"Спящие боги" - читать интересную книгу автора (Щербинин Дмитрий Владимирович)

Глава 10 "Ярость"

Утро. Небо налилось густым розовым светом, но плыла дымка, шумно дышал ветер; и по горам гроза гремела — близился ливень.

Творимир был разбужен и ударом грома, и окриком Лорена:

— Эй, вы там что ли, в расщелине?.. Одежду-то у озера оставили. Я вот принес.

— Спасибо. — пробормотал Творимир, и прижал к себе Анну.

На них плюхнулся мягкий тюк одежды.

— Одевайтесь быстрее — по лесу топот. Сюда идут.

— Как — они?! — вздрогнула, приподнялась Анна, и вдруг сильно схватила Творимира за руку.

— Ты гляди — с той стороны, от деревни — дым.

Творимир, напяливая одежду, тоже поднялся. Над лесом стелился густой, жирно-черный дым. А с запада наползали черные тучи, часто резались ветвистые молнии.

— Что же они, из-за нас запалили… — прошептала Анна. — А если убили кого?..

Она уже оделась, и стояла бледная, растерянная. Шептала:

— Уходить надо. Вон видите — по склону тропка вьется. Мы вон в тот лес забежим. Обойдем их, как-нибудь…

Но из того леса уже вырвалось конское ржанье…

К озеру вырвалось несколько всадников, среди них был и Бриген Марк. Он сразу увидел Анну, закричал:

— Бегать бесполезно. Сразу иди сюда.

Анна больше прежнего побледнела, прошептала:

— Мы можем попытаться по горной тропе подняться…

— Лазанье по горным тропам — не для меня — вздохнул старый Лорен. — Я к ним выйду, а вы оставайтесь.

— Да не нужны вы им! — воскликнула девушка. — Я одна нужна, я одна и пойду.

Она порывалась пойти, но Творимир держал ее за руку — не пускал.

— Как же так?.. Только встретились, и уже расставанье? Я с тобой…

— И не думай! Я это ради тебя делаю… Ведь ты сможешь что-нибудь придумать. Ты же хитрый… Освободишь меня… Только не выходи сейчас…

И она выскользнула, бросилась вниз, но на пол пути остановилась, и крикнула Бригену:

— Ты должен поклясться, что не тронешь моих друзей.

— Клянусь!..

Она подошла ближе и сказала:

— Ты много клянешься, и ничего не исполняешь. Но, если им будет причинен хоть какой вред — мои чувства никогда не обратятся к тебе.

Бриген выгнулся, перехватил ее за талию, сильными руками поднял — усадил рядом с собою. Громко крикнул:

— Уходим!.. Слышите?! Действительно — все уходим! Все! Никаких ловушек!.. Черт!.. Оставляем этих здесь!.. Никаких хитростей!.. Все — скачем назад!..

А сам трясся от волнения — пот катился по его рассеченному лицу, на котором еще темнела не смытая, ссохшаяся кровь.

Тут неистово и долго загрохотал гром. Мрачные тени туч навалились на озеро и скалы. Дыхнуло ливнем.


Конный топот растворился в шуме ливня. Косые, серые дождевые стены изгибались с дыханьем ветра; шумели по озеру. Вот ударили, намочили.

— Они действительно ушли. — заявил Лорен. — Пропала Анна, жаль…

— Что?! — Творимир встряхнул мокрыми волосами. — Как вы можете так говорить?!.. Мы их нагоним, освободим.

— У тебя конь есть?.. А если бы даже и был, и нагнал — чтобы сделал? Один бы со всеми расправился? Быть может, ты сказочный герой?.. Что-то не похож.

— Да что вы говорите! Ведь всегда можно что-то придумать! Ну, что же мы тут стоим?.. Пойдемте скорее.

И Творимир первый поспешил вниз по склону.

Потом бежали по шумящему, темному лесу. С пригибающихся ветвей срывались настоящие водопады, в оврагах бурлили грязные потоки, стало зябко.

Лорен едва поспевал за Творимиром. Старец приговаривал:

— Про Анну лучше забудь. Вот я волнуюсь, что над деревней учинили…

Вот и деревня. Несколько домов были сожжены. Еще несколько подгорели, но их потушили крестьяне, и подоспевший дождь.

И уже слышны горестные стенанья. Кого-то убили, кого-то зарубили…

Бригена Марка и его головорезов боялись все — истинного почтения не испытывал никто. И сейчас прорвалось то, что накопилось:

— Бандиты!.. Гады!.. Подонки!.. Убийцы!.. — и это еще самые мягкие ругательствами, которыми «одаривали» разорителей.

Впрочем, некоторые (и в основном женщины), не бранились, но громко голосили над своими, под горячую руку попавшими, и теперь зарубленными родными.

Творимир вырвался вперед, налетел на кого-то, закричал:

— Коня мне! Коня!..

Его тут же схватили, выкрутили руки. Закричали:

— А это кто?!.. Не из наших — точно!.. И не из соседских деревень!.. Наверно из бандитов!.. Ну, мы ему сейчас устроим!..

Тут, на счастье подбежал совсем запыхавшийся Лорен, и прерывисто крикнул:

— Не трогайте… его… Он… ух… свой!.. Дайте ему… коня!.. О-ох… Они Анну взяли… И мне коня дайте… Я тоже… с ним… поскачу…

И, когда узнали, что Анна схвачена — смолкла ругань. Охватило всех мрачное унынье…

— Ничего — я ее верну! — крикнул Творимир.

На него глянули как на сумасшедшего, но все же, подчиняясь воле Лорена, вывели коня. Еще один конь достался Лорену.

И вот они уже скачут по размытой дороге, прочь от гор, но в сторону Бригенграда. Брызжут молнии, неистово свищет водный ветер, несутся над головой изодранные вуали туч. Погода вполне отражала настроение Творимира.

Лорен отдышался, и сказал:

— Видел, какие настроения в народе? И это не в одной только нашей деревне! Рано или поздно кончится терпение…

— Да что же они прямо сейчас не пошли, не смели этого Бригена?!..

— Ты думаешь, все так просто? В городе сильный гарнизон, к тому же — центральную цитадель окружают тридцатиметровые гранитные стены. Вот если поднимутся все, тогда…

— Да что же эти кони так медленно скачут?! — нетерпеливо перебил его Творимир.

— Быстрее им нельзя. Они же не волшебные.

— Да знаю! А все же…

— Не волнуйся, и смирись — нам до города раньше их все равно не добраться.

Ливень и не думал умолкать, даже, пожалуй, усиливался.

И вот, из дождевых завесей выступили тесно сгрудившиеся, жалкие, грязные домишки — это были окраины Бриген-града. И над домишками этими проступал жуткий исполин из черного гранита. Островерхая, мрачная громада замка ощерилась в бурю багровыми огоньками многочисленных окон.

— Вон в этом замке и есть Великое Судилище. На верхних уровнях живут в роскоши, ну а внизу — темницы. Из этих темниц никто еще живым не выходил… Ну, разве что на костер…

Творимир едва слышал своего провожатого — он гнал лошадь. Ворвались в неказистые окраины. И здесь в глаза бросилось несколько фигур — это пьянчуги: насквозь пропитанные грязью, валялись они в сточных канавах; била их вода, и, похоже, они уже захлебнулись…

Дорога шла вверх, и постепенно развалюхи заменялись более солидными домами.

— Стой!.. — окрикнул Лорен.

Творимир развернулся в седле, бешено сверкнул глазами:

— Зачем?!.. Она же в замке!..

— Вот именно. Ты что — в замок собрался? Там тебя и сцапают.

— Так что же тогда делать?!..

— А что делать — решим в трактире. Хороший трактир. Называется "Жаркое и Выпивка под мшистым дубом". Хозяин трактира — мой старый друг. Ему можно довериться, и он знает больше, чем кто-либо в городе. От него можно узнать и судьбу Анны.

— Да зачем нам мне ее судьбу узнавать?!.. Эту судьбу меня нужно!

— Ну, вот ты такой молодой, горячий. Хочешь в замок — пожалуйста, я тебя не держу. Но даю гарантию — сразу схватят, а через полчаса ты уже будешь болтаться над жаровней.

Творимир замер, и минут пять пристально вглядывался в громаду замка: в каждую мрачную, острую его черту, в каждый кровавый огонек. А потом из тучевого месива рванула молния — обожгла исполинские стены, и показалось Творимиру, что замок наклоняется над ним, и сейчас рухнет на него…

— Хорошо. Едем в трактир! — крикнул Творимир…

Спустя пару минут, они остановились возле неказистого, старого здания; почти из всех окон которого рвался сильный свет, и пьяные голоса.

— Здесь всегда так шумно. — пояснил Лорен. — Ты просто не обращай внимания…

И вот они шагнули в переполненную винным паром и всяким сбором залу. Навстречу бросился утомленный хозяин, но, как узнал Лорена, расплылся в широкой улыбке… Через минуту они уже беседовали в отдельной комнатушке. Пьяные голоса едва досюда доносились, и перемешивались с шумом ливня. Выслушав Лорена, хозяин развел руками:

— Рад бы помочь, да ведь сами знаете… Ну, если бы это была обычная «ведьма», могли бы собрать выкуп… Хотя, для этого понадобился бы мой годовой доход… Но раз вы говорите — "она понравилась Бригену Марку"… Это ж и не выговоришь: "понравилась Бригену Марку"! Отродясь не было, чтобы ему кто-нибудь нравился. Тут, пожалуй — принесешь выкуп, а тебя схватят, да на дыбу — выдавай сообщников… Так что дело гиблое…

— Да как же гиблое! — не сдержался Творимир. — Гиблых дел не бывает. Не зря мы к вам приехали! Придумайте что-нибудь…

Хозяин трактира в полголоса переговорил с Лореном, и громко заявил:

— Пока располагайтесь здесь. Ну, а я все разузнаю…

— Когда же вы узнаете?! — крикнул Творимир.

— Ну, не сейчас же, в ливень, узнавать…

— Как вы не понимаете, что в каждую минуту…

— Понимаю. Но ничего не поделаешь. Просто ждите…


И потянулось это мучительное выжидание…

Ливень прекратился только в сумерках следующего вечера. Однако небо оставалось сумрачным, и моросило мелким, холодным, затяжным дождем.

Хозяин трактира задействовал какие-то свои нити… Обычно без труда удавалось узнать судьбу того или иного заключенного, про Анну же — ни слова. Будто ее и вовсе не было.

Творимир либо прохаживался по своей комнатушке, либо выбегал на улицу, где также ходил, глядел на замок, от бессилия сжимал кулаки, и хрипел проклятья. Он почти совсем не спал и не ел. Бледный, с мешками под глазами, худющий — казалось, его только что вырвали из долгого заключения.

В невыносимо медленное течение одного из этих дней вдруг ворвался хозяин трактира. Он возвестил:

— Все, отмучилась ваша Анна. Завтра ее сожжение.

— Что?! — Творимир буквально налетел на него. — Рассказывай все! Немедленно!..

— А рассказывать то и нечего: просто было объявлено. Завтра в полдень сожжение ведьмы Анны.

— Так, может — эта не та Анна!

— Как же не та. Та самая. Молодая, красивая. Говорят еще, что Бриген очень зол. Она, вроде, ему отказала… Ну, все — мне добавить нечего. Засим и оставлю вас. У меня еще много дел.

Хозяин трактира удалился, а Творимир, со сжатыми кулаками, прямо-таки набросился на Лорена. Он восклицал:

— Да как так можно! Такое безразличие!.. Он говорит об этом, будто будет сожжение какой-нибудь козы…

Лорен положил ему руки на плечи, вздохнул печально:

— Тише. Тише. Ты еще слишком молод и не знаешь — здесь человеческая жизнь цениться куда меньше не то что козы, но и цыпленка… Люди просто привыкли к постоянным убийствам. Практически каждый день устраивают сожжения. Иногда — сжигают целую группу людей — это когда раскрывается заговор. А сколько еще безвестных, недотянувших до костра, замученных в подземельях… Наша Анна — лишь малая частица общей трагедии…

Творимир метнулся к окну, и буравящим взглядом уставился на замок.

— Что значит "частица трагедии"?!.. Еще нет никакой трагедии. Она жива, а значит — мы ее спасем.

— Ты должен понять что…

— Ничего не хочу понимать! — Творимир отпрянул от окна и заметался от стены к стене. — Мы подкупим стражей…

— У нас нечем подкупать…

— А мы устроим нападение!

— Твое нападение, что укус муравья для закованного в стальные доспехи…

— Все равно мы что-то придумаем…

Долго метался по этой темной комнатушке Творимир. Время от времени, он придумывал какой-нибудь безумный, совершенно неосуществимый план спасения Анны, а Лорен тут же его отвергал.

Уже смеркалось…

Творимир вспотел, и трясся от перенапряжения.

— Возьми-ка, испей. Полегче станет. — Лорен протянул ему чашу с вином — Творимир выпил.


Творимир очнулся. Несмотря на то, что окна были распахнуты настежь — в комнатушке царили духота и жар. Ленивое августовское солнце изливалось на улицы — и улицы уже просохли и накалились, наплывала взбитая чьими-то ногами и копытами пыль.

Голова у Творимира раскалывалась болью, и он схватился за виски, застонал.

Лорен дал ему чашу с молоком — Творимир выпил, и ему полегчало.

Но вот уже вскочил, затрясся от волнения.

— Сколько время?!

— За три перевалило. Скоро жара на убыль пойдет.

— Что?! Но ведь Анну еще не сожгли, да?!

— Сожгли.

— Что?!

— Сожгли Анну. Народ еще с девяти часов к замку потянулся. А возвращаться стали в полвторого. Обсуждали детали сожжения…

— Но ведь… Но… — у Творимира носом пошла кровь, но он не обращал на это внимания. — Ведь если… Ведь… Она не может быть мертва, потому что…

И вдруг налетел на Лорена, затряс его за плечи:

— Вином напоил! Со снотворным!

— Да — напоил.

— Да как ты смел! Ты хоть понимаешь, что натворил? Убийца!..

— Не убийца, а спаситель твоей жизни. Ну, вот не усыпил бы, чтобы бы ты стал делать?.. Сегодня побежал к месту сожжения. Стал бы там что-нибудь кричать, к ней прорываться. Тебя бы схватили…

— А пусть бы и схватили! Я и сейчас туда побегу. Сам все узнаю!..

Лорен пытался его удержать, но тщетно. Творимир вырвался из комнатки, вихрем метнулся через дремлющий трактир, и дальше — по унылым, безмолвным от жары улочкам. Он бежал к замку — с каждым мгновеньем нарастал жар, казалось — это гигантское костровище вздыхало ему навстречу…

Вот створки исполинских ворот, в тени сидела стража в черных доспехах — они шумно, пьяно о чем-то спорили. Взмокший Творимир налетел на них, едва смог выговорить:

— Где… сожжение?..

Стражники заржали. Один из них взвизгнул:

— Чье сожжение?!.. Твое, что ли?!

Это показалось смешным — стражники буквально изгибались от хохота.

— Анны.

— А-а-а… Анны?.. Так это прямо за воротами, во дворе. Только, сдается, ты опоздал. Кроме ее пепла ничего там не найдешь!.. АХА-ХА-ХА-ХА!!! А потом не забудь к нам подойти — мы всыплем тебе сто плетей. Такой указ Бригена — сто плетей каждому, пропустившему сожжение. А-ХА-ХА-ХА-ХА!!!! ХО-ХО-ХО-ХО!!!..

Творимир метнулся дальше.

Створки у ворот были толстенные — не меньше полуметра, и весили — не один десяток тонн. Открывал и закрывал их могучий механизм…

Это был широкий, внутренний двор. Угрюмые, темные махины стен запечатывали его. На выложенной черным гранитом мостовой валялось много всякого мусора — ведь совсем недавно здесь грудилась многотысячная людская толпа. В центре площади высился стальной столб. Столб был накален докрасна — рядом с ним потрескивала метровая груда угля, а над ней вились синеватые язычки пламени.

Неподалеку возил тележку, заваливал в нее мусор унылый, горбатый человек. Творимир подбежал к нему — прерывистым голосом крикнул:

— Что с Анной?

Угрюмый человек не останавливался — он сосредоточенно собирал мусор, и бормотал:

— Сегодня сожгли ведьму. Она молодая, красивая. Обычно как бывает: до костра держаться, а как он им кожу выжжет — вопить начинают. А эта до конца продержалась — не кричала, не стонала. Разве что в конце крикнула "Творимир!". Что за Творимир, спрашивается? Бриген Марк рассержен был. Велел, за голову Творимира, тысячу золотых выдать. Ты его не знаешь?..

А Творимир рассеянно глядел на угли. Вот подошел на этот нестерпимый жар. Волосы задымились, опалились брови, глаза слепли — он не обращал на это внимания — он приближался к костру.

— Э-эй, а не ты ли и есть Творимир? — прозорливо окрикнул его уборщик.

Все что слышал Творимир — это отчаянный треск углей — он шептал растрескавшимися губами:

— Как же так?.. Как же так?..

И тут кто-то на него, потащил в сторону — Творимир слишком ослаб, чтобы сопротивляться. А это был Лорен. Он шептал:

— Да что же ты?.. Или жизнь не дорога?..

— Не дорога…

— Ведь узнает тебя Бриген. Он сейчас из-за отказа Анны злой. Схватят. Растерзают… Да, Анну жаль. Но жизнь-то продолжается. Ты еще на многое способен… Ну, пойдем отсюда скорее…

Творимир не сопротивлялся. Шел, понурив голову, ноги его заплетались — часто спотыкался, и, если бы Лорен его не поддерживал — скоро бы растянулся на мостовой.

У ворот их окрикнули по прежнему пьяные стражи:

— Э-эй, идите-ка сюда — всыплем вам плетей.

Но Лорен отдал всю ту небольшую сумму, которая у него имелась, и стражи, прикинув, что этого хватит еще на несколько бутылей дешевого вина, согласились их отпустить.

…Раскаленные улицы, на них — редкие, запуганные прохожие. Короткое прощенье с трактиром, и вновь улицы. Кони за эти дни отдохнули, и, несмотря на жару, скакали весьма резво, а как город остался позади — так и вовсе припустили.

Сразу хлынула пышная, зрелая природа. Щебет птиц, запахи раздольных полей, шелест рощ, а главное — обильный и ласковый, сильный и беспрерывный поцелуй солнца. В противоположность городу, здесь было так много света, что просто невозможно было думать о чем-то мрачном…

— Давай остановимся… — взмолился Творимир.

— Что ж — остановимся. — согласился Лорен.

Они выбрал очень живописное местечко. Из-под облепленного мхом камня, вырывался чистейший, холодом веющий источник, вплотную подступали букеты живых цветов, а чуть поодаль виднелись развалины древнего белокаменного камня — развалины эти уже почти ушли в землю, и это говорило об их древности.

Лорен блаженно вздохнул:

— А ты хотел жизнь ни за что отдать… Ты просто радуйся тому, что ты жив. Что ты есть. Что способен видеть и чувствовать всю эту благодать…

Творимир припал к источнику, и долго не мог от него напиться. Но вот отпрянул, и, перевернувшись на спину, долго глядел в спокойное небо.

Потом сжал кулаки, и поднялся. Шагнул к Лорену — взгляд его был мрачен, тяжел:

— Я не могу так… Я не могу бежать в это спокойствие… Меня бесит человеческая тупость. Меня бесит злоба. Я не могу слышать этот ручеек, зная, что сейчас вопят невинные. Меня самого словно на вертел раскаленный насадили, и не знаю, почему я еще не кричу. Рассказывайте мне все.

— Что значит "все"?

— Про Бригена. Про Темных судей. Про то, во что они верят. Про этот народ, в конце концов.

— И откуда ты такой, ничего не знающий, взялся?.. Ну, да ладно. Расскажу. Начну с веры Темных Судей и Бригена. Верят они в бога Всесвята — создателя нашего мира, мудрого и благочестивого, призывавшего всех к высшей, небесной любви…

— Подождите. "Ваш мир", надо полагать, ограничивается этой долиной?

— Да. Так сказано в Священном Писании, и противление этому считается величайшей ересью. Да — были такие еретики, которые утверждали, что за горами есть и иные миры, но никому это доказать не удалось…

— Ну, а вы как полагаете?

— Тебе я откроюсь. Я — еретик. Я считаю, что мир бесконечен, и за горами — иные земли. За горизонтом — горизонт.

— Вы правы!

— Но, в отличии от еретиков прошлого, я пошел дальше. Теории я предпочел практику, и я изобрел летательный шар. Быть может, знаешь, что это…

— Да. В древнейшие времена, у нас, на Земле, использовались летающие шары. Их наполняли жарким воздухом, за счет чего…

— Не знаю, где это у вас "на Земле", но, надо думать — за горами.

— Нет не за горами. Над вашей головой. В бесконечности космоса. Пятьсот миллионов лет назад… Впрочем — этого так сразу не объяснишь.

— Самые смелые мои предположения сбываются!.. Мир есть не только за горами — он есть и в небе. Оно не твердое. Быть может, ты скажешь еще, что наш мир не плоский?

— Конечно, нет. Это шар плывущий вокруг местного светила.

— И что — повсюду, во всех направлениях, миры?

— Конечно.

— Как дивно! Какая красота!.. А они пытаются загнать наше мышление на плоскость, запереть в эти стены. Нет — не удастся. Человек стремиться к свободе и познанию. Быть может, мы погибнем, но грядущие поколения… Они будут Свободны!..

— И где же ваш Воздушный шар?

— Я сделал пробный, малый шар. Пролетел на нем метров двести, а потом — зацепился в древесной кроне. Шар лопнул — я сам едва спасся.

— Рассказывайте дальше про Темных Судей.

— И они, и их предводитель Творимир — почитают Всесвята, используют его имя в своих целях, удерживают власть жесточайшим террором. В Священном Писании сказано, что стремление к познанию мира — есть грех, на этом многое удерживается. Народу, якобы достаточно верить во Всесвята, исполнять законы тиранов — за это ждет их небесной блаженство. Невежды, почти животные — они верят; стадом ходят — созерцать сожжения, и публичные истязания "еретиков"…

— Ясно. — прервал его Творимир. — У нас, на Земле, подобное было во времена инквизиции. Изначальная идея искажена, прибрана к рукам кучкой подонков. Подонков, которых потом назовут святыми, и которым будут молиться! Я чувствую злобу… Сильную злобу!.. Подонки!.. Святые ублюдки!.. Убийцы! Палачи! Истязатели!..

Творимир ударил кулаком в камень, и расшиб кулак в кровь.

Лорен подошел к нему, попытался успокоить:

— Злыми чувствами ты загоняешь себя в ад…

— Пусть в ад! Но мне надоела эта боль, злоба, тупость!.. Почему постоянно кто-то кого-то убивает, насилует, терзает?! Почему люди не могут жить в такой же гармонии, как и эта природа?! Почему им обязательно нужны эти идиотические учения, религии…

— Тише-тише…

— Нет! Это вы все тихие. Вас бей, мучь, жги — а вы все покорные, как скот на бойне. Ударили в одну щеку, вы вторую подставляете, а это только палачей раззадоривает! На-до-ело! Мы изменим этот мир! И начнем это не когда-нибудь. Не через год. Прямо сейчас! Ты говорил, в крестьянах давно злобы накипала? Ну, вот и воспользуемся этой злобой…

Творимир бросился к своему коню, а Лорен, вздыхая и сетуя на преклонный возраст, поспешил за ним.


Вот и ночь подступила. В небе рассыпались звезды. Взошла одноглазая Луна.

Деревня, из которой были родом Лорен и Анна, встретила их угрюмым, настороженным молчанием. Резко выпирали остовы двух сожженных домов. В недвижимом воздухе провисала трагедия.

Откуда-то вышли угрюмые мужики. Они осведомились о судьбе Анны, и, как узнали — больше помрачнели. Один из них сдавленной змеей шипел:

— Совсем нас разорили… Все на налоги, на подати… Куда им столько?!.. Лето благодатное, плодов сколько, а все отдаем… Вот завтра, опять за податью приедут…

— А вы не отдавайте. — громко заявил Творимир.

Мужик отшатнулся:

— Да как же можно?! Ведь нас за это…

— Не "вас за это" — а вы за все, что с вами до этого делали. Ну-ка, говори, кто за податью приезжает?..

— Обычно десять воинов. Вместе с ними воз с монахом. На воз мы свое добро сгружаем. — и вновь застонал. — Завтра последние крохи выгребать придется. Попробуй ты им не дать — засекут!.. А как дальше жить — ума ни приложу. Ведь у меня и жена, и дети.

— А мы их сами побьем.

— Да за это нас…

— А не надоело еще законы преступников исполнять? Я вот что скажу: мы их сами посечем, и на этом не остановимся. Из деревни в деревню пойдем — подымем народное восстание. Гнева в вас много — это хорошо — это сил в битвах предаст. Мы сметем Темных судей, и Бригена в грязь втопчем. Мы свои, справедливые законы установим…

Мужики сжались, к земле пригнулись. Они испуганно озирались: не услышал ли кто сторонний такие страшные речи.

Должно быть — их действительно слушали — в темных оконцах маленьких, скособоченных домишек проступали испуганные, мрачные лица.

И тогда Творимир закричал громко:

— А ну — хватит по углам жаться. Выходите, меня слушайте!

И выходили: мужики, женщины, старики, дети…

— Где телега останавливается? — спрашивал Творимир.

— Вот здесь… — указали на дом, больший чем остальные — это был дом старосты. — Телега возле крыльца стоит, а воины — с ней рядом на конях сидят, следят…

— Так. Ясно. Капаем яму… Да-да — возле крыльца — глубиной метра в четыре, и достаточно широкую, чтобы на ней и телега и стражники уместились. В яме установим подпоры, а на них — настил (на настил — забор пойдет). Рассчитать надо так, чтобы настил их выдержал, но от подпор проведем веревки. Как они встанут — веревки дернем, и… ну, дальше ясно…

На крыльцо вывалился толстенный староста. Обычно его тяжело было добудиться, но сейчас он услышал часть речи и с перепугу всякий сон забыл. Он кричал:

— Еретик! Что говорит то?!.. Хватай его! Завтра же в Бригенград в темницу повез!..

Творимир даже не сознавал, как близок он от гибели, а потому не волновался. И он крикнул:

— Ну, так — дальше выходки бандитов терпеть будем, или же…

— Хватит! — закричала какая-то женщина. — Сил нет больше этих убийц терпеть! Сколько они кровушки то невинной пролили!..

Толпа одобрительно загудела.

В Лунном свете жирно заблестел на старосте пот. Он захрипел:

— Да вы что?!.. Да я вас!..

Он хотел было юркнуть в дом, на него уже налетели, повалили, и, тут же, вымещая злобу, принялись сильно бить ногами. Староста истошно вопил — закричали дети — залаяли собаки — отозвалась в дальнем лесу волчья стая…

Творимиру понадобилось немало покричать и помахать кулаками, чтобы успокоить разъяренных крестьян. Едва живого окровавленного, старосту уволокли в какой-то погреб, туда же заперли и его жену, и детей…

Дальше, начали готовиться к приезду незваных гостей. Яма получилась, что надо — даже глубже, чем рассчитывал Творимир. Вырытую землю вынесли за окраинную калитку, а чей-то забор пошел на настил. Нашлись и две крепкие, но не толстые веревки — ими обвязали подпоры, и, присыпав пылью, протянули за ближайший дом…

К утру едва управились с этой работой…

Едва засверкало сквозь листву солнце, с дороги послышался конский топот. Десять самодовольных молодчиков гарцевали на холеных лошадях, плетьми отгоняли мух, а меж ними, на телеге трясся, похожий на бочку монах.

Остановились на обычном месте — как раз над ямой. Стали требовать, чтобы вышел сам староста. Подученные Творимиром крестьяне отвечали, что и старосту и его семью поразила заразная болезнь.

— А, черт! Тогда лучше подальше от его дома держаться! — крикнул один из молодчиков.

Но было поздно…

Веревки резко дернули — настил шатнулся, и вдруг провалился, увлекая и телегу и конников. Кто-то запутался в стременах, кто-то вывихнул руку, кто-то — ногу, кто-то — сломал.

Один воин стал было выбираться, но подоспел мужик — огрел его поленом — воин безмолвно повалился обратно.

Из ямы вперемежку неслись вопли раненных, угрозы и мольбы о помощи.

Раз начавшие действовать крестьяне уже не могли остановиться, и они подступили к Творимиру, потребовали:

— Что дальше делать?..

Тот осведомился:

— Откуда монах?

— Да тут, в трех верстах монастырь будет. Вроде, считается — женский. Там и правда, женщин много. Но часто к ним богатые гости наведываются…

— Ну, так и пошли на монастырь. Захватим его — будет нам оплот. По дороге еще какие деревни есть?

— Да — две деревни.

— Отлично. Тамошний народ тоже подымем. Но прежде — выволакивайте воинов из ямы. Выберете нескольких, кому достанется их оружие и одежда. Они будут изображать конвоиров. Остальные — якобы пленники. Ведь, если из монастыря увидят такую толпу, насторожатся — ворота закроют, а осаждать нам некогда — сейчас, пока восстание еще в зачатке, пока не знает о нас никто, как можно больше сделать нужно…

Спешно выволакивали воинов — их оглушали, а кто сопротивлялся — того и рубили. Исполнили то, что указал Творимир. И вот по дороге весьма спешно задвигалась процессия с «пленниками» и «конвоирами». Сам Творимир был среди «конвоиров» — он сильно, нетерпеливо сжимал клинок. Сейчас он больше всего жаждал встретиться с Бригеном…

На пути попались две деревеньки, и обе встретили их одинаково. Вначале — настороженно, затем — когда узнавали, что к чему — спешили присоединиться; брали с собой, прятали под ветхую одежку вилы, топоры, охотничьи ножи…

Вот и монастырь. Строение было добротное, с высокими каменными стенами, окружали его тучные пашни, а у ворот стояли и громко спорили откормленные, розовощекие монашки. Они уставились на приближающуюся толпу, завопили:

— А этих куда?! Зачем нам?!..

— Приказ Бригена Марка! — грубо возопил Творимир — монашки смолкли.

Они прошли через ворота на большой, солнечный двор. К ним спешили широкоплечие охранники.

Первый подбежал, схватил коня Творимира под узды, зло сверкнул глазами, рявкнул:

— Как смели?!..

— Я вам привет передать должен. — тихо сказал Творимир.

— Что?!.. От кого?

— От всех замученных и сожженных! — возопил Творимир, и сильно ударил клинком по лицу охранника.

Тот, заливаясь кровью, пал под копыта.

Двор тут же огласился воплями:

— Измена!.. Наших бьют!.. А-А-А!!!

С деревянных галерей свистнули стрелы — несколько крестьян пали, но остальные, гневно рыча, уже мчались по лестницам, сметали тех, кто попадались на пути…

Дальше начался сущий хаос. Здесь было множество дверей, окон и лесенок. И в каждую из этих дверей кто-нибудь вбегал, кто-нибудь выбегал. Окна часто бились и из них вываливались порубленные тела. По лестницам взбегали и сбегали. Кого-то куда-то тащили, кто-то вопил, кто-то безумно хохотал.

Вот через двор протащили совершенно голую женщину — должно быть, одну из "монашек"…

Творимир медленно, бесцельно куда-то брел. Вдруг на него бросились два воина. Завязалась стремительная, ожесточенная схватка, Творимир одержал победу…

И до самого вечера, все кричали что-то и кого-то били. Туда-сюда бегали. К вечеру, вроде успокоилось…

Во двор выводили монашек. Выстраивали их рядами. Монашки были перепуганы, но некоторые соблазнительно улыбались, и задирали рясы…

— Ну, что с ними дальше делать? — спрашивали у Творимира крестьяне.

— Отпустите их… — молвил Творимир, и тут натянутой тетивой замер.

Среди монашек была Анна. Ее лицо немного отличалось от лица той, сожженной Анны, и все же — это было именно ее лицо. Она, сильно бледная, стояла чуть поодаль, и не смела поднять взгляд.

Творимир, не чувствуя ног, шагнул к ней. Покачнулся. Прерывисто прошептал:

— Я знал… планета вновь породит тебя… раз жив я — жива и ты…

Она прошептала едва слышно, тепло:

— Что вам угодно?

— Что мне угодно? — прошептал Творимир — он задумался. — Ну, помнишь меня?..

Она быстро взглянула на него. В глазах ее не было испуга, но согревало ясное, теплое чувство. Она ответила тихо:

— Я не помню, но вам виднее…

— Черт! Ну, раз ты жива — мы такое устроим! Мы сметем всех этих бандитов…

— Что вы такое говорите? Не надо никого сметать. Ведь смятенья — это боль. А боли кругом итак много. Любить друг друга надо…

— Любить?! Да слышал, как здесь монашки любят! Особенно тех, у кого кошель потолще.

Щеки Анны залились багрянцем, она прошептала смущенно:

— Не говорите так, пожалуйста. Это святое место…

— Святое?! Да ты что, дитя малое?! Не видишь ничего?!

— Бог наш, Всесвят, всех учил детьми малыми быть. И обиды прощать, и в смирении жить.

— В смирении! — фыркнул Творимир. — Как ты здесь оказалась?!

— Меня подкинули. Добрые монашки меня выходили, воспитали. Ведь здесь есть очень благочестивые монашки.

— И что — не принуждали, ну ты понимаешь… для пополнения казны…

Щеки Анны залились еще большим багрянцем — она тепло шептала:

— Кое-кто на меня кричал, не кормили, не поили… Но я не соглашалась… Ведь это очень греховно… Но я, как и некоторые, тяжелую работу выполняла — тяжести таскала…

— Так что же ты здесь прозябала?

— Я не прозябала. Я жила. Здесь святое место. Здесь очень хорошо. Разве не чувствуете — воздух светом дышит…

— Да что ж с тобой такое?! Какое такое святое место? Обычный притон!

— Не говорите так. Не ругайтесь. Пожалуйста.

— Да ты и впрямь — дитя малое.

— Если угодно — дитя. Только, исполните ли вы одну мою просьбу…

— Да хоть миллион просьб, черт тебя подери! — Творимир нервно рассмеялся.

— Не ругайтесь, пожалуйста.

— Не стану ругаться.

— Это еще не просьба. А просьба моя: не делайте больше никому больно. Живите в смирении…

— Что?.. Ну, этих шлю… монашек мы отпустим, черт с ними… ох, извини!.. Но смиряться, по домам разойтись?! Чтобы потом по одиночке схватили, в подземелья, на пытки тащили…

— Что вы такое страшное говорите…

— Ясно. Тебе с самого рожденья мозги запудрили.

— Нет. — ответила она тихим, ровным голосом. — Мне мозги не запудривали. Я умею ложь от правды отличить. То, что истина, тому я и верю. Сердце-то не обманешь…

— А-а-а! Истина! И что же истина? Всесвят?! Этот местный, добрый божок…

— Зачем вы так…

— Ну, извини, извини. Просто в последние дни много пережить довелось. Нервы на взводе. Извини. Но ты выслушай: вот ты веришь во Всесвята, веришь, что мир плоский, и за этими горами ничего нет. Так?!

— Может и есть. Я никогда об этом не задумывалась. Может, и есть иные миры, но нам сначала надо научиться друг друга Любить. Зачем нам иные миры, пока мы друг друга Любить не научились? А вера во Всесвята нас к этой Любви ведет…

— Вера не значит — Истина! Пока от этого Всесвята больше злобы, чем Любви…

— Злоба не от Всесвята, а от людей. Им удобно его именем прикрываться, и это хуже всего…

— Да что ты — думаешь я поверю во Всесвята?! Да никогда!.. А вот я тебе скажу, что существует огромное количество миров, и практически в каждой цивилизации, на начальном отрезке развития являются некие религиозные представления. Сначала поклоняются божествам ручьев, пней, потом — океана, неба, подземного царства. Любая религия — форма рабства. Наследие животного…

— Муравьи строят города-муравейники, но ни у каких животных нет религии.

— Их счастье!.. Они просто не задумываются о смерти…

— А мы вечное предчувствуем. На то мы и Люди.

— Ну, ладно — верь в своего Всесвята. Но какая польза от твоего смирения?.. Что — всем по монастырям сидеть, молиться?.. А всякие подлецы… извини… на этом смирении наживаться будут?!.. На то и придумали Всесвята… Это уже и у нас на Земле было. Вот гляжу на тебя, как на дитя малое…

Творимир говорил уже без злобы. Повторил:

— … Ты, как дитя малое… хорошо с тобою рядом… Но мы… мы все равно будем… биться с этими… на них нужна управа… И о боли — ты не говори… Если мы бороться не станем — они нас…

Он не договорил — просто махнул рукою.

Монашек не гнали. Те, кто хотел остаться — оставались. И оставались только те, кто искренне Верил, и не участвовал в прежней, греховной коловерти. Иные же, не хотели оставаться с "грязными крестьянами" — виляя задами, спешили в Бригенград, где надеялись пригреться у своих богатых клиентов.

Конечно, Анна осталась…