"Последний дракон" - читать интересную книгу автора (Прейс Байрон, Ривз Майкл)

ГЛАВА 2

Подходило время ужина в Тамберли, и в вечернем воздухе приятно разливались ароматы готовящейся еды и свежевыпеченного хлеба. Собаки расселись под распахнутыми окнами, облизываясь и поскуливая в ожидании объедков. По узким улочкам вдоль беленых известью домов еще шагали несколько торговцев и точильщиков ножей, громко зазывая покупателей. Из таверны раздавался звон кружек с элем — там разъезжие пропивали щедрое жалованье.

На маленькой городской площади гонец, только что поставивший лошадь к поилке, вывешивал на стене городского дома объявление о распродаже зерна и скота в Кейп Бейдже. Усталые женщины в засаленных передниках загоняли разыгравшихся детей по домам ужинать. Улицы освещали светильники, свисающие с проржавевших скоб в стенах домов. День клонился к вечеру в счастливом покое, и все же в самом сердце этого часа постепенно исчезали все звуки. Колеса тележки разносчика перестали скрипеть, перекатываясь по булыжникам мостовой; уличные музыканты оборвали мелодию; радостные возгласы детей резко, словно споткнувшись обо что-то, замерли. Медленно и тяжело на главную городскую площадь Тамберли вышел старейшина Йондалран, взгляд его, впившийся в одну точку, был каменным, в морщинах вокруг глаз блестели слезы, а на руках он нес изломанное тело своего сына Йогана.

Люди на улице смотрели на него в безмолвном ужасе. Йондалран ступил в круг желтого света от светильника, остановился и выкрикнул:

— Правосудия требую! Мой сын убит!

Голос его разнесся по всему городу, наполнив улицы болезненным эхом. Распахнулись окна и открылись ставни, горожане выглядывали наружу. Йондалран снова зашагал вниз по улице, через каждые несколько шагов повторяя свой призыв. За ним, впереди него и вдоль улиц начал разрастаться шепот — сначала расспросов, а затем сочувствия. Молодой человек, захваченный этой сценой, залез на крутую крышу и шел там, сопровождая старого фермера криком: «Да свершится правосудие!» К нему быстро присоединилось еще несколько человек, и то, что было возгласом одного человека, к тому времени, как они достигли дома главы старейшин, стало лозунгом целой процессии.

Йондалран ни на кого не обращал внимания. Он шел и шел, упрямо шагая как будто во сне, останавливаясь только, чтобы вновь прокричать те же слова. Горожане расступались, освобождая дорогу ему и тем, кто шел с ним. Йондалран остановился около дома Пеннела, главы старейшин. Толпа, что шла за ним, остановилась и замерла в ожидании. Если когда-нибудь и случалось всему городу задержать дыхание, то только тогда в Тамберли.

— Пеннел! — воскликнул Йондалран. — Я требую правосудия! Мой сын убит!

Какое-то время было тихо. Потом ставень кухонного окна открылся, выглянула женщина с седыми волосами, завязанными в пучок. Ее глаза расширились, и она исчезла, тихо прикрыв ставень. Снова наступила тишина, в которой затем раздались шаги внутри дома, дверь, висящая на железных петлях, распахнулась, и на порог вышел Пеннел.

Глава старейшин был маленьким, худощавым человеком с большими близорукими глазами. Он прилег отдохнуть перед ужином — его одежда была смята, и волосы растрепаны. Он шагнул, зевая, с порога, убирая с глаз прядки волос, и столкнулся лицом к лицу со стариком, которого давно знал, и увидел, что тот держал на руках сына… нет, мертвое тело сына.

Толпа ждала.

— Приведи Эгрона. Поговорим, — просто сказал Йондалран.

Затем он повернулся к запряженной в телегу лошади, стоящей неподалеку. Осторожно он положил тело Йогана на солому, забрался на козлы и подобрал вожжи. Хозяин телеги, стоящий в толпе, попытался было протестовать, но Пеннел жестом приказал ему помолчать. Йондалран тронул вожжи, и лошадь пошла, громко цокая копытами по булыжникам.

Никто не пошевельнулся, пока он не повернул за угол и не стихло эхо. Затем, словно вырвавшись из-под заклятия, горожане разбились на группки, объединенные возбужденной беседой. Пеннел с силой сжал ладони на деревянной решетке забора перед собой. Он глубоко вздохнул и посмотрел на человека, чью телегу взял Йондалран.

— Найди Эгрона, — сказал он ему. — Скажи, чтобы ждал меня на ферме у Йондалрана.

Пеннел смотрел, как тот человек бегом припустил по улице, исполненный сознания важности приказа главы старейшин. Затем он опустил глаза и посмотрел на свои руки. Они дрожали.

Пеннел не знал, как могло случиться такое, что в Тамберли произошло убийство, и страшился узнать это.

Эгрон был тоже не велик ростом и худощав, их с Пеннелом можно было принять за братьев. Их характеры были тоже схожи: оба были неразговорчивы, если говорили, то негромко и по делу; оба придерживались консервативных взглядов. Каждый из них считал другого излишне сдержанным и необщительным. В одном они, однако, сходились — в безоговорочной симпатии к сварливому, упрямому старику, который дополнял их троицу городских старейшин. Когда Эгрон узнал о горе Йондалрана, он тотчас же оседлал лошадь и выехал из города по пыльной дороге, которая вела, извиваясь среди Толденарских холмов, на юг, к ферме Йондалрана.

В хлеву жалобно мычали недоенные коровы. Пеннел и Эгрон поспешно поднялись по каменным ступенькам в дом. Старого фермера они нашли без сознания на полу, на овечьей шкуре рядом с его любимым креслом. В спальне на постели, запятнанной темной кровью, лежал Йоган.

Пеннел взглянул на Эгрона.

— Нужно позаботиться о мальчике.

Эгрон кивнул, и вместе они перенесли кожаную кушетку из чердачной комнаты Йогана вниз. К вечеру похолодало. Эгрон развел огонь в очаге и поставил поближе к огню грелку для постели Йондалрана. Пока дом наполнялся теплом, они уложили мертвого мальчика на кушетку и устроили его тело, насколько смогли, в спокойной позе. Это потребовало немалого мужества, так как смерть изуродовала паренька почти до неузнаваемости.

В спальне старейшины поменяли одеяло и, с трудом подняв крупного старика, уложили его в постель.

Измученные, они быстро закончили с делами снаружи, а затем вернулись к очагу, где сели бок о бок. В ту ночь двое старейшин смотрели, как поленья превращаются в красноватые угольки, и почти не разговаривали, разве что о том, как холодно, или еще о чем-то совсем не важном. Они не говорили ни о Йондалране, ни о его сыне, ни о будущем.

На юго-востоке от Тамберли лежали Уорканенские холмы, пустынная возвышенность, где не было ничего, кроме темного песка и редкой травы с островками из зарослей чертополоха. Здесь и там были разбросаны груды камней, как раз подходящей высоты для того, чтобы укрыть любое воображаемое чудовище.

Искривленные ветром деревья стояли вразброс, только подчеркивая общую пустоту. В их ветвях, изредка устраиваясь на отдых, пели об одиночестве жаворонки и чибисы.

Сейчас, однако, не пела ни одна птица, потому как на холмы спустилась ночь. Почти полная луна висела, едва не касаясь западного горизонта, и холодные порывы ветра кружили по земле песок и листья. Уорканенский тракт, проложенная телегами колея, бежал через холмы, изгибаясь вокруг невысоких склонов и кустарниковых рощиц. По дороге шла одинокая путница — девочка, закутанная в темно-зеленый плащ. Она шла быстро, часто оборачиваясь, чтобы бросить обеспокоенный взгляд на уходящую за горизонт луну.

Высоко в небе тихая тень летела на фоне звезд.

Девушка была молода, совсем еще подросток. Звали ее Аналинна. Она была пастушкой и спешила сейчас на свидание с парнем из Кейп Бейджа, подмастерьем кузнеца по имени Тобен, которого встретила, когда отец послал ее отнести в город шерсть. Аналинну пленили его карие глаза и ласковые речи, и они сговорились встретиться на перекрестке и оттуда отправиться в заброшенную перегонщиками скота хижину.

В небе над девушкой невидимая тень росла, черным облаком приближаясь к цели.

Дорога повернула за последнюю каменную россыпь, и Аналинна увидела впереди перекресток. Тобена не было. Она помедлила, не зная, что делать, затем медленно подошла к указателю, который стоял, немного накренившись, укрепленный у основания камнями. Две серые потрескавшиеся доски, похожие на костлявые пальцы, показывали направление. Левая — на Кейп Бейдж, туда, где крепко спал, умотавшись за день, Тобен. Второй палец вытянулся в сторону Лестницы Лета, места совета городских старейшин. Но сейчас было слишком темно для того, чтобы прочитать, что на каком было написано.

Пока девушка стояла в нерешительности, откуда-то сверху налетел порыв ветра, подняв облако пыли. Аналинна, едва сдержав чих, подняла глаза вверх. Она не увидела ничего, только уловила едва слышный звук, чем-то напомнивший ей кузнечные мехи, которыми Тобен раздувал горн в кузнице, только этот звук был сильнее.

Девушка обернулась пару раз, осматривая небо и землю. Луна ушла, и высокие облака закрывали звезды. Становилось все темнее, слишком темно даже для того, чтобы разглядеть дорогу. Внезапный страх такой силы, что она не могла бежать, овладел Аналинной. Она стояла на перекрестке, не дыша, слушала, ждала.

Звук кузнечных мехов послышался снова, теперь гораздо громче. Секундой позже ветер, сильный, как выдох самого Осеннего Старика, сбил ее с ног и распластал по земле. Указатель на перекрестке покачнулся, пыль и песок забились Аналинне в глаза. Она, пошатываясь, поднялась на ноги и бросилась бежать.

Девушка бежала в слепом ужасе, не разбирая дороги. Нечто невидимое и огромное пролетело над ней в темноте. Его присутствие наполнило холмы дыханием страха. Аналинна, слишком напуганная, чтобы кричать, бежала до тех пор, пока не упала, споткнувшись о гнилое бревно.

Она снова услышала этот звук, на этот раз еще ближе. Теперь он был больше похож на хлопанье сильных крыльев, только Аналинна не знала ни одной такой огромной летучей твари. Она попыталась закричать, позвать отца в безумной надежде, что он как-нибудь да услышит ее, придет и спасет. Но еще до того, как успела произнести его имя, она задохнулась от напора ветра, и нечто оторвало ее от земли.

Хлопанье крыльев медленно стихло вдали, на возвышенности снова воцарилась тишина. Как умирающая птица, лоскут зеленого плаща спланировал на ветру и упал в самой середине перекрестка.