Глава 7 "Замок"

Сразу за дверью навалился затхлый, тяжелый воздух веками не проветриваемого помещения. Они поднимались по растрескавшейся, каменной лестнице — и с каждым шагом сгущался сумрак.

Вдруг лестница закончилась, и они оказались на мрачной, укутанной в темно-серый полусвет улице. Камень был под ногами, усеянные квадратными окошками стены дыбились вокруг — тянулись во все стороны, терялись во мраке. Каменное марево густело над головой.

Унылой змеей выполз заметно поредевший после лавины отряд на улицу — прополз с версту, и тут Царь остановился. Темные капли пота катились по его лицу, он тяжело дышал, с трудом выговаривал:

— Дурно мне… Надо бы остановиться, передохнуть…

Усталость, дурноту чувствовали и все остальные. Бриген Марк провел дрожащей рукою по пылающему лбу, и вздохнул:

— Воздух здесь дурной… тяжелый…

— Между прочим, мы заблудились. — заявил человечек с большим черепом.

— Что? — спросили разом несколько голосов.

— А то, что в этих стенах бессчетно дверок, как две капли воды похожих на ту, из которой мы вышли. Сначала я еще пытался их считать, но быстро сбился… Здесь кружится голова… мысли путаются…

Творимир молвил:

— Хотел бы я знать, кто все это построил. Ведь это ж сколько труда!..

Не успел он это сказать, как от стен отделились, приблизились невзрачные, темно-серые, сливающие с камнем и нездоровым воздухом фигуры. Все же это были люди — тощие, ветхие, видно терзаемые какими-то недугами. Они кланялись Царю и остальным и говорили:

— Милости просим, к нам в гости.

— А вы, собственно, кто такие? — раздраженно осведомился Царь.

— А мы здесь живем.

— А нам у вас делать нечего! — нахмурился Царь. — Показывайте как пройти…

Но он не договорил — схватился за сердце, и если бы местные жители не подхватили его — вывалился бы из седла.

— Арррххх… — Тиран заскрежетал зубами. — …нужен отдых. Но мы держаться вместе…

Теперь на местных надвинулся воевода — перехватил своей богатырской ручищей за шкирку, вздернул в воздух.

— Слышал, что тебе Государь сказал?! Не вздумай нас по разным комнатам вести!

— Конечно! Конечно! Конечно! — вразнобой заверещали местные.

И прямо против них, в стене раздвинулись широкие каменные ворота…

И оказались они в зале широкой, но с чрезвычайно низким потолком — некоторые даже задевали этот потолок головами.

Царь совсем расхворался, но из последних сил хрипел, чтобы никуда его от остальных не уносили. Воины рассаживали на неудобных, жестких стульях, и оглядывались — ждали, когда будет угощенье.

Только стены были уныло-гладкими, и вдруг распахнулись сотни дверок, и хлынули из них местные. Все несли подносы. А каждом подносе — блюдо с ровной горкой серой еды, и большой чашей с чем-то остро пахнущим. Воевода, который теперь был за главного, перехватил подошедшего за руку — у того аж кость затрещала.

— А ну-ка — сам испей! — рявкнул воевода, и другой рукой перехватил рукоять своей сабли.

— Как вам угодно! — морщась, просипел местный, и выпил половину кубка. Улыбнулся уже пьяной улыбкой. — Настойка отменнейшего качества. Изволите ли еще?

— Довольно! — велел воевода, отпустил руку, суровым взглядом обвел присутствующих, и прикрикнул. — Много не пейте!.. Нас могут просто опоить! Ясно?!

— Ясно… Ясно… Ясно… — однообразно отвечали воины.

Но настойка очень сильно и быстро пьянила, а, как известно, чем пьянее, тем больше пить хочется. К тому же серая еда на подносах вызывала сильную жажду… В общем, их опоили…

Уже голосили пьяные песни, возбужденно переговаривались и спорили ни о чем; а вокруг происходило неустанное движенье. Местные перетаскивали каменные блоки:

— Эй, что вы делаете?! — прохрипел пьяный воевода, и треснул кулаком по столу.

— К представлению готовимся. — отвечали местные. — Всем гостям мы показываем представление. Сейчас только декорации расставим…

— Ну-ну… — покачал головой воевода, и в очередной раз хлебнул.

Каменные блоки подставляли вплотную к столу, сам стол делился на части, и… неожиданно Творимир понял, что его со всех сторон огородили. Он бросился в одну сторону — уперся в каменную стену, в другую — такая же каменная стена. Со всех сторон окружали каменные стены. Он забарабанил кулаками, затем — налетел на стену боком, ударил ногой. Закричал:

— Идите сюда! Я здесь! Я здесь!..

И тут обнаружил, что в одной стене есть дверь — налетел. Дверь с треском распахнулась, и он вывалился на сумеречную, ветхую лестницу, в стенах которой виделось множество дверей. Двери распахивались, выглядывали из них серые лица местных жителей. Некоторые глядели на Творимира с удивлением, некоторые раздражено.

Оказавшийся ближе всех, положил тяжеленную руку Творимиру на плечо, и заявил:

— Что-то ты, сосед, разбуянился. Ведь совсем недавно к нам въехал…

— Откуда я, собственно, въехал?! — крикнул Творимир.

— А я не знаю. Тебе виднее. Ты, давай-ка — возвращайся к себе, потому что, завтра рано на работу.

— На какую еще работу?

На лице соседа отразилось искреннее изумление:

— Да ты что? А где мы все работаем? Выстраиваем новые жилища… Ну, ты наверно хлебнул лишнего, потому так себя ведешь. Возвращайся к себе и спи.

Обескураженный Творимир повернулся, шагнул обратно в свое жилье. Внутри произошли некоторые перемены: появилась низкая, неудобная кровать, стул, стол, еще кой-какая мемебелишка, а главное — окошко. Стекло покрывала засохшая грязевая корка, и, сколько Творимир его не протирал, оно оставалось все таким же мутным.

За окном виднелась усеянная такими же мутными окнами стена. За теми окнами виделось движение, и, приглядевшись, Творимир увидел обитателей. Все это были серые, невзрачные люди. Они передвигались в таких же маленьких, убого обставленных комнатушках, как и жилище Творимира. Они о чем-то говорили или же просто сидели, лежали, стояли…

Творимир прошел к своей кровати, лег… Жесткая, неудобная. Минут десять пролежал, тупо глядя в потолок, затем резко вскочил — даже губы его дрожали от волнения.

— Что же я здесь время теряю?.. Надо наших искать!..

Он боялся, что дверь окажется запертой, но нет — никто его не держал. Он промчался по лестнице, вырвался на улицу.

Однообразные каменные стены, сколько хватало глаз, тянулись во всех направлениях. Творимир выбрал, куда бежать… бежал минут двадцать, и совсем запыхался…

Густели безрадостные сумерки. Сделалось совсем уныло. Тяжко и протяжно завыл ветер, но свежести не принес. Творимир не сразу осознал, что его окружает компания призрачных фигур. А как увидел — подумал, что сейчас будет нападение. Но нападения не было. Раздались наставительные голоса:

— Время очень позднее, непозволительное для прогулок. Потому просим вас вернуться жилище. Где ваше жилище?

Творимир огляделся…

Конечно, он не помнил, из какого подъезда он выбежал…

Надо было что-то делать, и он кивнул на ближайший подъезд:

— Вот отсюда я…

— Ага. Хорошо. Возвращайтесь к себе, и больше в такое время не выходите.

Творимир, счастливый, что так легко удалось от них избавиться, нырнул в черноту этого подъезда. Там споткнулся об изъеденную временем лестницу, и дальше, цепляясь руками в перила, стал подыматься.

Вдруг в лицо плеснул ядовито-зеленый огонь. От неожиданности Творимир вскрикнул.

— А-а, так это опять ты, сосед. — знакомая тяжелая рука плюхнулась ему на плечо. — Опять буянишь? Да?

В зеленое свеченье вплыла нездорово раздутая физиономия.

— Опять вы? — прошептал Творимир. — Но как же так? Ведь я минут десять бежал по улице. Никуда не сворачивал…

Физиономия ухмыльнулась:

— Чудак вы сосед! Ей-ей, чудак!.. Ночные пробежки совершаете? Так ведь непозволительно это. Непозволительно, понимаете?

— Да, да… — пробормотал Творимир, и впихнулся в свою комнатушку.

Только он повалился на жесткую кровать, как тяжкий, мучительный сон сморил его… И уже был разбужен — поднялся не выспавшийся, с сильной головной болью. За окном темно-серая муть чуть просветлела.

Он пытался понять, что его разбудило… Оказывается — тонкий, назойливый свист с улицы. И в свисте раздался унылый голос:

— Все подымайтесь. Пора на работу.

Свист оборвался. Теперь все пробудились. Топали над головой, топали на лестнице, топали на улице, и, когда Творимир глянул в мутное окно, увидел — по улицам движется однообразная серая толпа.

Его похлопали по плечу:

— Собирайтесь. Пора на работу.

Творимир резко обернулся — сзади никого не было. Он схватился за раскалывающуюся голову, и застонал:

— Да что же это за бред такой?.. Долго это еще продолжаться будет? Надо бежать — может, хоть на улице встречу кого-нибудь из своих!

И вот он уже на улице — идет в унылом потоки. И все тут такие однообразные — серые, ничем не выделяющиеся. И тон разговоров, и сами слова, и глаза их, и жесты — унылое однообразие…

Творимир решился крикнуть:

— Эй, есть здесь земляне?

В него впились несколько настороженных глаз. Раздались сумрачные голоса:

— А ты, собственно, кто?.. Ишь, хулиган!.. Землян ему подавай!.. Иди на работу, бездельник!..

Иных откликов не было, и больше Творимир не решался звать…

Спереди нарастал грохот. Вот необработанные, без окон и дверей каменные стены. Впрочем, кое-где были проделаны и подъезды, и нижние окна. Из подъездов, впряженные в тележки, выбегали запыхавшиеся, страшно тощие люди — они неслись к большим возам, и туда, кряхтя, вываливали свой груз — дробленый камень. Здесь воздух был особо тяжкий — каменная пыль вызывала кашель, слепила глаза.

— Вы бы хоть… повязки на лица… надевали… — откашливаясь, выдавливал Творимир.

А к нему подошел некто плечистый, и начал ругаться:

— Ишь, только прибыл, еще ничего у нашем деле не смыслит, а уже советы дает! Помолчал бы!..

Говорящий был подозрительно похож, на царского воеводу, но Творимир не в чем уже не был уверен, а потому промолчал.

Дальше, провожаемый грубой бранью о нерасторопности, Творимир был впихнут в строящийся подъезд.

Ему был вручен тяжеленный молот, и объяснено, какую стену он должен продалбливать…

Несмотря на сложнейший комплекс физических тренировок, пройденный Творимиром еще на Земле, к окончанию рабочего дня он буквально валился с ног. Потная, грязная одежда липла к телу, язык лип к гортани, судорожно дрожали мускулы.

А тут еще подвалил широкоплечий и принялся орать:

— Да ты что это, а?! Это все, что ты за день сделал?! Бездельник!.. Бездарь!

Тут Творимир вспылил:

— А мне эта работа вообще не нужна! Я хочу уйти из этой дыры, ясно?!

Широкоплечий побагровел:

— Умничать будешь, да?.. Хочешь без работы остаться? Хочешь без еды на улице сгнить, да?!

Творимир хотел было крикнуть "ДА!", но вспомнил, как метался среди стен прошлой ночью, и сдержался.

Широкоплечий долго, насмешливо в него вглядывался, потом хмыкнул:

— Ну, вот то-то же! Сегодня, за строптивость получишь половину пайка.

И Творимир покорно кивнул…

Ему всучили грязный пакет, в который была навалена небольшая кучка того приторного серого кушанья, которое давали и на пире-разлучителе. Также он получил стакан с настойкой.

Некоторое время он двигался в согнутом, унылом потоке, а когда это осточертело — метнулся в первый подвернувшийся подъезд. И он не удивился, когда обнаружилось, что это ЕГО подъезд. Он встретил соседа, буркнул «да» на какой-то вопрос, и поскорее юркнул в свою комнатушку.

Проглотил гадкую серую еду, запил настойкой…

Уже пьяный стоял у окна. Несмотря на сильнейшую усталость, понимал, что не сможет заснуть. И он стоял и смотрел, через мутное окно, через иные мутные окна на то, что происходило в комнатках на другой стороне улицы.

В большей части этих однообразных, маленьких комнатушек мерцал муторный свет. Как и накануне, там прохаживались, говорили, или лежали, или стояли. Некоторые проводили такое же одинокое существование как и Творимир. У некоторых, напротив, были большие семьи, у них царил сущий ад — как крысы понабились в узких стенах и что-то там голосили.

И тут Творимир увидел девушку. Сразу узнал ЕЕ. Ее комнатка теснилась двумя этажами выше. Девушка стояла у окна, и глядела на Творимира. Но тут же отошла…

Творимир ждал, что она перебежит улицу, постучится в его двери. Он готов был хоть целую ночь ее слушать, и, быстро прохаживаясь от стены к стене, приговаривал:

— Ну, вот теперь, во все поверю! Потому что запутался, и ничего-ничего не понимаю!..

Он даже распахнул дверь, и глядел на мрачную лестницу. Невыносимо медленно тянулись минуты, а ее все не было. Тогда выскочил на улицу, бросился к ее подъезду — дверь оказалась запертой.

Рядом затемнились фигуры:

— Так. Опять вы. Немедленно вернитесь к себе.

— Да, да… — пробормотал Творимир, и метнулся обратно в свою комнатушку.

Вновь он стоял у окна — глядел в ЕЕ окно. А окно уже было закрыто занавесями. Вот потух муторный свет. Творимир все не отходил от окна — ждал, что она подойдет. Прождал до утра — она так и не подошла.

И вот утро. Пронзительный тонкий свист резанул в воздухе. В свисте были слова:

— Все подымайтесь. Пора на работу.

И сразу началось движенье. Ноги ступали над головою, на лестнице. Унылые толпы выплескивались на улицу. Творимира похлопали по плечу:

— Собирайтесь. Пора на работу.

Он резко обернулся — как и накануне, никого там не было.

Он вновь бредет в серой толпе. Вот у выдалбливаемого подъезда. В его руки впихнули кувалду…

Сумерки. Измученный, взмокший, он выслушал ругань широкоплечего, сам огрызнулся, получил пакет с серой едой, стакан с настойкой и поплелся… Потом случайно ввалился в некий подъезд, и, конечно — это оказался его подъезд.

Уже у окна. Вот она подошла — глядела куда-то, но не на него. Он замахал ей руками, даже закричал. Ее уже нет… Вскоре потух муторный свет. Шатаясь от усталости, Творимир одним глотком поглотил настойку, и тут навалился сон…

Разбужен был звоном. Поплелся на долбление. Вернулся вечером. Вновь стоял у окна. В этот раз она вообще не подошла к окну…

На душе Творимира была боль. Он шептал:

— Оказался здесь совсем один. Точнее — есть она. Но она не хочет со мной общаться. Не обращает на меня внимания. Но почему? Ведь я жду ее. Мне больно…

Ответа не было. И до рассвета, борясь с бредовым сном, он провел у окна. Но она так и не подошла…

И на следующий день он делал тоже, что и накануне. Также истомился. Слушал брань широкоплечего, и сам орал на него.

Вернулся — вновь стоял у окна и ждал. Она подошла на пару минут — затем нырнула назад, и это уже на всю ночь.

Так проходили дни. Сначала Творимир еще пытался их считать, но они были столь же однообразны, как и подъезды — Творимир сбился со счета. Он еще несколько раз пытался бежать — истомленный, всегда возвращался к себе…

В этой жизни не было выходных, не было праздников. Раз заведенный порядок затягивал в серую карусель, отуплял. И все, что в этой жизни имело хоть какой, самому Творимиру непонятный смысл — это те минуты, когда дева подходила к окну. Он знал, что она его не замечает, но хоть глянуть на нее — уже счастье.

Так как большую часть времени у окна он проводил в ожидании, то, невольно изучил и жильцов соседнего дома. Прямо против него жил необъятный толстяк, который каждый вечер по часу медленно-медленно прохаживался от окна к дальней стене, и чесал свое оттопыренное, волосатое брюхо. Выше носились тощие, ущербные дети, и вопила на них больная мать…

Он пытался выходить на работу раньше, он и после работы караулил ее у подъезда. Так ни разу и не увидел вблизи, и в подъезд ее проникнуть не удалось.

В тяжкой веренице будней случилось страшное изменение.

Накануне Творимир крайне истомился на работе, а потому выстоял у окна не более получаса… Из бредового сна выдернул сильный грохот с улицы. Бросился к окну, и тут заскрежетал по стеклу пальцами — едва не завопил.

Соседний дом рушился!

Выбежал на лестницу. Там уже монотонно переговаривались соседи. Рванул на улицу, но перехватили сильные руки:

— Куда?! Вот ведь шиз! Убьется, а потом отвечай за него! Не знаешь что ли — соседний дом из-за ветхости сносят.

— А жильцы его как же?

— И жильцов вместе с домом сносят! — засмеялся сосед.

— Что?! Да как же так можно!

— Выселяют их конечно! Шуток не понимает… Хе!

— Куда выселяют?!

— А кто их знает! Кого куда!..

Еще несколько минут грохотало, и тряслись стены. Затем все вышли на улицу. Вместо соседнего дома высилась уродливая каменная груда — уже суетились среди камней человечки — куда-то эти камни уносили.

В тот день Творимир не пошел на работу: он метался — пытался узнать, куда переселились жильцы снесенного дома. Расспрашивал многих — одни отвечали, что не знают, иные бранились — и это все…

В поздний, темный час вернулся к себе. И тут только понял, что ни еды, ни питья нет. Если бы у него было зеркало, то в отражении увидел бы унылую, серую мумию, в бесформенном рванье.

Долго-долго Творимир ходил по комнате, и наконец, утомленный, повалился на кровать…

В полумраке послышались шаги. Кто-то медленно прохаживался от стены к окну, и усиленно чесал свое оттопыренное волосатое брюхо. Творимир вскочил, пригляделся, и узнал — это был жилец противоположной ему квартиры, снесенного дома.

— Эй! — окликнул его Творимир.

Но толстяк не обращал на него никакого внимания. Тогда Творимир подбежал, и помахал перед ним руками — ничего не изменилось. Рука Творимира прошла через голову толстяка так же легко, как через воздух.

— А-а, призрак! — изрек Творимир.

Толстяк продолжал ходить от стены к стене, и чесать свое пузо…

Творимир вновь повалился на кровать, но конечно не мог заснуть — глядел то на призрака, то в потолок, то в окно, за которым была лишь темно-серая мгла.

И вдруг его осенило — он вновь на ногах. Он говорил:

— Я почти уверен: призраки живших в снесенном доме переселились сюда. И, если толстяк жил в квартире напротив; то, соответственно, двумя этажами выше должен появиться ЕЕ призрак…

И вот он выбежал из квартиры — спотыкаясь, падая, устремился вверх по лестнице. Преодолел два этажа и застучал в замшелую дверь.

Никто не отвечал. Творимир забарабанил сильнее.

— Откройте! Немедленно! Я требую!

Тут дверь заскрежетала, и Творимир отшатнулся от сильного смрада. Что-то гнило, причем долго.

Раздался ядовитый, безумный старческий голос-скрип:

— Кто требует?.. Ты требуешь?.. А-а-а — ну, я преподам тебе хороший урок.

Творимир всматривался в проем, но там было слишком темно, чтобы разглядеть говорившего. И Творимир стал оправдываться:

— Видите ли. Это очень важно для меня… Самое важное в этой жизни, понимаете?.. И я очень устал…

— Чего надо от меня, а?!

— Всего лишь побыть в вашей комнате недолго. Хотя бы час!

— А больше ты ничего не хочешь?

Дверь начала закрываться, но Творимир успел выставить руку — надавил. И тут нечто железное сильно перехватило его запястье.

В лицо дыхнуло нестерпимым смрадом:

— Так зачем тебе это? А-а-а?

— Здесь должен быть образ… девы…

— Здесь нет никаких образов, никаких дев! Только я!

— Но позвольте мне взглянуть!

— Взглянуть? А, пожалуй, позволю. Но вот чего — будет тебе одно условие. Но я тебе его попозже скажу, а ты пока взгляни.

И железная длань потащила Творимира за дверь. Размерами эта комнатка ничем не отличалась от комнатки Творимира, но стены ее покрывал красный мох, который шевелился, и шипел. Мутно-блеклое свеченье грязнило из-под потолка, и в нем Творимир разглядел жильца.

Отвратительное это было создание. Вместо рук и ног у него были железные протезы, но протезы заржавели, и ржавчина смешивалась с плотью, которая гнила и висела на нем складками. Голова была жирная, раздутая, жабья, глаза мутные, выпученные, безумные. Видно — в нем гнездился целый выводок болезней. Грязная одежда темными жирными пятнами прилипала к перекошенному, смердящему телу.

Отвратительна была разбросанная посуда, в которой копошились какие-то паразиты. Отвратителен был живой мох, отравленный воздух, залепленное раздавленными мухами окно, и такой же потолок. Все за исключением призрачной девы было отвратительно.

А она, спокойная и безмолвная сидела на призрачном кресле у окна, и с загадочной улыбкой глядела в пустоту. Она была прекрасна.

— Видите ее? — прошептал Творимир.

— Ничего не вижу. — скрежетал жилец. — Я тебе вот что скажу — за визит, за тревогу отдашь мне палец.

Творимир не обратил внимания на слова безумца. А тот неожиданно выкрутил его руку, и рубанул ржавым тесаком.

Рванула острая, каленая боль — Творимир закричал.

Отвратительный безумец стоял перед ним, и держал отрубленный, кровоточащий указательный палец и гнусно ухмылялся.

Творимир отшатнулся к стене, но по спине защекотал красный мох, и он отдернулся — покачиваясь, стоял среди комнаты. Частой, жирной капелью темнила пол кровь.

— А теперь убирайся! — рявкнул жилец.

— Еще не все.

— Что?!

— Дело в том, что я должен появляться у вас каждый день, каждый вечер. Я должен видеть ЕЕ.

— Здесь нет никого кроме меня. Слышишь?! Никакой "ее"!.. Но… раз ты шиз. А ты точно шиз! Так пожалуйста — милости прошу. Приходи хоть каждый вечер, нарушай покой примерного старичка. Но учти — за каждый визит тебе придется отдавать по пальцу. Сначала уйдут пальцы на руках, потом на ногах. Потом, постепенно, в это дело уйдут и сами руки и ноги…

Творимир скрючился он нового приступа боли — глянул на прекрасный, задумчивый призрак у окна, и вскрикнул:

— Согласен…

— Приходи завтра. А сейчас… убирайся!..

— Подождите! Быть может, мы придумаем что-нибудь лучшее. Ну, например — мы просто обменяемся комнатами!

— Еще чего! Я здесь век сижу и никуда уходить не собираюсь.

— Ну, тогда, может не так жестоко. Может, сойдемся на половине пальца за вечер.

— Ты же в дверь будешь стучать! Мне это волнение — понимаешь?! Или, может, думаешь, я буду дверь открытой держать? Чтобы воры какие-нибудь вломились, ты этого хочешь, отвечай…

— Нет, нет — конечно! — Творимир застонал от боли. — Но я сейчас что-нибудь придумаю, подождите!.. А, вот придумал! Что, если от моей комнаты к вам будет вести труба.

— Чего?!

— Ну, понимаете, в руинах снесенного дома я видел много труб. Есть и погнутые, но есть и вполне сносные. Так вот — если одну из этих труб провести через потолок… точнее — через пол вашей квартиры… извините — язык заплетается… Я бы пролезал из своей комнатушки прямо к вам. И не пришлось бы стучать в дверь.

— А ты представляешь, сколько грохота от пиления пола будет?

— Ну, как-нибудь…

— За это я сразу отпилю у тебя ступню.

— Но…

— Ты будешь жить, ручаюсь. Вместо ступни я приделаю тебе железный протез как у меня. Зато впредь, за каждый визит будешь отдавать лишь по трети пальца. Согласен?

Творимир задрожал, согнулся и сдавленно крикнул:

— Согласен!

Затем, пошатываясь, медленно спускался по лестнице, неслись мысли: "Ты правильно сделал, что согласился. Из этих стен нет выхода. Все однообразие. Все одинаковые, пустые лица. А ОНА, по крайней мере, хоть что-то значит. Что именно значит?.. Не знаю… Ах, да еще надо договориться с соседями меж нашими этажами…"

И вот он уже стучит в дверь. Открыла болезненная, тощая женщина. Недоверчиво на него уставилась, а за ее спиной орали дети.

— Извините… — пробормотал, зажимая сочащийся кровью обрубок пальца, Творимир. — Но я бы хотел провести через вашу квартиру трубу…

— Чего?! — она уже хотела захлопнуть дверь, но он удержал рукой — оставил кровавый след.

У женщины расширились глаза, она отшатнулась назад, взвизгнула:

— Вор! Бандит!..

Дверь настежь — перед Творимиром высился, ширился пьяный мужичина. Он уже замахнулся, чтобы ударить, но Творимир зачастил:

— Подождите, подождите!.. Сейчас я все объясню. Я не бандит. У меня к вам деловое предложение. Скажите, вы хотите расширить свое жилье?..

Мужик остановился, почесал затылок, наконец ответил угрюмо:

— Ну, да…

— Тогда, сделайте это за счет моей комнаты. Она как раз под вашей. Вы продолбите в полу отверстие, и спустите вниз лестницу. Будет вам как чулан. Ту, нижнюю комнатку мы перегородим. Большую часть вашей станет, ну а мне останется маленький закуток у двери. Чтобы мне только было место лежать и стоять.

Болезненная женщина уже стояла рядом и обдумывала сказанное. Вот спросила:

— Положим, мы согласны — нам сейчас от детей спасу нет, а с трубой что?..

— А труба, как раз от моего закутка подыматься будет. Не прямо, потому что иначе она вход в вашу квартиру перегородит. Как же вы тогда входить будете?

— Вот именно — как же мы тогда входить будем? — вперла руки в костлявые бока женщина.

— Так мы ее с изгибом сделаем. Она сбоку от вашей двери будет. Мне это затем нужно, чтобы к соседу сверху пролазить, и его стуком не тревожить…

— Ну, и как вы это себе представляете?! — грубо крикнула нервная женщина.

Пьяный мужик схватил Творимира за изувеченную руку, и впихнул в свою комнатушку. А там творилось нечто невообразимое: у них итак был несколько орущих, тощих детишек, так к этим прибавились еще и призраки из соседнего дома. Напомню, что там, тоже на этаж ваше Творимировой квартиры, обитала некая мамаша и ее вечно орущие, ущербные чада. И вот теперь по комнате беспрерывно металась кавалькада тощих тел. Они сталкивались, проходили друг сквозь друга, и даже не замечали этого. Меж ними носилась призрачная мамаша, и что-то орала…

Творимир начал объяснять, где надо пропиливать пол, но навалилась слабость. Дрожащей рукой ухватился за дверной косяк — едва удерживался на ногах.

— Ты чего? — сдвинул редкие брови мужик.

— Видите ли, я уже очень давно не ел. Мне бы совсем немного хватило…

Женщина вновь уперла руки в костлявые бока.

— А у нас, думаешь, есть?.. Мы вот все этим отдаем! — и она кивнула на кружево орущих детских тел.

Мужик вытолкал Творимира на лестницу.

— Так что же? — пролепетал Творимир.

— Согласны. Нам дополнительное жилье нужно. Завтра пилить начнем. Но вот че — трубы сам таскать будешь. Понял?..

— Понял… Мне бы поесть, а то и не знаю — доживу ли до завтра.

— Сказано же — еды нет. А сейчас — спать…

Он еще раз, посильнее толкнул Творимир, и развернулся — пошел руганью и кулаками успокаивать своих детишек.

Творимир медленно спустился в свою комнатушку. Постоял там некоторое время. Но в комнате было и душно, и холодно, и неуютно — он выбрался на улицу. Заснул среди руин снесенного дома.

Утром его брезгливо пихнули в бок. Он, дрожа от холода, приподнялся. Это были рабочие разгребавшие завалы.

— Ты что — бродяга?

— Нет. Я живу в доме напротив.

— А работа у тебя есть?

— Есть. Я новые подъезды прорубаю.

— Ты смотри! Еще раз так попадешься — сдадим, куда следует.

Творимир покорно кивнул, и, терзаемый резью во впалом животе, поплелся на долбление подъезда. Он уж и не знал, как выдержал продолжительную ругань широкоплечего. Однако не только выдержал, но еще и историю придумал — как в темном подъезде напали на него грабители, как он отбивался, и как в схватке один из них отмахнул ему палец. Широкоплечий с видом знатока долго разглядывал обрубок. Наконец, вынес вердикт:

— Ладно. В первый раз — прощаю. Но учти, в следующий раз, хоть ногу потеряешь и не явишься на работу — будешь выгнан, и станешь бродягой. А знаешь, что у нас с бродягами делают?!

— Знаю. — кивнул Творимир, хотя не знал, и знать не хотел.

Далее Творимиру была всучена кувалда, и он начал долбить. И работал с ожесточением — боролся с забытьем, со смертью.

Наконец рабочий день окончен. Широкоплечий был удивлен хорошими результатами, и за это выдал Творимиру удвоенный серый паек. Тут же, у недостроенного подъезда, Творимир, не чувствуя вкуса, поглотил еду, выпил настройку, и уже пьяный побежал к дому.

Бежал долго. Все высматривал свой подъезд, и тут вспомнил, что, в какой бы подъезд не забежал — это окажется его.

Соседи сверху уже поджидали у дверей его комнатушки. Болезненная женщина набросилась:

— Учтите — себе вы оставите минимальный кусок!

— Я согласен. — устало бормотал Творимир.

— Так неси трубу, а потолок мы уже пропилили! — хрипел пьяный мужик.

Творимир пробежал через улицу, и долго ползал в руинах снесенного дома — искал подходящую трубу. Стемнело, загудел тяжелый, душный ветер.

Вот и труба. Творимир взвалил ее на спину, и, согнувшись, поплелся обратно. Ступал медленно, осторожно — здесь ничего не стоило споткнуться, и переломать ребра.

Только выбрался на ровную улицу, а его окрикнули:

— Э-эй! Стой!

Появились призрачные силуэты.

— Так. Опять ты. И трубу несешь. Вор, стало быть?

— Нет… — измученно выдохнул Творимир.

— Так зачем же эта труба?

— Чтобы ползать по ней…

— А-А-А! Он еще смеется!

И Творимира стали бить. Он качался, скрежетал зубами, но трубы не выпускал…

Вот и подъезд — он ввалился во мрак, и там призраки отстали — видно, у них были дела поважнее.

— Долго нам еще ждать?! У нас, между прочим, дети! — завизжала болезненная женщина.

— Извините, пожалуйста… — прошептал Творимир.

Оказывается, они уже перегородили его квартиру. Для Творимира оставили пространство, на котором и большой собаке было бы тесно. Кое-как протиснули трубу, и с помощью липкой мази закрепили в потолке.

И вновь потащился Творимиру в развалины — за второй трубой.

Притащил. Соседи начали ругаться:

— Давай завтра доделаем!

— Нет. Я должен видеть ее сегодня. — настаивал Творимир.

— Ну, черт с тобой! — крикнул мужик. — Иди, договаривайся с этим…

"Этот" открыл после того, как Творимир минут пять простучал в его дверь. В руках безумца был тесак. Сухим голосом говорил:

— За пролом пола — ступня. За шум — большой палец правой руки.

— Я согласен.

— Учти. Ступню я буду рубить, когда ты будешь пол проламывать.

— Но…

— Не хочешь — возвращайся к себе.

Творимир глянул за спину безумца. Прекрасный призрак был в этой гнусной комнате. Она стояла у окна, и задумчиво глядела сквозь раздавленных мух.

— Согласен… — прохрипел Творимир.

Творимир прошел внутрь. Ему было выдано долото, и он долго и упорно пробивал им дыру в поле. Снизу слышались вопли детей, и ругань болезненной женщины. Затем Творимир получил пилу — начал пилить.

Безумец склонился и закатал своей ржавой железной рукой штанину Творимира до колен. Осведомился:

— Ты готов?

— Да. — прошептал Творимир — по его впалому лицу обильно катился пот.

— Тогда я начинаю рубить.

Призрак девы подошел к Творимиру. Здесь она обронила вуаль, и плавно за ней выгнулась. Легкой, нежной рукой подхватила вуаль, но задумалась, и застыла с восхитительной улыбкой. Что-то прошептала. У нее были теплые очи…

Страшная боль рванула в ноге. Творимир застонал — он продолжал пилить…

Это было только начало. Следующий удар рассек сухожилия до кости. У Творимира судорожно забились зубы, он прерывисто, словно захлебываясь, закричал. Следующий удар засел в кости — кость раскрошилась.

Дева плавно распрямилась, повела тонкими руками, взмахнула вуалью, и вдруг закружила в воздушном танце. Подобно лебединой шее выгибалась она. Вставала на цыпочки, бабочкой-балериной порхала. И чувствовался аромат живых цветов. Она протанцевала через занесенный, окровавленный тесак — и вдруг озорно, по девичьи рассмеялась.

Еще один удар — ступа Творимира была отрублена.

В глазах стремительно темнело. Снизу неслись ватные крики:

— Ты что там кричишь, а не пилишь!..

— Я пилю! Пи-и-ил-ю-ю… — не своим голосом прохрипел Творимир.

И он пилил.

Был выпилен намеченный круг, и он склонил в него свою посинелую, дрожащую голову. Снизу на него уставились:

— Ну, ты чего там — красного мха объелся? Бери трубу, а мы тут ее с нижней частью сцеплять будем.

Творимир принял трубу. Руки его сильно тряслись, и он ничего не мог с этой дрожью поделать. И еще было чувство, будто кожа на теле натянута до предела, и сейчас лопнет…

И тогда услышал ЕЕ голос:

— Ну, что приуныл? Ведь знаешь — все закончится хорошо. Хочешь, стихи?

— А дальше, я не знаю — ты извини… Но, если бы тебя не было — не было бы и этих стихов… Ну, до свидания. До встречи. До хорошего конца.

Очнулся Творимир в той жалкой конуре, которую ему оставили соседи. Сжимали темные стены, из-за них слышалась брань и детские крики, над ним чернела труба. В верхней ее части обозначился лик безумца, который крикнул:

— Я там тебе кой чего оставил. Ты ешь, а то совсем загнешься…

В руках Творимира была стеклянная банка. В банке усиленно шевелился, пытался выкарабкаться красный мох.

— Ты не обращай внимания, что шевелиться, а ешь… - советовал безумец. — Я то ем!.. Главное — лучше прожевывай…

И он действительно запихал себе в рот живого мха. Захрустел. Прохрипел:

— От этого виденья бывают… Знаешь, какие виденья… О-о-о…

— Нет. Я лучше пойду на работу. — Творимир оттолкнул банку.

Сверху неслось:

— О-о-о, хорошо… Ну, иди-иди… Я тебе протез приделал, вроде ничего — работает. Ты, главное — осторожней на него наступай, а то…

"А то" — была сильная боль. Творимира передергивало при каждом шаге, но все же он доплелся до работы.

Широкоплечий, глянул на кусок железной ноги. Лениво спросил:

— Что, оттяпали?

— Да.

— Бери кувалду, и за работу…

В тот день, во время работы Творимир терял сознание. Но он быстро очнулся, и, сжав зубы, предвкушая ночное виденье, продолжил молотить…

Получил паек и выпивку, но, проглотил их наскоро — измученный организм не принял — Творимира вырвало. Совсем слабый, приполз в свою конуру, корчась, развалился на полу. Сверху окрик:

— Ну, что — наработался?

Творимир пробормотал что-то неразборчивое. Но безумец не унимался:

— Лезть ко мне собираешься?

Творимир перевернулся на спину — глянул вверх. Выдохнул:

— Да…

— Ну, так поешь мха — он тебе сил придаст.

Творимир глянул на банку — там судорожно извивался красный мох.

— И без него доберусь… — упрямо просипел он сквозь белые губы.

Подтянулся. Согнулся. Упираясь спиной, и локтями, отталкиваясь ногами, стал подниматься в трубе. Протез скрежетал о железо. Так он добрался до уровня верхнего этажа, и тогда оглушительно забарабанили. Болезненная женщина вопила:

— А это что?! Мы о шуме не договаривались! Ты должен лазить тихо!..

И ударила, должно быть, сковородкой — словно гром грянул!

Творимир дрогнул, соскользнул, и словно мусор по мусоропроводу, полетел вниз. Упал на спину — извиваясь, застонал. По трубе несся хохот безумца. Он ревел:

— Говорил тебе — мох ешь!

Творимир в озлоблении схватил банку — хотел расшибить ее о стену, но сдержался. Некоторое время лежал без движенья, но вот решился — отвинтил крышку. Запустил руку внутрь. Мох обвил пальцы, защекотал по ладони.

— Ну, ладно — ступни не пожалел. Привыкну и к такой еде. Что там главное?.. Лучше пережевывать? Ну, так пережуем.

Мох оказался липким и безвкусным, он судорожно дергался, царапал гортань, когда Творимир пережевывал.

Перед глазами поплыли плоские, ядовитых цветов круги, треугольники и квадраты. Неожиданно один из кругов засиял солнцем, у него выросли руки и ноги — одной ногой он обвился вокруг ноги Творимира, и поволок его вверх, в трубу. Творимиру было щекотно, и он громко смеялся. Соседи, кажется, что-то кричали, но он не обращал на них внимания.

Вот выполз. Безумец был в хорошем настроении — ухмылялся, нетерпеливо помахивал тесаком с запекшейся кровью. Он говорил:

— Вверх ногами ползать научился? Молодец! Ну, готовь палец…

Творимир протянул правую руку, на которой оставалось три пальца — спустя мгновенье, оставалось два. Безумец прижег рану, и кровотечение остановилось, но тут хлопнул себя по лбу:

— Ведь договаривались, по трети пальца за визит! А я целиком оттяпал! Ну, ничего — следующие два визита пройдут безвозмездно.

Творимир находился под действием наркотика, потому не чувствовал боли. Мутными глазами искал девушку. Она сидела за столом и что-то писала. В этот раз ничего не сказала, а он ничего не испытывал — все чувства были притуплены.

При расставании старик наградил его еще одной банкой со мхом, и пробормотал, что у него "такого добра навалом", а также: "если голова будет болеть — поешь мха, сразу пройдет".

Творимир полез в свою конуру, но на полпути соскользнул, при падении едва не свернул шею. Потерял сознание.

Очнулся с дикой головной болью. Банка разбилась, и мох расползся по стенам.

Боль была нестерпимая — он начал сдирать мох, и жевать его.

Навалились бредовые виденья. Стены извивались, танцевали. Выбегали железные псы и черные дыры. Миллион железных безумцев водили хоровод. Миллионы Творимиров ползли по трубе…

Пришло время — вновь появилось Солнце — поволокло вверх. Безумец жульничал — и в этот раз отрубил целый палец, но Творимир не противился.

Прекрасный призрак глядел в пустоту. Никаких чувств не было… В окончании ночи Творимир вновь загрохотал вниз.

Так и повелось. Творимир больше не ходил на долбление подъездов. Его питал красный мох, который облепил его конуру. За день он съедал половину, но за ночь эта половина зарастала. Потом он полз к безумцу — тот заменял ему пальцы железными протезами. Кончились пальцы — в дело пошли кусочки рук и ног. Постепенно Творимир зарастал железом, но ему было все равно.

Собственно, ему и призрак девы был безразличен. Прежних чувств не было… Почти всегда его окружали наркотические виденья. Когда долго не жевал мох — голову тисками жала боль.

Так продолжалось очень долго…

Однажды стены его конуры рухнули.

Много видений пережил Творимир, и подумал, что это одно из них. Через сутки понял, что стены действительно обветшали и рухнули.

Он оказался в изначальной своей комнатушке, по которой уже расползся мох. Он пожевал, подошел к окну — там ползали жирные мухи. Творимир начал их давить. Мух было очень много, и в ближайшие дни любимым развлечением Творимира стала давка этих насекомых. Конечно, он не забывал и про мох…

Железная труба рухнула, а пролом в потолке затянулся. Что касается соседей сверху, то они куда-то пропали. Творимир уже и забыл, что ползал вверх, забыл и про деву. Он просто ходил по своей комнате, жевал мох и давил мух. Если бы он взглянул на себя со стороны, то увидел бы точное отражение Безумца. Протезы начали ржаветь, а он — гнить.

Так продолжалось очень долго…

Однажды в его дверь сильно застучали и закричали:

— Откройте! Немедленно! Я требую!

Творимир приоткрыл, увидел тощего юношу, и проскрежетал:

— Кто требует?.. Ты требуешь?.. А-а-а — ну, я преподам тебе хороший урок.

— Видите ли. Это очень важно для меня… Самое важное в этой жизни, понимаете?.. И я очень устал… — оправдывался юноша.

У Творимира возникло мучительное чувство, что все это уже было. Он стал отговариваться, но юноша кричал про образ девы, и все же проник внутрь. Здесь Творимир припомнил, что когда-то, в юности, и он выделывал нечто подобное, и он решил отрубить юноше палец. Это не казалось ему страшным — всего лишь продолжение старой традиции. Ведь он же испытывал нечто подобное, почему бы и юноше не испытать?

Палец был отрублен. Юноша стал молить, чтобы дозволили ему посещать эту комнатку каждую ночь. Творимир выдвинул условие, что за каждое посещение он будет отрубать по пальцу. Юноша предложил проложить трубу, по которой мог бы забираться. Творимир крикнул про ступню. Юноша согласился отдать ступню.

И тогда Творимир узнал в юноше себя.

Мшистые стены задрожал, покрылись трещинами. Творимир кричал:

— Я знаю — внизу уже проложена труба! Под ней еще и еще труба! Миллионы Творимиров карабкаются по трубам, и миллионы Безумцев отрубают пальцы! Это безумие, но ведь и я безумец!.. И теперь — вырваться!

Он ударил ржавым протезом о пол. Пол проломился. Там действительно была труба — огромный ржавый туннель. Творимир падал в бездну и кричал. Рядом падали несметные Безумцы и юные Творимиры…

Потом они полетели навстречу друг другу и соединились. Остался один Творимир — без ржавых протезов, излеченный от безумия.

Становилось все светлее.

— Я падаю в сердце планеты… — прошептал Творимир. — Что ж, теперь я готов к откровению.