Глава IV ПРОИСШЕСТВИЕ В КУБРИКЕ

Не прошло и суток с тех пор, как я очутился на судне, когда разыгралась сцена, которая при всем своем безобразии была настолько характерна для положения дел на «Джулии», что я не могу ее не описать.

Впрочем, сначала надо рассказать об одном из матросов, отличавшемся исключительным уродством и в насмешку прозванном «Красавцем». Он состоял у нас корабельным плотником, а потому его иногда величали также прозвищем «Стружка». Этот человек был не просто уродлив, он был симметрично безобразен; обладая столь непривлекательной наружностью, Красавец имел и отвратительный характер. Нельзя было его, однако, за это упрекнуть: такая внешность ожесточила его сердце. Джермин и Красавец были все время на ножах. Дело в том, что плотник был единственным человеком на судне, над которым старший помощник никогда не мог решительно взять верх; поэтому-то он и имел против него зуб. А Красавец гордился тем, что, как мы вскоре увидим, не стеснялся в выражениях, когда разговаривал со старшим помощником.

…Под вечер надо было что-то сделать на палубе, а плотника, входившего в состав вахты, не оказалось на месте.

— Где этот лодырь Стружка? — заорал Джермин в люк кубрика.

— Если вам это так хочется знать, то я здесь внизу, отдыхаю на сундуке, — самолично ответил наш молодчик, спокойно вынимая трубку изо рта.

Такая дерзость привела вспыльчивого маленького помощника в дикую ярость; но Красавец молчал, с невозмутимым спокойствием попыхивая трубкой. Тут следует упомянуть, что ни один благоразумный офицер никогда не решится, каким вызывающим ни было бы поведение матросов, спуститься в судовой кубрик с враждебным визитом. Если ему нужен кто-нибудь, находящийся там и отказывающийся выйти на палубу, что же, ему приходится терпеливо ждать, пока матрос не соблаговолит явиться. Причина этому следующая. В кубрике очень темно, и нет ничего проще, как ударить спускающегося по голове, не успеет тот и глазом моргнуть, тем более, различить, кто это сделал.

Джермин знал это лучше всех, а потому лишь смотрел в люк сверху и изощрялся в брани. Наконец, Красавец самым хладнокровным тоном подал какую-то реплику, от которой старший помощник пришел почти в бешенство.

— Валяй на палубу, — прорычал он. — Вылезай сюда, не то я спрыгну вниз и расправлюсь с тобой.

Плотник предложил ему немедленно этим заняться.

Сказано — сделано; забыв всякое благоразумие, Джермин ринулся вниз. Не видя в полутьме своего противника, он все же каким-то инстинктом сразу отыскал его и схватил за горло. Тут на старшего помощника набросился один из матросов, но остальные оттащили его, настаивая на том, чтобы игра велась честно.

— Ну, теперь пошли на палубу, — заорал старший помощник, изо всех сил стараясь удержать плотника.

— Отнесите меня туда, — последовал упрямый ответ, и Красавец стал извиваться в крепких объятиях Джермина, подобно двухъярдовому кольцу боа-констриктора.[17]

Противник попытался скрутить его в более компактный узел, чтобы легче было тащить. Но Красавец высвободил руки и опрокинул Джермина навзничь. Тот быстро вскочил, и завязалась потасовка: они волочили друг друга, стукались головами о выступающие бимсы и обменивались ударами, как только для этого представлялась благоприятная возможность. Наконец, Джермин на свое несчастье поскользнулся и упал, а его противник уселся ему на грудь и не давал подняться. Создалось одно из тех положений, когда слова увещевания или укора произносятся с особым смаком. Конечно, Красавец не упустил такого случая. Но старший помощник ничего не отвечал, только с пеной у рта силился подняться.

В этот момент сверху послышался тонкий дрожащий голос. Это был капитан; случайно поднявшись на шканцы к началу драки, он охотно вернулся бы к себе в каюту, но его удержал страх показаться смешным.

Когда шум усилился и стало очевидным, что его помощник попал в серьезную переделку, он понял, как нелепо с его стороны стоять, склонившись над фальшбортом, и появился у входа в кубрик, дипломатично решив придать всему делу шутливый характер.

— Ну, ну, — начал он раздраженно и очень быстро, — что это происходит? Мистер Джермин, мистер Джермин… Плотник, плотник… что вы там внизу делаете? Выходите на палубу.

Тут доктор Долговязый Дух прокричал пискливым голосом:

— А! Мисс Гай, это вы? Отправляйтесь, дорогая, домой, а то как бы вас не задели.

— Фу, фу! Как вам не стыдно, сэр, кто бы вы ни были. Я обращался не к вам; не мелите вздора. Мистер Джермин, я разговаривал с вами; будьте любезны выйти на палубу, сэр; вы мне нужны.

— А как, черт побери, могу я туда попасть? — в бешенстве закричал старший помощник. — Прыгайте сюда, капитан Гай, и докажите, что вы мужчина. Эй, ты, Стружка, дай мне встать! Отпусти меня, говорю тебе! О! Когда-нибудь я отплачу тебе за это! Живей, капитан Гай!

При этом призыве беднягу охватила полная растерянность.

— Послушайте, э-э, плотник; не стыдно вам? Отпустите его, сэр; отпустите его! Вы слышите? Дайте мистеру Джермину выйти на палубу.

— Проваливай подальше, чернильная душа, — ответил Красавец. — Это ссора между старшим помощником и мной; убирайся на свое место, на корму!

Когда капитан снова нагнулся над люком, чтобы ответить, чья-то невидимая рука выплеснула ему прямо в лицо содержимое жестяной кружки, состоявшее из размокших сухарей и чаинок. Доктор находился тогда как раз неподалеку. Не ожидая дальнейших событий, приведенный в замешательство джентльмен, закрыв руками залитое лицо, ретировался на шканцы.

Через несколько мгновений Джермин, вынужденный пойти на компромисс, последовал за ним; куртка на нем была разорвана, лицо исцарапано, и он имел такой вид, словно его только что вытащили из-под шестерни какой-то машины. С полчаса оба оставались в каюте, откуда доносились грубые выкрики старшего помощника, заглушавшие тихий, ровный голос капитана.

Это был первый случай, когда Джермин оказался побежденным в стычке с матросами; легко понять, в каком бешенстве он находился. Спустившись в каюту, он, как нам впоследствии рассказал юнга, резко заявил Гаю, что отныне тот может сам заботиться о «Джулии»; что до него, то он с этим судном больше не желает иметь дела, если капитан допускает подобное обхождение со своими помощниками. После длинного разговора в весьма резких тонах капитан в конце концов обещал, что при первом удобном случае плотник будет как следует выпорот, хотя при создавшейся обстановке это окажется рискованным делом. На таких условиях Джермин согласился, не слишком охотно, пока что забыть о случившемся; и вскоре он утопил всякое воспоминание о нем в кружке флипа, заранее приготовленного юнгой по приказу Гая, решившего умиротворить таким способом ярость своего помощника.

Это происшествие в дальнейшем не имело никаких последствий.