"Возгорится пламя" - читать интересную книгу автора (Коптелов Афанасий Лазаревич)

3

Журавля нашпиговали, зажарили в русской печи. На стол подали румяного, пышущего жаром.

Владимир Ильич разливал портвейн. Елизавета Васильевна следила за струйкой вина, не утерпев, дала настойчивый совет:

— Наливай полнее.

Тэкля Роховна, жена ссыльного Проминского, привыкшая к приметам, одобрительно качнула головой. Сам Проминский усмехнулся, поправляя запорожские усы.

— Так есть, — подтвердила Тэкля Роховна и осуждающе покосилась на мужа.

— Я могу, — сказал Владимир Ильич. — Но как бы не плеснуть на скатерть.

— Скатерть можно выстирать. А жизнь… Чтобы жизнь была полнее.

— Без примет жить легче, — заметила Надежда, несколько смущенная неожиданным намеком на их близкую свадьбу.

— Ну, а вы, — Ульянов повернулся к Энгбергу, — за приметы или против?

— Я думаль, как ви сказаль.

— Вот видите, большинство на нашей стороне. Так уж позвольте мне не доливать.

— Как тебе угодно… А только в былое время ради таких случаев наливали «со стогом», чтобы все были счастливыми.

— Ваше здоровье! — Владимир Ильич чокнулся с Елизаветой Васильевной, с Тэклей Роховной, с Надей и под конец с мужчинами.

Ян, опрокинув рюмку, поправил усы. Оскар отпивал маленькими глотками.

Попробовав мясо журавля, все сошлись на одном — приятная дичинка. Пожалуй, не хуже тетерева. Стоит стрелять. К тому же один журавль заменит полтора десятка чирков.

Тэкля Роховна вполголоса рассказывала женщинам:

— Пан Ульянов к нам на елка приходил. Он зафшэ вэсолу…

— А мы привезли вашим детям книжки, — сказала Надежда. — И коробку с игрушками.

— И огородных семян.

Мужчины разговаривали об охоте: чирков нынче прилетело еще больше, чем в прошлом году, косачи заканчивают токованье, тетерки уже садятся на гнезда, и выводки будут ранними. Летняя охота обещает быть богатой!

Затем Энгберг стал рассказывать о новом волостном писаре, с которым успел поговорить даже на политические темы:

— Я такой человек еще не видель! Наша сторонник!

Проминский, покрутив головой, спросил Владимира Ильича:

— Як то по-вашему? Менко сцеле… Мягко…

— Да. А спать будет жестко.

— Нет, — заспорил Энгберг. — У него, у меня — одно убежденья.

— Вот как! Одни и те же политические взгляды?! Что-что, а уж этого-то я от вас не ожидал!

— Опять вы про политику! — упрекнула Елизавета Васильевна. — Лучше бы налил еще…

— Хорошо, хорошо, налью, но вы послушайте. Надя! Тэкля Роховна! Оскар Александрович и волостной писарь, оказывается, единомышленники! Не верите? Сейчас убедитесь. — К уголкам глаз Владимира Ильича сбежались строгие лучики морщинок. — А нуте-ка выкладывайте все начистоту.

— Просто мы… Разговариваль вчера… — замялся Энгберг, и лицо его стало красней зари, придвещающей непогоду. — Писарь говориль… Я соглашалься… Можно без революция.

Надежда всплеснула руками, Ян Лукич шумно выдохнул, а у Владимира Ильича, сумевшего сдержаться, заиграла в глазах лукавинка:

— Это как же без революции?

— Договориться мало… Немножка… Другой день еще немножка… Все лютче и лютче…

— Ах, вот как! Договориться с буржуазией? Договориться с помещиками? Постыдить их немножко, и все в жизни переменится. Так? А городовые? А жандармы? А генералы? С ними как? Вдруг они волостного писаря не побоятся и начнут стрелять, а?

На нешироком светлом лбу Энгберга кожа сдвинулась в тяжелые складки, и он напряженно шевелил пальцами рук, стараясь вникнуть в малознакомые русские слова.

— Не знаете? Ну, а если вам с вашим умником писарем войти в клетку льва да постыдить его? Или тигра? На выбор.

— Тигра есть зверь.

— И наш классовый враг тоже безжалостен, как хищник. А то, что вы нам здесь рассказали, дорогой мой Оскар Александрович, старая песня. — Владимир Ильич положил руку на плечо Энгберга и заглянул в глаза. — Очень старая. Петая-перепетая. И никому, кроме наших противников, теперь не нужная.

— Есть ещэ една россыйска пословица, — снова вступил в разговор Проминский. — Не давай пальца в уста…

— Верно! — подхватил Ульянов. — Не клади писарю пальца в рот — откусит. С ним надо ухо держать востро. Но мы еще успеем поговорить обо всем. Вы хотели учиться русскому языку. Вот вам учительница. Ты согласна, Надя?

— Да я хоть завтра же!

— Отлично! Ну, а где язык, там и политика! У Надежды Константиновны это получается.

— Володя!

— Я говорю правду. За Невской заставой рабочие хвалили тебя за это, называли своей. Я сам слышал.

После ужина Проминские, поблагодарив за подарки, пригласили всех к себе в гости. Энгберг, увидев корзину с ювелирным инструментом, обрадовался, как ребенок. А потом стал извиняться за давнюю неосмотрительную просьбу: этакую тяжесть пришлось женщинам везти из Питера! Тут же — два пуда! И чем он сможет отплатить за любезность?

— А с близкими людьми счетов не ведут, — ответила Надежда.

Расставались за воротами. Проминский сразу запалил свою трубку. Владимир Ильич, пожимая руки друзьям, сказал:

— Теперь нас четверо! — И, задержав взгляд на лице Энгберга, подчеркнул: — Я надеюсь — четверо единомышленников! Без писаря!

Оскар поставил на землю свою корзину и обеими руками сжал пальцы питерского «Старика».