ГЛАВА 2 Суды-пересуды

— А где же остальные дети? — спросила мисс Корнелия, когда отзвучали первые приветствия — сердечные с ее стороны, восторженные с Аниной и исполненные чувства собственного достоинства со стороны Сюзан.

— Ширли в постели, а Джем, Уолтер и близнецы в их любимой Долине Радуг, — улыбнулась Аня. — Они недавно забегали домой поужинать, но всем им не терпелось выскочить из-за стола, чтобы помчаться обратно в долину. Для них это самое дорогое место на свете. Соперничать с долиной не может даже кленовая роща.

— Боюсь, слишком уж они ее любят, — мрачно проронила Сюзан. — Маленький Джем заявил однажды, что охотнее отправился бы после смерти в Долину Радуг, чем на небеса, и это было весьма неприличное высказывание.

— В Авонлее они, как я полагаю, тоже замечательно провели время? — уточнила мисс Корнелия.

— Совершенно замечательно! Марилла их ужасно балует. Особенно Джема — в ее глазах он всегда прав.

— Мисс Касберт, должно быть, уже очень стара, — заметила мисс Корнелия, доставая свое вязание, чтобы не отставать от Сюзан.

Мисс Корнелия придерживалась того мнения, что женщина, чьи руки заняты, всегда имеет преимущество перед женщиной, чьи руки лежат праздно.

— Марилле восемьдесят пять, — отозвалась Аня со вздохом. — Волосы у нее теперь белее снега. Но зрение, как ни странно, лучше, чем тогда, когда ей было шестьдесят.

— Ну, Аня, душенька, я ужасно рада, что все вы снова с нами. Мне было ужасно одиноко. Впрочем, скучать нам здесь в Глене было некогда, поверьте мне. В том, что касается церковных дел, не припомню более богатой событиями весны. У нас, душенька, наконец появился новый священник.

— Достопочтенный Джон Нокс Мередит, миссис докторша, дорогая, — вставила Сюзан, полная решимости не дать мисс Корнелии одной сообщить все новости.

— Приятный человек? — спросила Аня с интересом.

Мисс Корнелия вздохнула, а у Сюзан вырвался стон.

— Да, он довольно мил, если уж на то пошло, — сказала первая из них. — Очень приятный человек… и очень ученый… и очень духовный. Но, Аня, душенька, у него нет ни капли житейской мудрости!

— Как же тогда прихожане его выбрали?

— Ну, как проповедник он, без сомнения, гораздо лучше всех тех, что служили в нашей церкви прежде, — продолжила мисс Корнелия, аккуратно перекрещивая на спицах пару петель. — Я думаю, только из-за этой его досадной мечтательности и рассеянности ему не удалось найти место священника в городе. Его пробная проповедь была просто великолепна, поверьте мне. Все пришли от нее в восторг… от нее и от его внешности.

— Он очень привлекательный, миссис докторша, дорогая, а мне, что ни говори, приятно смотреть на симпатичного мужчину на церковной кафедре, — вмешалась Сюзан, полагая, что пора снова напомнить о себе.

— К тому же, — добавила мисс Корнелия, — нам так не терпелось обзавестись постоянным священником. А мистер Мередит оказался первым проповедником, по поводу которого у нас не было никаких разногласий. Каждый из остальных кандидатов вызывал возражения у кого-нибудь из паствы. Сначала шли разговоры о том, чтобы пригласить мистера Фоулсома. Он тоже хороший проповедник, но почему-то людям не понравилась его внешность. Слишком уж он был смуглый и холеный.

— Он выглядел точь-в-точь как большущий черный кот — именно так, миссис докторша, дорогая, — подхватила Сюзан. — Я бы просто не вынесла, если бы пришлось видеть такого человека на церковной кафедре каждое воскресенье.

— Потом появился мистер Роджерс. Он был как картофель в овсянке — ни плох, ни хорош, — продолжила мисс Корнелия. — Но даже если бы он проповедовал как Петр и Павел[1], это ему не помогло бы, потому что в то воскресенье в церковь забрела овца старого Кейлеба Рамзи и громко протянула свое «бэ-э-э», как только была объявлена тема проповеди. Все расхохотались, и после этого у бедного Роджерса уже не осталось никаких шансов на избрание… Некоторые считали, что нам следует пригласить на место священника мистера Стюарта, поскольку он очень хорошо образован. Может читать Новый Завет на пяти языках.

— Хотя я не думаю, что благодаря этому обстоятельству у него сколько-нибудь больше шансов попасть на небеса, чем у других, — вставила Сюзан.

— Большинству из нас не понравилась его манера произношения, — продолжила мисс Корнелия, не обращая внимания на Сюзан. — Он не говорил, а бормотал, если можно так выразиться. А мистер Арнетт совершенно не умел проповедовать. И к тому же выбрал для своей проповеди самый, пожалуй, неудачный текст из всех, какие только есть в Библии, — «Прокляните Мероз»[2].

— Всякий раз, когда ему не приходило в голову никакой удачной мысли для продолжения проповеди, он просто грохал Библией по пюпитру и восклицал с ожесточением: «Проклинаю тебя, Мероз!» Бедный Мероз — кем бы он ни был — оказался проклят в тот день в полной мере, миссис докторша, дорогая, — сказала Сюзан.

— Священник, которому предстоит произнести пробную проповедь, должен с особой осторожностью подходить к выбору текста из Библии, — внушительно заявила мисс Корнелия. — Я уверена, что нашим священником стал бы мистер Пирсон, если бы только он выбрал для своей проповеди другой текст. Но как только он произнес: «Смотрю на горы — и вот, они дрожат, и все холмы колеблются»[3], ему уже не на что было надеяться. Все усмехнулись, так как каждый знает, что обе дочки Хиллов[4] с той стороны гавани пытались женить на себе каждого холостого священника, какой только появлялся в Глене за последние пятнадцать лет… А у мистера Ньюмана была слишком большая семья.

— Он останавливался в доме моего зятя, Джеймса Клоу, — сообщила Сюзан. — «Сколько же у вас детей?» — спрашиваю у него. «Девять мальчиков и у каждого сестра», — говорит. «Восемнадцать!» — ахнула я. — «До чего большая семья!» А он принялся хохотать… и все хохотал и хохотал. Право, не знаю, что тут смешного, миссис докторша, дорогая. Я уверена, что восемнадцать детей — это по любым меркам, слишком много; на такое количество ни в одной деревне дом священника не рассчитан.

— У него было только десять детей, Сюзан, с терпеливой снисходительностью объяснила мисс Корнелия. — И я уверена, что присутствие десяти хороших детей было бы не намного губительнее для дома священника в Глене и для всего нашего прихода, чем присутствие четверых детей мистера Мередита. Хотя, с другой стороны, Аня, душенька, я не сказала бы, что они так уж плохи. Мне они нравятся… они всем здесь нравятся. Не могут не нравиться. Они были бы поистине милыми детьми, если бы только было кому позаботиться об их манерах и научить, что правильно и прилично. К примеру, наша школьная учительница говорит, что на занятиях они образцовые ученики. Но дома они просто без надзора и вытворяют что вздумается.

— А чем же занята миссис Мередит? — спросила Аня.

— Нет никакой миссис Мередит. В этом-то вся беда! Мистер Мередит — вдовец. Его жена умерла четыре года назад. Если бы нам было известно об этом с самого начала, не думаю, что мы выбрали бы его, ведь вдовец даже хуже для прихода, чем холостяк. Но кто-то слышал, как он упоминал о своих детях, и мы все решили, что и мать тоже есть. А когда они приехали, оказалось, что есть лишь старая тетушка Марта — так они ее называют. Кажется, она двоюродная сестра матери мистера Мередита, и он взял ее к себе, чтобы спасти от богадельни. Ей семьдесят пять, она подслеповатая, очень глухая и с немалыми причудами.

— И очень плохо готовит, миссис докторша, дорогая.

— Худшей хозяйки для дома священника и придумать нельзя, — в голосе мисс Корнелии звучала горечь. — Мистер Мередит не хочет взять другую экономку или служанку. Боится, по его словам, обидеть этим тетушку Марту. Аня, душенька, поверьте мне, дом священника теперь просто в ужасном состоянии. Везде невероятный беспорядок, и мебель покрыта толстенным слоем пыли. А ведь мы так заботливо все покрасили и оклеили новыми обоями к их приезду.

— Сколько детей? Четверо, вы сказали? — спросила Аня, в сердце которой уже шевельнулась материнская жалость к сиротам.

— Да. Они погодки — идут один за другим по возрасту, как ступеньки лестницы. Джеральд — старший. Ему двенадцать, и они зовут его Джерри. Умный мальчик. Следующая по возрасту — Фейт, ей одиннадцать. Сорванец из сорванцов, но надо признать, очень хорошенькая — просто загляденье.

— С виду она сущий ангел, но горазда на проделки до ужаса, миссис докторша, дорогая, — добавила Сюзан мрачно. — На прошлой неделе я зашла в дом священника под вечер, а там как раз была в это время миссис Миллисон. Она принесла им десяток яиц и ведерко молока — очень маленькое ведерко, миссис докторша, дорогая. Фейт взяла то и другое и помчалась в погреб. На одной из нижних ступенек лестницы она споткнулась и полетела вниз, прямо вместе с молоком и яйцами. Можете представить себе результат, миссис докторша, дорогая. Но из погреба она поднялась с веселым смехом. «Не знаю, — говорит, — то ли это я, то ли какой-то пирог с заварным кремом». Но миссис Миллисон очень рассердилась. Она сказала, что впредь никогда ничего больше не понесет в дом священника, раз к ее подаркам относятся так небрежно и они пропадают зря.

— Мерайя Миллисон никогда особенно не утруждает себя тем, чтобы носить подарки в дом священника, — презрительно фыркнула мисс Корнелия. — В тот вечер она использовала угощение как предлог для удовлетворения собственного любопытства. Но бедная Фейт постоянно попадает в переделки. Она такая неосмотрительная и порывистая.

— Совсем как я. Мне эта ваша Фейт явно понравится, — заявила Аня решительно.

— Она очень горячая… а я люблю горячих людей, миссис докторша, дорогая, — призналась Сюзан.

— В ней, несомненно, есть что-то привлекательное, — согласилась мисс Корнелия. — Когда ее ни увидишь, вечно она смеется, и почему-то всегда хочется рассмеяться вместе с ней. Она не может сохранять серьезное лицо даже в церкви. Уне, второй дочери мистера Мередита, десять лет. Милая девчушка… не то чтобы хорошенькая, но милая. А Томасу Карлайлу девять. Они зовут его Карл, и у него настоящая мания собирать жаб, лягушек и жуков и всех тащить в дом.

— Думаю, именно по его вине на стуле в гостиной лежала дохлая крыса в тот день, когда к ним зашла с визитом миссис Грант. Ей чуть худо не стало, — сказала Сюзан, — и меня это не удивляет, так как в гостиных священников дохлым крысам не место. Хотя, разумеется, крысу мог оставить на стуле и кот. У этого их кота озорства — хоть отбавляй, миссис докторша, дорогая. Кот священника, по моему мнению, каков бы он ни был на самом деле, должен хотя бы выглядеть благородно. Но такого беспутного с виду животного я никогда в жизни не видела. И он разгуливает по коньку крыши почти каждый вечер на закате, миссис докторша, дорогая, и вдобавок помахивает при этом хвостом, и это совершенно неподобающее поведение.

— Хуже всего, что они никогда не бывают прилично одеты, — вздохнула мисс Корнелия. — А с тех пор как сошел снег, бегают в школу босиком. Ну а вы понимаете, Аня, душенька, что детям священника так ходить не следует — тем более что маленькая дочка священника методистов всегда носит такие хорошенькие ботиночки на пуговках. И еще я очень хотела бы, чтобы они не играли на старом методистском кладбище.

— Для них это так заманчиво — ведь кладбище прямо за их домом, — заметила Аня. — Я всегда думала, что на кладбищах, должно быть, очень занятно поиграть.

— О нет, вы никогда так не думали, миссис докторша, дорогая, — вмешалась верная Сюзан, полная решимости защитить Аню даже от самой Ани. — У вас для этого слишком много здравого смысла и благовоспитанности.

— Если уж на то пошло, зачем вообще было строить дом священника в таком месте? — спросила Аня. — Палисадник у них ужасно маленький, так что им и поиграть-то негде, кроме как на кладбище.

— Это действительно было ошибкой, — согласилась мисс Корнелия. — Но церковные попечители купили тогда участок за небольшую сумму. И прежде детям ни одного священника даже не приходило в голову играть там. Мистеру Мередиту следовало бы запретить подобные игры. Но когда он дома, то вечно сидит, уткнувшись носом в книгу. Все читает и читает… или в задумчивости бродит по кабинету. Пока он еще ни разу не забыл, что должен присутствовать в церкви в воскресенье, но уже дважды забывал о молитвенном собрании, и одному из церковных старост приходилось являться к нему домой с напоминанием. А еще он забыл о венчании Фанни Купер. Им пришлось позвонить ему, и тогда он примчался прямо в чем был — в домашних тапочках и все такое. Никого, разумеется, это особенно не огорчало бы, если бы методисты так не смеялись над его чудачествами. Одно утешает: они не могут придраться к его проповедям. Этот человек просыпается, когда поднимается на церковную кафедру, поверьте мне. А методистский священник совершенно не умеет проповедовать — так, во всяком случае, мне говорили. Сама я, слава Богу, его проповедей ни разу не слышала.

Презрение мисс Корнелии к мужчинам несколько умерилось со времени ее замужества, но к методистам она по-прежнему была безжалостна. Сюзан лукаво улыбнулась.

— Поговаривают, миссис Эллиот, что методисты и пресвитериане ведут переговоры об объединении.

— Ну что ж, надеюсь, если это когда-нибудь произойдет, я к тому времени буду уже в могиле, — парировала мисс Корнелия. — Я никогда не стану иметь дела с методистами, да и мистер Мередит скоро поймет, что ему тоже лучше держаться от них подальше. Он, право же, слишком много общается с ними, поверьте мне. Пошел вот к Джейкобу Дрю на ужин по случаю серебряной свадьбы и в результате попал в премилую историю.

— А что случилось?

— Миссис Дрю попросила его разрезать жареного гуся — сам Джейкоб Дрю этому до сих пор не научился. Ну, мистер Мередит так энергично взялся за дело, что гусь отлетел с блюда прямо на колени сидевшей рядом миссис Риз. А он только сказал, как во сне: «Миссис Риз, будьте добры, верните мне гуся». Миссис Риз «вернула» его, с виду кроткая как овечка, но ее, без сомнения, душила настоящая ярость, так как на ней в тот день было новое шелковое платье. Самое ужасное, что она методистка.

— Я, право, же, думаю, что это к лучшему, — вмешалась Сюзан. — Окажись она пресвитерианкой, после такого случая, скорее всего, покинула бы церковь, а мы не можем позволить себе терять наших прихожан. Надо признать, что миссис Риз не очень-то нравится самим методистам — слишком уж она важничает, так что они были, пожалуй, даже довольны, что мистер Мередит испортил ей платье.

— Главное, что он выглядел совершенно нелепо, а мне неприятно, когда мой священник выставляет себя на посмешище перед методистами, — заметила мисс Корнелия холодно. — Будь у него жена, такого не случилось бы.

— Да будь у него даже десяток жен, не знаю, как они могли бы помешать миссис Дрю зарезать для праздничного ужина ее жесткого старого гуся, — упрямо возразила Сюзан.

— Говорят, это муж ее заставил, — сообщила мисс Корнелия. — Джейкоб Дрю — чванливый, скупой, властный тип.

— А еще говорят, будто он и его жена друг друга терпеть не могут… что кажется мне неуместным, если речь идет об отношениях между супругами. Хотя, с другой стороны, я, разумеется, не имею никакого опыта по этой части, — добавила Сюзан, надменно вскинув голову. — К тому же я не принадлежу к числу тех, кто во всем винит мужчин. Миссис Дрю сама довольно скупа. Люди говорят, что известно лишь об одном случае, когда она что-то отдала бесплатно: это был горшочек масла, сбитого из сливок, в которых утонула крыса. Она пожертвовала этот горшочек для церковного ужина. Но о крысе узнали только потом.

— К счастью, все, кого Мередитам случилось обидеть до сих пор, оказались методистами, — сказала мисс Корнелия. — Этот их Джерри пошел как-то раз вечером на молитвенное собрание методистов — это случилось недели две назад — и сел рядом со старым Уильямом Маршем, который поднялся, как всегда, со своей скамьи и свидетельствовал[5] с ужасными стонами. «Теперь вам стало легче?» — шепотом спросил Джерри, когда Уильям сел. Бедный Джерри хотел лишь выразить сочувствие, но мистер Марш решил, что мальчишка насмехается, и тут же взъелся на него. Разумеется, Джерри вообще незачем было присутствовать на молитвенном собрании методистов. Но эти дети ходят куда вздумается.

— Надеюсь, они ничем не досадят миссис Дейвис, вдове Алека Дейвиса, с той стороны гавани, — сказала Сюзан. — Она, насколько я могу судить, очень обидчивая, но весьма зажиточная пресвитерианка и денег на жалованье священнику вносит больше всех. Я слышала, как она говорила, что Мередиты — самые невоспитанные дети, каких она только видела.

— С каждым вашим словом я все глубже проникаюсь уверенностью, что Мередиты принадлежат к племени знающих Иосифа, — решительно заявила миссис Блайт.

— В конечном счете, так оно и есть, — согласилась мисс Корнелия. — И это обстоятельство перевешивает все остальные. Так или иначе, а они дети нашего священника, и мы должны делать для них все, что в наших силах, и заступаться за них перед методистами… Ну, я полагаю, мне пора идти. Маршалл скоро будет дома — он ходил сегодня на ту сторону гавани — и захочет, чтобы, как только он вернется, перед ним поставили ужин… Чего же еще ожидать от мужчины? Жаль, что я не повидала остальных детей. А где доктор?

— Уехал в Харбор-Хед. Прошло три дня с тех пор, как мы вернулись, и за это время он провел всего три часа в собственной постели и лишь два раза поел в собственном доме.

— Что ж, все, кто заболел в эти последние шесть недель, с нетерпением ждали, когда он вернется домой… и я их не осуждаю. Когда новый доктор на той стороне гавани женился на дочери гробовщика из Лоубриджа, люди стали относиться к нему с подозрением. Своим поступком он произвел неприятное впечатление. Поскорее приходите к нам в гости вместе с доктором. Мы ждем рассказов о вашей поездке. Я думаю, вы прекрасно провели время в Европе.

— О да, — согласилась Аня. — Исполнились мечты, которые мы лелеяли много лет. Старый Свет совершенно очарователен и полон чудес. Но вернулись мы вполне довольные нашей собственной страной. Канада — самое прекрасное место в мире, мисс Корнелия.

— Никто никогда в этом не сомневался, — самодовольно заявила мисс Корнелия.

— А старый остров Принца Эдуарда — прелестнейшая из канадских провинций… а гавань Четырех Ветров — прелестнейшее место на этом острове, — засмеялась Аня, в восторге глядя на долину, гавань и залив в золотом великолепии заката. Она обвела все вокруг взмахом руки. — Я не видела в Европе ничего, что было бы красивее этих мест. Мисс Корнелия, неужели вам пора уходить? Дети очень огорчатся, что не повидали вас.

— Они должны непременно навестить меня в ближайшее время. Передайте им, что тарелка с пончиками всегда полна и ждет их.

— О, за ужином они уже планировали вылазку на вашу ферму. Они обязательно посетят вас на этой неделе, но им предстоит снова как следует взяться за учебу — до каникул еще несколько недель. А близнецы собираются брать уроки музыки.

— Не у жены методистского священника, надеюсь? — встревоженно уточнила мисс Корнелия.

— Нет… у Розмари Уэст. Я ходила к ней вчера вечером, чтобы обо всем договориться. Какая красивая девушка!

— Розмари неплохо сохранилась. Хотя она уже далеко не такая молоденькая.

— Я всегда считала ее очаровательной, но, как вы знаете, никогда не имела возможности познакомиться с ней поближе. Их дом стоит далеко от всех дорог, так что я редко видела ее где-либо, кроме церкви.

— Розмари Уэст всегда нравилась и нравится людям, хотя они не понимают ее, — сказала мисс Корнелия, невольно отдавая этими словами дань восхищения очаровательной Розмари. — Эллен всегда ее — если можно так выразиться — подавляла. Тиранила ее и вместе с тем неизменно потакала ей во многих отношениях. Розмари когда-то была помолвлена… с молодым Мартином Крофордом. Его корабль разбился на Магдаленах[6], и вся команда утонула. Розмари была тогда еще совсем ребенком… лет семнадцать ей было, не больше. Но после этого несчастья она так и не оправилась… Они с Эллен остались вдвоем после смерти матери. Им нечасто удается выбраться в лоубриджскую англиканскую церковь, к которой они принадлежат, а Эллен, насколько я понимаю, противница того, чтобы слишком часто ходить на молитвенные собрания пресвитериан. Хотя могу сказать — в похвалу ей — к методистам она вообще не ходит. Уэсты всегда были ревностными приверженцами англиканской церкви. Розмари и Эллен довольно зажиточны. Так что у Розмари нет особой нужды давать уроки музыки. Она делает это не из-за денег, а просто потому, что ей нравится преподавать. Они, между прочим, дальние родственницы Лесли. Кстати, вы не знаете, Форды посетят этим летом наши края?

— Нет. Они собираются в Японию и, вероятно, пробудут там около года. Действие нового романа Оуэна происходит в Японии. Это лето станет первым со времени нашего переезда в Инглсайд, когда дорогой старый Дом Мечты будет пустовать.

— Мне кажется, Оуэн Форд мог бы найти и в Канаде достаточно такого, о чем можно написать, без того чтобы тащить жену и невинных детей в языческую страну вроде Японии, — проворчала мисс Корнелия. — «Книга жизни» капитана Джима была лучшей из всех написанных им книг, и материал для нее он нашел прямо здесь, в Четырех Ветрах.

— Большую часть этого материала, как вы знаете, ему предоставил капитан Джим. А сам капитан собрал свою коллекцию разных историй, путешествуя по всему свету. Но, на мой взгляд, все книги Оуэна великолепны.

— О, как таковые они не так уж плохи. Я взяла за правило читать каждую его новую книгу, хотя всегда придерживалась того мнения, Аня, душенька, что чтение романов — бессмысленная и порочная трата времени. Я непременно напишу ему все, что думаю насчет этой его японской затеи, поверьте мне. Неужели он хочет, чтобы Кеннет и Персис обратились в язычество?

И с этим вопросом, ответ на который было совершенно невозможно угадать, мисс Корнелия удалилась. Сюзан ушла, чтобы уложить Риллу в постель, Аня же осталась сидеть на ступеньках веранды под первыми звездами и, как неисправимая мечтательница, продолжала грезить, в сотый раз открывая для себя с радостным чувством в душе, каким великолепным и полным блеска может быть восход луны над гаванью Четырех Ветров.