"Сыны Амарида" - читать интересную книгу автора (Дэвид Коу)

Глава 3

Следующие два дня были наполнены суетой. Джарид не ожидал, что покинуть не только родителей, но и Аккалию ему будет трудно. Однако это был его единственный дом, его родина, и свой день рождения он провел, несколько часов прощаясь с друзьями и знакомыми. Учитель Фирт, похоже, особенно жалел, что Джарид уходит, — юноша ему нравился, да и трудно будет найти пареньку замену. Трое приятелей скинулись и купили Джариду дорожную сумку, а заодно и попросили прощения за то, что отдалились от него после истории с разбойниками.

Бернел и Ройден провели большую часть дня в кузнице, вечером вернулись с каким-то предметом, завернутым в холстину, и преподнесли его Джариду перед самым обедом. Развернув холстину, Джарид обнаружил кинжал в коричневых кожаных ножнах, с рукоятью из прозрачного черного камня, удобно ложащейся в руку. Он вынул оружие из ножен, любуясь блестящим серебристым клинком. Не в силах вымолвить ни слова, он вертел кинжал в руках, разглядывая тонкости чудесной работы.

— Не знал, что ты можешь ковать серебро, — тихо сказал Баден Бернелу. — По крайней мере настолько искусно.

Бернел смущенно улыбнулся:

— Я тоже не знал. Ройден все уговаривал попробовать... И повод нашелся не хуже любого другого. — Кузнец повернулся к младшему сыну. — Ножны — от Джоррина. Он благодарит за инструменты и желает тебе удачи.

Дрина тоже приготовила подарок: новую шерстяную куртку, достаточно теплую, чтобы защитить сына от холода в горах, которые они с Баденом собирались пересечь. Она была почти того же цвета, что и плащ Бадена. В широко раскрытых светлых глазах матери стояли слезы.

— Я давно купила эту ткань, — сказала она дрожащим голосом. — Сердцем чувствовала, какую дорогу ты выберешь. — Она улыбнулась, но глаза оставались печальными. — Видимо, и я немного пророчица.

Потом был праздничный ужин. Дрина приготовила любимые блюда сына жареную курицу с листьями шан и медовый пудинг.

Ройден отдал Джариду свой подарок лишь поздно вечером, когда родители и Баден уже легли спать. Джарид забрался под одеяло и собрался задуть свечу, когда брат достал маленький сверток из сундука, стоящего в ногах кровати.

— Подожди, Джарид. У меня тоже есть кое-что для тебя.

Джарид сел на кровати, Ройден подошел и сел рядом с ним.

— Никак не мог придумать ничего подходящего, пока не вспомнил о вещи, которая всегда тебе нравилась. — Ройден протянул сверток, на удивление легкий.

Джарид развернул сверток, снимая бумагу слой за слоем, и вынул маленькую коробочку. Внутри лежало узорчатое золотое кольцо, которое Ройден нашел под наковальней, когда они были детьми. Кольцо было потертое и не блестело, но все еще ясно было различимо на нем изображение Арика.

Джарид перевел взгляд на брата:

— Ройден, я не могу принять это. Спасибо. Прекрасный подарок, но он слишком хорош для меня.

Он попытался вернуть кольцо, но Ройден покачал головой:

— Я в любом случае не смогу носить его, пока работаю в кузнице. И мне очень хочется, чтобы ты принял его.

Джарид собрался что-то возразить, но Ройден прервал его:

— Слушай, если тебе так будет проще, считай, что я его тебе одолжил. Мы всегда называли его кольцом удачи, и мне хочется, чтобы оно было у тебя.

Джарид сдался и надел кольцо на мизинец правой руки. Потом крепко обнял брата.

— Богами клянусь, я буду скучать по тебе, — сказал он сквозь слезы. Ройден молча обнял его в ответ, потом вернулся в свою постель и задул свечу. Джарид тоже задул свечу у своей кровати, но долго пролежал без сна, глядя в ночное окно и рассеянно играя кольцом.

Прощание на рассвете оказалось кратким и обманчиво легким. Мать крепко обняла Джарида на пороге и тихо сказала ему о том, как она им гордится и как сильно любит его. Ройден как ни в чем не бывало шутил и предлагал брату использовать свое новое положение, чтобы производить впечатление на девушек. Отец, как всегда грубовато-неловкий, не мог скрыть своей печали; он взял Джарида за плечо и высказал сожаление о том, как его будет недоставать в кузнице. Потом он отвел сына от остальных.

— Не позволяй этой силе взять над тобой верх! — шепотом предупредил он. — Ты знаешь, как она меняет людей. Не позволяй ей изменить и тебя.

— Хорошо, отец. Я обещаю.

Преодолевая печаль и волнение, Джарид старался запомнить все, что ему говорили. Но после нескольких часов пути с Баденом по лесной тропе, вьющейся вдоль берега реки Маунтси, он осознал, что наиболее отчетливо помнит то, что было обращено отнюдь не к нему. Он услышал, что отец сказал Бадену после того, как братья несколько неловко, но сердечно обнялись.

— Не секрет, что мы с тобой не очень-то ладили, — сказал Бернел. — Я все еще не могу простить вам с матерью, что вы были далеко, когда умер отец. — Баден хотел было возразить, но Бернел остановил его, покачав головой. — Впрочем, сейчас это не важно. Путь Джарида связан с твоим, теперь мне это ясно. Позаботься о нем, Баден. Пожалуйста. Сам понимаешь, пусть он и уходит с тобой, но это наш сын. Береги его, и да хранит вас обоих Арик.

Слова отца снова и снова мелькали в сознании Джарида в мерном ритме шагов. Пусть он и уходит с тобой, но... Джариду все еще трудно было принять то будущее, которое уготовано ему Баденом. Джарид не сомневался в правоте мага, помнил собственные сны с пугающей ясностью и, в общем, поверил, что может достичь могущества, но он все еще оставался Джаридом, сыном Бернела и Дрины, который вполне мог стать кузнецом или школьным учителем. Наутро после своего восемнадцатого дня рождения, идя с Магистром на собрание Ордена, он чувствовал себя почти что ребенком.

Уже в пятый или шестой раз за день он мысленно поблагодарил Риса, Нелека и Гиссу за подарок. Мешок из прочной ткани, с кожаным дном и лямками, был удивительно легким и удобным. В нем нашлось место для всех необходимых вещей. Баден, впрочем, предупредил, что путешествие будет долгим и трудным и что если ученик возьмет слишком много вещей, то не сможет рассчитывать на сочувствие и помощь, и Джарид взял меньше, чем собирался. С ним были спальный мешок и кусок брезента от дождя, смена одежды, немного сушеного мяса и фруктов, мех для воды, маленький котелок, моток веревки, кремень и кинжал на поясе.

Собираясь в путь, Джарид заметил, что у Бадена вообще нет никакого имущества. Когда он спросил об этом у мага, тот ответил, что, кроме собственных сил, охотничьих навыков Анлы и щедрости жителей городов и деревень, ему, в общем, ничего и не нужно. Его орденский плащ обеспечивал защиту от холода и ветра и был достаточно легок, чтобы носить его круглый год.

— И потом, — с улыбкой добавил маг, — когда ты станешь немного постарше и покрепче, то поймешь, что спальный мешок тебе больше не нужен.

Баден показал, что в просторных складках плаща он держит только самое необходимое: веревку, мех с водой, кинжал с потертой рукояткой из шлифованного аквамарина. И конечно, на плече Магистра сидела сова, а в руке был резной посох, увенчанный сияющим кристаллом.

Джарид и Баден шли молча почти все утро, иногда останавливаясь, чтобы попить холодной речной воды или перекусить сушеными грушами. Капли туманной влаги собирались на набухших почках и готовых распуститься цветках кленов, ясеней и ив, растущих у реки, и тяжело падали на землю. У дороги из-под палой листвы выбивался кудрявый молодой папоротник и бархатно-синий шан. То и дело мелькали белки и с веток слетали поползни и синицы, с любопытством разглядывая людей и весело тараторя. За деревьями журчала река.

Прошло несколько часов, и Баден свернул на короткую узкую тропинку, ведущую к каменистому берегу. Маг сел на большой камень, выступающий над водой, и погрузил ноги в поток. Джарид увидел, как долговязое тело Магистра вздрогнуло от холода, а потом маг расслабился и зашевелил пальцами ног. Баден посидел так с закрытыми глазами, потом глубоко вздохнул и поглядел на ученика с усталой улыбкой.

— Сперва зазнобит, но потом станет очень неплохо. Советую.

Джарид скептически взглянул на крепко вцепившиеся в камень длинные белые пальцы. Баден проследил за его взглядом и усмехнулся:

— Путь нам предстоит неблизкий, и твоим ногам будет куда лучше, если дать им немного помокнуть.

— Да, ноги немного гудят, — сказал Джарид, снимая дорожный мешок, — но видел бы ты свое лицо, когда только сунулся в воду.

Он опустил мешок на землю, ощущая удивительную легкость — прохладный воздух коснулся его мокрой от пота спины. Он снял ботинки и сел на камень рядом с Баденом, сунув ноги в ледяную воду. И тут же выдернул их, резко выдохнув:

— О боги!

— А ты смеялся надо мной...

Джарид промолчал и, стараясь казаться невозмутимым, погрузил ноги в воду. Баден достал немного сушеного мяса и предложил ему. Какое-то время они сидели молча, жуя жесткое, пахнущее дымом мясо и наслаждаясь отдыхом. Джарид огляделся и обнаружил, что сова куда-то пропала.

— Анла полетела охотиться?

— Да, надеюсь, она не останется без добычи.

Джарид выглядел озадаченным, и маг объяснил:

— Ей здесь немного не по себе — такие, как она, привыкли к открытым пространствам.

— Где ты ее нашел?

— На Северной равнине, там, где Даалисмин течет через Лес Тобина.

Джарид посмотрел в воду, покачал головой и улыбнулся:

— А я никогда не бывал за Прибрежным хребтом.

— Но ведь это поправимо, не так ли?

Джарид повернулся к дяде, широко улыбаясь:

— Надеюсь. До Амарида еще далеко?

Баден прикинул в уме и ответил:

— Если поторопимся, то доберемся за семь недель, поспеем как раз к Собранию.

— За семь недель!

— Да, далеко от Аккалии до дома Амарида — надо идти через весь Тобин-Сер, а по дороге одолеть две горные цепи.

Джарид снова уставился в воду. Мысль о таком продолжительном путешествии пугала его. Ему нравился Баден и хотелось посмотреть Тобин-Сер, но сегодня утром они шли молча, и временами ему было скучно. А впереди еще целых два месяца!

Баден, казалось, читал его мысли.

— Еще не поздно вернуться в Аккалию, — как ни в чем не бывало предложил маг. — Но я надеялся использовать это время для твоего обучения магии, истории и традициям Ордена.

Джарид долго сидел, глядя в воду и обдумывая сказанное Магистром. Наконец он покачал головой.

— Я не хочу обратно, — тихо сказал он. — И я хочу у тебя учиться. Просто... — Он остановился, не зная, что и сказать.

— Ты не знал, что стать магом так трудно.

Последние слова мага задели Джарида за живое.

— Я не хотел тебя обидеть, — спокойно сказал Баден. — Честно говоря, я сам когда-то испытал те же сомнения. Мы все хотим быть такими, как Амарид, но часто забываем о том, какой путь пришлось пройти ему самому. Меня воспитывал маг, и все же, прежде чем начать обучение, я мало что знал о ястребах и совах. Конечно, я кое-что знал об Ордене, возможно побольше, чем ты сейчас. Но это было следствием воспитания, и, несмотря на это преимущество, учеба оказалась долгой и трудной. Впрочем, смею тебя уверить, я не разочаровался. В какой-то степени каждый ученик повторяет путь Амарида и других магов древности. Тем самым ты воздаешь честь им и Ордену.

Джарид почувствовал, что Баден прав, и уже не боялся будущего, хоть раньше и ожидал, что учиться будет легко. Он по наивности ожидал, что наладит с птицей контакт и от нее узнает, в чем суть магического искусства.

Чуть позже вернулась Анла и принесла в когтях бело-коричневую мышь. Сова опустилась на одну из ближайших веток и начала рвать добычу. Еще долго все трое — маг, птица и ученик — сидели и слушали шум реки, наслаждаясь отдыхом и скромной пищей.

Наконец Анла почистила клюв, и Джарид встал и посмотрел на дядю:

— Я готов идти. А ты?

Баден кивнул:

— Хорошо.

Джарид и маг надели башмаки; Анла опустилась на плечо Бадена, тот поднял посох, Джарид закинул за плечи мешок.

— Когда начнется мое обучение? — спросил Джарид, когда они двинулись по тропе. Баден остановился, поглядел в глаза юноше, и лицо его осветила озорная улыбка.

— Полагаю, оно уже началось.

Джарид печально улыбнулся в ответ:

— Я не совсем это имел в виду.

— Знаю, — рассмеялся Баден. — Утром я не решился начать — ты ведь только что покинул семью. Но мы можем приступить хоть прямо сейчас, если хочешь.

— Думаю, можем.

Баден опять улыбнулся.

— Очень хорошо, — сказал он и зашагал дальше.

Весь остаток дня Баден рассказывал Джариду, что значит быть магом. Он показывал различные кусты и деревья, которые могли служить пищей и лекарством, дать хорошую древесину, ценные масла и опасные яды. Он учил Джарида находить красные стебельки ястребиной травы, которой маги лечат раны и болезни птиц, и белые, словно покрытые воском, ягоды, кашица из которых шла на припарки. Он рассказывал Джариду о ястребах и совах, населяющих север Тобин-Сера, их облике и повадках. Джарид старался запомнить все и, чтобы запечатлеть в памяти, пробовал на вкус съедобные растения и внимательно осматривал остальные. Однако ему было гораздо легче запомнить рассказы о птицах. Его всегда поражали их красота и сила, и мысль, что однажды надо будет связать себя с одной из них, не давала ему покоя. То и дело Джарид задавал вопросы, но большей частью Баден руководствовался тем, что попадалось им на пути.

В ту первую ночь, сделав привал и поужинав, Баден предложил Джариду проделать умственное упражнение, которое в будущем должно будет облегчить общение с птицами.

— В твоей прежней жизни не было ничего, что могло бы подготовить тебя к связи с твоим первым ястребом. И рассказать тебе об этом как следует я тоже, наверное, не смогу. — Он помолчал и ласково почесал шейку совы. — Кто твой самый близкий друг?

— Ройден, — без колебаний ответил Джарид.

Баден кивнул:

— Да. Я почувствовал, как вы крепко привязаны друг к другу, пока мы были в Аккалии. Знай, что к своей птице ты будешь гораздо ближе, чем к брату. Она постоянно будет присутствовать в твоем сознании. Это невозможно описать. Это чудо. Но это рискованно. Представь: дикое существо разделит с тобой твои мысли. Тебе придется научиться открывать разум птице и в то же время поддерживать ясность сознания. Сперва это трудно и даже пугает, но подготовить тебя невозможно. Предстоящие упражнения — не более чем замена реального опыта. Но они необходимы для формирования дисциплины ума, которая тебе пригодится. — Маг умолк, подкинул ветку в огонь, потом снова взглянул на Джарида. — Начнем с простого: я хочу, чтобы ты закрыл глаза и очистил свой ум от всяческих мыслей.

Джарид рассмеялся:

— Это легко. Такое умеют даже мои ученики.

— О нет, — возразил ему Баден. — Возможно, они мечтали или же грезили, а их мысли — блуждали. Я говорю о другом. Я хочу, чтобы ты полностью очистил свой ум от любых мыслей. Звучит очень просто, но сомневаюсь, что ты справишься с этим сразу.

Джарид сосредоточился и попробовал выполнить то, что ему приказал Магистр. Как и предупреждал Баден, это оказалось намного труднее, чем он ожидал. Стараясь впервые в жизни не думать вообще ни о чем, Джарид столкнулся с бесконечным потоком мыслей. Что сейчас делают Ройден и родители? Какой ему достанется ястреб? Что собой представляет Собрание? Каково это — пройти весь Тобин-Сер? Любой звук — треск горящих веток, крик совы вдалеке — проникал в его мозг.

Наконец он открыл глаза и уставился на дядю:

— Нет, не могу.

Баден усмехнулся:

— Ничего, после получится. Для этого нужно время, а у тебя был тяжелый день. Надо поспать; времени для упражнений у нас будет еще немало.

Пока Баден располагался у костра, Джарид достал свой спальный мешок и расстелил его на мягкой земле.

— Спокойной ночи, Джарид.

— Спасибо, Баден. Тебе тоже.

Юноша долго не мог заснуть — в голове толпились вопросы и мысли, бесконечные, как текущая мимо река.

Следующие несколько дней были похожи на первый. По дороге Баден учил его, и каждый вечер Джарид какое-то время посвящал тренировке сознания. Часто на отдыхе они вспоминали свою семью. Баден рассказывал Джариду о молодом Бернеле и об их родителях, Джарид — о Бернеле, Дрине и Ройдене. Иногда, когда догорал вечерний костер, Баден запевал старинные баллады глубоким, приятным голосом, предлагая Джариду подпевать. Это были любимые песни Бадена — о богах, о том, как Арик, сильнейший из них, даровал своим сыновьям, Лону и Тобину, великие земли и предоставил молодым богам украшать и населять их по своему вкусу. Они пели о Леоре, Богине света, той, по чьим лесам сейчас шли, красота и своенравие которой привели к жестокой вражде между братьями. Они пели и о том, как Арик в ярости разделил земли, дарованные сыновьям, и мать их Дуклея горько плакала, наполняя своими слезами океаны и реки.

На восьмой день дорога начала подниматься из Леса Леоры к Прибрежным горам. Погода переменилась. Последние весенние дожди, пришедшие с Арикова моря, прошли над горами, оставив после себя ярко-синее небо и теплое весеннее солнце; от влажного леса подымался пар, на ветвях распускались цветы и листья. Но дорога уводила путников в холодные горы, где лежал свежевыпавший снег. Воздух становился разреженней, идти — все труднее и опаснее, так что шли они значительно медленней. Несмотря на то что светило солнце, холодный горный ветер пронизывал одежду Джарида. Его новая куртка не слишком спасала от холода, так что на привалах он продолжал ходить, чтобы согреться. Ночью он прибивался к костру, кутаясь в одежду, и даже заворачивался в холстину. Мысленно он сердился на Бадена, который запросто заворачивался в плащ, накидывал капюшон и, казалось, от холода вовсе не страдал.

Но даже в таких условиях Джарид не мог не восхищаться первобытной мощью и сияющей красотой гор. С детским изумлением смотрел он на словно уходящие в бесконечность зубчатые хребты, покрытые снегом и льдом. Когда они спускались в плодородные долины, он любовался обширными рощами гигантских вечнозеленых деревьев и горными лугами, поросшими люпином, астрами и чертополохом. После двух недель пути через Прибрежный хребет, когда они с Баденом приблизились к Северной равнине, Джарид понял, что гор ему будет очень недоставать.

В ту последнюю ночь в горах они заночевали на небольшом плато, с которого далеко просматривались западные земли. Внизу расстилалась равнина, подобная огромному зеленому морю, испещренному островками темных низкорослых деревьев и рассеченному натрое рекою с притоком. Даалисмин, подумалось Джариду.

— Мы потеряли здесь много времени, — заметил Баден, вставая у него за спиной. — Наверное, из-за снега. Но это ничего: наверстаем, когда пойдем по равнине.

Джарид позволил себе усмехнуться:

— Признаться, хочется походить по ровной земле.

Баден улыбнулся в ответ:

— Хочешь поесть домашней еды и выспаться в настоящей постели?

— Конечно. А ты серьезно?

— Вполне. У подножия этой горы есть маленький городок — Тайма; я знаю кое-кого из местных жителей, и они с радостью примут нас.

— Было бы чудесно.

— Из-за этого мы пройдем завтра меньше, чем мне хотелось бы, но восстановим силы, чтобы продолжить путь.

Они еще немного постояли, глядя, как тени от гор медленно опускаются на равнину — за их спинами садилось солнце. Через некоторое время Баден сообщил, что пора обедать, и они принялись готовить еду.

Поздно вечером, пока Баден сидел у костра, Джарид снова попытался сосредоточиться на своих упражнениях. За последние дни он, прилагая немалые усилия, научился очищать свой ум от любых мыслей по крайней мере на несколько минут. Это было странное ощущение: словно сон наяву, оно здорово помогало расслабиться. Но в ту ночь, вероятно из-за предстоящего визита в Тайму, мысли Джарида были слишком заняты историями о магах-предателях и расколе Ордена. Уже не в первый раз за время их путешествия он думал об этом, хотя и не решался поговорить с Баденом. Однако на сей раз он собрался с духом. Баден заметил, что Джарид наблюдает за ним.

— Что, разве ты не упражняешься? — мягко спросил маг, копаясь в костре длинной палкой.

— Не могу сосредоточиться.

— Да? О чем задумался?

— То, что говорят об Ордене, — правда, Баден?

Какое-то время Магистр молчал, продолжая ворошить угли. Потом он обернулся и внимательно посмотрел на Джарида; в голубых глазах мага отражался огонь.

— Я ждал, что ты спросишь, — сказал он и вздохнул. — Нападения на деревни действительно происходят. Но если ты хочешь знать, несут ли маги за это ответственность... — Он задумался, пожал плечами. — Тогда я не могу ответить определенно.

— Не можешь или не хочешь?

Маг прищурил глаза, и его худое лицо сделалось жестче. Ответ его сбил ученика с толку.

— Скажи, Джарид, что тебе известно об Амариде?

Джарид задумался, прежде чем ответить:

— Ну... он был первый и величайший из магов. Он открыл Волшебную Силу. Он основал Орден и создал его законы. Он создал многие традиции Ордена — по его примеру маги носят зеленый плащ, оставляют перо на месте, где принесены дары или оказана помощь. И, — Джарид попытался разрядить напряжение, — он жил страшно далеко от Аккалии.

Баден кивнул и усмехнулся:

— Для начала неплохо. — Но тут глаза мага сузились, и он задал следующий вопрос: — А что ты знаешь о Тероне?

Джарид невольно вздрогнул.

— Терон был маг и предатель, он жил во времена Амарида.

— Что еще?

Джарид глубоко вздохнул:

— Он наложил проклятие на Орден.

— И что такое Проклятие Терона?

Баден и Джарид встретились взглядами, и у Джарида пересохло во рту.

— Я... Я не вполне уверен... Это имеет какое-то отношение к тому, что происходит с магом, который умирает несвязанным.

— Правильно.

— Почему ты спрашиваешь меня об этом?

— А ты почему спрашиваешь?

Джарид задумался.

— Ну, раз я собрался стать магом, то должен знать о том, что происходит в Ордене.

Баден улыбнулся:

— Именно поэтому я спрашиваю тебя об Амариде и Тероне. Каждый маг должен знать их историю, и прежде, чем ее рассказать, я хотел уточнить, что тебе уже известно. — Он посмотрел в огонь. — Тебе говорили, что когда они встретились, то стали близкими друзьями?

— Амарид и Терон были друзьями? — недоверчиво переспросил Джарид.

— Верно. Тебя, наверное, удивит и то, что Терон был первым Магистром и что многие современники считали его, а не Амарида первым магом.

Джарид сидел молча, пытаясь разобраться в том, что сказал ему Баден. Во всех историях, которые он слышал об Амариде и основании Ордена, ничего такого не сообщалось. Амарид был почти мифической фигурой в истории Тобин-Сера. Он открыл Волшебную Силу; он повелел членам Ордена служить стране. По крайней мере так его, Джарида, научили; несколько недель назад он пересказывал это школьникам. А Тероном пугали детей по всей стране. Говорили, что он пытался уничтожить Орден, а когда это не удалось, наложил ужасное проклятие на всех магов, которые придут после него. То, что Амарид и Терон были друзьями, казалось невозможным, так же как и то, что маги несут ответственность за недавние бедствия.

— Я рассказываю тебе об этом, — продолжил маг, — чтобы ты понял: некоторые из твоих прежних представлений неверны.

Джарид хотел было возразить, но Баден поднял руку, приказывая молчать.

— Я понимаю, что тебя так учили с детства, и не осуждаю тебя. Просто хочется восстановить искаженную правду.

Баден помолчал немного и подбросил веток в огонь. Джарид сменил положение и удобно откинулся на гладкий камень.

Баден продолжил рассказ, и в его голосе зазвучали глубокие вибрирующие ноты.

— Во многих отношениях легенда об Амариде и Тероне, за исключением истории Лона и Тобина, самая важная в истории Тобин-Сера. Их дружба и ее плачевный конец лежали в основании Ордена и едва не привели к его гибели. Это столь же трагическая история, как те, что сам Кеарбхолл создавал для сцены.

Они встретились совсем юными в том месте, которое теперь называют Рощей Встречи, в двухстах лигах к юго-востоку отсюда. Сперва эта роща была местом ежегодных Собраний, а потом ее забросили и забыли. Когда Амарид и Терон повстречались, оба уже были связаны со своими первыми ястребами и умели использовать свою силу. Именно за это их подвергли изгнанию люди, которые боялись магии и считали ее дурным ремеслом. Надо отметить, что Амарид впоследствии примирился с семьей и друзьями, а Терон остался изгнанником до конца своих дней. — Магистр умолк и снова поправил костер. В тот день Амарид и Терон скрепили свою дружбу, движимые одиночеством и силой, которой они оба владели. Им было интересно узнать, обладает ли кто-нибудь еще в Тобин-Сере подобными качествами.

С самого начала они решили, что будут путешествовать вместе. Амарид, Дар которого был сильнее, описал Терону остров, привидившийся ему; там, очевидно, должно было находиться что-то очень важное. По описанию Амарида Терон узнал Цериллон, и они договорились, что вместе отправятся туда и что, учитывая их горький опыт, будет пока неразумно показывать другим свою силу.

Следующим летом они достигли Цериллона после долгого и полного приключений путешествия. Там они нашли пещеру, а в ней цериллы — кристаллы, которые увеличивали их силу, подобно тому как линза концентрирует солнечное тепло. Еще они увезли с собой Созывающий Камень, самый большой и мощный из цериллов. Позже Амарид изменил камень, перелив в него свою силу — теперь маги так поступают с куском древесины, — и тем самым соединил его со всеми цериллами Тобин-Сера. — Баден снова умолк ненадолго и покачал головой, словно был не в силах постичь то, что совершил Первый Маг. — Не могу представить, какая сила для этого потребовалась. Изменить такой церилл, как у меня, и то непросто, но Созывающий Камень...

Он так и не закончил мысль, лишь снова покачал головой и опустился на колени, чтобы подбросить сучьев в огонь. Джарид впился взглядом в оранжевый кристалл, сияющий на посохе Магистра.

— А от чего зависит цвет церилла?

Баден пожал плечами:

— Мы точно не знаем. Сами кристаллы, когда их добывают в пещере, бесцветны. Каждый маг придает камню особый цвет. В некотором роде он связан с кристаллом, подобно тому как он связан с птицей. Маг может быть связан только с одним камнем и не сможет использовать чужой.

— Мой будет голубым, — с уверенностью сказал Джарид, вспоминая сон и рассеянно глядя в огонь.

Баден долго смотрел на племянника, потом кивнул:

— Да, и я это видел. У Амарида тоже был голубой.

Они долго сидели молча, прежде чем маг продолжил рассказ.

— По возвращении с Цериллона Амарид и Терон прекратили странствия и решили, что пора проявить свою силу. Они пошли в города и села, искали больных и раненых и лечили их, а когда сталкивались с враждебным отношением и угрозами, показывали, что в состоянии постоять за себя. Сначала их многие боялись, но их талант целителей и мягкая настойчивость оказались сильнее. Амарид проявлял несколько больше рвения, чем Терон. Он верил, как мы верим и сейчас, что Волшебная Сила — это дар Леоры и что маги трудятся в ее честь. Поэтому им никогда не платили за помощь. Терон, однако, рассматривал свою силу не как дар, но как знак собственного превосходства, того, что возвышало его над обычными людьми. Он решил, что маги должны править страной и наслаждаться привилегиями и богатством, которые приносит власть. Но Терон не сразу пришел к этому. Поначалу он был союзником Амарида, и оба молодых мага радовались вниманию и уважению, которые получали за оказанную помощь.

Прошло несколько лет, и они встретили других магов. Сначала их было немного, и эти другие присоединялись к Амариду и Терону или отправлялись маленькими группами на Цериллон за кристаллами. Но их число постепенно росло, так что Амарид и Терон велели магам ежегодно собираться посредине лета в Роще Встречи. Так и родился Орден.

Но примерно в это же время дружба Амарида и Терона начала угасать. Амарид полюбил женщину-мага по имени Дакия, и они с Тероном расстались — с горечью и какой-то неловкостью. Амарид и Дакия вернулись к Риверхейвену родине Амарида, позже переименованной в его честь, и служили той части жителей Тобин-Сера. Другие маги тоже поселились в определенных местах и влились в местные общины. С Тероном все получилось несколько иначе. Он решил, что Амарид покинул его, и мучился от обиды и злобы. Он посещал ежегодные Собрания, но по мере того, как Амарид постепенно стал превращаться в лидера Ордена и узаконивать свое понимание дела магов как слуг и защитников народа, недовольство Терона росло. Он заявил, что имеет не меньшее право возглавить Орден, и довольно большая группа магов, преимущественно молодых, поддалась его обаянию и пошла за ним. Он также использовал свою силу, чтобы привлечь к себе на службу жителей деревень и городов и стяжать богатство.

Примерно в это время умерла первая птица Терона, и несколько месяцев он не мог найти другую. Для мага это всегда связано с огромными трудностями. Силы покидали его, и, поскольку до этого ничего подобного не случалось, он не знал, что с ним будет дальше. Впервые в жизни он испытал полное одиночество. Семья давно изгнала его, дружба с Амаридом иссякла, и он потерял своего ястреба, много лет присутствовавшего в его сознании. Он ушел к Изумрудным холмам, и почти год о нем не было вестей.

Никто не видел его до тех пор, пока он не появился на следующем Собрании, неся на плече сову. Все в Ордене, даже Амарид, сочли это необыкновенным и нарекли его первым Магистром Ордена. На следующий год Амарид потерял своего ястреба и тоже нашел сову. Амарид и Терон снова сблизились. Но их непрекращающаяся борьба за управление Орденом и глубоко различные взгляды на роль Ордена в Тобин-Сере вскоре снова отравили их дружбу.

Через несколько лет после обретения Амаридом второй птицы Терон отправился в свой родной город Рольде и там полюбил красивую женщину. Хотя он мог заставлять людей какое-то время служить себе, ни один маг или Магистр не властен над чужою любовью. Постоянная трата силы только истощит мага и птицу. Стало быть, Терон так и не смог влюбить женщину в себя. Она любила другого — не облеченного властью или богатством простого лавочника. Терон пришел в ярость и возненавидел этого человека. Он заставил его выполнять самые унизительные поручения и постоянно бранил и поносил его.

Однажды Терон пришел к этому человеку, но еще не успел заставить его служить себе, как тот уже предложил свою службу и выразил сожаление, что любовь к нему той женщины причиняет Магистру такую боль.

Это было сказано с самыми благими намерениями, но Терона охватил приступ необузданной ярости.

— Ничего мне от тебя не нужно, обезьяна! — заорал он. — Чтоб ты умер! — И с этими словами он направил на несчастного свою силу. Вскоре, еще до того как Терон понял, что натворил, этот человек наложил на себя руки.

Слух о происшествии наполнил город и пробудил былой страх перед Волшебной Силой и теми, кто ею владел. Почти все население Рольде требовало мести, но слишком боялось Магистра, чтобы осуществить ее самостоятельно. Горожане сообщили обо всем Амариду и членам Ордена, требуя наказания Терона. Когда об этом случае узнали в других местах, со всех сторон стали поступать подобные просьбы.

На следующем Собрании обсуждали преимущественно вину Терона — это была кульминация долгой борьбы между Тероном и Амаридом. Прежде никого из членов Ордена не подвергали наказанию, и магам пришлось продумать все с самого начала. Тем не менее все согласились, что Терону надо дать возможность защищаться и что Амарид, как старший член Ордена, должен выступить в роли обвинителя.

Терон встал и заговорил, тяжело опираясь на посох. Рассказывают, что, хоть он и выглядел бледным и изможденным и сильно постарел со времени прошлого Собрания, его звучный голос все еще привлекал всеобщее внимание.

Баден встал, опираясь на длинный посох, так же как, судя по его рассказу, когда-то сделал и Терон. Он заговорил, и голос его, как показалось Джариду, изменился, стал еще глубже, с какими-то чуждыми нотками гнева и безумия. Баден был словно призрак, воплощение давно умершего Магистра.

— Я глубоко сожалею о том, что случилось этой весной в Рольде, — тихо начал Баден от лица Терона, глядя в землю. — Я не хотел зла этому несчастному. — Он обвел взглядом площадку у костра, и Джарид почти что увидел других магов, собравшихся на суд. Потом он продолжил несколько вызывающе: — Не потому ли меня ждет кара, что народ Рольде и других частей Тобин-Сера лелеет старые предрассудки против наших способностей? Но мы, члены Ордена, — особые люди. Мы владеем Волшебной Силой. Мы не слуги невежд и не связаны их слабостью. — Голос Магистра зазвучал сильнее, жестикуляция стала резче. — Если меня покарают из-за того, что этого требуете вы, маги и Магистры, — пусть будет так, но, если вы поддались чужим требованиям, позвольте спросить вас: для чего мы создавали Орден — чтобы править другими или позволять другим править вами? Этот прискорбный случай ставит нас перед выбором; примем же мудрое решение!

Баден выпрямился и снова заговорил, уже своим голосом:

— Терон обаял своих слушателей искусною речью. Но теперь Амарид должен был высказаться.

Баден снова заговорил чужим голосом — не таким глубоким и выразительным, но не менее решительным, как человек сильный и твердый:

— Хорошо сказано. Действительно хорошо. Ты всегда был красноречив, не правда ли, Терон?

— Не без этого! — язвительно ответил Терон. — Тебе не по нраву мое красноречие?

— Мне не нравится твое безрассудство! — отозвался Амарид. — Впрочем, судить тебя — непростая задача.

— Да уж, — фыркнул Терон.

— Трудно ожидать, что ты меня поймешь, старый друг, — ответил Амарид и возвысил голос, обращаясь ко всем: — Все вы знаете, что у нас с Тероном есть разногласия. Но когда-то мы были друзьями и вместе создали Орден. А это уже немало. Он дерзок и неуживчив, но он мой друг. Однако сегодня мы обсуждаем не будущее Терона, но будущее Ордена и Волшебной Силы. Старшие из вас помнят, что значит быть изгнанным за свои способности. Когда-то мы все были изгнанниками, и народ этой страны боялся нас и нашей магии. Те, кто помоложе, не помнят этого: Орден завоевал доверие Тобин-Сера, служа его людям — мы лечили их раны и болезни, разрешали их споры. Я бы не стал ставить нашу судьбу в зависимость от их неразумных решений, но надо сохранить их доверие и развеять их страхи. Мы точно так же, как и они, принадлежим этой земле и подчиняемся ее законам. Преступление Терона — а то, что он совершил, и есть преступление — должно быть наказано. Иное решение приведет к бесчестию Ордена и снова сделает нас изгоями.

— Ну так кто же тут дерзок? — возразил Терон. — Амарид диктует нам всем, как надо поступать и каким должен быть Орден. Служить людям... Хм! С каких это пор сильные служат слабым? С каких это пор мудрые потакают неразумным? Я больше не в состоянии слушать подобные глупости.

— С этими словами, — сказал Баден уже собственным голосом, — Терон повернулся и пошел прочь из Рощи. Но Амарид остановил его, и, когда другие маги также стали требовать, чтобы он остался, в том числе молодежь, некогда вставшая на его сторону, Терон в полной мере осознал серьезность ситуации. Если молодые его не поддержат, он проиграл.

Жаркие споры длились до самой ночи. Амарид и старшие маги и Магистры всегда превосходили числом сторонников Терона, а кто-то разочаровался в нем после случая в Рольде. Те же, кто еще оставался с Магистром, упорно требовали снисхождения, но Амарид и его союзники одержали верх.

Уже далеко за полночь Терон дерзко выслушал приговор. Амарид присудил: "Если преступник нанес урон чести Ордена и поколебал его важнейшие принципы, он должен быть казнен на рассвете".

Терон стоял как громом пораженный, не в силах поверить тому, что услышал. Затем, не желая доставить своему сопернику удовольствие от исполнения приговора, он сделал то, чего не мог предвидеть даже Амарид. Он закрыл глаза, поднял посох над головой и произнес самое сильное заклинание из тех, что мог изобрести чародей.

— Отныне и до века, — воскликнул Баден голосом Терона, отразившимся от горных вершин, — те члены Ордена, что умрут не связанными со своей птицей, покоя себе не найдут!

Баден снова открыл глаза. Эхо его слов разнеслось в ночи, и над костром, подобно туману над берегом моря, повисла тишина.

— С последними словами Терона столб зеленого света вырвался из его посоха в ночное небо. В тот же миг огромная сова, сидевшая у него на плече, вспорхнула с болезненным криком и пала на землю мертвой. Осколки церилла Терона лежали у ног Магистра, конец его посоха почернел и обуглился. Последние его слова, обращенные к Амариду, были таковы: "Запомни, дружище, это сделал ты, а не я".

Терона должны были казнить на рассвете, но, когда за ним пришли другие маги, он был уже мертв.

— Так он проклял себя самого, — сказал Джарид, и голос его прозвучал хрипло и одиноко в воцарившейся тишине.

— Да, это так. Он стал первым из Неприкаянных.

— Кто это?

— Так мы называем магов, погибших несвязанными. В результате Проклятия Терона духи Неприкаянных возвращаются на места, где впервые были связаны с птицей, и бродят там по ночам, не находя покоя. — Баден рассеянно погладил перышки Анлы. — Отчасти поэтому период, когда прежняя птица умерла, а новая еще не найдена, так труден для магов. Силы наши уменьшаются, а существа, которое любил, больше нет рядом. — Он взглянул на сидящую на плече птицу. И потом, мы рискуем, если что-нибудь с ними случится, попасть под действие Проклятия.

— Значит, Терон еще жив? — спросил Джарид.

— Нет, — ответил Баден, но неуверенность, прозвучавшая в его голосе, заставила юношу усомниться. — Терон умер много веков назад. Но дух его все еще живет, и по ночам его можно увидеть в той самой роще в Лесу Теней на юге Тобин-Сера.

— Так он стал привидением?

— Думаю, это следует называть как-то иначе. Мы предпочитаем говорить "дух".

— Но это же просто названия.

— Ну да.

— А дух Терона сохранил его силу?

Баден ответил не сразу.

— Это сложный вопрос. По правде говоря, мы очень мало знаем о Неприкаянных. По ряду причин, вполне очевидных, мы не ищем встреч с ними. Мы даже не знаем, имеют ли они доступ к Волшебной Силе. Но даже если это и так, случай с духом Терона — особый. Многие Неприкаянные появляются с посохами, цериллами и своими первыми птицами. Возможно, ночью в том месте, где они впервые были связаны, они действительно обладают некоторой силой. Однако церилл Терона раскололся в ту ночь от напора силы, которой потребовало заклинание. Он не носит кристалла. Стало быть, какой бы мощью он ни обладал, она... не укрощена, если так можно выразиться. С другой стороны, при жизни он был безмерно могуч и превосходил любого из Неприкаянных магов. Мы просто не знаем насколько... — Баден хотел что-то добавить, но остановился, дожидаясь следующего вопроса Джарида.

Джарид задумался. Наконец он откинул волосы со лба и посмотрел на мага через костер:

— Извини, Баден, я тебя перебил.

Баден махнул рукой, отклоняя извинение.

— В общем, я рассказал практически все. Когда Собрание закончилось, некоторые молодые маги, сторонники Терона, отреклись от Ордена и покинули Тобин-Сер. Мы до сих пор не знаем, куда они ушли и что с ними стало. Что касается Ордена, самое важное последствие случившегося — принятие того, что мы называем Законами Амарида. — Баден прищурился. — Ты слышал об этих законах?

— Я знаю, что они управляют Орденом, — робко улыбаясь, сказал Джарид, — но мне неизвестно их содержание.

Баден укоризненно покачал головой:

— Прискорбно, но в этом нет твоей вины. — Он заговорил громче. — Тогда узнай их и запомни: "Маги должны служить народу страны. Они должны разрешать споры. Они должны использовать свою силу, чтобы утешать и защищать попавших в беду.

Магам запрещено использовать силу, чтобы вымогать услуги и плату.

Магам запрещено использовать силу друг против друга. Споры между магами разрешает Орден.

Маги не должны причинять вреда своим птицам".

Слова звенели в ночной тишине сильно и ясно, как молот кузнеца. Когда последние из них отзвучали, над костром снова нависла странная тишина. Вдалеке заухала сова, Анла встрепенулась на плече Бадена и ответила ей.

Когда Баден снова заговорил, голос его звучал мягко и устало:

— Нам надо поспать. Даже если мы погостим в Тайме, завтра предстоит немало пройти.

Баден лег у костра, и Джарид сделал то же самое; на этот раз он не стал доставать спальный мешок. Дыхание Магистра вскоре стало размеренным и спокойным, но Джарид долго не мог уснуть. Он думал об Амариде и Тероне; о духах, навечно лишенных покоя, и о страстях, которые могли заставить двух друзей совершить такое друг с другом и с Орденом, который они основали. Постепенно костер погас, от него остались только мерцающие угли. Джарид видел яркие звезды над головой и долго лежал, отыскивая знакомые созвездия. Коленопреклоненная Дуклея, плачущая о сыновьях и о гневе своего мужа; Леора в своем бесконечном танце; Арик поближе к западу, потрясающий кулаком и готовый расколоть землю, сотворенную для Тобина и Лона.

Когда Джарид наконец погрузился в прерывистый неспокойный сон, ему снился маг. Сначала ему показалось, что это он сам, но у того был церилл глубокого красного цвета, темная птица и странные сияющие глаза. Маг приблизился и протянул руку, в которой оказался продолговатый черный предмет. Маг не снимал капюшона, и его лица невозможно было разглядеть. Но когда маг подошел ближе, оказалось, что в руке у него черное перо. Джарид взял перо, но оно ярко вспыхнуло и рассыпалось серым пеплом.

Джарид проснулся, когда Баден осторожно потряс его за плечо; худое мрачное лицо его озарял утренний свет.

— Я видел странный сон, — сказал Баден. — Не знаю, к чему он, но, видимо, нам надо спешить.

Джарид сонно кивнул и попробовал встать. Баден отдал ему остатки сушеных фруктов и воду. Это помогло, и вскоре они свернули лагерь и направились по тропе к городу. Они шли так быстро, как только позволял крутой спуск. Баден, похоже, очень спешил и почти все время молчал, а Джарид обдумывал то, что услышал ночью. В полдень они остановились ненадолго, чтобы наполнить мехи водой из маленького родника и доесть остатки сушеного мяса.

Через час-другой до путников донесся запах горелых зерна и древесины, и с небольшой площадки у подножия горы они впервые увидели Тайму. Облако темно-серого дыма мрачно висело над городом, а в центре дымились обугленные остовы нескольких домов.

— Кулак Бога! — прошипел Баден сквозь сжатые зубы, и лицо его побелело. — Мы пришли слишком поздно!