"Просторы Многомирья" - читать интересную книгу автора (Щербинин Дмитрий Владимирович)IVСтепан Вдовий — пожарник, проведший большую часть своей жизни в Москве, совершал путешествие на разросшемся, навешавшем на себя множество железных деталей шкатулочнике. Как уже говорилось, теперь шкатулочник напоминал земной самолёт-истребитель, а в его застеклённой кабине и сидел Степан. Он видел, как приближается, загораживая небо, сфера Ой-Чип-она, и говорил: — Послушай, шкатулочник, ну вот зачем я тебе сдался, а?.. Тот отвечал голосом, который всё меньше походил на голос автомата, а приближался к человеческому — выражающему разные эмоции: — Ведь я уже объяснял, что для жителей миров, возле которых мы пролетаем, ты враг. Попади ты к ним, и они заключат тебя в темницу, подвергнут пыткам, а затем — казнят… — А дома жена убивается, дети… э-эх… Степан вертел в руках мобильник, который нёс с собой от самого прохода между Москвой и Многомирьем. Ещё раз, не надеясь на ответ, он всё же набрал номера жены, и тут — впервые за всё время его пребывания в Многомирье, в трубке раздался гудок. И Степан едва не подпрыгнул, когда кто-то принял его вызов. Крикнул: "Маша!!" — (так звали его жену), в трубке же раздалось жужжание, и через несколько секунд связь оборвалась. — Что это было? — спрашивал Степан у шкатулочника. Тот ответил: — Точно не могу сказать, но ты не отчаивайся, человек. Я уверен — ЧИП готовит для тебя сюрприз. И вот они влетели внутрь сферы Ой-Чип-она. Так как ЧИП уже вернулся в своё древнее, но, несомненно, могучее тело и начал управлять — в его царстве уже возрождалась, а кое-где прямо-таки кипела механическая жизнь. Они летели по широкому туннелю, от которого отходили многочисленные боковые ответвления, и повсюду двигались — ползали, скакали, летали, роботы самых разных форм. Все они были заняты напряжённой, ни на секунду ни утихающей работой. Порой одновременно можно было видеть столько движения, что начинало рябить в глазах. И Степан произнёс задумчиво: — Они ведь никогда не устают… — Нет. Никогда не устают, — ответил шкатулочник. — И в этом преимущество таких как я над обитателями иных миров. Те, устаревшие существа, слишком рассеяны, они подвержены страху, сомнениям, порой они просто не знают, что делать; их организмы требуют сна, а здесь — ты видишь, кипит жизнь, всё под контролем ЧИПА… — Сплошное железо, сплошные механизмы. Разве это жизнь? — молвил Степан. — Не спеши делать выводы, ведь ты ещё не пообщался с ЧИПОМ. Долго они летели, и столько за это время Степан увидел, что уже не сомневался — всякие там колдуны и феи, всякие старомодные рыцари с клинками и копьями не имеют никаких шансов против этой мощи. И вот, наконец, самолётообразный шкатулочник подлетел к платформе на стене, вцепился в неё клешнями, завис, а из стены вытянулись металлические клешни, схватили Степана, потащили в сторону. Шкатулочник крикнул вслед: — Мы ещё увидимся, приятель! И тут только Степан ощутил тот мертвящий холод, который царил в этом месте. Ведь до этого его спасала система обогрева шкатулочника. Теперь он оказался в воздухе гораздо более холодном, чем самый лютый московский мороз. Его тут же начала бить дрожь, и он взмолился: — Дайте тепла! Я замерзаю!.. Металлическая клешня поставила его на пол и отодвинулась в сторону. Со всех сторон на него хлынули клубы сероватого пара в котором, казалось, вихрились мириады снежинок. Ноги Степана подкосились, глаза закрылись… Как показалось Степану Вдовию, уже через секунду он очнулся. Теперь он не чувствовал холода, а вот желание вернуться домой полыхнуло с ещё большей, нежели прежде силой. Он находился в овальной зале с сероватыми, хромированными стенами. В воздухе, вроде бы, разливалась некая музыка, но, если вслушаться, то невозможно было уловить мелодии… Степан огляделся и, не заметив ничего достойного внимания, крикнул: — Я должен вернуться домой! Раздался приятный и, как казалось, всеобъемлющий, слишком могучий, чтобы ему противиться, голос: — Я начал изучать тебя, Степан Вдовий. Всё же Степан нашёл в себе силы ответить гневно: — А я не просил о такой чести! Всё, чего я хочу — это немедленно вернуться домой и успокоить тех людей, которые мне дороги, и которые сейчас страдают из-за моего исчезновения. — Ты говоришь о жене Маше, о сыне Вите и дочери Кате, — это был не вопрос, а утверждение. — Да! А ты откуда знаешь их имена? Ведь ты ЧИП?.. Тот, кто раньше был Яковом Фёдоровичем Корбудзо? — Да, так меня называли в Москве, в то время, когда я ещё не помнил, кто я на самом деле… Но сейчас речь о тебе, Степан, о твоей судьбе, о твоих желаниях. Ведь ты бы хотел, чтобы я устроил тебе встречу с женой и с детьми? — Ты прекрасно знаешь ответ на этот вопрос! Немедленно верни меня в Москву!.. Степан думал, что ЧИП посмеётся над его глупой настырностью, но тот неожиданно ответил: — Что ж. Я могу устроить такую встречу! И тут Степан обнаружил, что он стоит возле двери своей московской квартиры. Его рука тут же потянулась к звонку, но он так и не успел нажать на кнопку, потому что дверь распахнулась. Перед Степаном стояла и глядела на него влюблёнными глазами его жена Маша. Она проговорила подрагивающим от волнения, но таким желанным, таким знакомым голосом: — Стёпушка… господи… живой… Стёпушка… И бросилась к нему, обняла, крепко прижалась, начала быстро целовать его в щёки, в нос, в губы, шепча: — Как ты? Цел? Невредим?.. Он, тоже целуя её, отвечал: — Всё хорошо… Ты только не волнуйся, дорогая, Маша… Со мной всё замечательно, и уже никогда плохое не повторится… Но как же он — так вот сразу и переместил меня сюда? — О ком ты? — спрашивала Маша. — Ни о ком… Не стоит вспомнить… И он уже слышал голоса своих детей — Вити и Кати: — Папа!.. Папка вернулся!!.. Ура!!.. — они выбежали в коридор встречать его, и тоже обнимали, целовали… Только тут Маша воскликнула: — Стёпа! А одежда-то какая на тебе грязная… Немедленно иди в ванную, умывайся… Степан Вдовий прошёл в ванную, куда жена немедленно сунула набор новой, свежей одежды. Разглядывая своё отражение в зеркале, он подумал: "А ведь действительно: и зарос я, и грязный весь… Кажется, трое суток в Многомирье пробыл… Вот чёрт!.. И как же этот ЧИП меня так сразу вернул сюда? Но я рад этому, просто чертовки рад!.." Тщательно вымывшись под душем, Степан прошёл на кухню, где его уже дожидался аппетитный ужин. Там же сидели и жена и дети. Маша произнесла: — Ты кушай. А то исхудал… Степан подумал: "Странно, что она не расспрашивает: где я был…" И жена тут же, словно прочитав его мысли, сказала: — О том, где был, расскажешь потом. А сейчас главное, что ты вернулся… "Вот и хорошо, вот и славно" — думал Степан. "Мне хотя бы два часа надо, чтобы придумать более-менее правдоподобную историю…" И Степан, медленно пережёвывал пельмени, наслаждался их вкусом, прикрыл глаза… А когда открыл, то оказалось, что он находится уже совсем в другом месте. Он стоял на берегу неширокой, спокойной реки. Над его головой, в сиреневом, закатном небе, неспешно плыли облака, зажигались там первые звёзды. А на другом берегу стояла, улыбалась, его жена — Маша. И тогда Степан крикнул ей: — Что это значит?! Она же шагнула к нему, но не упала в воду, а плавно полетела навстречу. Вот они встретились. Руки их сплелись, вместе взмыли Степан и его жена вверх. — Что это?! — кричал Степан. Но она прикоснулась к его губам в нежном поцелуе и прошептала: — Всё хорошо… Степан действительно чувствовал себя хорошо. Конечно, он понимал, что всё это ненормально, что он должен находиться в своей московской квартире, но также знал, что это вот место на берегу реки, и это сиреневое небо с разгорающимися вечерними звёздами — всё это действительно уютное, родное, словно бы пришедшее из глубин сокровенных его снов… Он хотел жить в этом месте. Летать так вот, вместе с Машей, не чувствуя тяжести своего тела… И снова увидел Степан овальную залу с хромированными стенами. Догадался, что никуда он из этого места и не исчезал, а все эти видения подстроил для него ЧИП. И Степан крикнул гневно: — Негодяй! — Почему же негодяй? — мягко спросил ЧИП, и в голосе его послышались Степану интонации его жены — Маши. — Что сделал я для тебя плохого? Будто поместил в ад, где терзали тебя жуткие призраки? Нет — я сделал для тебя приятное. Причём, заметь, это была лишь частичная иллюзия; ну а одежда твоя — она теперь новая, чистая; ты действительно вымыт. Об этом позаботились мои роботы… Перед Степаном появилось зеркало, и он увидел, что ЧИП не обманывает: действительно, на нём была та одежда, которую он, якобы одел в Московской квартире; также он был вымыт, выбрит, и причёска его была аккуратной, а не такой сбитой и растрепанной, как после полёта на шкутулочнике. Степан Вдовий проговорил: — Ладно. Положим, ты действительно не можешь мгновенно переместить меня в московскую квартиру. Ведь не можешь? — Ну, конечно же, не могу, — ответил ЧИП. — Но зачем тебе всё это?! Зачем шкатулочник нёс меня сюда?! — Чтобы изучать тебя, Степан. — Это я уже слышал. Ну а зачем тебе меня изучать? — Тебе ведь известно, что я долгое время пробыл в твоём мире, в городе Москве? — Да. — В чём-то москвичи похожи на обитателей Многомирья, но также между ними — большие отличия. Тебе известно, что жители Многомирья слишком аморфны, они не развиваются… — Я уже слышал это от шкатулочника. Но всё же, какого чёрта… — А ты разве не видишь, что мой царство — мой Ой-Чип-он, это скрещение механики и магии? Я сам — живой дух в механическом теле. Я могу создавать машины, но это скучно мне. Заполнить всё Многомирье бездушным, хоть и полностью подвластным мне железом — это не моя цель. Я хочу создать существ более совершённых. Они — живущие вечно, летающее быстрее драконов, не боящиеся ни жара, ни холода; они идеальное сочетание вечно ищущего, беспокойного духа землянина, механического создания и магии — вот моя цель. Я сам слишком долго прожил в теле землянина, но дух мой пребывал в дрёме, я не знал, кто я… И потом, вернувшись сюда, я не принёс столь необходимого мне духа человека. По счастливой случайности сюда всё же попал ты… — Я не желаю существовать в иллюзиях! Просто верни меня домой… — Какой же ты зануда… Неужели не понимаешь, что эти иллюзии — ни чем не хуже и даже гораздо лучше реальности? Я показал, что есть места, гораздо более приятные, чем твоя московская квартирка. Ты будешь служить мне, и в награду получишь эти прелестные образы. — Иди ты к дьяволу! — Твоё пожелание невыполнимо, так как обитатели Многомирья и так считают меня дьяволом. Ну а идти к самому себе мне теперь не нужно: я не так давно вернулся… — Я не буду тебе служить… — Тебя никто и не спрашивает, Степан. Твоя судьба предрешена, и ты не сердись понапрасну. Это ведь прекрасная судьба. Ты будешь первым, и через тебя я постараюсь понять, как исправить столь неприятное отличие между жителями Многомирья и жителями Земли… Ну а если не получится… Что ж: придётся вновь открыть проход и завлечь сюда землян… Их души понадобятся мне, очень понадобятся… А сейчас спи, Степан; спи — приятных тебе сновидений… И вновь Степан видел свою жену Машу. Хотел закричать, чтобы катилась она к дьяволу, потому что она — не настоящая, а только видение, сотворённое ЧИПОМ для своих целей. Но видение оказалось таким желанным… Это было точно как в день, когда они объяснились друг другу в любви. А объяснение их было окрашено романтикой. В яркий солнечный день, окружённые русской природой, в отдалении от дачных домиков, шли они. Ярко светило солнце, пели птицы, в траве переговаривались кузнечики, а ветерок шумел в кроне одинокой берёзы. Густая тень от этого высокого, старого дерева сулила прохладу. Туда, к берёзе, бросилась со смехом Маша. Степан некоторое время постоял, а потом подумал, что ведь всё равно некуда ему в этом мире идти. Всё равно — всё кругом иллюзия. Так зачем же отказываться от лучшей части этой иллюзии, от Маши? И побрёл следом за ней. Хотел настроить себя на мрачный, воинственный лад. Кричать обвинения ЧИПУ, требовать, чтобы выпустил из этого морока, но не было сил. Густой, ароматный июльский воздух, насыщенный свет: синева и золото неба, смешанный с цветочным орнаментом малахит листвы — всё это торжество очнувшейся от зимней спячки жизни вопило ему: окружающее — реальность, и Маша реальна, и ждёт, наконец, объяснения в любви… Господи, какой же это был прекрасный день! Пожалуй — самый лучший во всей жизни Степана… Степан подошёл к Маше, хотел сказать что-то, но она сама промолвила: — Не надо ничего говорить. Я знаю… Просто дай мне свои руки… И Степан послушно протянул руки вперёд, она подхватила их за запястья, приподняла… Лицо Маши вдруг стало сиять, подобно солнцу, и Степан уже не видел ничего, кроме этого света, и рук своих он больше не чувствовал… …Да и не было больше у Степана его прежних, довольно сильных для человека, но слишком слабых для слуги ЧИПА рук. А были у него новые, сделанные из того же хромированного металла, что и стены овальной залы руки. И он чувствовал эти руки, так же хорошо, будто родился с ними, он двигал ими, и изгибал их, любуясь этой совершенной механической мощью, забыв о своих проклятиях ЧИПУ. А ЧИП говорил чуть насмешливо: — Вот уже и прошла твоя спесь. Этим рукам не страшен ни жар, ни холод. Мечи, ударяя по ним, будут гнуться и ломаться, но это правило всё же не относится к магическому оружию. Я, пока что не могу обеспечить тебе полной неуязвимости… — Ты заменишь всё мое тело? — Ну не совсем так просто, — ответил ЧИП. — Во-первых, останется мозг. А во-вторых, в каждой миллиметре этой стали заключены твои нервы, и твоя плоть… Ты не станешь роботом, Степан, ты станешь усовершенствованным, вечным человеком, и ты будешь славить меня…. Славить не по принуждению, а по своей воле, потому что я дам тебе счастье…Радуйся же!.. — Какое следующее видение? — спросил Степан. — Дай мне поскорее что-нибудь приятное, или я сойду с ума… Или, быть может, я уже сошёл… Через несколько часов в длинный, широкий туннель, по стенам которого двигались многочисленные слуги ЧИПА, вылетел преображённый, новый Степан. Подлетев к гладкой поверхности он завис в воздухе, разглядывая себя в ней, словно в зеркале. Всё его тело представляло изящный, способный к самым плавным движениям слиток блестящего железа. Это было тело атлета, прикрытое тоже металлической, и тоже изгибистой одеждой ещё более светлых оттенков. Два глаза сияли яркой лазурью, и способны были выражать самые разные, самые сильные чувства. Степан приоткрыл рот, и увидел кобальтовый и берилловый неб; ровные ряды алебастровых зубов, огнистый язык, и дальше, в глубине: прикрытые защитным полем — сложные механизмы, которые обеспечивали и его подвижность и его силу… Хотел Степан испытывать протест, но испытывал, прежде всего, невиданную прежде силу. В его новом теле ничего не болело, и не было намёка на какую либо слабость или старение. Не из чувства мести, а чтобы проверить, насколько он теперь силен, подлетел Степан к одному суетливому, похожему на сороконожку роботу, и в несколько ударов разнёс его железное тело, без труда погнул беспомощно дёргающиеся лапы, раскидал их в стороны. К нему приблизился похожий на самолёт шкатулочник и проговорил: — Вижу, владыка одарил тебя новым телом? — А, это ты, старый знакомый! Степан несколько раз облетел вокруг шкатулочника, после чего спросил: — А ты — завидуешь мне? — Я не способен на чувство зависти, я не способен любить или ненавидеть. Я могу только выполнять заложенные в меня программы. Чувства же — это твоя прерогатива… И, надеюсь, ты не разнесёшь меня на кусочки также, как и моего сороканогого собрата? Степан усмехнулся и крикнул: — Что же ты: чувств лишён, а за свою жизнь боишься?! — Сохранять своё тело — это часть моей программы. Конечно, всё в разумных пределах. И прежде всего — служение ЧИПУ. А сейчас ЧИП приказывает: не сопротивляться тебе. — Так, стало быть, я могу крушить здесь, что угодно? — Ну, это не рекомендуется. Если ты начнёшь слишком буянить — ЧИП просто отключит тебя на время. Помни всё же, что ты не всемогущее божество, а слуга… Степан ещё несколько раз стремительно облетел вокруг шкатулочника и произнёс: — А ты ещё разросся со времени последней встречи. — Да. Я использую подходящие материалы для того, чтобы наращивать размер своего тела. Но всё же я — гораздо более устаревшая модель, нежели ты… В это время по туннелям покатился тяжёлый, тревожный звук, освещение стало сменяться на алое. Степан хотел поинтересоваться, в чём дело, но тут в его голове прозвучал голос ЧИПА: — Скорее! Опасность! Враг приближается к моим владениям! Это опасный противник!.. Что-то изменилось в сознании Степана с тех пор, как он получил новое тело. Новые чувства — яркие, пламенные, и, как ему верилось — очень искренние, охватывали его. Теперь цели ЧИПА вовсе не казались ему абсурдными и чуждыми. Никогда прежде не был он таким сильным, да и та прежняя жизнь — в некоей квартирке, казалась блеклой. Там он был обычным, весьма слабым, подверженным болезням человечком, а тут разом превратился в эдакого супермена, но, кажется, не лишился Степан человеческих свойств — а также, и даже ещё сильнее, чем прежде, способен он был любить. И Степан ответил: — Да! Я буду сражаться за тебя, ЧИП, если… — Если я не разлучу тебя с родными? — Да: я говорю о жене и о детях… — Конечно, ты будешь встречаться с ними. И встречи эти будут гораздо более яркими, чем в прошлой твоей жизни… Не бойся выполнять для меня работу. Ведь и в прежней жизни ты работал, и только недолгое время встречался с теми, кто дорог тебе. Но теперь у тебя будет больше времени на подобные встречи… — Отлично! Да! Так! Я чувствую себя молодым!! А что может быть лучше юности?! Так кричал Степан, выделывая стремительные виражи между стенами туннеля, едва не задевая всяческие выступы, а также роботов, но всегда с точностью до миллиметра выверяя расстояние. Его человеческий мозг был соединён с механикой и это казалось совершенством. И нужное направление тоже чувствовал Степан. Быстрее ветра, быстрее орла, быстрее самого стремительного дракона мчался он вперёд, навстречу своей судьбе… |
|
|