"Зимой змеи спят" - читать интересную книгу автора (Ильин Владимир)

Глава 39

Было уже начало октября, но солнце светило, будто в разгар лета, и только разноцветный лес, красивый и по-философски задумчивый, предательски выдавал осеннее угасание природы…

За три часа Резидент облазил почти весь парк, но все «почтовые ящики», где могли быть спрятаны сообщения Ассоциации, были пусты. Никаких следов контейнеров, содержащих многоступенчатую начинку, в условленных местах не было, и он понял, что случилось нечто из ряда вон выходящее.

Между тем, позарез надо было передать в Центр ту информацию, которая накопилась за последнее время. А сделать это можно было лишь с помощью Трансгрессора, координаты которого Центр должен был сообщить Резиденту посредством «почтово-подземной связи».

Резидент знал, что только он один из всей «референтской» сети удостоен высокого доверия Ассоциации и что вся информация о Трансгрессоре может попасть рядовым агентам лишь через него. Но он также знал, что эта информация отправляется Центром через каждые три-четыре дня с неуклонностью смены дня и ночи. Даже если Ассоциации будет грозить опасность уничтожения, она должна изыскать время и способ отправить послание в будущее своему резиденту. Еще ни разу это железное правило не представляло исключений. Постепенно Резидент привык к бесперебойной связи с Центром, и теперь, когда эта нить внезапно оборвалась, это казалось равносильным своему собственному провалу. Сегодня он приехал сюда впустую уже третий раз подряд, так что последние сомнения в том, что нарушение связи с Центром обусловлено либо случайностью, либо чьей-то халатностью, отпали сами собой. Всё говорило за то, что Ассоциация намеренно не отправляла Резиденту сообщений. И основных причин этого могло быть, по мнению Резидента, две.

Сейчас, после долгих блужданий по парку и многократных упражнений в саперном деле он сидел на каким-то чудом сохранившемся в гуще леса старом толстом пне — смотрители лосинооостровского заповедника очень тщательно следили за тем, чтобы ни одно дерево не пострадало от топора или пилы любителей натуральной древесины — и пытался определить, какая из этих причин была более вероятной.

Одно из двух: либо Ассоциация полностью перестала существовать, либо Центр больше не доверял Резиденту. Первое было практически невозможно, а во второе Резиденту не хотелось верить…

Он вновь и вновь спрашивал себя и перебирал в уме события последних дней и даже недель, пытаясь определить, почему же Ассоциация сочла его ненадежным, но так и не мог прийти к какому-либо выводу. Может быть, он не так уникален, как полагал ранее, и у Центра в этом времени есть специальный агент, который призван контролировать его, Резидента, и который обладает своим собственным каналом связи с Ассоциацией?.. Но если это так, то он, Резидент, сейчас подвергается смертельной опасности, и каждый день промедления лишь увеличивает этот риск.

Потому что для любых тайных организаций существует категорический императив: ненадежных следует убирать как можно быстрее, чтобы не допустить превращения мелкой царапины в гнойную рану, грозящую заражением крови и, следовательно, гибелью всего организма… Вот сидит он сейчас на пенечке, греется под щедрыми лучами октябрьского солнышка, а стуит ему показаться на стоянке возле центральных ворот, где он оставил небрежно свой турбокар — и подойдет к нему какой-нибудь второй ставров, чтобы разрядить ему в затылок допотопный ТТ или «вальтер»…

Эта мысль огнем обожгла Резидента, и он с невольным ужасом оглянулся на треск веток, раздавшийся сзади него, но это был всего лишь лось-мутант, обреченно продиравшийся сквозь заросли. За пятьдесят лет обитания вблизи радиоактивных свалок и неустанно дымящих кислотными парами ТЭЦ эти гордые и грозные красавцы превратились в чахлых, слабогрудых и безрогих лесных коров, которых уже не стоило опасаться…

Что ж, сказал себе Резидент, покидая гостеприимный пень, если гора не идет к Магомету, то Магомет отправится в горы…

* * *

Перед самым уходом Резидент все-таки решил навестить свою «тайниковую» точку. С одной стороны, его снедало любопытство: что же стало с тем гигантским «яйцом»? А с другой, инструкция требовала перед уходом посетить все явки и «точки» с целью их «консервации»…

На этот раз он вошел в квартиру спокойно, не дергаясь, только перед тем, как заглянуть в комнату, достал на всякий случай пистолет: а вдруг из «яйца» к этому времени успело вылупиться какое-нибудь невиданное инопланетное пресмыкающееся?

Опасения эти были, конечно же, смешны и глупы, и сам Резидент отлично понимал это, но его, как всякого профессионала, успокаивал сам факт наличия в руке оружия. Без пистолета он чувствовал себя в опасной ситуации словно голым среди одетых, хотя безукоризненно владел техникой безоружного боя и приемами единоборства с применением подручных средств…

В комнате не обнаружилось ни «яйца», ни следа от него. Все еще держа пистолет в руке, Резидент мягкой кошачьей походкой направился было в кухню, но тут из ванной послышались какие-то невнятные звуки, и он, покрывшись сразу холодным потом, замер спиной к стене. Потом классически рванул на себя дверь санузла, в готовности стрелять на малейшее подозрительное движение, но тут же понял, что стрелять пока не требуется…

На полу ванной, прикованный магнитонаручниками из крепчайшей стали к толстой водопроводной трубе, сидел с полузакрытыми глазами человек, которого Резидент узнал, несмотря на то, что лицо человека осунулось, под глазами были синие круги, а шея и скулы обросли колючей жесткой щетиной. Это был тот самый человек, который пришел на встречу со Ставровым и Рувинским в ресторан «Седьмое небо».

Наблюдатель Май, вот кто это был такой…

Тысяча мыслей промелькнула одновременно в голове Резидента, но ни одна из них не могла убедительно объяснить пребывание Мая в ванной этой квартиры. Тогда Резидент сел на корточки рядом с пленником и ткнул его стволом пистолета под ребра в качестве приветствия.

Наблюдатель нехотя поднял веки, но не охнул и не простонал от боли. Выражение его лица не изменилось, даже когда он увидел, кто его навестил.

— И давно ты тут сидишь? — осведомился мирным тоном Резидент. — Какой это негодяй так жестоко с тобой обошелся?

Наблюдатель только покосился на пистолет, зажатый в руке Резидента, но ничего не ответил.

— Понятно, — притворно вздохнул Резидент. — Сие есть великая тайна… Что ж, не буду настаивать. Мне, в общем-то, на это плевать с высокой колокольни, просто интересно было, кто это решил оказать мне непрошеную помощь… Одно только я знаю точно: это был не Ставров, царство ему небесное!..

В глазах Наблюдателя что-то дрогнуло. Резидент распрямился, и у него на несколько секунд потемнело в глазах — не то от злости, не то от прилива крови к голове после неудобного сидения на корточках.

— Да, — констатировал он, — вы с вашим Гйрой проиграли, Май… Не надо было считать себя хитрее всех — вот в чем была ваша ошибка. Вы думали, что убийством Юлова вам удастся вбить клин между Службой и Ассоциацией, но просчитались.

Ассоциация и Служба — близнецы-братья, — кривясь в усмешке, с пафосом продекламировал он. — «Кто более матери-истории ценен?»… С самого начала вы были здесь чужаками и вели себя, как чужаки, а с этим вашим дурацким принципом невмешательства вы вообще сели в лужу…

Наблюдатель молчал.

— Послушай, Май, — сказал задушевным голосом Резидент, — а может быть, мы все-таки договоримся с тобой, а?.. Ну, сам подумай: что нам делить? Предлагаю тебе небольшой обмен информацией. Ты рассказываешь мне всё, что интересует меня, а я рассказываю тебе всё, что интересует тебя… Идет?

Наблюдатель разлепил ссохшиеся губы, и Резидент услышал:

— Какой в этом смысл? Ты же все равно потом убьешь меня…

— Да, убью, — усмехнулся Резидент. — Не буду впадать в грех сознательного обмана… Но разве тебе не хочется хотя бы перед смертью получить достоверную информацию? Ты ж Наблюдатель, Май!

— Да, — сказал пленник. — Я — действительно Наблюдатель… Но это значит, что я до самой смерти не имею права пытаться что-либо изменить в окружающем мире. Ты прав, я действительно проиграл, потому что поддался соблазну вмешаться в ход событий. Не надо было этого делать… Пусть всё бы шло само собой, и тогда ваш мир был бы спасен. Жаль, правда, что Георгий не довел своего дела до конца…

— Нет! — воскликнул Резидент. — Меня тошнит от этих ваших штучек насчет невмешательства!.. И проиграл ты вовсе не случайно — ты обречен был на проигрыш, Май!.. И теперь-то я знаю, почему в один прекрасный день ваш мир погибнет — потому что до самого конца вы будете сидеть сложа руки и наблюдать, как он рушится в бездну!..

— Может быть, — невозмутимо откликнулся Наблюдатель. — А тебе не приходила в голову мысль, что иногда мы сами своими попытками что-то изменить лишь приближаем конец света?..

— Ну вот что, — сказал Резидент, машинально разглядывая свое лицо в настенное зеркало. — Мне сейчас некогда с тобой дискутировать, Май… Не хочешь говорить — не надо. Я и сам узнаю всё, что мне нужно… Поэтому не бойся, пытать тебя я не собираюсь. И не потому, что мне тебя жалко, а потому, что у меня нет на это времени… Прощай.

Он поднял пистолет и выстрелил Наблюдателю чуть выше переносицы. Склонив голову к плечу, оценил результат выстрела и, удовлетворенно качнув головой, убрал пистолет в кобуру под мышкой.

Переместившись из ванной в комнату, Резидент опустошил все тайники, собрав основное снаряжение в одну большую сумку. Потом положил в центре комнаты напалмовую мину замедленного действия и включил часовой механизм.

Термин «консервация» на языке Ассоциации означал не сохранение, а уничтожение явки.

* * *

Пустынная каменистая тропа вела вверх сложным зигзагом, напоминавшим дохлую змею, тело которой неестественно изогнуто под острым углом в тех местах, где перебит ее позвоночник. Рюкзак казался стопудовым, и Рувинский уже сотню раз пожалел, что так плотно набил его, но бросать груз на дно пропасти за несколько сотен метров до цели было бы глупо, и он, обливаясь потом и задыхаясь, упрямо тащил себя и поклажу на себе в гору. Время от времени Валерий останавливался, вытирал пот со лба и оглядывался на долину, которая виднелась далеко позади зелеными пятнами виноградников и разноцветными крышами домиков. Делать полноценный привал не представлялось возможным, потому что он слегка ошибся в своих прикидках, и теперь следовало спешить, чтобы успеть. Поэтому, сделав несколько энергичных вдохов и выдохов и налюбовавшись окружающим миром в течение нескольких секунд, Рувинский снова пускался в путь, внимательно глядя себе под ноги, чтобы не наступить на змею — этих ползучих гадов здесь водилось великое множество. Камни были раскаленными от висевшего почти в зените солнца, и когда Валерий на них сплевывал тягучую слюну, плевок шипел, как на сковородке, и мгновенно испарялся.

Он преодолел еще сотню метров и снова остановился. Поправил лямки рюкзака, врезавшиеся в плечи. В последний раз оглянулся на долину. Зачем-то заглянул в пропасть, открывавшую слева в двух метрах от тропы, и тут же отпрянул назад.

Прямо перед ним тропа делала очередной крутой поворот, и это был последний поворот, потому что за ним, если расчеты Валерия были верны, должен был через четверть часа открыться Трансгрессор.

В голове сами собой всплыли слова одной песенки, вошедшей в моду в середине восьмидесятых, когда он заочно заканчивал один престижный вуз:

Позади крутой поворот, позади обманчивый лед, позади холод в груди, позади — всё позади!..

Он не был сентиментален, но сейчас, перед этим поворотом, у него почему-то невольно навернулись слезы на глаза, не помнившие слез со времен розовощекой юности. Лишь высоко в горах он мог позволить себе эту слабость, потому что здесь некого было стыдиться…

Всё еще с влажными глазами он двинулся вперед, обогнул выступ скалы, похожий на голову диковинного зверя, и тут глаза его мгновенно высохли, а сам он застыл, как вкопанный. Взгляду Рувинского открылась довольно просторная площадка, усеянная камнями и валунами, и на одном из этих валунов, лицом к повороту, небрежно задрав одну ногу кверху и согнув ее в колене под прямым углом, сидел человек в безупречном черном костюме и белоснежной рубашке с галстуком, и свежий ветер из пропасти безуспешно пытался растрепать его прическу.

Ошибиться было невозможно. Это был Наблюдатель Май.

— Ну, наконец-то! — гостеприимным тоном воскликнул он. — А я уж думал, что ты заблудился…

Одним движением Рувинский стряхнул с себя тяжелый рюкзак, а после второго движения в его руке возник пистолет, нацеленный на Наблюдателя.

— А стуит ли, господин Резидент? — насмешливо осведомился Май. — Имеет ли смысл бряцать оружием, если можно спокойно обсудить наши проблемы?

Рувинский нехотя опустил ствол пистолета, но расставаться с оружием явно не собирался. Он стоял, широко раздвинув ноги для устойчивости и покачиваясь из стороны в сторону, словно в ритм одному ему слышимой музыке.

— Что ж, — сказал он наконец, — не могу не признать, что недооценил вас, Наблюдателей. Мне следовало раньше догадаться о том, что в вашем времени люди пользуются бессмертием… А я-то, дурак, посчитал, что, пустив тебе пулю в лоб во время нашей последней встречи в ванной, решил все проблемы!..

По лицу Мая пробежала быстрая тень, но он промолчал.

— Раз уж наши шансы уравнялись, — продолжал Рувинский-Резидент, — могу я надеяться на то, что на этот раз ты удовлетворишь мою просьбу насчет обмена информацией?

— Какой информацией? — удивился Май.

— Ну, я же должен знать, как это тебе удалось обвести меня вокруг пальца, — терпеливо сказал человек с пистолетом. — Особенно тогда, в баре… Ведь это же ты подставил меня разъяренному Юлову?

— Было дело, — признался Май. — Я ведь давно следил за тобой и знал, что, когда Георгий выйдет на тебя, ты подставишь его Юлову в качестве козла отпущения. Тебя следовало убрать, и поэтому мне пришлось воспользоваться своими возможностями имитации других людей. Ведь мы, Наблюдатели, оснащены специальными биофизическими устройствами, и я вовсю пользовался этим… Так, в самом начале я спасал Геру, используя его облик, чтобы увести за собой основные силы той засады, которая поджидала его в Центральном парке. И тогда же я выдавал себя за Сверра… впрочем, ты, наверное, не знаешь его по фамилии — это тот полицейский, который убил твою Ружину… чтобы заставить его подчиненного Левтонова вспугнуть Георгия. Потом я использовал внешность Сверра, чтобы ввести в заблуждение Юлова и заставить его поверить в то, что им интересуются Пришельцы, за которыми он всю жизнь охотился… Также играя против Юлова, я заманил в его ловушку Букатина, сыграв роль некоего доктора Вадима, и даже помог ему пробраться в лабораторию, отключив кое-какие датчики… тут, я, конечно, немного переусердствовал, потому что всячески хотел помочь Георгию… И, наконец, я сначала связался с Юловым якобы от твоего имени, чтобы заманить его в бар WC, а потом позвонил тебе в виде Геры… Однако я не предполагал, что Георгий в тот же день свяжется с тобой как с Рувинским, и это выяснилось только в баре. А он, несмотря на то, что я попытался удалить его из эпицентра ваших разборок с Юловым, вдруг вздумал заступиться за тебя…

— А не проще ли было тебе просто убить меня? — спросил Резидент. — Зачем потребовалось разводить такие сложности?

Май развел руками:

— Ты забываешь, что мы, Наблюдатели, не имеем права на вмешательство в события в другом мире, и этот запрет за долгие годы постепенно настолько въедается в нашу плоть и кровь, что нам бывает нелегко решиться на… э-э… активные действия, даже если мы перестаем быть Наблюдателями…

— Да ты и твои коллеги просто трусите, — с презрением сказал «Рувинский». — А трусость свою вы прячете за красивыми фразами!.. Кстати, во время нашего последнего разговора я тебе уже говорил, от чего все-таки погибнет ваш проклятый мир, но сейчас мне хотелось бы кое-что добавить к этому… Тайно действуя среди нас, вы, пришельцы, были слишком нерешительными и слишком боялись не навредить нам. А вам хоть иногда надо было позволить себе убивать нас… Знаешь, Май, отказавшись от «активных действий», как вы это называете, вы перестали быть людьми. Ведь только человек способен убить себе подобного не ради выгоды или сиюминутного выживания, а ради избранных им идеалов…

— Интересная точка зрения, — хмыкнул Май. — Что ж, такие люди, как вы, господин Резидент, обладаете удивительной способностью ставить всё с ног на голову…

— Возможно, — сказал Резидент, и ствол пистолета в его руке снова поднялся на уровень лица Наблюдателя. — Впрочем, у меня есть шанс проверить свою теорию еще раз… Как я понял, ты намерен не пустить меня к Трансгрессору, туннель которого вот-вот откроется там. — Он кивнул на то место площадки, где воздух начинал дрожать, переливаясь невидимыми струями так, будто был раскален нестерпимым жаром. — Но как ты сможешь остановить меня, ты, отвыкший от решительных действий? Будешь драться со мной? Или покорно примешь очередную пулю в лоб?

Пусть даже ты проваляешься без сознания несколько минут, этого времени мне будет достаточно, чтобы уйти в будущий век…

— Я все равно не советую тебе делать этого, — упрямо сказал Май, не меняя своей непринужденной позы.

Резидент-Рувинский торжествующе улыбнулся и приготовился нажать спусковой крючок, но что-то вдруг больно толкнуло его в предплечье, и пальцы отказались удерживать пистолет. Он невольно схватился за руку в том месте, где было больно, и обнаружил, что из дырки в рукаве течет кровь.

— Надо было слушаться советов старших, — сказал откуда-то сверху знакомый насмешливый голос, и, подняв голову, Резидент увидел за выступом соседней скалы улыбающееся лицо того, кого он полагал погибшим.

Держа своего бывшего напарника под прицелом все того же «дарлея», живой и невредимый Георгий Ставров ловко спрыгнул на площадку и подошел к остолбеневшему «Рувинскому» почти вплотную. Пнул носком ботинка его пистолет, и он улетел в пропасть.

— Значит, в будущий век, говоришь? — переспросил Георгий и с иронией хмыкнул — совсем, как красноармеец Сухов в «Белом солнце пустыни». — По-моему, тебе, дружище, пора совсем в другую сторону. Я имею в виду — на тот свет…

— Ну, если ты там побывал и вернулся обратно, ничего там страшного нет, — не теряя самообладания, усмехнулся Резидент. — Сегодня вообще какой-то день оживающих мертвецов… Вы с Маем, случайно, не вампиры?..

— Ты ошибаешься, друг Валера, — возразил Ставров. — На том свете мне не пришлось побывать. Отец вовремя остановил меня… Если бы не он, меня до сих пор собирали бы в час по чайной ложке из-под обломков отеля!..

И он покосился на Мая.

— Так это он?.. — спросил Рувинский и запнулся. — Теперь понятно, почему он так опекал тебя все это время. Правда, высечь его бы надо за то, что он водил нас с тобой за нос. Ведь это из-за него мы столько времени ковырялись в подвале отеля!

Это из-за него мы с тобой обрушили «Айсберг», как игрушечный!.. Подумать только — всё могло быть по-другому, если бы он сразу сказал нам формулу!.. И еще мне непонятно: если он хотел убрать меня руками Юлова, то почему потом, в «Седьмом небе» он не сказал тебе, кто я такой, если знал это?

— Он бы сказал, — возразил Ставров. — Он бы обязательно сказал мне это, но в ресторане был не он, а другой Наблюдатель…

— Его звали Ден Лумбер, — глухо сказал Май. — Он хотел сыграть в свою игру, маскируясь под меня, и в конечном итоге за это поплатился… Наверное, это его ты убил там, в ванной вашей квартиры. Бедняга Ден!..

— Так это ты приковал его наручниками? — спросил Резидент.

— Я, — признался Май. — Но перед этим такими наручниками приковывал меня он, только не к трубе в ванной, а к креслу. А потом он заключил меня в кокон и обрек на лишение свободы в течение нескольких дней… Разве я не имел права отплатить ему той же монетой?

— Яйцо! — воскликнул «Рувинский». — Так вот что это было за яйцо в моей квартире!.. Какой же я болван!..

— Согласен с тобой, — сказал Май, — потому что это, наверное, был ты, кто выпустил меня из яйца досрочно…

— Да, наверное, — сказал Резидент. — Мне как раз пришлось заехать на ту квартиру, чтобы изготовить липовую справку, удостоверяющую наше с Георгием право вести поиски гильзы в стенах отеля… Слушайте, какие же вы неблагодарные личности! Одного из вас я спас из яйца-одиночки, другого, пожалев, не стал убивать в лифтовом холле отеля, хотя пистолет тоже был тогда со мной… А теперь, значит, в качестве благодарности за всё это вы собираетесь отправить меня на тот свет?

Ставров и Май молчали.

— Ты, наверное, считаешь меня сволочью и дерьмом, Гер? — после паузы тихо спросил Резидент. — Ведь я обманывал тебя по-черному, а ты… Ты ведь свято верил каждому моему слову, дурачок…

— Ну и что? — опустив голову, спокойно сказал Георгий. — Да никем я тебя не считаю, Валерка. Прошли давно те времена, когда Ставров принимал за аксиому тот факт, что если человек врет — значит, он скотина и подонок, а чтобы стать хорошим человеком, достаточно говорить только правду. Война в Чечне быстро поставила мне мозги на место. Именно там я понял, что абсолютно хороших людей на свете не бывает… Вообще, разве не режет слух сочетание «хороший человек»?

Разве настоящий человек может быть плохим?.. Я тебе уже говорил про это, но повторю еще раз… У каждого в душе до поры до времени дремлет клубок змей: ненависть, себялюбие, зависть, корысть, всякие другие извращения… Но еще я сделал вывод, что одни люди этих змей в себе стараются всячески усыпить и как можно подольше, а другие… Другие сознательно будят их, подкармливают и науськивают жалить и душить добрые чувства, оправдывая это тем, что лучше приручить врага, чем всю жизнь бороться с ним. Они идут на уступки самим себе, думая, что сумеют определить ту последнюю грань, за которую шагать нельзя, иначе змеи полностью сожрут душу, но в том-то и трагедия людей, Валер, что грань эта очень-очень тонкая и еще никому не удавалось остановить себя вовремя…

— А знаешь, Георгий, ты мне нравишься, — серьезно сказал Резидент. — Честное слово!.. Только один недостаток у тебя имеется, и знаешь, какой?

— Догадываюсь, — сказал Ставров, прищурившись. — Трещина на жопе, да?

— Вот и поговори с таким, — сообщил Маю Резидент. Он словно не замечал направленного на него пистолета. — Нет, Гера, просто ты не профессионал… И твоя беда — не в том, что ты любишь говорить красиво, а в том, что ты вообще об этом говоришь, и причем тогда, когда у тебя абсолютно нет времени на публичные выступления… Ведь за каких-нибудь несколько минут… нет, уже секунд, — поправился он, на сотую долю секунды скосив взгляд на наручные часы, — тебе предстоит сделать выбор: пустить меня в будущее или нет. Только от тебя сейчас это зависит…

Там, где воздух над камнями несколько минут назад дрожал, теперь висела похожая на большой мыльный пузырь радужная сфера.

— А как бы на моем месте поступил профессионал? — насмешливо прищурился Ставров.

Теперь Рувинский не отрывал взгляда от своих часов, и было видно, как секунд на их циферблате перетекают одна в другую.

— Профессионал, Гера, — тихо сказал он, — не терял бы времени на пустые разговоры. Он бы выстрелил мне в лоб и взорвал бы Трансгрессор, если, конечно, был бы намерен это сделать, как ты…

— Конечно, намерен, — сказал Ставров и достал из кармана черную коробочку пульта дистанционного взрывателя. — И даже еще больше, чем убить тебя… Понимаешь, Валерка, таких профессионалов, как ты, нельзя пускать в будущее. И из-за таких, как ты, перемещения во времени являются не благом, а жутким злом для человечества…

— Постой, Гера, — сказал Резидент, и плотно сжатые губы его побелели. — Ты не имеешь на это права!.. Кто вообще тебе позволил решать за всю планету, что хорошо, а что плохо для человечества?!.. Пусть Ассоциация была не права, эксплуатируя эти туннели втайне от всех, но разве можно лишать всех людей такого важного открытия из-за чьих-то ошибок? Разве справедливо лишать человечество возможности существенно ускорить свой прогресс?!.. Это же волюнтаризм чистейшей воды, Гера! Простят ли тебя потомки?

Ставров ехидно прищурился:

— А ты предлагаешь устроить диспут во всемирном масштабе? Чтобы одни выступали с пеной у рта «за», а другие, с той же пеной — «против»?.. Не-ет, это мы уже проходили!.. Пока одни кричали «Защитим конституцию!», а другие — «Остановите бойню!», третьи посылали нас под этот шумок бомбить мирные города и расстреливать из пушек мирные села и прочесывать дома мирных жителей!.. И я не допущу, чтобы всё это повторилось, ты слышишь? Не до-пу-щу!.. А насчет важности этой вонючей дырки… По сравнению с тем, сколько людей погибло из-за нее, не такая уж это большая жертва…

— Но ведь это бессмысленно! — сказал Резидент. — Историю взрывами не остановишь, Гера, и, рано или поздно, кто-то опять наткнется на «дырки» и будет их эксплуатировать… Это все равно, что однажды собрать в кучу все оружие, отправить его в мартеновскую печь на переплавку и радоваться, что на свете никогда больше не будет ни вражды, ни войн!.. Или ты думаешь, что когда-то люди будут такими идеальными, что им можно будет доверить это чудо природы? Возьми своего папашу, — он кивнул на неподвижно сидевшего на камне Мая. — Он что, ангел во плоти?.. Ему, значит, можно пользоваться трансгрессорами, а нам — нет?..

— Я не желаю больше тебя слушать, — сказал Ставров. — Ты напрасно пытаешься отговорить меня, старина… По-моему, лучше сделать так, как я хочу, чем сложить руки и смотреть, как этой машиной времени пользуются негодяи и рвачи, как из-за нее погибают и терпят бедствие ни в чем не повинные люди!..

Он приготовился нажать кнопку на коробочке взрывателя, но Резидент вдруг ловким движением сбил Георгия с ног и стремглав бросился ко входу в «туннель». Еще несколько секунд — и он скроется в его переливающейся всеми цветами радуги пасти.

— Гера! — вскрикнул Май, срываясь с валуна, на котором сидел.

Лежа на боку, Ставров дотянулся до взрывателя.

— Не надо, Гера! Не смей! — кричал откуда-то сбоку Наблюдатель, но Ставров решительно нажал кнопку.

Султан взрыва распух на месте Трансгрессора, поглотив собой фигуру Резидента.

Осколки взвизгнули над головой. А когда дым от взрыва рассеялся, то воздух снова стал чистым-чистым, только пах он горечью..

Ставров поднялся, покрутил ошалело головой, чтобы избавиться от звона в ушах.

Потом подошел к месту взрыва, раскидавшего камни на края площадки. Нагнулся и подобрал с земли какие-то окровавленные лохмотья. Это был рукав куртки Резидента. Напротив, на отвесной скале, расплывалось большое кровавое пятно.

Больше вокруг ничего не было видно…

Слегка прихрамывая, к Георгию присоединился Май. Они долго смотрели на пятно на скале. Потом Ставров сказал:

— Хорошо, что я заложил небольшой заряд взрывчатки, иначе бы нас с тобой смелу в пропасть…

Но Наблюдатель ничего не ответил. Ставров повернулся и увидел, что по щеке у отца бежит слеза.

— Ты что? — испуганным шепотом спросил Георгий. — Ты не ранен, Май?

Он все еще не мог привыкнуть называть этого человека, выглядевшего его ровесником, своим отцом. Впрочем, и относился к нему он как к другу, а не как к родителю.

— Это я убил его! — прошептал Наблюдатель. — Мне нужно было сразу после отеля пойти и освободить его, а я… Я совсем забыл про Дена!..

— Но ведь он тоже причинил тебе немало страданий, — возразил Георгий. — Ты же сам сказал, что всё это произошло из-за него… И разве не по его вине ты чуть не погиб от рук Резидента? Ведь будь Валерка… тьфу ты, никак не могу привыкнуть к мысли, что его звали не Валерием!.. будь Резидент настойчивее, он бы вскрыл яйцо, и тогда на месте Дена был бы ты, Май…

— Да, возможно, — пожал плечами Наблюдатель. — Но перед тем, как этот подонок застрелил его, Ден держался молодцом. Все-таки он был настоящим Наблюдателем, Гера… Судя по тому, что Резидент беспечно заявился сюда, не ожидая встретить нас с тобой, Лумбер не сказал ему ни слова. Ни про меня, ни про наш мир… Более того, он, наверное, опять использовал мой образ, чтобы ввести в заблуждение своего убийцу, и тот поверил, что убирает меня. Пойми, я вижу, как он стреляет в Дена в упор, а бедняга Лумбер не может и пальцем пошевелить, чтобы защититься!..

Я знаю, как это бывает — ведь я сотни раз видел такие сцены!..

Голос Мая опять дрогнул, и он отвернулся.

Георгий притянул отца к себе за плечи.

— Зато теперь мы можем быть спокойны, Май, — сказал он. — мы уберегли будущее от того, чтобы такие профессиональные негодяи лапали его своей грязной пятерней…

— Будущее? — с горечью спросил Май. — Ты полагаешь, что он стремился попасть в будущее?

— Ну да, он же сам сказал об этом! — удивленно воскликнул Ставров, отстраняя от себя Наблюдателя. — А разве нет?!..

Май отвел глаза в сторону.

— Гера, — сказал он тихо, — ты только не обижайся, ладно? Как это у вас принято говорить, не лезь в бутылку… Туннель, который ты только что взорвал, вел не в двадцать второй век, а в конец двадцатого. К тебе домой… Воспользовавшись нашей формулой, Резидент действительно собирался проникнуть в будущее, но он не ведал того, что с помощью этой формулы можно определять лишь те входы Трансгрессора, которые вели не в будущее, а в прошлое. Нет, я не вводил Виктора Найвина в заблуждение, Гера, так что не смотри на меня, как на врага!.. Там, в той записке, я честно предупреждал Найвина, что даю ему алгоритм определения координат только такого Трансгрессора, с помощью которого он попадет в прошлое.

И, наверное, именно поэтому он отказался от этой возможности. Его можно было понять. Достаточно представить себе, что было в вашей стране в 1947 году… И ни в какую гильзу Виктор записку не прятал. Он честно порвал ее и втоптал в грязь, дабы ни у кого не возникло соблазна воспользоваться этой информацией. Но мы оба не знали, что за нами в этот момент наблюдает Ден… И потом, уже здесь, задумав твоими руками лишить Ассоциацию Трансгрессора, он фальсифицировал видеозапись, вставив в нее фальшивый эпизод с прятанием записки в кирпич… Затем подделал бумажку с формулой, вернулся в тот год, когда завершалось строительство отеля, и буквально подсунул кирпич с гильзой под руку одному из каменщиков, работавших в вестибюле… Скорее всего, я так догадываюсь — а как это было на самом деле, теперь, наверное, никто уже не узнает…

— Но зачем? — с удивлением спросил Ставров, еще не осознавая до конца смысла слов отца. — Зачем этому твоему Дену были нужны такие сложности?

— Лумбер хотел, чтобы вы с Резидентом поверили в достоверность формулы… Он опасался, что Резидент может заподозрить обман, если входы в туннель, указанные Деном, случайно совпадут с теми, которыми приходилось за эти годы пользоваться Резиденту…

— Но почему ты мне раньше об этом не сказал? Ты ведь не мог не знать, что этот туннель ведет в прошлое!.. — Георгий схватил отца за грудки. — Как ты посмел молчать, Май?!.. Это же самая настоящая подлость с твоей стороны: знать, что я своими руками собираюсь взорвать единственный хрупкий мостик, по которому мог бы вернуться домой, — и молчать, молчать, молчать!!!..

Май молчал, глядя в сторону.

Ставров отпустил его и закрыл руками лицо, раскачиваясь из стороны в сторону, как будто его контузило.

— Я понял, — безжизненным голосом проговорил он немного погодя. — Я всё понял, Май… Ты не захотел меня вовремя остановить, потому что иначе я бы не согласился уйти с тобой в твой мир, верно? Этот туннель приковывал меня к нашему времени, как те наручники, которыми ты приковал к трубе своего дружка Дена. И ради его уничтожения ты изначально был готов пойти на любую ложь… Даже то, что я вынужден был совершать убийства в этом времени, было тебе на руку, потому что ты знал: я должен созреть, как яблоко, до мысли о необходимости уничтожения Трансгрессора… Даже тогда, когда в игру вмешался Лумбер, ты, наверное, внутренне ликовал, потому что Ден избавил тебя от необходимости лгать мне…

Отныне всё можно было безболезненно сваливать на него: ах, какой он негодяй, этот Ден!.. Ах, какой он коварный интриган!..

Лицо Мая передернула болезненная судорога. Рука его внезапно дернулась, и он отвесил Георгию звонкую пощечину. Отвернулся и сел на валун. Руки его тряслись.

Ставров машинально потрогал гудевшую щеку, словно проверяя, на месте ли его лицо. Потом подошел к самому краю пропасти и вгляделся в нагромождение скал далеко внизу. Долго-долго молчал.

Потом выдавил изменившимся голосом:

— Прости меня, Май. Я… я всё понял. И я согласен уйти с тобой…

Их взгляды встретились, и Май разглядел в волосах сына пятна ранней седины.