"Дама с простудой в сердце" - читать интересную книгу автора (Март Михаил)

6 сентября 1998 года

К шести часам вечера Добронравов приехал в ресторан «Якорь», где, попивая «Хванчкару», его поджидал Саул Яковлевич Шестопал. Человек пять из личной охраны банкира, рассредоточившись в зале, наблюдали за обстановкой.

У Шестопала имелся большой штат сотрудников службы безопасности, набранный из бывших оперативников ФСБ. Саул был человеком очень мнительным, ему все время казалось, будто на него готовят покушение. Конечно, человек, ворочающий такими капиталами, должен опасаться за свою жизнь. Но Саул перегибал палку. У него не было врагов, способных на покушение. Недругом он считал только Добронравова. Адвокат посмел его обмануть, подсунул ему фальшивые картины. Но Кира подтолкнула Добронравова на очень неосторожный шаг. Хранить картины в банке Шестопала конечно же наглость, но он клюнул на это, и теперь Шестопал считал, что Добронравов попал в его капкан. Во всяком случае, вынести из банка свои картины он ему не позволит. И Шестопал лишь потирал руки, когда в сейфе появлялись новые шедевры. Кира, в свою очередь, предупреждала банкира обо всех готовящихся манипуляциях. Саул Яковлевич продолжал лебезить перед адвокатом, разыгрывая из себя дурачка.

Когда Добронравов подошел к его столику, Шестопал радостно воскликнул:

— Присаживайтесь, Давид Илларионович! Вы, как всегда, опаздываете, так я всю бутылку один выпью.

— Только ради «Хванчкары» я и назначил вам свидание в этом ресторане. Только здесь можно взять настоящее вино. Кругом торгуют подделкой.

У Шестопала едва не слетело с языка: «И ты, гад, один из главных торговцев фальшивками!» Вслух же он сказал совсем другое:

— Здесь и кухня вполне приличная.

Банкир разлил вино по бокалам.

— Я сегодня улетаю в Москву. — Добронравов глянул на часы. — У меня мало времени. Хочу отвезти одну картину Федотова экспертам из Третьяковки.

— Как же, видел. До сих пор ума не приложу, почему вы держите коллекцию на своей квартире, а не в офисе на Гороховой.

— Объяснение тут очень простое. На Гороховую допускаются только самые близкие и надежные люди. И запомните, Саул, о музее на Гороховой никому ни слова ни при каких обстоятельствах. Это моя самая сокровенная тайна. Тут прилетел из Парижа один крупный специалист по русской живописи, и я решил показать ему Федотова. Не вести же его на Гороховую. Я знаю профессора как отличного эксперта, но не как человека. С кем он связан, не имею представления. Лучше не рисковать. Вот я и перевез картины к себе домой. Уверяю, в мою квартиру ни один вор не полезет. Задрипанный дом, в котором живут только пенсионеры. Дело не в этом. Владельца Федотова вы мне рекомендовали. А профессор из Парижа утверждает, будто одна из картин фальшивая. Как же так? Я обязан проверить. Вот и везу в Москву.

— Вообще-то Костя человек порядочный…

— Да не об этом речь. Володарского ведь тоже могли ввести в заблуждение. Но я вас не для того сюда позвал. Вы за других людей не отвечаете, и к вам у меня претензий нет. Я хочу поговорить о Врубеле. Есть подлинник. Шикарная вещь по лермонтовским мотивам. С документацией. Хозяин хочет за нее пятьдесят тысяч. Уверен, что она потянет на все сто пятьдесят. Будете брать?

У Шестопала загорелись глаза.

— Без вопросов. Хоть сейчас.

— Сейчас не получится. Через неделю я вернусь, и мы оформим сделку по всем правилам. С экспертизой, купчей и тому подобное. Мне нужно иметь ваше конкретное «да», и тогда я свяжусь с продавцом, застолблю сделку. Ему нужны деньги в течение месяца. Перебирается к детям в Израиль. С черным рынком он связываться боится. Сейчас, после дефолта, надо пользоваться такими распродажами. Врубель за бесценок.

— Нет вопросов. Врубеля я беру.

— И правильно делаете.

Они выпили вино и еще целый час обсуждали стратегию покупки картин у напуганных дефолтом коллекционеров.

Неожиданно Добронравов резко поднялся, схватил свой портфель и поспешил к выходу:

— Опаздываю на рейс!

— Давайте я вас отвезу.

— Нет, нет, не беспокойтесь. Я на такси. Ваши «мерседесы» привлекают к себе слишком много внимания. Потом меня возьмут под опеку и ку-ку мой портфельчик. А там Федотов.

Шестопал подозвал одного из охранников и велел ему поймать такси.

Машина довезла адвоката только до развилки и сломалась. Добронравов вынужден был поймать частника, пообещав ему сто долларов, если тот успеет в аэропорт к рейсу. По пути они даже познакомились. Хороший парень, а у адвоката много дел и нет своего шофера. Добронравов дал ему свою визитку. Как это ни печально, но до Пулково им так и не удалось доехать. Их машину обогнала «Волга» и преградила дорогу. Шел дождь, на шоссе было темно. Шофер ничего не успел понять. Двое крепких мужиков подбежали к «Жигулям», выкинули владельца в кювет, дав несколько пинков и зуботычин, и угнали его последнюю радость.

Потерпевший частник выбрался на шоссе и побрел в сторону поста ГАИ. Не повезло мужику.

Связанного адвоката перебросили из угнанной машины в крытый «уазик» и повезли дальше. Он лежал на грязном полу и улыбался. Минут через десять машина затормозила, в темный салон залез шофер «уазика» и развязал его.

— Что скажешь, Илларионыч? — спросил Могила, помогая ему подняться на ноги. — Все нормально?

— Отлично сработано, Жора. Самым слабым звеном в деле был Шестопал. Я боялся, что он на радостях будет настаивать добросить меня до аэропорта. Но твой таксист вовремя подскочил. У частника осталась моя визитная карточка. Через час в ментуре будут знать о похищении и угоне.

— А если они нагрянут к тебе домой?

— Там никого нет. Я одинокий человек. Санкцию на обыск они получат не раньше чем через трое суток, если я не найдусь или за меня не потребуют выкуп. Завтра к полуночи пошлешь двух придурков ко мне домой. Взломщик там не нужен. Замок ногтем открыть можно. Марка лежит в конверте, в сорок седьмом томе Большой Советской Энциклопедии. Картины сложены в коробе от холодильника. Пусть наденут на себя рабочие спецовки. Приедут на «Газели». Работать надо тихо. Мебель разломают по щепкам, матрасы вспорют: картины вроде бы по ходу дела взяли, а искали марку. Нужно и подушки растрясти. Когда погрузятся и отъедут кварталов на семь-восемь, их догонит черный «Лексус», номер машины 328. Марку передадут женщине, сидящей за рулем, а картины пусть везут в твой гараж. С ними потом разберемся. Но пока ребята не будут уверены, что дело сработано чисто, к «Лексусу» не подходить. Бабу впутывать в дело нельзя. Да и подробности ей знать ни к чему. Она мой курьер. Мы с тобой встретимся на кладбище послезавтра в шесть утра. В этот же день и офис брать будешь. Надо вдарить по колоколам со всех сторон.

— Понял, Илларионыч.

— До встречи.

Адвокат вышел из «уазика». Стоявшая в нескольких метрах от него машина мигнула фарами. Довольный сегодняшним днем, Добронравов направился к ожидавшему его автомобилю.

Давид Илларионович не радовался бы так, знай он, что в тот момент, когда он входил в ресторан «Якорь», в его квартире были люди, вовсе не предусмотренные его гениальным планом.

К дому подъехала «Газель». Сначала из кабины вышел молодой человек. Он вошел в подъезд, поднялся наверх и позвонил в дверь. Ответа не последовало. Он выждал некоторое время, достал ключи, открыл дверь. Сделав обход, усмехнулся. Тара, которую он заготовил, ему не понадобится. Тут все грамотно упаковано. Картины вместе с рамами аккуратно уложены в обшитый досками короб от двухкамерного холодильника.

— Молодец Додик, позаботился! — сказал Борис, подошел к окну, открыл его и махнул рукой.

Возле машины стояла Вероника и наблюдала за окнами.

— Давай мужиков сюда. Ящики не нужны.

Слишком нагло, слишком открыто. Грабители так себя не стали бы вести. Глянуть со стороны — ничего особенного. Да и на дворе еще не стемнело.

Ника с двумя парнями пошла наверх. Путь был свободен.

Хозяин квартиры пил «Хванчкару» со своим деловым партнером и улыбался. Пока он рассуждал о дефолте, в его квартиру пожаловал еще один незваный гость. Тут адвокат просчитался. Он ничего не смыслил в сантехнике, и его расчеты не сошлись. Будучи уверенным, что его поисками никто серьезно заниматься не станет, пока не прогремит скандал, он надрезал в ванной шланг с холодной водой. Вода чуть-чуть закапала. Это означало, что нижнюю квартиру зальет дня через три-четыре. Если менты так и не нагрянут, то слесарю и участковому все равно придется открыть дверь. А там вся мебель разломана. Тогда-то уж точно зашевелятся! Идея хорошая, правильная, продуманная, но всего на свете не учтешь. Главной ошибкой адвоката было то, что он только себя одного мнил охотником и понятия не имел, сколько их расплодилось вокруг. А Кира уже играла на чужой стороне. Точнее сказать, на своей собственной площадке, и партнеры у нее были не чета Могиле с его отморозками.

В квартире Добронравова все шло своим чередом. Рабочие подняли «холодильник» и поднесли к выходу. Борис открыл им дверь, а тут на тебе! Стоит на площадке мордастый слесарь с инструментами.

— Ты чего это людей затапливаешь?

Борис не растерялся. В доме его многие знали. Ника, к счастью, задержалась в комнате и не попалась гостю на глаза.

— Кого затопили-то? — спросил Борис с холодным равнодушием и кивнул рабочим. — Идите, ребята. А ты бы посторонился, видишь, люди с грузом стоят.

Слесарь пропустил рабочих и вперся в квартиру.

— Бабку с нижнего этажа. В ванной у тебя потоп.

— Не заходил. Сегодня среда, а я по пятницам моюсь. Вот что, мужик, мне некогда. Ты воду перекрой и завтра заходи.

— Я перекрою, а вот ремонт тебе придется оплачивать.

Когда слесарь зашел в ванную, Ника выскользнула из комнаты на лестничную площадку. Пол ванной был залит водой, слесарь пошел в туалет перекрывать воду, а Борис по-хозяйски взял тряпку и начал собирать воду. Ника его ждать не стала. Села с грузчиками в машину и назвала адрес дачи Бориса.

…Когда Добронравов давал инструкции Могиле и рассказывал, как упакованы картины, ни упаковки, ни картин на месте уже не было. Ими любовались Борис с Вероникой в сорока километрах от того места, где они по схеме Добронравова ожидали совсем иных перевозчиков.