллекомгану станет об этом известно.

— Это их дела, — ответил Руари.

И я умолкла, вспомнив предостережение Макбета. По все то время, пока короли договаривались об общей границе, — при этом не было сказано ни слова о подчинении, что вполне устраивало шотландцев, даже если и не нравилось саксам, — я ощущала, как во мне нарастает чувство возмущения. В тот день во мне впервые зародилась верность Морею. Макбет был узурпатором. И иначе я к этому не могла относиться.

Я окинула взглядом живописные окрестности — холмы и луга Шотландии и Северной Англии: на этих пологих склонах жирел скот и плодились овцы, что делало окрестные земли привлекательными для мужчин. Отец Ансельм когда-то рассказывал о длинной каменной стене к югу от Лотиана, выстроенной римским императором Адрианом с целью защиты от пиктов и скоттов. Однако от нее было мало проку, так как эти первобытные народы упорно отвоевывали назад свои земли. Через некоторое время раздосадованные римляне выстроили еще одну стену, дальше к северу, чтобы помешать диким пиктам совершать военные набеги. С тех пор шотландцы любят рассказывать о том, как посрамленные римляне вскоре после этого были вынуждены покинуть Британию.

— Интересно, почему они не могут просто договориться о том, чтобы граница определялась старой стеной Адриана, — промолвила я, обращаясь к склонившемуся ко мне Руари. — Пусть саксы остаются к югу от нее, а шотландцы — к северу, и тогда все будут жить в мире.

— Почему наши границы должны определяться древними римлянами, когда мужчины могут сражаться за новые земли?

Я вспомнила отрубленные головы на кольях и загубленные души.

— Действительно, — с горечью ответила я, — почему приходится платить жизнью за интересы государства?

— Просто подумай, что выгодно Шотландии и скоттам, и тогда ты поймешь.

Я снова кивнула. Благодаря отцу и преподанным им урокам я знала, как важно защищать Шотландию. Каждый день приносил бесчисленные свидетельства того, как мы ценим и любим не только своих родичей, но и прекрасную землю, кормящую нас.

И мы снова сосредоточились на происходящей перед нами церемонии.

В ту ночь многие из нас остались в Лотиане, в доме одного из танов Малькольма. Другие отправились в монастырь, а саксы расставили свои палатки в чистом поле. Дом был большим, состоял из множества комнат, и за столом могло уместиться несколько дюжин человек, хотя уложить их оказалось уже сложнее. Поскольку я была одной из немногих женщин, присутствовавших на приеме, мне предоставили широкую кровать-альков, которую мне предстояло делить с Эллой, Биток и дочерью тана.

На празднестве нас угощали крепким бульоном, жареным мясом и овощами, приправленными солью и свежими травами. В углу зала сидели музыканты, игравшие на арфах и барабанах, и я ногой отбивала ритм и покачивала головой в такт музыке. Неумелый жонглер то и дело ронял свои яркие ленты и мячики, и мы от души хохотали. И музыка, и пища, и развлечения были восхитительными, а от заморского вина у меня начала кружиться голова.

Самым замечательным был присланный королем Кнутом бард из Бретани. Кроме того, Кнут выставил несколько бочек вина для ублажения знатных скоттов, оставшихся у тана Лотиана. Бард несколько раз перебрал струны своей арфы и начал исполнять новую балладу, сложенную в тот же день в честь состоявшегося события. Гости поддерживали его аплодисментами и топотом ног. Описав в льстивых тонах встречу королей, бард перешел к перечислению всех знатных вельмож, которые присутствовали при этом, включая «мужественного Боде с думой на челе» и «огненно-рыжего великана с островов», — Имерги при этом поклонился, а остальные рассмеялись.

Затем бард перешел к описанию «воина с севера, чьи волосы горели как солнце, солнце жизни». Скотты любят каламбуры, и эта острота была встречена аплодисментами, ибо бард исполнил эту фразу на смеси гэльского и саксонского. Все догадались, что он имеет в виду Макбета, чье имя в переводе с гэльского означает «сын жизни».

— И дочь Боде с огненными волосами и глазами, как звезды, — продолжил он.

Я выпрямилась, покраснев до корней волос, а он продолжил рассказывать о королевне, которая вскоре станет маленькой королевой Морея, о ее благонравии и красоте. Я опустила голову, а остальные захлопали в ладоши и повернулись ко мне.

Руари, сидевший рядом, рассмеялся:

— Благонравии! Похоже, бард никогда не видел, как эта красотка швыряет наземь своих противников во дворе для упражнений!

Ангус и Конн фыркнули.

— Хотя никто никогда не оспаривал ее красоту. — Руари поднял свою чашу и выпил, повернувшись ко мне. Остальные последовали его примеру, а бард, к счастью, перешел к следующему сюжету.

— Руари Мак Фергюс, — тихо проговорила я, — если ты пьян, то можешь не охранять меня нынешней ночью.

— Если ты будешь нуждаться в охране, а не в няньках, — опуская чашу на стол, ответил он, — я всегда буду рядом, госпожа Грюада. — Еще мгновение он не отводил от меня взгляда — искреннего и совершенно трезвого, — а затем повернулся к Ангусу.

После этого я немного побеседовала с леди Сатен, женой Дункана Мак Крайнена, и дочерью эрла Нортумберленда Сиварда. Леди Сатен была крепкой и красивой женщиной, но казалась уставшей, так как не спала предыдущую ночь из-за болезни своих маленьких сыновей. Старшего звали Малькольм в честь монаршего деда, а младшего — Дональд Бан, что означает «светлый». Мы обсудили вечерние развлечения, и Сатен развеяла мое смущение, вызванное тем, что мое имя было упомянуто бардом. Она выразила восхищение вышивкой на моей рубашке — шерсть кремового цвета была расшита разноцветными переплетающимися виноградными ветвями, а когда она встала, чтобы пойти к своим детям, то обняла меня, как близкую подругу. Несмотря на свои саксонские и датские корни, она была доброй и открытой женщиной.

Позднее я заметила, как отец с Макбетом отсели в сторону за маленький ломберный столик. И если бы Боде не подозвал меня, я бы никогда к ним не подошла. Они играли в шахматы, а я наблюдала за ними. Отец сделал непродуманный ход, подставив под удар одну из ключевых фигур, и Макбет «съел» ее.

— Наверное, относительно следующего хода мне придется посоветоваться с дочерью. Вряд ли она допустит такую ошибку, — Боде покачал головой. — Наверное, начинает сказываться действие французского вина.

Но что таилось за этой шахматной партией? Рука Боде была тверда, и партию еще вполне можно было выиграть.

— Если хочешь, можешь уступить свое место госпоже, я буду польщен, — ответил Макбет.

Похоже, выпитое вино уже и на меня начинало оказывать свое влияние, так как я согласилась, хотя и играла весьма скромно. Макбет и Боде встали, и мой отец пододвинул мне плетеное кресло, а сам отправился приветствовать очередного гостя.

Я опустилась в кресло, кинула взгляд на доску, а затем посмотрела на Макбета. В свете пламени крупные черты лица, глубоко посаженные глаза и высокий рост еще явственнее выдавали в нем норвежские корни. Несколько прядей было заплетено в косички; и я начала гадать, кто бы мог это сделать — его жена или любовница. Его правая щека до самых губ была прорезана шрамом. Мы встретились взглядами, и я отвела глаза в сторону.

Изучив позицию на доске, я поняла, что существует несколько способов защиты основных фигур и игрового пространства. Все фигуры были вырезаны из камня с мельчайшими подробностями, включая расшитую одежду, кольчуги, глаза и выражения лиц, и даже плетеные кресла, подобные тому, в котором я сидела сама.

— Очень красивые, — заметила я. — У моего отца есть шахматы, вырезанные из дуба и ореха, но они гораздо грубее. Это кость?

Макбет кивнул:

— Бивни и зубы моржа. У меня есть очень похожие дома.

— Дома?.. В Морее? — осторожно осведомилась я.

— Я живу здесь, неподалеку. У нас с женой здесь дом.

— Так твоя жена тоже из Морея?

— Нет, из Оркни, — лаконично ответил он.

Значит, у него были крепкие связи с эрлом Торфином и через жену. Почему Боде захотел, чтобы мы побеседовали в столь интимной обстановке, если я была уже помолвлена? Я не могла этого понять.

— К тому же ты оказался при короле. Я слышала, он тебя усыновил, — я наклонила пальцем своего короля.

— Будучи его стольником, я часто бываю при дворе. Твой ход, госпожа.

Я подняла пешку в форме воина со щитом и в шлеме. Я играла фигурами сливочного цвета, слегка подкрашенными тушью для выделения деталей. Фигуры Макбета были покрашены в темно-красный цвет.

Он постукивал пальцами, не сводя с меня глаз. Воспользовавшись случаем, я передвинула пешку и напала на его офицера. Макбет молча приподнял бровь и выдвинул из заднего ряда ладью, которая заняла место между офицером и моей королевой. Этот ход ставил под удар сразу две мои фигуры, и я его не предвидела.

Я нахмурилась. Спасая одну фигуру, неизбежно теряешь другую. Склонившись над доской, я долго изучала ситуацию и наконец решила «съесть» его ладью своей королевой. Я передвинула ее на клетку ладьи, убрала битую фигуру и посмотрела на Макбета.

Он грациозно склонил голову и поднял руку над доской. У него были длинные подвижные пальцы. Он взял своего красного коня, затесавшегося между моей пешкой и офицером, передвинул его на поле моей королевы и убрал ее с доски.

— Берегись, госпожа, — пробормотал он, — порой королеву может захватить и непритязательный воин.

— Не слишком ли дерзко дня того, кто играет моржовыми зубами?

— Возможно, — похоже, его развеселило мое замечание. — Госпожа Ру — я слышал, тебя предпочитают так называть? Странно, что гэльскую королевну называют саксонским именем. Это как-то связано с рутой?

— Ру, — ответила я, не отрывая взгляда от доски, — королева… печали.

— В честь древнего ирландского предания о Дейрдре и трех печалях? — поднял брови он.

— Это имя дал мне саксонский священник, когда я была еще маленькой.

— Грюада, — пробормотал он. В его устах мое имя звучало нежнее. — Существует еще одно предание о женщине, носившей такое же имя. Грюада Грианшолес — дама с сияющим лицом, в которую был влюблен великий герой Фианна Кухулайн.

— В кого он только не влюблялся! — ответила я.

Макбет рассмеялся:

— Тебе подходит это имя. Но такие красавицы не должны думать о печали.

— А твое имя? — Я устало подняла глаза. — Оно у тебя редкое. Более того, сегодня я слышала, как саксы говорили о тебе как «о короле с заморским именем».

— Для гэлов в нем нет ничего странного. Все считают его родовым именем, но на самом деле это не так. Просто все предшествовавшие дети моих родителей погибали, а я, хоть и родился до срока, выжил. Поэтому меня и окрестили «сыном жизни» в надежде на мое благополучное будущее.

— Лучше быть названным в честь жизни, чем в честь печали.

— Печаль и жизнь часто идут рука об руку, — ответил он.

— Слишком часто, — согласилась я и снова сосредоточила свое внимание на доске, а он откинулся на спинку кресла.

Но уничтожение моей королевы вскоре расстроило всю мою военную кампанию.

— Следи за королем, — учтиво предупредил меня Макбет.

Заметив угрозу, я выдвинула пешку, чтобы защитить его. Но король Макбета одним ударом подрезал моего отважного воина, у которого не было защиты.

— Почему тебя сегодня объявили королем М рея? — прямо спросила я.

— Твой возлюбленный отсутствует, а Морей должен был иметь свое представительство на этой встрече.

— Как бы там ни было, ты не имеешь права претендовать на этот титул.

— Некоторые так не считают, — пожал он плечами. — Еще одну партию?

— Нет, — с надменным видом ответила я, вставая.

Он тоже встал.

— Госпожа Грюада, — тихо промолвил он. — Будь осторожна, когда отправишься в Морей. Прикажи своему телохранителю, чтобы он ни днем, ни ночью не спускал с тебя глаз. — Кивком головы он указал на Руари, стоявшего неподалеку.

Я нахмурилась:

— Еще одно предостережение? Мне понятна твоя обида, господин, — ответила я. — Но это — твоя обида, и не надо обременять ею меня.

— Предупреди своего телохранителя, — повторил Макбет. — Или это придется делать мне. — Он склонил голову, а я, не отвечая, повернулась к нему спиной.

Руари, видевший, что я проиграла, ничем этого не показал. Он протянул мне руку, и мы вместе вышли из зала. Я не стала ему ничего говорить.

На следующий день утром мы собрались у ближайшей церкви для прощальной церемонии. Там должна была состояться еще одна встреча Кнута и Малькольма, и последний собирался представить саксонскому королю старшего сына Дункана. В какой-то момент он поднял своего правнука на руки и протянул его королю Кнуту. Двухлетний крепыш разразился страшным ревом, поставив в неловкое положение обе монаршие особы. И тем не менее, смысл этой церемонии был очевиден: юный Малькольм Мак Дункан символически выражал свою верность правителю Англии.

Кроме того, все присутствующие поняли, что, заставив своего правнука присягать Англии, старый Малькольм заявлял, что впредь престол будет переходить по его линии — от внука к правнуку. Я заметила, что Боде, Макбет и еще кое-кто помрачнели. Однако остальные встретили поступок короля аплодисментами.

Леди Сатен вышла вперед и забрала мальчика у своего тестя. Я находилась в ее свите, и она, обернувшись, передала мне раскричавшегося малыша. Он выворачивался, стараясь спуститься вниз, и я опустила его на землю и взяла за руку. Он потянул меня вперед с силой барана, который тащит за собой пастуха. Окружающие начали смеяться, и лишь я ощутила странную тяжесть на сердце.

И когда, содрогнувшись, я поняла, что это — предвестие будущего, эпизод сковал меня и всех собравшихся невидимой цепью. Символический договор, заключенный капризным ребенком с двумя старыми королями, обладал своим смыслом, тогда еще неведомым мне.