"Там, где восток" - читать интересную книгу автора (Охлобыстин Иван Иванович)— Быстрее, быстрее! — услышал он голос отца. Алексей заглушил машину и шагнул к отцу. Стоящий рядом Петька протянул ему книгу. — Накатался?! — спросил отец Михаил и взял Алексея за руку. — Пошли, нам срочно нужно домой. Скоро приедут. — Пошли, — виновато согласился мальчик и попрощался с Петькой коротким взмахом руки. — Теперь старайся тихо, — приказал отец и еще крепче сжал ладонь сына. — Вчера забрали старосту. — Сегодня придут за нами? — опасливо поинтересовался Алексей. — Могут, — кивнул отец Михаил, улыбнулся и добавил: — Но ты же понимаешь, что это просто испытание? — Понимаю, — так же кивнул мальчик, хотя, признаться, он не очень понял, что именно имел в виду отец. — Если все пройдет хорошо, то завтра дядя Саша отвезет нас к парому, — сказал отец Михаил, помогая ребенку перелезть через невысокую изгородь, окружающую сад их дома. — Что там, тетя Люба? — спросил отец, узнав в фигуре родственницу. — Все вещи перенесли в сарай, — ответила она. — Только не знаем, что с собаками делать. Брехать будут. Выдадут. — Будем молиться, чтобы не выдали, — отмахнулся отец и по еле заметной в темноте тропинке направился к дому. — В доме никого, кроме этой ведьмы и старика, — крикнул неизвестный голос. — Сержант, обыщи сад. — Тихо, — шепотом приказал отец Михаил, и все сидящие в сарае постарались задержать дыхание. Алексею показалось, что даже собаки на время перестали дышать. — Здесь черт ногу сломит, какие-то кресты, плиты. Короче, сбегли попы, видно, кто-то предупредил. — Стрельни, может, вылезут, — посоветовал кто-то ему с крыльца дома. — Охота была пулю тратить, еще пригодится, — ответил тот, и шаги начали удаляться. — Спасибо, Господи! — вздохнула мать. — Пора собираться, через час приедет дядя Саша, — сказал отец. — А если бы они нас нашли? — поинтересовался Алексей. — Мы бы сражались? — Нет, — устало улыбнулся отец, зажигая керосинку. — Священники не имеют право на кровопролитие. Ты же сам знаешь. Священники должны молиться. — Это несправедливо, они хотели нас убить, а мы просто прятались, — возразил мальчик. — Да, просто прятались, — грустно согласился отец, взял ребенка за руку и повел через сад к дому. — Я не понимаю, что происходит, — говорила мать. — Почему именно сейчас все эти аресты? — Скоро война, — отвечал отец. — Большевики боятся, что духовенство в случае оккупации перейдет на сторону фашистов. — Это чушь какая-то, — разводила руками мать. — Духовенство не может занимать чью-либо сторону. — Ну, тем не менее, разве им объяснишь, — вздыхал отец Михаил. — Для них главное совсем другое. -Что? — К сожалению, они сами не знают, но, судя по информационным сводкам, войны не предполагается, а судя по арестам духовенства, она уже на пороге. — Скажи мне, — неожиданно поинтересовалась мать, крепко сжав руку мужа. — Ты не раскаиваешься, что стал священником? Мы же для всех враги. — Признаться, счастлив, — серьезно ответил отец. — Тогда я тоже счастлива, — улыбнулась женщина. — Вещи придется оставить. Паром задержали на той стороне. Уже четвертый день. Я вас лодкой повезу. — Но там же детские вещи! — воскликнула мать. — Ничего не знаю, — развел руками лодочник, — но через час сюда придет колонна машин с пограничниками, так что решайтесь. — Мы все уже решили, — строго сказал отец, откинул в сторону узел с вещами, взял за руки детей и повел к лодке, привязанной к причалу. — Бывайте, помолитесь там за меня! — крикнул им вслед дядя Саша и пошел к грузовику. — И ангелы нам в помощь, — тихо повторял слова именитого предка Алексей, попутно вглядываясь в темнеющую на горизонте кромку Валаамского берега. — Ждали, ждали, — распахнул он объятия отцу Михаилу. — Думали, к обеду только будете. — Откуда же знали? — обнимая старика, спросил тот. — Мы ждем любого, такой закон у нас, христиан, хоть и грешных, — засмеялся архимандрит. — Тогда почему к обеду? — продолжил расспросы отец. — Обед — дело приятное, хочется ведь гостей чем-нибудь побаловать, — еще шире улыбнулся старик и повернулся к Алексею: — А ты, герой, вырос. Получил мою открытку к Рождеству? — Получил, — отчего-то засмущался мальчик. — Ну, пошли в трапезную, — пригласил гостей Аувиан и повел их тропой по склону наверх. — Чего паром-то держат? — на ходу полюбопытствовал лодочник. — А кого сей агрегат привезти нам сможет? — вопросом на вопрос ответил старик, не замедляя шага. — Это верно — одни беспокойства привезет, — кивнул лодочник. — Благословите, отцы! — поздоровался с ними отец Михаил. — Господь тебя благословит, — дружно ответили они. Самый младший из них помог семье рассесться за столом, — Что там творится? — Наших арестовывают, церкви жгут, в общем, к чему-то готовятся, — сказал отец и добавил: — То ли к светлому будущему, то ли к немцам. — Немцев не избежать, — прихлебывая из тарелки щи, заметил один высокий монах с иссиня-черной бородой. — Для эстонцев немцы и есть светлое будущее. Думают, немцы им шоколаду и пудры навезут. — Не болтай, Дионисий, — осек его архимандрит. — Эстонцы и православные есть. — Так их-то, я слышал, в первую очередь коммунисты и забирают, — буркнул тот. — Глядишь, к немцам ни одного не останется. — Он прав, — встрял в разговор отец Михаил. — Верующих все меньше и меньше, складывается ощущение, что еще годик, и не будет ни одного. — А как же ты, брат мой возлюбленный? — хитро поинтересовался Аувиан. — Что я?! — пожал плечами отец. — Я готов. Жалко прошлого. — Надо бороться! — неожиданно вступил в беседу Алексей. — Мы купим на рынке автоматы с бомбами и уйдем в леса. Там они нас не достанут. — Господи! — взмахнул руками архимандрит. — И этот мальчик перешивал одежду сестры под облачение священника! Кто тебе эти глупости в голову-то вбил? — Дружки его небось, мотоциклисты, — буркнул смущенный выходкой сына отец. — Не осуждай чадо, технический прогресс, без него мы бы до сих пор по деревьям скакали. Давай лучше о судьбе твоей покалякаем, — вразумил его Аувиан и попросил Алексея: — Иди погуляй пока по острову. Грибы погляди, ты же, помню, у нас грибник медальный. А мы, братия, помолимся перед трапезой, — повернулся к монахам архимандрит. — Так уже, — возразил один из сидящих. — Много не мало, — осек его Аувиан. — А ты, раз такой подвижник, иди-ка нам псалтырь почитай, для доброго сочетания духовного и плотского. — Ну, здравствуй, юный собиратель! — поздоровался с Алексеем хозяин скита. — Я ничего не собираю, даже марки не собираю, — честно признался мальчик. — Придется, мой любознательный друг, придется, — улыбнулся старик. — Вы Бог?! — пораженный внезапной догадкой, с замиранием сердца по-детски прямо спросил Алексей. — Ты говоришь. Интересно, а кем ты хочешь стать? — Либо как папа священником, либо мотоциклистом, — честно ответил ребенок. — Ну, мотоцикл так мотоцикл, — улыбнулся хозяин, жестом показал, что разговор окончен, и продолжил листать ветхую книгу, испещренную странными символами. — Где ты был? — встретил его вопросом младший инок у ворот. — Я был в скиту на болотах, — сказал Алексей. — На болотах нет скита, — пожал плечами инок и повел мальчика в покои, куда разместили их семью. — Ну, что? — бросилась к нему жена. — Нам нужно возвращаться, пока там есть верующие, кто-то должен служить литургию, — строго ответил отец и, не раздеваясь, лег на кровать. — Мы умрем?! — то ли спросила, то ли констатировала мать. — Да, — просто ответил отец, закрыл глаза и добавил: — Когда-нибудь. — Не знаю, о чем там в центре думают, но по мне, так я бы давно здесь дом культуры сделал, крышу обрезал бы и телескоп поставил, чтобы простые трудящиеся смогли наблюдать за жизнью на других мирах. Но раз такое указание, творите ваши мракобесия. Думаю, что через месяц-другой мы эту лавочку все равно прикроем. — Спецуполномоченный зло плюнул на порог храма и застучал подковами на сапогах в сторону рынка. — Мне нравится здесь, — сказал он отцу. — Мне тоже, — приобнял его рукой за плечо тот. — Через четыре года вероломное нападение фашистской Германии на мирную Эстонию в одночасье разрушило экономику республики и привело эстонский народ в состояние рабского услужения немецкому господину, — продолжала говорить экскурсовод. — Партизанское сопротивление насчитывало несколько тысяч человек. Большинство из них происходило из семей эстонской бедноты и советских солдат, попавших в окружение. — «Хотя ясти, человече, Тело Владычне, страхом приступи, да не опалишися: огнь бо есть…» — изо всех сил старался ребенок. Его звонкий голос летел к самим сводам храма и растворялся там, среди купольных мозаик. — Пошли в гараж, разговор есть. — Пошли, — согласился тот, и друзья зашагали в глубь дворов. — Ну, как дела-то?! — усаживаясь на полуразваленном верстаке, деловито поинтересовался Петька. — Много чего было, — ответил Алексей. — Мы на Валаам ездили, я там Бога видел. — Здорово, если не врешь! — восхитился его друг и тут же тоже похвалился: — А мне отец компас подарил. — И он достал из кармана компас. — Если ты, предположим, в поле, то по нему можно определить, где восток, и туда молиться, только надо по стеклу постучать, у него стрелка западает. Это когда мы в Тарту к тетке ездили, отец у нее в комоде нашел. Наверно, от ее мужа остался, тот с русско-японской привез. Видел, чего в городе-то творится. Немцы везде. Вчера к нам приходил один такой, в штатском, с отцом говорил. Потом они чего-то даже поругались. А чего, я не знаю, я с матерью поздно с рынка пришел. Сапоги искали. — Чего немец-то хотел? — спросил Алексей. — Да непонятно, — пожал плечами приятель. — Отец говорит, что нас могут попросить куда-нибудь переехать. — Когда? — Со дня на день, — сказал Петька и добавил: — Я чего тебя искал-то. Помнишь тайник? — Ну! — кивнул Алексей. — Я все оттуда забрал, надо поделить, а то мы переедем и когда еще увидимся, — объяснил другу мальчишка и достал из-под верстака сверток. — Ух ты! — восхищенно вздохнул тот, разворачивая кусок серого брезента, в котором обнаружились дюжина стеклянных шариков, медная пряжка с тесненным двуглавым орлом от офицерского ремня, перочинный ножик, увеличительное стекло и обрывок какой-то карты. — Во! — вспомнил Алексей, разглаживая на коленке карту. — Сокровища Наполеона. Осталось только выяснить последние три знака. Они могут быть где-нибудь на городской ратуше. — Нас туда не пустят, — вздохнул его друг. — Немцы туда пулемет с часовым поставили. Хотя я тоже думаю, что знаки где-то там. Ну, чего говорить! Давай лучше решим — чего кому?! — А я предлагаю все опять спрятать и подождать, — предложил Алексей. — Немцы должны скоро уйти, один наш — Не знаю, даже не верится, — засомневался Петька. — Точно, точно, — уверил его друг. — Наши их танками погнали. Такой танк изобрели, генерал Жуков изобрел, что танк может просто любой немецкий гусеницами раздавить, а самому ни царапины. — Да, наши могут такое придумать! — задумался тот и поддержал идею: — Тогда будем ждать. — Будем ждать, — серьезно сказал Алексей и спросил, кивая на стоящий посреди гаража мотоцикл: — Может, катаемся разок?! — Стрельнуть могут, — отрицательно покачал головой Петька. — Жалко. Ты лучше про Бога расскажи. — Он добрый и такой очень спокойный, — сказал Алексей. — Все знает, но пока не говорит, чтобы интересно жить было. — А на кого похож? — уточнил его друг. — Помнишь дедушку Насти из третьего дома? — напомнил тот. — Так он же нам карту-то и дал, где сокровища Наполеона лежат! — воскликнул Петька. — Во-во! — согласился Алексей. — Только тот еще старее и добрее. И у него синие такие глаза, прямо совсем синие. — Немцы за городом заняли один из наших монастырей под лагерь для переселенцев, наш архиепископ предлагает организовать благотворительные поездки духовенства в эти лагеря для моральной поддержки насельников лагерей. Поскольку немцы пока не препятствуют православному богослужению, имеет смысл приложить все усилия для поддержания добрых отношений с ними. А там, глядишь, и до Автокефальной свободной церкви Эстонии недалеко. — Автокефалия в данной ситуации — бред, Церковь должна быть едина, — неожиданно резко высказался отец Алексея, но дабы смягчить напряжение, порожденное его высказыванием, отставил чашку с чаем в сторону и добавил: — Что же касается поездок в лагеря — лично я согласен. Людям необходима сила Христова слова. Кстати, зачем нужны эти лагеря? — Из них часть людей будут высылать на принудительные работы в Германию, а часть в концлагеря, и большей частью это русские люди, — ответил отец Виталий. — Надо ехать, — сказал отец. — Где мотоцикл? — тут же спросил у друга Алексей. — Э! Какой мотоцикл! — загрустил на глазах Петька. — Отобрали мотоцикл. А нас скоро пошлют куда-то в Польшу. Покатаемся. — Как вы тут? — поинтересовался Алексей. — Неважно, — честно ответил мальчишка. — На прошлой неделе кто-то поджег склад — двоих выбрали из четвертой палатки и за оврагом расстреляли для порядку. — Честно? — не поверил Алексей. — Честно, — подтвердил Петька. — Так что здесь не побалуешь. Немецкий порядок. — Плохо это все, — констатировал Алексей и предложил: — Может, сбежим? — Не могу — отец заболел. Из него беглец неважный, — вздохнул Петька и сообщил: — Мне надо сейчас на перекличку бежать. Ты пока походи здесь, осмотрись. Только за проволоку не лезь, иначе охрана стрелять будет. — Ладно, — пообещал мальчик и побрел мимо палаток по лагерю. — Переставьте ферзя, иначе будет шах, — приглядевшись к расстановке фигур на доске, подсказал мужчине Алексей. — Ты что, шахматист? — уточнил мужчина. — Я сын священника, меня зовут Алексей, — гордо ответил Алексей и скромнее добавил: — Но вообще-то у меня разряд по шахматам и по гребле. — Отто Розенталь — комендант этого лагеря, — так же представился мужчина. — В прошлом боевой офицер, ныне административный чин и шахматист-любитель. Может, сыграем? — Не знаю, — засомневался мальчик и осторожно спросил: — Это вы расстреляли людей? — Нет, — признался комендант. — Это начальник охраны. Он очень строгий человек. Я его сам боюсь. — Ладно, сыграем, все равно мне отца еще час ждать, — согласился Алексей. — В левой, — загадал мальчик и ему выпало играть белыми. — Тебе везет, сын священника по имени Алексей. Начнем. — И офицер начал расставлять фигуры. — Он умирает, — вышла из-за занавешенной половины палатки девушка. — Что можно сделать? — Как вас зовут? — спросил он его. — Владимир, — тихо ответил тот и сам спросил: — Ты священник? — Да, — сказал отец. — У нас в детстве в Тарту был сосед священник. — Вы верите в Бога? — Сложный вопрос. Когда-то верил и не нашел пользы в Нем. — Он все нам дал, — привел свой аргумент отец. — Зачем? — возразил старик. — Если все равно Он все забирает обратно. — До времени, — предпринял попытку объяснить священник. — За порогом жизни. — Значит, скоро само собой все решится, — улыбнулся умирающий и спросил: — Говорите прямо — вы хотите меня причастить перед смертью? — Это очень поможет вам. — За порогом… — уточнил больной и, не дав возможности отцу возразить, сказал: — Тогда давайте, только ради вас. Хорошо, что еще остались люди с чувством долга. Другое дело, простит ли вам это ваш ревнивый Бог? — Не уверен, но готов рискнуть, — скрепя сердце, ответил отец. — Тогда начинайте. — Что-то случилось, папа? — спросил он, видя состояние своего отца. — Ничего, просто, наверное, я плохой священник, — грустно ответил тот и поднялся на ноги: — Поехали. — Вы слышали? — бросился он навстречу. — Кто-то подложил в машину архиепископа бомбу. Чудом все остались живы. — Немцы? — на ходу скидывая плащ, уточнил отец. — Немцы утверждают, что это партизаны, — ответил отец Виталий. — Они считают, что духовенство сотрудничает с гестапо. — Господи! Какой только бред не услышишь! — огорченно крякнул отец, садясь за стол. Жена выставила перед ним и Алексеем тарелки с едой. — Кстати, все не так просто, — продолжил отец Виталий. — Сразу после взрыва в гестапо вызвали несколько священников и действительно предложили сотрудничество. Для их же безопасности. — И они… — посмотрел на него отец. — Двоих отпустили, а восемь человек арестовали за сотрудничество с партизанами. — Отец Виталий пересек комнату и сел под торшер на диван. — Мир рушится, — констатировал отец. — Мир только рождается, — возразил с дивана отец Виталий и посмотрел на Алексея. — Друг мой, ты можешь позволить поговорить с твоим отцом наедине? — Что перевезти? — сухо спросил отец Михаил. — Оружие, — столь же сухо ответил отец Виталий. — Это единственный способ спасти хотя бы часть людей. Они воспользуются оружием и попробуют добраться до леса. — Безумие, — покачал головой отец. — В полукилометре от лагеря стоит немецкая стрелковая часть. Вы пошлете людей на смерть. — Не забывай, что в лесу отряд сопротивления, — перебил его отец Виталий. — Я все понимаю, я сам священник, но даже ценой спасения собственной души я хочу сохранить жизнь хотя бы нескольким русским людям. — Я пытался уже спасти одного из них тем же способом, но Господь уберег меня, — вздохнул отец. — Дай мне подумать до утра. — Думай, но не забывай, что немцы и тебя не пожалеют, и твою семью. — Что ты хочешь этим сказать?! — угрожающе поднялся навстречу гостю отец Михаил. — Только то, что вчера я похоронил жену. Проезжающий мимо немецкий патруль выстрелил по окнам моего дома, когда я был на службе, пуля ей попала в легкие, она жила еще час, успела даже написать исповедь, всего несколько строк, — печально ответил отец Виталий, встал с дивана, накинул пальто и вышел из дома. — Оставайся дома, — приказал ребенку отец, выходя во двор с большой сумкой в руках. — Ладно, поехали, тебя зачем-то ждет комендант лагеря. Это плохие новости. — Пойдемте, мой юный друг, я провел полночи, обдумывая ваш предыдущий ход, и нашел достойный выход из этой противоречивой ситуации. — Господин комендант! — неожиданно обратился к офицеру отец. — Разрешите воспользоваться на несколько минут радиотранслятором лагерной комендатуры, завтра великий праздник, и я хочу предложить людям, тем, конечно, кто захочет, собраться у колодца и принять Святое крещение накануне праздника «Обретение главы Иоанна Предтечи». Я привез с собой все необходимое. — Что ж, пожалуй, это будет оригинально. Приду сам сфотографировать ваше священнодействие. Это нонсенс — массовое крещение перемещенных лиц. — Любимые русские братья! К вам обращается священник. Завтра Русская Православная Церковь отмечает великий праздник, все, кто желает принять Святое крещение, по приказу коменданта, освобождаются от работ и могут собраться у лагерного колодца. — Твой отец хороший священник, — заявил комендант, делая очередной ход конем и попутно слушая звучащий над лагерем голос отца Михаила. — Жалко, что мне в детстве не встретился хороший пастырь, может быть, я тоже поверил бы в Бога. А ты, мой разумный друг, тоже веришь в Бога? — Кажется, я его даже видел, — стеснительно признался Алексей, не преминув при этом «съесть» коня коменданта. — Что же он делал? — живо заинтересовался офицер. — Пил чай и читал книгу, — смущенно ответил мальчик. — Забавно, — хихикнул комендант. — А я видел самого фюрера. Он кормил уток. — Откуда вы так хорошо знаете русский язык? — Я в прошлом был инженер-строитель и четыре года работал в России на одном металлургическом предприятии. Там у меня родилось двое детей, а последний родился уже в Австрии. Сейчас мои дети живут с мамой там же. К слову, мама их каждое воскресение водит в кирку молиться за неразумного отца. Тебе шах, мой счастливый друг. — Почему — счастливый? — уточнил Алексей, размышляя над очередным ходом. — Потому что ты веришь в Бога, а я только в фюрера, да и то так… в силу присяги, — сказал офицер и засмеялся. — Думай не думай, но тебе через два хода мат. Ну ничего, до завтра отыграешься. — Мне же домой надо, — не понял мальчик. — Увы, пропускной пункт закрыт до завтрашнего обеда—к нам с проверкой едет генерал, — развел руками От-то. — Так что наиграемся досыта. — Братья! — обратился к ним отец. — Я понимаю, что некоторые из вас пришли сюда не из-за религиозных побуждений, вы можете просто стоять и смотреть. Все равно немцы ничего в этом не понимают и не будут ничего иметь против. Кто же действительно хочет принять крещение, выйдите вперед, снимите куртки и обувь. — Что это? — непонимающе пробормотал он и извлек на свет динамитную шашку с фитилем. — Спрячь обратно, — кто-то угрожающе прошипел у него над ухом. Отец обернулся и увидел невысокого крепкого мужчину в лагерной куртке. — Вы с ума сошли! Я священник, эти люди пришли креститься, а не бомбы взрывать, — возмутился отец Михаил. — Побереги голос, если сына жалко, сынок-то твой с комендантом снюхался, — цинично предупредил мужчина и ловким движением приставил к животу отца нож. — Не дергайся, это мы потом заберем. Хотя зачем потом. — И он, когда охранник на вышке отвлекся, вытянул динамит из сумки и спрятал его себе за пазуху. — Так-то лучше. Иначе мало ли что. Знаю я вас, попов. Не ровен час в колодец нашу свободу киданешь. Молчи знай. — Сегодня для вас, любимые мои братья и сестры, откроются врата вечности. За спиной каждого из вас встанет ангел. — Какой красивый и благородный ритуал! — наблюдая за крещением со второго этажа административного здания, заметил комендант и, повернувшись к Алексею, добавил: — Может быть, он меня тоже покрестит? — Вас будут ругать, — сказал мальчик, не отрывая глаз от шахматной доски. — Будут, — согласился офицер. — Но мы сделаем это тайно, и если, конечно, ты выиграешь. — Тогда считайте себя христианином — вам мат, — заявил Алексей и показательно повалил короля черных. — По верованию христиан, с крещением снимаются все прошлые грехи человека крестившегося. Так? — Так, — кивнул Алексей. — Тогда… — Комендант подошел к телефону, набрал номер и что-то сказал оператору. Повесив трубку, он продолжил прохаживаться по кабинету и разглагольствовать: — Когда приедет генерал, я проведу его по лагерю, сдам оружие и скажу: «Герр генерал, я принял православие и теперь не имею права командовать своим подразделением. Как уже христианин, а не ариец я считаю, что мы ведем абсурдную войну, и готов принять любое наказание во славу Божью». Хорошо звучит? — Поскольку я имею все награды вермахта и лично фюрера, а также принадлежу к старинному рыцарскому роду, то меня не расстреляют на месте, а повезут в Берлин для рассмотрения моего дела верховным трибуналом. Там я снова декларирую свою веру, за что буду лишен всех наград, званий и тайно повешен во дворе берлинского гестапо под чужим именем. Через полгода моего исчезновения моя жена подкупит правительственных чиновников, узнает о печальной кончине своего супруга, в соответствии с традициями нашего рода похоронит мои останки в семейном склепе на острове и впишет мою историю в семейную книгу легенд. Пожалуй, по красоте легенды я обскачу даже своего предка, вызвавшего на дуэль Вильгельма Великого, правда им же и зарубленного. Мои потомки будут мной гордиться, а я буду блаженствовать в раю. Решено — я крещусь. — Но вы же не верите по-настоящему! — воскликнул Алексей, невольно убедившись в серьезности намерений офицера. — Я солдат и готов поверить в любую достойную идею, мало того — пожертвовать своей жизнью за нее. Разве этого недостаточно?! — гордо парировал комендант и немного печально добавил: — Эх, мой юный друг, ты даже представить не можешь, от какой великой иллюзии я сейчас отказался. — Он вытянул руку к окну и показал на горизонт. — Мои мечты в великую, избранную нацию, способную превратить мир в сказку, лишены будущего. И не только волевое решение стать христианином принудило меня думать так, скорее это следствие, а не причина. Все дело в обычном человеческом несовершенстве. Гнусные, противоестественные пороки, взвизги раненого шакала, а не стон умирающего льва. Нет — немцы совершенны, но только в пределах Германии. Такая же история со всеми остальными — французами, итальянцами, русскими и даже поляками. Народ будущего лишен нации, он враг нации. — Это христиане?! — то ли высказал предположение, то ли утвердил Алексей. — Ты гений, русский мальчик! — захохотал комендант, достал из серванта бутылку коньяка, налил себе полный стакан и залпом опустошил его. — За тотальную победу христианства. — Что это было? — спросил мальчик. — Я приказал немедленно расстрелять пять потенциальных бунтовщиков-коммунистов, — спокойно ответил офицер. — Долго не мог решиться, но узнал, что все грехи прощаются списком, и принял это неприятное решение. — Господи помилуй! — ужаснулся ребенок. — Вы же чудовище! — Совершенно верно, — согласился комендант и приказал: — Возвращайся к отцу и передай ему, что я его жду у себя ровно в полночь. Со всем необходимым оборудованием. — Надо немедленно отсюда уходить, — на ходу сказал отец. — Нас до завтра не выпустят, потому что комендант хочет, чтобы ты его крестил ночью, и он уже выбрал себе имя — Иоанн, он родился в день Иоанна Воина, — сообщил Алексей. — Откуда он все это знает? — изумился отец. — Я ему рассказал, — признался мальчик. — Помоги нам, Господи! — вздохнул отец и решил: — Ладно, пойдем хоть перекусим перед этим испытанием. — Может, останешься здесь? — с надеждой глядя на сына, спросил священник. — Это я придумал, — отказался мальчик и стал напяливать на ноги свои старенькие ботинки. — Их можете не бояться. Один из них сын моего садовника, а двух других я лично выкупил четыре года назад из камеры смертников. Они грабили поезд и случайно пристрелили стрелочника. По-русски никто не понимает, думают, что я хочу заняться местной магией и стать еще сильнее, в конце концов, они знают — как любой офицер «СС», я прошел оккультную инициацию. Больше им знать ничего не надо. Начинайте ритуал. — Сочетахся ли еси Христу? — строго вопрошал отец Михаил. — Сочетахся, — серьезно отвечал офицер. — И веруеши ли Ему? — продолжал священник. — Верую Ему, яко Царю и Богу, — продолжал комендант, иногда все-таки заглядывая в «требник» священнослужителя, чтобы не допустить какой неточности. — Это генерал, — спокойно объяснил комендант. — Он всегда любил неожиданности. Ну что ж, раб Божий Иоанн пойдет встретит бывшее начальство. Кстати… — И он, приблизившись вплотную к отцу Михаилу, спросил его на ухо шепотом: — Взрывчатку вы пронесли? — Я, — кивнул тот. — Ну что ж, по словам вашего сына, кстати, я уверен, что его ожидает блестящее будущее, одно из самых эффектных разрешений проблемы греха в христианстве — это мученичество, тогда — аллилуйя! — развел руками офицер и шагнул по лестнице вниз, оставив на бетоне мокрый след ноги. — Это просто невероятно! — вздохнул отец Михаил и подошел к сидящему Алексею. — Наверно, нас вместе с ним расстреляют, когда разберутся, — без всякого страха в голосе предположил Алексей. — Может быть всё, — согласился отец, погладив ребенка по голове. — Пошли, что ли, — помог подняться с холодного бетона ребенку отец. — Мне жалко Иоанна, — признался Алексей. — Он, наверняка, как благочестивый разбойник, уже в раю. — Это я пронес бомбы, — признался отец, — но я не знал. Кто-то мне их засунул в сумку. Боюсь признаться себе в этом, но я предполагаю — кто. — Жалко детей Иоанна, — повторил мальчик. — Они не скоро узнают о подвиге своего отца. — Пошли, — дернул его за рукав отец, и они спустились по лестнице на улицу. — Всем к колодцу, там наши! — сообщил он Алексею и побежал дальше. — Твой отец там? — крикнул ему вслед мальчик. — Умер папка, вышкой завалило, — донесся голос Петьки. — Фамилия! — встретил их вопросом бородатый мужик в телогрейке с автоматом за спиной, стоящий в свете прожектора с какими-то бумагами в руках. — Отец Михаил, — ответил отец. — Не немец? Чего-то рожа немецкая, — насторожился мужик. — Не немец, не немец, наш — швед, это он взрывчатку в лагерь пронес, — послышалось у него за спиной, и в свет вышел отец Виталий с револьвером в руках. — Значит, динамит подложил ты? — насупился отец. — Прости, боялся, откажешь, а тут люди, — ответил отец Виталий. — Тебя не проверяли. Да что вспоминать — теперь у нас в руках генерал. — Я думаю, что теперь на звуки взрыва сюда едут несколько танков и человек пятьдесят на них, — предсказал отец. — Не забывай — у нас генерал, — напомнил ему отец Виталий. — Не сунутся. Побоятся за жизнь командира. — Не бейте его — это только повар, — попросил отец. — Да зачем его бить, давайте посадим его в суповой бак и сварим! — захохотал мужик. — Точно, точно! — закричали другие партизаны. — Что же вы делаете, братья! — закричал отец. — Мы же не фашисты! — Он прав, — согласился с ним отец Виталий и выстрелил в голову повара из револьвера, отчего тот судорожно дернулся и затих. — Тебе же нельзя, ты священник! — ужаснулся отец. — Ты не сможешь больше служить. — Уже и так не смогу, да и негде, — горько усмехнулся отец Виталий и, обращаясь к партизанам, громко объявил: — Наступают сроки, о которых нас предупреждали святые пророки! Антихрист рядом, но мы костьми ляжем, но не дадим тьме окутать землю богосозданную! Аллилуйя! — Брось ты тут свою поповскую агитацию! — осек его один из партизан. — Там три танка и человек сорок автоматчиков. — Парламентер, видать, — шепнул один из партизан. — Будет за генерала просить. — Шиш им, а не генерала! — крикнул отец Виталий. — Перебьют нас всех здесь, — вздохнул бородатый мужик с автоматом. — А карты наступления никакой у него нет. Хоть ты и обещал. Даром поляжем. До леса не успеем добежать. Тут двадцать минут езды. — Поменяйтесь с ними, — посоветовал отец Михаил. — Вы им генерала, а они пусть к лесу пропустят. — Ночью идти нельзя, из-за кустов навалиться могут, «мама» не успеем сказать, — сказал мужик. — Надо дня ждать. — Партизаны, вы окружены, нам нужен человек для переговоров, — раздался высокий голос немецкого парламентера из-за изгороди. — Кто пойдет? — посмотрел на собравшихся мужик в телогрейке. — Где же командир — капитан Зимин? — осторожно поинтересовался Алексей. — Я капитан Зимин, — заявил мужик и почесал заросший черной щетиной подбородок. — Хорошо бы действительно потянуть время. — Хотите, я пойду, я немецкий знаю, чего-нибудь придумаю, — неожиданно предложил отец Михаил. — Отличная идея! — обрадовался коренастый партизан, ранее предлагавший сварить немецкого повара живьем. — Во-первых, попа не жалко, во-вторых, боец он никакой, раз стрелять не может. Не то что наш боевой друг Виталик. В-третьих, может, правда чего выведает. — И он пригрозил заскорузлым пальцем отцу. — Только смотри не показывай, что их говор знаешь. — Нет, — покачал головой Зимин. — Он чужой для нас человек. Придется все-таки Виталика. Он тоже по-немецки шпарит неплохо. Хоть и жалко. — Почему сразу жалко? Прорвемся! — попытался взбодрить партизан отец Виталий. — Куда там! — огорченно крякнул капитан. — Не отпустят они тебя, пока мы генерала не отпустим, а генерала мы не отпустим. Выходит — расстреляют тебя, брат. — Поверьте мне — это не самое страшное, — пожал плечами отец Виталий и спросил: — О чем именно вы хотели бы договориться с немцами? — Завтра, на рассвете, они отпустят всех людей из лагеря, и через час после этого нашему отряду с генералом нужно будет выйти из лагеря и добраться до оврагов, где церковь с этим гадом, оврагами мы мигом до леса доберемся, — сообщил Зимин. — Что за церковь и что за гад? — наивно заинтересовался отец Михаил. — Церковь обычная, с одним куполом, а гад — тамошний поп, — мрачно проинформировал командир. — Почему же — гад?! — не согласился с ним отец Виталий. — Я прекрасно знаю настоятеля, это отец Илия. Монах и подвижник. В конце концов, ему уже восемьдесят пять! — Не лезь ты в эту историю! — посоветовал коренастый партизан. — Ваш такой святой-пересвятой Илия в революцию у Колчака в полковниках ходил, а у товарища Зимина отца колчаковцы шашками порубали насмерть. Правда, в другом районе. — Все, Пашка! Заткнись! — оборвал его рассказ капитан. — Дело давнее, хотя потом разобраться стоит. — Он повернулся к отцу Виталию: — Иди и скажи, что мы к церкви утром пойдем, там их генерала и оставим. Всего нам нужно три часа. Понял? — Понял, — кивнул тот и переспросил: — Еще что-нибудь? — Куда больше, — отмахнулся Зимин и обнял его. Отец Виталий попрощался с каждым партизаном и подошел к отцу Михаилу. — Наверное, невесть что теперь про меня думаешь? — Ты смелый человек, — уклончиво сказал отец Михаил и пообещал: — Мы помянем тебя на «Рцем вси». Заздравно. — Спаси, Господи, — поблагодарил его отец Виталий, погладил стоящего рядом с отцом ребенка по затылку и зашагал к ожидавшему ответа немецкому парламентеру, напевая на ходу: — «Елицы во Христа крестестеся, во Христа облекостеся. Аллилуйя!» — В передвижной штаб повезли, — определил коренастый партизан. — Будем готовиться, — приказал капитан и позвал: — Гордийко, ко мне! — Ты, Олег Викторович, со склада все ленты с патронами забери, пригодятся. — Так уж забрал, — ответил тот. — На сколько выйдет? — поинтересовался Зимин. — Час простреляем, как с куста. Много нашел, три пота сошло, пока все вышки облазил, — похвалился Олег Викторович. — Молодцом, — плотнее закутался в телогрейку командир и посмотрел на Алексея: — Замерз, пацан? — Совсем нет, — захорохорился мальчик. — Тем не менее иди с отцом в здание, там теплее, — посоветовал Зимин. — Мы с вами, — отказался Алексей. — Боюсь, не по дороге нам, попович, — улыбнулся капитан и приказал отцу Михаилу: — Уводите ребенка. — Поспи, — сказал отец, доставая из внутреннего кармана пиджака служебник. — А ты? — спросил мальчик. — Я тоже, только светильничные вычитаю, служить завтра, — успокоил его священник. — Подъем! Скоро выходим, остальные уже час как ушли. — Немцы согласились? — поинтересовался отец, поднимаясь с дивана. — Да, — ответил Зимин и начал скручивать самокрутку. — Вы мне действительно так не доверяете? — осторожно уточнил священник. — Не знаю, но мне стало жалко ребенка, у меня таких трое дома, — сказал командир. — Где вы служили раньше? — попробовал его расспросить отец Михаил. — В штрафном батальоне, потом был в плену, потом с Олегом Викторовичем в фашистской разведшколе, потом нам удалось сбежать, — сообщил Зимин и хмуро добавил: — Мы очень, очень рассчитывали с Олегом Викторовичем на документы генерала с планом наступления, теперь все запуталось окончательно. — Он прикурил самокрутку и загромыхал сапогами по коридору прочь. — Велики дела Твои, Господи! — то ли поприветствовал, то ли оценил происходящее он. — Неужели дождался грешный чернец, что люди в храм вернулись?! — Беда пригнала, полковник, беда, — зло рявкнул на него капитан, спрыгивая с коляски и подзывая жестом к себе Пашку. — Расставь всех по точкам на расстоянии ста метров и стрелять по сигналу. — С праздником, отче святый! — сказал отец. — С праздником, чадо возлюбленное, — ответил тот. — Разрешите сослужить? — попросил отец Михаил. — Если прещений нет, тогда почему нет. Сослужи, — благословил старик и пошел в глубь храма. — Куда собрался? — Служить, — отдернул рукав отец. — Нет, — покрутил у него перед носом пистолетом командир. — Хватит культа. Теперь послужишь Родине. Иначе я прикажу храм закрыть. — Вот твоя служба. Будешь стеречь. Бери пистолет. — И он выложил на верстак пистолет. — Я не имею права брать оружие, — отказался отец. — От меня мало проку. — Ничего, будет случай, возьмешься, — огрызнулся капитан. — Виталий Семенович так долго не думал. — Вы так ничего и не поняли, — вздохнул отец Михаил. — Священник без литургии мертв. Поэтому отец Виталий так легко и пошел на это самоубийство. Он сам себя погубил раньше, когда за оружие взялся, а вы ему помогли. — Ну, не знаю, — смутился Зимин, но повторил: — Будешь сидеть и стеречь. Не спорь со мной. Сколько идет эта ваша служба? — Наверное, час, — внутренне смирившись с происходящим, ответил священник. — Надо уложиться в сорок минут, — приказал капитан. — Мы тут отойдем и пошумим немного, пока люди в лес уходят. Извиняйте. Господи, почему мы вообще все это затеяли?! Хотя пусть фашисты знают, что нам спешить со своей земли некуда. — Что делать? — испуганно спросил у отца неотступно следующий за ним Алексей. — Я бы на твоем месте пошел в храм и помог отцу Илии, ему будет тяжело, — посоветовал отец, присаживаясь на стоящий у стены стул. — Это лучше всего. Передай отцу Илии, чтобы помянул отца Виталия на «Рцем вси…». — Ладно, пойду, — согласился мальчик и направился в храм. — Ты кадило когда-нибудь разжигал? — поинтересовался у мальчика отец Илия. — Конечно, — покраснел тот. — Тогда действуй, — улыбнулся старик и провозгласил: — «Благословенно царство Отца и Сыны и Святаго Духа, всегда, ныне и присно и во веки веков!» — Благословен вход святых Твоих, всегда, ныне и присно и во веки веков! — провозгласил Илия, стоя перед распахнутыми царскими вратами. — Благодарю вас, — неожиданно на чистом русском языке сказал генерал. — От этой проклятой тряпки я едва не задохнулся. — Откуда вы так хорошо знаете русский? — невольно полюбопытствовал священник. — У меня в детстве была русская няня, эмигрантка из очень хорошей, дворянской семьи, — пояснил тот. — А потом в Берлине я много общался с русскими художниками. Даже был в Париже на концертах поэта Вертинского. — Самого Вертинского? — не поверил отец. — Да, и он немного поговорил со мной о жизни в своей гримерной, мы нашли много общих знакомых, — не без гордости сообщил пленник. — Иже херувимы тайно образующе, и животворящей Троице трисвятую песнь припевающе, всякое ныне житейское отложим попечение! — возгласил слова херувимской отец Илия, поднимая ладони к куполу храма. — Что там? — спросил отца Михаила генерал, подразумевая стрельбу и взрывы, доносящиеся с улицы. — Стреляют, — сказал священник, возвращаясь на свой стул. — Какая бессмыслица! — заерзал на табурете пленник. — Что вы имеете в виду? — не понял отец Михаил. — Я имею в виду, что скоро здесь будут немецкие солдаты и неизвестно, что с вами произойдет, — ответил генерал. — Зачем об этом думать, — пожал плечами отец Михаил. — Это вам незачем, вас мои солдаты не тронут, а меня ваши так называемые партизаны зверски убьют, — напомнил пленник. — Сами виноваты, — отрезал священник. — В чем?! — вскрикнул генерал. — Я санитарный врач, приехал с медицинской инспекцией в этот лагерь. У меня из военных принадлежностей только мундир. А все остальное, даже, простите, нижнее белье — светское. Я Генрих Ланц. У меня клиника под Гамбургом. Меня вся Европа знает как врача! — Господи, иже Пресвятаго Твоего Духа в третий час апостолом твоим ниспославый, того благий, не отыми от нас, но обнови нас, молящих ти ся! — священнодействовал над престолом отец Илия. — Вы же священник, а я, между прочим, тоже посещал кирху, — убеждал отца генерал. — Меня ждет семья, дети. В своей бессмысленной злобе ваши люди лишат меня жизни. А за что?! Я оружие в руки брал дважды в своей жизни! Помилосердствуйте! — Не знаю, не знаю, — схватился за голову отец Михаил. — Я ничего не могу сделать! — Вы можете невинному человеку спасти жизнь! — почти закричал пленник. — Я боюсь умирать! Мне страшно! — Ну-с, значит, вы служитель церкви? — заинтересованно разглядывал отца Виталия уже лысеющий офицер «СС». — Так точно, герр офицер, — кивнул тот, сидя перед немцем за столом. — Вот попробуйте, — налил в кружку перед отцом Виталием из бутылки офицер. — Между прочим, урожай тридцать седьмого года! — На запах интересно, — заметил священник, понюхав налитое, и отпил глоток. — Очень интересно. — Если вы святой отец, значит, вам нельзя брать в руки оружие? — продолжил расспросы эсэсовец. — Нельзя, — кивнул отец Виталий. — Но вы брали и убивали? — Убивал, но исключительно фашистов. — Что скажет на это ваше начальство? — Запретит мне служение. — Навсегда? — Может, и навсегда. — А может, и нет? — Может, и нет, но придется принять епитимию — наказание. — В чем же оно заключается? — Труд, молитва. — И все? — Наверное, все. — Нет, лучше вина я не пробовал за всю свою жизнь, — опорожнил свой стакан офицер. — Впрочем, один раз, в одной парижской забегаловке, я наткнулся на неплохое «бордо». А вообще-то, в каком случае священник не может служить? — Есть, — пожал плечами отец Виталий, — отлучение, членовредительство, если отнять руку, предположим. — Тогда?.. — Тогда я не смогу благословлять. — Это правая рука? — уточнил эсэсовец. — Как рисуют на ваших иконах? — Правая, — согласился священник. — Интересно, — поцокал языком офицер и попросил: — Дайте мне посмотреть вашу правую руку, я вам скажу, что вам еще придется пережить в будущем. Меня научила одна цыганка в Румынии. — Православные не верят в гадание, — сказал священник. — А напрасно, вот я, например, могу с уверенностью сказать вам, что благословлять вам больше не придется. — После этих слов он схватил со стола армейский тесак и отрубил священнику правую кисть. — Поверьте, я только освобождаю вас от ненужных духовных переживаний, — не обращая внимания на глухой стон священника и потоки крови, залившие стол, продолжил свои разглагольствования офицер. — Священник не может быть убийцей, а все ваши наказания — сплошной формализм, и вы это знаете. Теперь вы свободный человек, внутренне свободный, разумеется. — Он повернулся в сторону входа в палатку и крикнул: — Франц, принеси спирт и веревку. — Исключительно признателен за подобную заботу, хотя вы уже и так много сделали для меня, — нашел в себе силы ответить священник. — А вы знаете, теперь я верю, что Отто принял вашу веру, что-то в ней все-таки есть, — задумчиво заявил офицер. — Обещайте мне никогда больше не брать в руки оружие, — требовал отец Михаил, освобождая от пут генерала. — Клянусь вам, клянусь! — пылко подтверждал тот. Когда же последняя веревка спала с рук пленника, священник показал на боковую дверь в мастерской: — Бегите туда. Спрячетесь в орешнике, а ночью пойдете к своим. — Именно так я и собираюсь поступить, — вкрадчиво заявил генерал, подбирая с верстака оставленный Зиминым пистолет. — Но сначала, для полного порядка… — И он направил оружие на отца Михаила. — У меня же тоже дети! — устало напомнил ему тот, явно не рассчитывая на милость. — Да, но у вас русские дети, — хмыкнул генерал. — Можно было предположить, — опустил голову священник, потом все-таки поднял глаза на бывшего пленника. — Но как православный священник я обязан простить вам свою смерть и благословить. — Не стоило так себя утруждать, — неискренне посетовал генерал, снял пистолет с предохранителя, но выстрелить не успел, потому что раньше прогремевшая автоматная очередь отбросила его к стене, где он и затих навсегда. — Вы в курсе, что ваши христианские принципы наша контрразведка не одобрит? — спросил он и добавил: — С вашей стороны это была прямая измена Родине. — Мне все-таки пришлось выбрать, — вздохнул отец. — Генрих убедил меня, будто он только санитарный врач. — Это правда, — сплюнул кровью капитан. — Только он забыл напомнить, а вы не подумали, что он нацистский санитарный врач. Дело санитарных врачей Германии отправить в топку как можно больше людей. Хотя нет — этот отправлял людей сотнями в газовую камеру. — Первый раз я жалею, что не стал солдатом, — признался рассерженный отец. — Ладно, сейчас нет времени на такие большие мысли, — сказал Зимин. — Бегите в церковь и уводите все живое в лес. Минут через десять здесь будут немцы. Быстро. — А вы? — спросил священник. — Скорее, скорее! — торопил последнего прихожанина отец Михаил, подталкивая его к лесу. — Папа! Отец Илия не идет, — крикнул ему из глубины храма Алексей. — Отче! Надо идти! — обратился к старику отец. — Я не вычитал еще благодарственные молитвы, и потом у меня еще исповедник, — ответил тот. — Какой исповедник?! — изумился отец. — Иди, чадо мое, домой. А я монах, мне повсюду дом. — Смотрите — мотоцикл! — ткнул пальцем в сторону мастерской подбежавший из леса Петька. Не раздумывая, отец Михаил бросился туда. Сел за руль и попробовал завести мотор. — Давай лучше я, — предложил Алексей. Отец внимательно взглянул на сына и уступил место за рулем, а сам, предварительно устроив Петьку в коляске, сел сзади. — С праздником! — поприветствовал присутствующих отец Виталий, когда за ним захлопнулись двери. — Тише, чадо, мне сложно его исповедовать, — попросил старик и показал на лежащего Зимина. — Лучше почитай благодарственные молитвы. — Неужели исповедуешь меня, полковник? — прохрипел Зимин, когда Илия опять склонился над ним. — Исповедую, капитан, мы же русские люди, какие у тебя могут быть секреты, — улыбнулся священник. — Да, секретов нет, — вздохнул партизан. — Я решил, кем я стану, — ни с того ни с сего сказал мальчик отцу и, не дожидаясь вопроса, добавил: — Тоже хочу, чтобы весь мир как дом. — Ты так и думаешь, что разговаривал с Богом? — после недолгого оценивающего молчания поинтересовался из коляски Петька. — Конечно, ведь он все знал про мотоцикл! — кивнул Алексей и вывернул ручку газа до предела. — Здорово! — крикнул Петька. — Я тоже с тобой, раз ты Бога видел! Если нормально доберемся, я тебе подарю свой компас, и ты всегда будешь знать, где восток. |
|
|