Великий путешественник Ливингстон говорил, что совершить путешествие легче, чем его описать. Я с этим полностью согласен. Вот сижу сейчас и мучаюсь. Не знаю, с чего начать и как писать этот самый отчет. Вроде бы надо все изложить по порядку, день за днем, как было. Но боюсь, что такое описание получится скучным. А кому же охота читать скучные отчеты?

Конечно, можно напридумывать разные необыкновенные приключения. Но тогда это будет уже не отчет о настоящем, всамделишном путешествии, а приключенческая книжка, которых и так хоть пруд пруди. Мне же поручено написать именно отчет. Ведь путешествие наше было самое настоящее. Можете на карту Ленинградской области посмотреть. Там река Оредеж обозначена, приток Луги. Вот по ней и проходил маршрут нашего путешествия.

Нет, уж если писать, то только правду, все, как было на самом деле.

И зачем я только взялся за это нудное дело? Только что приходил Виктор, звал купаться. А мне нельзя. Он там кроль отрабатывает, а я — сиди за столом и пиши. И все из-за Татьяны. Хуже нет с сестрой вместе в поход ходить! Особенно если она старше тебя и все время хочет тобой командовать.

Походный дневник было поручено вести ей. Но на первом же привале она достала толстую тетрадку в коричневой обложке и стала в ней что-то писать, Я, конечно, подошел сзади и заглянул через плечо. И сразу же возмутился. Если бы вы знали, о чем она там написала! И о том, какие вкусные пирожки напекла нам в дорогу бабушка, и кто из нас во что одет, и даже про то, какая чудесная сегодня погода. Ну кому это интересно?! А о том, что сразу за деревней мы вспугнули на недавно убранных колхозных полях стаю куропаток, а потом видели безвредного ястреба-канюка, об этом ни слова!

Мало того. Она зачем-то переиначила наши имена и стала называть Виктора Роткивом, меня — Ялотом, Леонида, который был нашим капитаном, — Диноелом, Олю — Ялой, а себя Анталой. Я в принципе не против шифровки. Но зачем переиначивать имена задом наперед? Ведь такой, с позволения сказать, шифр и ребенок разгадает. И вообще, что это за имя — Ялот? Ведь себя, в нарушение ею же установленного правила, она назвала не Янатой, а красивым, но выдуманным именем Антала. Где же тут справедливость?

Но самое главное, она столько нафантазировала, столько напридумывала, что читать стыдно: и экспедиция наша таинственная, и идем мы неизвестно куда, и не по нашим обычным лесам, а по «неизведанным джунглям». Как будто в наших лесах путешествовать менее интересно. Джунгли ей подавай! Считает себя взрослой, а серьезное дело в игру превращает.

Конечно, я тут же отнял у нее тетрадку и сказал, что так походные дневники не пишут. Она подняла крик. И разумеется, я же оказался во всем виноват. Так всегда получается, когда с девчонками свяжешься. Хотя, пожалуй, тут я не прав. Иногда и среди них настоящие люди попадаются. Но редко…

Татьяна сказала, что если Толька такой умный, то пускай сам дневник и ведет. Я сказал, что не буду. И даже тетрадку ей назад отдал. Зачем это мне? У меня и поважнее дела найдутся. Ведь я хотел только показать, как правильно вести походный дневник. Но капитан приказал мне взять тетрадку, записывать в нее все события, а после окончания экспедиции написать отчет.

Что было делать? В походе дисциплина — это самое главное. Пришлось согласиться. Вот и получилось, что теперь я занимаюсь этим скучным и канительным делом. И кому он нужен, этот отчет? Кто его будет читать? Я бы, наверное, все так и бросил, если бы не Оля. Она мне сказала:

— Вот это и есть проверка силы воли: когда не хочется, а нужно. Наверное, она у тебя отсутствует?

Конечно, я тут же взял бумагу, авторучку и сел работать.

В самом деле, раз было путешествие, должен быть и отчет о нем. Может быть, другие ребята захотят прочитать. Может, кто-нибудь и сам после этого захочет организовать такой поход. Вот опыт наш и пригодится… Но как же все-таки писать?

Наше путешествие продолжалось семь дней. И каждый день происходило много интересных событий. Опишу все эти дни. Семь дней, семь глав. А перед каждой главой дам ее краткое содержание. Так все великие путешественники делают. Вот, например, у Арсеньева: «Бивак в лесу. — Ночной гость. — Бессонная ночь». Прочитаешь — и сразу хочется узнать, почему была бессонная ночь, что за ночной гость? Интересно! Вот и я так же сделаю.

Итак, решено: буду писать в день по одной главе. И пока не кончу, ни на реку, ни в футбол, никуда. Решено так решено. Вот тогда и посмотрим, есть у меня сила воли или нет.

Глава 7 ОТ БОЛЬШОГО ОМУТА ДО ЗАПОЛЬЯ

Как я уже говорил, провизии, рассчитанной на пять дней, нам хватило только на четыре. И теперь никаких продуктов кроме холодного щучьего заливного в нашем закопченном котелке у нас не было. Но мы не унывали.

— Сегодня дойдем до Заполья и купим там все необходимое! — бодро сказал капитан.

Однако вышло все по-другому. Утром, после не слишком сытного завтрака, мы опять разделились на две группы. Как и вчера, мы с Виктором должны были гнать челн с грузом, а все остальные налегке идти лесом до реки Андаловки, а затем вдоль нее выйти к берегу Оредежа в районе старого кладбища. Здесь было намечено место встречи пешей и водной групп.

К девяти утра палатка была свернута, рюкзаки уложены в челн. Пешая группа тронулась в путь. Мы с Виктором смотрели им вслед до тех пор, пока они не скрылись среди зеленых кустов ольхи, которыми обычно начинается лес на луговых низинах.

Снова мы остались вдвоем. Торопиться нам было некуда, и мы медленно поплыли вниз по реке, лениво шевеля веслами. Удивительное дело: от девчонок в походе всегда только шум и бестолковщина, а стоит им уйти, как тебе делается почему-то скучно. И вообще, что-то в них все-таки есть особенное. Вот, например, уж как я на Ольгу вчера злился. Ужас! А она посмотрела на меня ласково и… злость как рукой сняло. Вот ведь какие поразительные дела происходят на свете из-за девчонок! Человек так меняется, что сам себя узнать не может. И, надо признать, меняется в лучшую сторону.

Пока я размышлял обо всем этом, наш челн преспокойнейшим образом наскочил на мель. Оказалось, не только я, но и Виктор о чем-то задумался. Я спрыгнул в воду и столкнул челн на глубокое место. Потом снова забрался в нашу долбленочку-скорлупку. И опять мы поплыли по тихой и спокойной реке среди ивовых и ольховых кустов, росших по обоим берегам, мимо песчаных кос и маленьких островков-рёлок с выкошенной травой.

— Толь! — окликнул меня Виктор и опять замолчал.

— Что? — отозвался я, думая о своем.

— Да так, пустяки… — задумчиво сказал Виктор. — Вот смотрю я, река течет, Оредеж. А может, ее когда-то по-другому звали? И народ здесь когда-то совсем иной жил. Рыбу ловили, охотились. И говорили, наверно, на другом языке… А река все течет и течет. И при них текла, и при нас. Та же самая река. Понимаешь? Вот бы заглянуть в те времена! Хоть одним глазком посмотреть…

Мы опять пустили в воду дорожку. Но на этот раз нам не везло. Не только не было поклевок, но и блесну зацепили на очень глубоком месте. Пришлось обрывать поводок. Терять еще одну, последнюю блесну нам не хотелось, и мы смотали дорожку.

Вскоре впереди показались сенные сараи, стоявшие на луговом берегу реки. В них колхозники держат сухое, заготовленное на зиму сено. Приезжают за ним уже на санях, по снегу. Рядом с сараями мы увидели небольшой, но очень хороший пляжик с белым песком. Мы причалили, и я решил искупаться.

Вода была уже не очень теплая. Как-никак август. Я замерз, и вдруг захотелось есть. Костер разожгли, чтобы согреться, а потом заодно решили подзаправиться вареной рыбкой. Мы положили остатки щуки в котел, долили в него воды и подвесили над костром.

Нельзя сказать, что обед наш получился хорошим. Да и какая еда без хлеба? И все же поели мы довольно плотно. Потом, немного подремав на теплом сухом песке, мы потихоньку поплыли дальше.

Когда солнце уже клонилось к горизонту, впереди на высоком холме показалось старинное кладбище. Оно было обнесено невысокой каменной стеной из валунов, за которой густо росли деревья. Место приметное. Около него мы и должны были встретиться с пешей группой.

Со стороны кладбища навстречу нам по берегу реки бежал человек. Присмотревшись, мы узнали в нем Женьку. Он катился по прибрежной тропинке, как колобок, и угрожающе размахивал над головой короткими ручками. Нам с Витькой стало весело. Мы еще больше развеселились, когда увидели, что вслед за Женькой по тропинке вдоль берега бегут Татьяна и Ольга. Позади всех, стараясь не уронить своего достоинства, вышагивал капитан.

— Свистать всех наверх! — шутливо скомандовал я. — Приготовиться к торжественной встрече.

— Надеть парадную форму! — включился в игру Витька и, бросив весла, стал застегивать ворот своей рубашки.

— А-а-а! — завопил на берегу Женька. — Они еще издеваются!

Лицо у него было красное как помидор, голос дрожал от обиды, и видно было, что он вот-вот расплачется. Но почему? Что случилось? Из-за чего он кричит на нас? Шуток, что ли, не понимает? Честное пионерское, у нас и в мыслях не было издеваться. Но теперь… Раз уж он сам напрашивается…

— Смотри, как они без нас соскучились! — очень серьезно и даже с оттенком некоторого удивления произнес я, кивком показывая на подбежавших Татьяну и Ольгу. — Чем только мы с тобой заслужили такую честь?

— Причаливайте немедленно! — кричала Татьяна. — Анатолий, я кому говорю?

— Мы есть хотим! — жалобно пояснила Ольга.

Но, как известно, сытый голодного не разумеет. Мы с Витькой продолжали игру. Мы не могли остановиться.

— Ах, бедненькие! — лицемерно вздохнул я. — Им бы сейчас жаркое. И хлеба с маслом. Свеженького, вкусного. Или нет, лучше котлетку с картошечкой…

— И с соленым огурчиком! — входя во вкус, мечтательно добавил Витька.

Бац! Рядом с нашим челном шлепнулся в воду камень.

— Вить! Что это с Женькой? — удивленно спросил я. — Он, кажется, недоволен? Камнями швыряется. Может быть, вместо котлеты ему хочется куриную ножку?

Женька, плача от злости, метался по берегу и швырял в нас всем, что попадало ему под руку. Татьяна, беззвучно, но зло топая босыми ногами, кричала, чтобы негодяй Толька немедленно прекратил дурацкие шуточки.

— Приказываю пристать к берегу! — прокричал подошедший к ним капитан, сложив руки рупором.

Самое смешное было в том, что он вполне искренне верил в силу своего приказа. Но подействовал на нас совсем не приказ, а тоненький голос Оли:

— Толя, не нужно…

Ничего она больше не сказала, только эти три слова. Но мы с Виктором сразу поняли, что пора кончать игру. В этих словах было столько искренней убежденности, что наше смешливое настроение улетучилось. И мы тотчас молча, не сговариваясь, направили челн к берегу.

Я протянул голодающим котел с остатками щуки. Но что значили эти куски холодной рыбы для людей с утра не евших. Они только раззадорили аппетит. Но ничего съестного у нас больше не было. Мы перебрали и вытряхнули свои рюкзаки. Ни крошки!

— И все-таки здесь пахнет колбасой! — зловеще произнес Женька, жадно втягивая в себя воздух. Глаза его уставились на мешок, оставшийся в челне, а потом на Виктора. Тот усмехнулся:

— Ну что ж! Видно, настало время пустить в ход НЗ, — сказал он. — Толь, полезай в чолон, достань тот мешок, что капитан давеча из Никулкина принес.

— Но ведь это мешок для твоего отца?

— Нет, он его нам прислал через Григорий Федоровича. И письмо тоже.

Виктор достал из грудного кармашка сложенный вчетверо листок и стал читать вслух: «Здравствуй, сынок и твои товарищи! Намедни я был в лесу, обходил 35-й и 36-й кварталы. Видел ваши следы. Ничего, ведете вы себя в лесу правильно. Я, как лесник, замечаний не имею. Решил заодно завернуть и к Григорию Федоровичу в Никулкино. Давно не видались. Ну а мать уговорила захватить для вас харчишки. Думаю, пригодятся. До свидания. Кучум в Никулкине увязался за мной. Иван Корнев».

Итак, все теперь окончательно прояснилось. И исчезновение Кучума, и неожиданная сговорчивость тетки Ульяны, и появление мешка с провизией.

Нюх у Женьки оказался поразительным: в мешке действительно была колбаса, две буханки хлеба и пакет вермишели. Отдельно, в стеклянной банке с завинчивающейся крышкой, была соль, а в полиэтиленовом мешочке сахар и пакетик чая.

Ну и пир мы закатили! Женька даже урчал от удовольствия, уминая хлеб с колбасой. Я был не очень голоден и дал ему в качестве добавки половину своей порции. Пусть лопает. Он привык есть помногу, ему труднее всех голодать.

После еды, отдохнув, мы стали обсуждать дальнейшие планы. Я уже давно чувствовал, что кое-кому захотелось домой, к мамочкам и бабушкам. Татьяна все чаще вспоминала о книжках, о гамаке, о чае с вареньем и тому подобных пустяках. Оля тоже невольно вздыхала при таких разговорах. А капитан красноречиво молчал. Короче говоря, все это могло испортить конец путешествия. К тому же от места, где мы находились, было ближе всего до дому. Каких-нибудь пять или шесть километров, если идти напрямую по полевой дороге. Двигаться же дальше по реке означало снова удаляться от дома.

Мы с Виктором в один голос заявили, что если кое для кого наш поход только развлечение, то у нас есть и общая обязанность: мы должны доставить в Песково челн. Поэтому все, кто хочет, могут идти домой, а мы с Виктором в любом случае остаемся.

Мне кажется, остальные члены экспедиции этому заявлению даже обрадовались, хотя и старались не подать виду. Уж больно легко и скоро все согласились, что для перегона челна через Бережковское озеро вполне достаточно двух человек. Тем более что и продовольствия-то на всех не хватит.

Все это было, конечно, правильно. Но нам с Виктором стало чуть-чуть обидно и даже грустно. Уж очень неожиданно подошло к концу наше славное путешествие. Как было бы здорово вернуться в родную деревню всем вместе! Теперь же выходило так: все самое интересное кончилось и остается одно — пригнать лодку в нужное место.

С этими невеселыми мыслями мы стали готовиться ко сну. Опять, как всегда, наладили костер у реки, поставили палатку, посидели перед сном у огня.

Это был наш последний, шестой по счету походный ночлег.

Вечер и ночь прошли тихо и незаметно. И вот наступил последний день путешествия. После утреннего умывания мы с Виктором сели в челн и поехали снимать поставленный на ночь пятикрючковый подпуск. Снимать его гораздо интереснее, чем ставить. Тащишь шнур и с каждым крючком ждешь: не сидит ли на нем рыба? Надо только наматывать шнур на мотовильце как можно аккуратнее, чтобы поводки с крючками не перепутались. Вот почему лучше и ставить и снимать подпуск вдвоем: один наматывает освободившийся шнур, а другой рыбу с крючков снимает. Если она, конечно, попалась. Когда на подпуске сидит крупная рыба, то едва возьмешься за шнур, сразу чувствуешь, как она дергает. Конечно, начинаешь спешить и почти всегда так все запутаешь, что потом и не разберешься.

Но на этот раз никто шнур не дергал. На первом крючке сидел пестренький пучеглазый ерш, растопыривший свои острые колючки. Снимать ерша нужно осторожно, чтобы не уколоть руку.

Пока снимаешь пойманную рыбу, глаза твои уже высматривают: нет ли еще какой рыбы на следующем крючке? И всегда тебе кажется — вот-вот появится крупная добыча. Но у нас и на следующем крючке тоже висел ерш. И на другом, и на третьем. На всех пяти крючках по ершу-ершовичу!

Мы с Виктором посмеялись, прямо в челне почистили пойманную рыбу и направились к берегу Это была наша последняя рыбная ловля Сегодня все было последнее. И потому нам стало грустно.

За завтраком, который состоял из вареной вермишели с мелко накрошенной колбасой, Оля выдала каждому по куску хлеба и сказала:

— Это все. Обедать будем уже дома. Последнюю буханку хлеба оставляем нашим лодочникам. И колбасу тоже. Им ведь еще целый день плыть…

После завтрака мы стали делить наше имущество Каждый из уходивших взял свой отощавший рюкзак. В челне осталось все самое тяжелое: палатка, кухонная утварь, одеяла. К десяти часам сборы были закончены. Мы стояли у покрытого пеплом костра. Все уже было сказано, все решено. Оставалось только попрощаться. Условились, что вечером они выйдут на берег Тесенки и помогут нам перенести вещи от реки к дому.

Капитан бодро сказал: «Привет!», повернулся и первым пошел от лагеря. За ним, кивнув нам на прощание, направились Татьяна и Женька.

— Стойте! — сказала вдруг Оля и, когда уходившие обернулись, нерешительно добавила: — Я, знаете, остаюсь… Нехорошо уходить с полдороги…

— А-а-а! — многозначительно улыбнулась Татьяна. — Понимаю.

Я тоже понял, что именно понимает Татьяна. Нужно было бы рассердиться, но у меня ничего не получилось. Оля тоже, видимо, догадалась, на что намекает Татьяна. Я испугался, что она уйдет с ними, но получилось наоборот. Гордо вскинув голову, Оля решительно шагнула к нам с Виктором и сняла с плеч рюкзак. Я тут же поднял его и отнес в челн.

Капитан пожал плечами, повернулся и молча пошел по тропинке в сторону деревни Заполье. Татьяна и Женька пошли за ним. Мы видели, как они свернули на дорогу, прошли по мостику через Андаловку и скрылись среди луговых кустов.

Тогда Виктор пронзительно свистнул в два пальца и весело объявил, как на пристани:

— Теплоход отправляется через пять минут, просьба занять места!

Мы забрались в наш верный челнок и приготовились к отплытию.

— Принимай, Толька, командование! — все так же широко улыбаясь, предложил Виктор. Но я отказался. Я просто взял весла, вставил их в уключины и начал грести.

Хорошо плыть на легкой лодке вниз по реке! Один взмах веслами, сильный гребок — и челн проскакивает вперед сразу на несколько метров. За один час мы проплыли больше, чем вчера за полдня. Позади осталась деревня Заполье, уже показалось большое старинное село Селище, когда после очередного поворота мы увидели на воде скопление бревен

Река здесь была перегорожена длинным и узким плотом из бревен, связанных перекрученными березовыми ветками — вицами. Плот, изгибаясь дугой, тянулся от берега к берегу. Это была запань. Ее устраивают на сплавной реке, чтобы собрать плывущие поодиночке бревна в одном месте.

Я перестал грести, и мы медленно подплыли к скопившимся перед запанью бревнам. Их было много. Они плавали на воде вплотную друг к другу. До запани оставалось метров сто, и все пространство реки было забито здесь бревнами.

Мы попытались пробиться, но грести среди плавающих бревен было невозможно, а шест наш не доставал до дна. Провозившись напрасно минут десять, мы поняли, что так нам не пройти. Тогда мы с трудом выбрались назад, на чистую воду, и направились к берегу, где было достаточно мелко.

Оля с Виктором остались в челне, а я вылез на берег и осмотрелся. Выяснилось, что у правого берега, где густо росли ивовые кусты, бревна стояли пореже. Кусты их сдерживали. Местами оставались даже чистые разводья. Я осмотрел также запань и левый берег реки. Легче всего можно было пробиться вдоль правого берега. Нужно было провести челн по мелководью у кустов до самой запани, а затем и перетащить через нее.

Вернувшись, я с помощью Оли вынес на берег все наши вещи, вплоть до удочек и одежды. Виктор, ковыляя на одной ноге, старался нам помочь, но мы заставили его отойти в сторону и поберечь свою ногу. А сами принялись тащить пустой челн. Оля тянула его за нос, а я изо всех сил толкал в корму.

Поначалу дело шло довольно успешно. Но чем ближе мы пробирались к запани, тем больше было бревен, тем труднее было отводить их в сторону. Они, как живые, сами лезли навстречу челну, пихали его в борта, били нас по ногам, отжимали к берегу. Едва оттолкнешь одно, как на его место тотчас лезет другое, такое же нахальное, скользкое и увертливое.

Мы выпачкались с головы до ног, устали, но все же упорно продолжали продвигаться к запани. Ветки ивняка царапали нам спины, слепни и комары кусали немилосердно, а мы все барахтались в воде, отвоевывая у бревен метр за метром.

Оля, видимо, поняла, что я скорее умру, чем признаюсь в усталости, и поэтому сама предложила немного передохнуть. Мы выбрались на берег. Здесь, на ветерке, слепней и комаров не было, и мы блаженствовали, лежа на расстеленных Виктором одеялах. А он тем временем перевязывал себе ногу.

— Ты что? — подозрительно спросил я. — Все равно мы в воду тебя не пустим. И не думай!

Виктор невозмутимо продолжал свое дело. Он надел на забинтованную ногу полиэтиленовый мешок и поверх него шерстяной носок.

— Ну вот. Так будет ладно. Пошли, пора за работу!

— Никуда ты не пойдешь, — возразила Оля. — Тебе нельзя.

— Выходит, я должен сидеть и смотреть, как вы мучаетесь, да?

— Но ты же ранен!

— Вот чудачка! Вдвоем вам все равно не справиться. Так и будем жить тут, у запани?

И Виктор, решительно наступая на пятку больной ноги, заковылял вниз, к реке. Мы с Ольгой молча пошли за ним. Мы поняли, что иначе он просто не может. И больше не приставали к нему с уговорами. Потому что наступила такая минута, когда надо было напрячь все силы. Мы работали молча. Нам было не до разговоров. Мы насмерть бились с проклятыми бревнами. И даже раненый оставался в строю. Все было так, как и должно быть.

Вконец измученные, исцарапанные, но гордые своей победой, мы добрались наконец до запани.

— Который час? — устало спросил я Олю. Оказалось, что с начала штурма запани прошло два часа. Теперь предстояло самое трудное: перетащить челн через нее. Будь нас шестеро, мы перемахнули бы лодку запросто. Мы просто перетащили бы ее на руках. Но нас было только трое… Оля сказала, что прежде всего надо отдохнуть и поесть перед трудной работой. Это было разумно. Мы оделись, перенесли наши вещи к самой запани и тут же, на берегу, принялись закусывать. Мы ели хлеб с колбасой и запивали водой из реки, потому что разводить костер и кипятить чай было некогда.

После еды целых полчаса отдыхали. Потом опять подошли к челну. Он казался очень большим и очень тяжелым. Страшно было даже подумать о том, как мы его потащим по сухим бревнам запани.

— Ничего! — сказал Виктор. — Глаза боятся, руки делают!

Мы все втроем уцепились за нос челна, приподняли его и втащили на запань по крайней мере на метр. Потом, дружно навалившись, еще на полметра. После третьего отчаянного рывка челн продвинулся лишь сантиметров на десять. Мы разозлились и с криком: «Эй, ухнем!» — рванули еще раз. Но челн уже не продвинулся ни на миллиметр.

Тогда Оля залезла в него и села на самой корме. Нос челна приподнялся, и мы с Виктором, снова дернув, продвинули его еще немного вперед. Корма челна почти совсем ушла в воду, а нос высоко приподнялся над запанью.

— Теперь надо его вывешивать! — деловито сказал Виктор.

Я притащил с берега тонкое сосновое бревнышко, и мы стали его прилаживать к челну как рычаг. Тонкий конец бревнышка мы засунули в челн под среднюю скамейку так, чтобы толстый конец выдавался далеко за нос лодки. Потом размотали наш тридцатиметровый подпуск, обрезали на нем поводки с крючками и, сложив в несколько раз, привязали им к носу лодки этот рычаг. Затем я полез на животе на самый конец бревна, а Виктор и Оля навалились на него, стоя на запани.

— Вира! — тоненьким голоском крикнула Оля, и я почувствовал, как бревно подо мной пошло вниз и в сторону, а челн — вверх! В самый последний момент я не удержался и свалился с бревна в воду. А когда вынырнул, то увидел, что челн наш лежит боком на запани. Дело сделано! Оказывается, когда рычаг сработал и корма оторвалась от воды, а я начал падать, ребята успели отвести нос челна вбок, и он, развернувшись, лег на настил запани. Это была победа! Спустить лодку на воду по другую сторону запани уже не составляло труда: ведь теперь нужно было толкать ее вниз, а не поднимать вверх.

Мы отвязали бревно, развернули челн поперек настила и дружно столкнули на воду.

— Ура! — захлопала в ладоши Оля. — Вот видите, как хорошо, что я с вами осталась! Что бы вы без меня делали?

И хотя она сказала это явно шутливым тоном, я ответил ей очень серьезно:

— Да, это очень хорошо, что ты сейчас с нами.

А она, чудачка, после этих слов покраснела и отвернулась.

Плыть теперь было легко и приятно. Мы не очень спешили, потому что до вечера было еще далеко, а километров до дома не так уж много. Скоро мы проплыли под высоким деревянным мостом около Селища и еще через полчаса вошли в устье реки Тесёнки. Тут плыть стало труднее. Мы с Виктором сели на центральную скамейку и стали грести вдвоем, каждый своим веслом, а Оле доверили рулевое весло на корме. Мы гребли изо всех сил, а лодка почти не двигалась, потому что мы шли против течения.

Тогда я предложил вести челн бечевой. Тут нам опять пригодился шнур от подпуска. Виктор привязал его к носу челна, бросил его мне на берег, а сам снова сел на корму, чтобы рулить. Сотни, а может быть, даже тысячи лет назад люди изобрели способ передвижения лодок бечевой. Все об этом способе знают, все видели знаменитую картину Репина «Бурлаки», и тем не менее почти все привязывают бечеву к лодке неправильно.

На картине Репина бечева привязана не к носу барки, а к мачте. Зачем? Для того, чтобы она свободно проходила над прибрежными кустами. Это каждому ясно. Но немногие замечают, что мачта удалена примерно на одну треть от носа судна. А это очень важно. Если привязать бечеву к носу лодки, то она все время будет поворачиваться к берегу. А если закрепить бечеву к борту, где-то на расстоянии одной трети длины лодки, то она сама будет отходить от берега. В этом и состоит секрет успешной проводки лодок с помощью бечевы.

Но попробуйте кому-нибудь доказать, что привязывать бечеву надо не к носу лодки, а к уключине. Вас тут же поднимут на смех. Вот почему я не стал вмешиваться и решил подождать. И правда, нос нашего челна все время утыкался в берег, а Виктор, сидя на корме, измучился, пытаясь управлять с помощью кормового весла.

Тогда я молча перевязал бечеву. И дело сразу пошло на лад. Вода так и закипела под острым носом челна. Сидевшие в нем Виктор и Оля счастливо улыбались. Виктор вскоре даже отложил рулевое весло, так как в нем совсем не было надобности. Натянув бечеву, челн шел на заданном расстоянии от берега и строго параллельно ему.

Так мы преодолели протоку и вышли на простор Бережковского озера. Я продолжал тянуть челн, шагая по прибрежной отмели. Немного погодя Оля крикнула, что неплохо было бы поставить парус, потому что ветер попутный. Это была отличная идея. Я свернул веревку, забрался в челн, и мы принялись мастерить парус из легкого байкового одеяла.

Мы поставили вертикально два весла у бортов и укрепили их растяжками. Потом натянули между ними одеяло. Парус сразу надулся, и челн быстро потащило вперед. Виктор снова взял в руки весло, а мы с Олей сели на дно челна, чтобы придать ему больше устойчивости. Плыть теперь стало совсем весело.

Виктор из осторожности держался недалеко от берега, ветер был ровный, и все шло отлично. За бортом журчала вода, над головой голубело небо, а солнце светило так, что приходилось зажмуриваться.

Вообще, эти часы, когда мы плыли по Бережковскому озеру, были самыми приятными за все путешествие. Виктор сидел на корме с подвернутыми до колен джинсами и голый по пояс. На его светловолосой голове, на самом затылке, чудом держалась измызганная кепка с длинным целлулоидным козырьком. Вид у него был лихой и весьма экзотический. Он щурился от солнца и весело напевал. «Летят перелетные птицы в осенней дали голубой!»

Оля сидела, опустив за борт руку, и пропускала между пальцами журчащую воду. Я сидел на дне челна у другого борта и смотрел то на Витьку, то на Олю, то на высокий, проплывающий мимо нас берег озера… Вот так бы все время плыть!

На Бережковском озере в сильный ветер бывают даже волны с барашками. Но сейчас они были маленькие, веселые и все время отставали от нас.

Вскоре мы миновали деревню Байково, которую снизу, с воды, нам было почти не видно, и свернули правее, к реке Тесёнке, впадающей в озеро возле деревни Бережок. Парус пришлось снять, и я снова сел за весла. Немного погодя мы преодолели густые заросли камыша и, отталкиваясь веслами от неглубокого дна, вновь вошли в реку Тесёнку.

Чем ближе к дому, тем скорее нам хотелось попасть туда. Уже вечерело, мы проголодались, но об остановке даже и не думали. Я мерно взмахивал веслами, и наш челн легко скользил по тихой воде.

Все ближе и ближе родная деревня! Виктор, сидя на корме, смотрел вперед, отыскивая глазами встречающих, но их не было. Наконец с пригорка, из-за бань, сбежала маленькая кругленькая фигурка. Это был Женька. Он один пришел нас встретить и помог перенести из лодки к дому наши общие вещи.

Так закончилось наше путешествие, длившееся ровно семь дней. За это время мы прошли более восьмидесяти километров пешком и на лодке. Все вернулись здоровые (рана у Виктора совсем зажила) и бодрые.

Много у нас было разговоров и воспоминаний об этом походе, но еще больше проектов на будущее. Я про себя твердо решил, что будущим летом уговорю одноклассников пойти в еще более интересный поход. Может быть, на двух или даже трех байдарках. Опыт теперь есть, а в школе у нас много смелых ребят, которые никаких трудностей не боятся. С ними можно такую экспедицию совершить, что закачаешься!

И мы обязательно возьмем с собой Виктора и Олю, хотя они учатся совсем в других школах и даже живут в другом месте. Но это ничего. Они к нам приедут. И мы вместе отправимся путешествовать по какой-нибудь еще совсем не освоенной сибирской реке…

Ну вот, кажется, я и закончил свой отчет, который писал целую неделю. Честно говоря, я не раз собирался его бросить. Но тогда пришлось бы признать, что у меня совсем нет силы воли. И я заставил себя довести начатое до конца.

Наш капитан давно уже потерял интерес к походу и к отчету о нем. И Татьяна тоже. Женька вообще этим делом никогда не интересовался. И только Виктор и Оля иногда заходили ко мне, спрашивали, как идет дело, и всячески старались мне помочь. Они вспоминали те подробности нашей походной жизни, о которых не было записей в моем дневнике. Без их помощи и подсказок мне пришлось бы нелегко.

Ну вот. Теперь уже можно поставить точку. Конец…

А новый поход мы все-таки обязательно совершим!