"Шесть подозреваемых" - читать интересную книгу автора (Сваруп Викас)

6. Политик

— Здравствуйте. Это Матхурский центр духовной медитации?

— Да.

— Скажите, Свами Харидас на месте? С ним хочет поговорить Бхайя-джи.[48]

— Кто-кто?

— Вы что, новенькая? В Уттар-Прадеш есть только один известный человек, которого так называют. Джаганнатх Рай.

— Ой, господин министр? Но Гуру-джи занят. У него серьезное выступление. Я не могу…

— Скажите, что это срочно. Он еще никогда не отказывал Бхайя-джи.

— Хорошо. Пожалуйста, не вешайте трубку. Я отойду его позвать. — Пауза.

— Передаю трубку Гуру-джи. Пожалуйста, соедините с господином министром внутренних дел.

Гудки.

— Намаскар,[49] Гуру-джи. Это Джаганнатх.

— Джай Шамбху![50] Что за важное дело заставило вас прервать мое выступление?

— У меня возникли новые проблемы. Срочно требуется ваш совет.

— Опять Вики? Ему скоро вынесут приговор, если не ошибаюсь?

— Нет, Гуру-джи. Это дело уже улажено. А вот я скоро должен предстать перед судом.

— По какому делу? Их было много.

— Старая история — две тысячи второй год, обвинение в убийстве.

— Кто жертва?

— Какой-то Мохаммед Мустаким, ничтожная вошь, дерзнувшая со мной потягаться. Расследование шло ни шатко ни валко, на основании косвенных улик. И вдруг теперь появляется новый свидетель, Прадип Дубей, будто бы видевший, как я застрелил Мустакима. Слушание состоится в следующем месяце, пятого числа. Если обвинение официально подтвердится, моей карьере конец. Главный министр и так почему-то настроен против меня.

— Согласно вашему гороскопу, причина в том, что Сатурн сейчас находится в пятом доме. Черная полоса продлится еще четыре месяца, после чего все ваши неприятности растают как сон.

— А пока что делать?

— (Смех.) Сами знаете, не мне вас учить. В конце концов, у вас же вся полиция в кармане. Однако лучше начните носить голубой сапфир — отличное средство против козней Сатурна.

— Стоит поговорить с вами, Гуру-джи, и на меня снисходит покой. Думаю, скоро мои беды останутся в прошлом.

— Для этого мы и нужны… Позвольте побеспокоить вас по одному пустяковому вопросу.

— Да, Гуру-джи. Скажите, в чем дело, и я займусь этим лично.

— Есть у меня в Канпуре мелкий участок, примерно двадцать акров. Так вот, мне сообщают, будто бы часть земли самовольно захватили голодранцы из окрестных трущоб. В ближайшее время я отправляюсь в мировое турне. Вот если бы к моему возвращению незаконные хижины…

— Ни слова больше, Гуру-джи. Завтра же высылаю бульдозеры.

— Хорошо. Передайте мои наилучшие пожелания Вики. Надеюсь, он еще носит кольцо с кораллом, изготовленное по моему специальному заказу.

— О, разумеется. Покуда все не утрясется, он не посмеет ослушаться вашего совета.

— Ну ладно, Джаганнатх. Мне пора. У меня тут встреча с Ричардом Гиром.

— А кто это, Гуру-джи? Какой-нибудь автомобильный магнат?

— (Смех.) Нет, он американский актер. Прощайте. Джай Шамбху.

— Джай Шамбху, Гуру-джи.

— Скажите-ка, мистер Трипурари Шаран, кто из нас подручный — я или вы?

— Странный вопрос, Бхайя-джи. Разве я что-то сделал не так?

— Именно. Сколько можно ждать, когда же вы позвоните и расскажете о своей беседе со свидетелем? Начиная с восьми часов телефон молчал как рыба, и вот я сам набрал ваш номер.

— Я собирался позвонить утром, Бхайя-джи. Не хотел вас тревожить.

— Плохие новости? Что такое? Прадип Дубей оказался недосягаем?

— Да нет, мы увиделись. Похоже, весьма наивный юноша. Я предлагал за молчание очень большие деньги, дошел аж до десяти лакхов,[51] но все без толку. Парень стоит на своем: он твердо решил свидетельствовать против вас. Возможно, подкуплен Лакханом Тхакуром.

— Гм-м… (Долгое молчание.) Значит, Лакхан опять затевает игру. А ведь я его предупреждал.

— Разве же он послушает? Спит и видит, как бы сделаться новым Джаганнатхом Раем. Подумать только: всего лишь пять лет назад это был заурядный гангстер. Затем победил на выборах в законодательное собрание штата и тут же пошел на взлет. Говорят, он скупил половину лесопильных заводов в Сахаранпуре. Теперь вот мечтает о министерском кресле, как у вас.

— Пока я у власти, не видать ему кресла как собственных ушей. Ладно, будет время — и с ним разберемся. Лучше подумайте, что нам делать с этим Дубеем.

— Бхайя-джи, если парень раскроет рот, вам крышка. Свидетель должен молчать, причем любой ценой.

— Позаботимся. Передайте Мухтару, что я хочу его видеть.

— Вы не в курсе? Его вчера задержали в Газиабаде.

— Что? Да как его могли задержать?

— По обвинению в изнасиловании. Вы же знаете Мухтара, Бхайя-джи. Тот еще ходок. Особенно по части молоденьких.

— Кто посмел провести арест?

— В Газиабаде появился новый суперинтендант, Навнит Брар. Горячая голова. Рвется искоренить преступность во всем штате. Похоже, это его рук дело.

— По правде говоря, на все воля звезд. Они сейчас в неблагоприятной позиции, как сказал Гуру-джи. Но пока его благословение со мной, бояться нечего. Трипурари, вы потерпели неудачу со свидетелем. Посмотрим, как у меня получится призвать к ответу полицейского. Дайте-ка его телефонный номер.

— Алло. Навнит Брар слушает.

— Навнит, это министр внутренних дел Джаганнатх Рай.

— Что вам угодно, сэр?

— Кажется, вы арестовали моего человека. Мухтара Ансари.

— Да, сэр. Он обвиняется в изнасиловании несовершеннолетней и не может быть выпущен под залог, сэр. Это триста семьдесят шестая статья в сочетании с триста шестьдесят шестой. Любое снисхождение исключено.

— А я с вами не о снисхождении говорю. Я приказываю сейчас же отпустить его на свободу.

— Сэр, вы не вправе отдавать подобный приказ. Это дело решится в суде.

— Да как вы смеете перечить министру внутренних дел!

— Прошу прощения, сэр, но моя задача — стоять на страже закона.

— Похоже, вы не слишком дорожите своей работой.

— Главное — выполнять ее честно, сэр.

— Ну так выполняйте. Слушайте старшего по званию.

— Сожалею, сэр, но ваш приказ противозаконен.

— Итак, вы отказываетесь повиноваться?

— Я отказываюсь участвовать в преступном сговоре.

— Вы еще молоды, Брар, и слишком прытки. Это самая большая ошибка за всю вашу карьеру.

— Я готов к последствиям, сэр. Конец связи.

— Джай Хинд![52] Резиденция начальника главного полицейского управления. Рам Автар у телефона.

— Господин начальник на месте?

— Да. Кто его спрашивает?

— Господин министр внутренних дел.

— Уже за полночь. Господин начальник спит.

— Так разбудите его, кретин, а не то вы у меня оба вылетите с работы.

— Но господин начальник оставил строгое указание, чтобы его не беспокоили.

— Видно, вы еще не испытали на своей шкуре гнев Бхайя-джи, Рам Автар. Или через десять секунд я услышу голос господина начальника, или завтра вы будете продавать бананы на рынке, ясно?

— Да, сэр. Прошу прощения, сэр. Соединяю вас непосредственно со спальней господина начальника управления.

— То-то же. Гудки.

— Что за урод беспокоит меня в такую рань?

— С вами хочет говорить Джаганнатх Рай, министр внутренних дел. Переключаю.

Гудки.

— Алло. Мория?

— Добрый вечер, сэр. Добрый вечер. Не стоило утруждать себя звонком в такое время, сэр, я бы сам к вам приехал.

— Скажите мне, Мория, давно вы у нас начальник главного полицейского управления?

— Восемь месяцев, сэр.

— А кто устроил вас на эту должность?

— Вы, сэр.

— Так почему вы теперь заставляете меня сожалеть о своем решении?

— Что… что случилось, сэр?

— Ваши люди задержали в Газиабаде Мухтара Ансари. Думаю, вам хорошо известно, что этот человек — моя правая рука. Как же вы допустили?..

— Впервые об этом слышу, сэр. Наверное, какая-то местная операция.

— Во всем виноват ваш суперинтендант Навнит Брар. Значит, так. Завтра же утром Мухтар должен быть на воле. А Брару предъявим иск об оскорблении высшего должностного лица.

— М-м-м… разрешите предложить, сэр… Может, лучше услать его куда-нибудь?

— Хорошо. Переведите… да хотя бы в Бахрайч.[53] А то заелся он в Газиабаде. Пусть поостынет в захолустье.

— Сэр, ваши приказания будут исполнены незамедлительно.

— Отлично, Мория. Я знал, что могу на вас рассчитывать.

— Если позволите, сэр… помните, вы обещали замолвить словечко в верхах за мою жену, чтобы внести ее в список кандидатов в законодательное собрание от Бадауна?

— Да, я не забыл. Но ведь выборы штата еще только через два года.

— Знаете, сэр, лучше уж подготовиться заранее. Поверьте, в лице Нирмалы вы найдете самого лояльного партработника… не считая меня. Но мне-то приходится скрывать свои взгляды, сами понимаете — погоны.

— Я знаю, Мория. Идите спать.

— Доброй ночи, сэр.

— Мухтар!

— Босс! Ассалам алейкум. Спасибо, что быстро вытащили. Теперь-то я поквитаюсь с этим козлом суперинтендантом.

— Даже не думай. Брара уже перевели в Бахрайч.

— Повезло гаду.

— А эта девчонка, кто она?

— Да вы не знаете, босс. Так, по соседству…

— И когда только ты поумнеешь, Мухтар? Если бы все твои пассии родили по ребенку, Уттар-Прадеш уже наполовину заселился бы маленькими мухтарчиками.

— Простите, босс. В следующий раз буду осторожнее.

— А теперь слушай, Мухтар.

— Да, босс.

— Один человек, Прадип Дубей, грозится свидетельствовать против меня в суде по делу Мустакима. Так вот, его надо обезвредить. А следующий на очереди — его покровитель, Лакхан Тхакур.

— Член законодательного собрания из Сахаранпура?

— Ну да. А что? Он тебе не по зубам?

— Нет, босс. Мне все по зубам. Просто с ним будет посложнее. Тхакур нигде не появляется без пятерых телохранителей.

— Так убери всех. Приезжай завтра, заберешь наличные у Трипурари.

— Обязательно. Кхуда хафиз,[54] босс.

— Кхуда хафиз.

— Алло.

— Алло. Мне нужен Прем Калра.

— У телефона.

— Так слушайте меня внимательно. С вами говорит Джаганнатх Рай. Это последнее предупреждение. Еще одна подобная история обо мне в «Дейли ньюс» — и вы со своей газетой сами отойдете в историю.

— Какие неподобающие речи для министра внутренних дел нашего штата.

— А что, разве одним только журналистам позволено оскорблять людей? Я долго терпел этот бред, но всему есть предел.

— Скажите по крайней мере, что вас так задело.

— В последней статье проскользнул намек, будто бы я причастен к гибели Прадипа Дубея. Откуда взялись эти беспочвенные обвинения? Смерть наступила в результате дорожной аварии, так сообщила полиция! Да я могу в суд подать за злостную клевету.

— Намек озвучил не я, Джаганнатх-джи. Это слова Лакхана Тхакура, прозвучавшие в законодательном собрании. Я просто их повторил.

— И послужили рупором оппозиции. Сколько вам заплатили?

— Я это делаю не ради денег. Мой долг — служить обществу.

— Нет выше долга, чем тот, который лежит на плечах политиков. И что же мы просим в ответ? Немного уважения от средств массовой информации…

— Уважения обещать не могу, Джаганнатх-джи, однако в следующий раз буду посдержаннее. Всего хорошего.

— Алло. Резиденция господина министра внутренних дел? С ним хочет говорить господин министр.

— Соединяйте.

— Нет, это вы соединяйте. Главный министр главнее.

— Хорошо-хорошо, не сердитесь. Подождите секундочку.

Музыка.

— Алло?

— Джаганнатх?

— Намаскар, господин министр.

— Я в серьезном затруднении, Джаганнатх.

— А что случилось? Меня ведь оправдали.

— Речь о вашем сыне. Вики замешан в громком убийстве. Если приговор подтвердится, это сильно повредит имиджу нашей партии. В верхах полагают, что лучше бы вам подать в отставку.

— В отставку? Значит, имидж партии не страдал, когда я занял свой пост, несмотря на два уголовных процесса против меня? Между прочим, удалось ли суду доказать хоть одно обвинение? Нет! Зачем же поднимать шум из-за одного-единственного проступка моего сына, тем более что приговор еще даже не огласили?

— Случай-то незаурядный, Джаганнатх. Убийство получило в стране слишком широкую огласку. На всех каналах только о нем и толкуют.

— Что ж нам теперь, дрожать перед журналистами? Господин главный министр, вы знаете конституцию: человек не виновен, покуда его вина не доказана. Если бы каждый из нас уходил в отставку при первом же столкновении с законом, ваш кабинет министров пустовал бы сейчас на две трети. Давайте подождем решения суда, а там посмотрим.

— Мне удалось убедить верхи воздержаться от любых действий вплоть до начала местных выборов. Но этот газетчик, Арун Адвани, по-прежнему чинит нам неприятности. Видели его последнюю колонку? Якобы судьи уже подкуплены. Это очень дурная реклама для нашей партии.

— Да пусть себе пишет, что ему вздумается. Наши избиратели, к счастью, не знают английского. Говорил я министру образования: надо искоренить этот язык в наших средних школах! Дети штата должны учиться только на хинди. Na гаhega baans, na bajegi bansuri. «Не будет бамбука — не будет и свистка».

Смех.

— И еще урду. Не стоит забывать о мусульманском электорате.

— Да, разумеется, господин главный министр. Как можно? По правде сказать, я и сам в последнее время освежаю в памяти урду. Повторяю с Икбалом Мианом поэзию Галиба.[55] Хотите, прочту вам пару двустиший?

— Нет-нет, не надо. Мне пора на торжественное открытие младшей школы. Имейте в виду, Джаганнатх: в этот раз я ухитрился вас вытащить, но если Вики объявят виновным, вам уже никто не поможет.

— Не беспокойтесь. До этого не дойдет.

— Увидимся завтра, на собрании кабинета министров.

— Конечно. Увидимся, господин главный министр.

— Алло. Рукхсана?

— Мы больше не разговариваем, джанаб.[56] Я послала тебе пятьсот эсэмэсок. Ты не ответил ни на одну.

— Аррэ,[57] что же поделать? Я целый день проторчал на треклятом заседании совета по развитию штата; знаешь, как их обожает наш главный министр?

— Как одно заседание может растянуться на целый день?

— Может, если в четыре стены набьется полно бюрократов, первостатейных тупиц и каждый будет часами гудеть о своем — о дорогах, мостах и детских приютах. Порой сомневаюсь, не напрасно ли я пошел в политику. Когда каждый день приходится сотни километров пылить по захолустью, терпеливо выслушивать полуграмотную деревенскую чернь, желающую, чтобы сахиб приказывал тучам на небе подписывать бесконечные документы, содержание которых тебя вообще не касается, тогда начинаешь осознавать цену выбранного пути.

— Почему же ты не уйдешь?

— Легко сказать. Политика — продажная девка, но это как с правительством: можно сколько угодно ворчать и ныть, а без нее все равно не обойдешься.

— А без меня? Без меня обойдешься.

— Аррэ, ты моя желанная. Вот послушай, какое двустишие я сочинил в твою честь: «Лучше гибельные страсти, чем от скуки смертной чахнуть! Нет любви — тебя затянет будней суетных поток».[58]

— Вах-вах.[59] Ты стал настоящим поэтом. Похоже, моя любовь превратила тебя в Меджнуна.[60]

— Как ты права. «Никчемным сделала меня любовь; а был разумен и совсем не празден…»

— Не знаю что и сказать, джанаб, сегодня ты сыплешь двустишиями на урду, словно из пулемета.

— Только не надо о пулях, милая. Вечная история: стоит мне впасть в романтическое настроение, как непременно кто-нибудь заведет речь о стрельбе и все испортит.

— Прости.

— Оставим это. Расскажи, как прошел твой день?

— Хорошо. Я была у косметолога, сделала полную эпиляцию воском. На теле и на лице. Теперь моя кожа как шелк. Сам убедишься, если дотронешься.

— Сгораю от желания. В пятницу моя Сумитра уезжает в Фарукхабад. Я загляну в субботу и останусь на всю ночь.

— Почему ты не разведешься? Жена приносит тебе одни печали.

— И дети не лучше. Сын с малых лет и по сей день умудряется не вылезать из неприятностей. Дочь ни в какую не хочет замуж. Сколько трудов я потратил, чтобы добыть ей прекрасного жениха одной с нами касты, Тхакура из королевского рода Пратапгархов, а она все тянет со свадьбой. Только и знает, что болтать с детьми прислуги. Боюсь, однажды она решит убежать с каким-нибудь уличным подметалой и опозорит семью.

— Не тревожься о том, чего может вовсе не случиться.

— Ты говоришь как мой Гуру-джи. Только вы двое меня и понимаете.

— А вот ты не желаешь меня понять. Сколько месяцев напрашиваюсь поехать с тобой за границу, и все без толку.

— Аррэ, пока в этом захудалом штате столько неотложных дел, какие могут быть разговоры о загранице? Вот в чем твоя беда. Ты никогда не довольна тем, что имеешь.

Всхлип.

— Джанеман,[61] я тебя огорчил? Не обижайся.

— Пап!

— Да, Вики.

— Все путем?

— Да. Я просил перенести слушание на пятнадцатое февраля К тому времени, говорит Гуру-джи, темная полоса уже закончится.

— Значит, я могу спать спокойно?

— Конечно, пока твой папа у власти. Но ты когда-нибудь задумывался над тем, сколько горя мне принес? Как долго еще я буду вытаскивать тебя из разных передряг?

— На то и нужны отцы.

— Вики, мать твою!

— Ага, займись этим, папочка.

— Ах ты, ще…